Наследство Найтингейлов

– Спасибо, Норт, за то, что ухаживал за мной. Надеюсь, мы еще встретимся. Возможно, ты найдешь время поучить меня игре в пикет[13].

– Пф-ф-ф! – фыркнул отец.

– Возможно, – согласился Норт. – Прощайте, Оуэн, мистер Ффолкс.

Ффолкс холодно поклонился, но не произнес ни слова и, повернувшись к сыну, велел:

– Ты останешься здесь, Оуэн, и закутайся потеплее, хотя не представляю, как ты можешь терпеть все эти одеяла. Я еду за мисс Деруэнт-Джонс. Она не успела уйти далеко. И на этот раз мне удастся с ней справиться. Я все улажу. Я мужчина и гораздо умнее ее, вот увидишь, все уладится.

«Черта с два, – подумал Норт, шагая по коридору. – Черта с два».

Глава 6

Норт потрясенно уставился на Тьюксберри, ощущая пронизавшее его до мозга костей глубокое восхищение и пытаясь удержаться от хохота.

– Да, милорд, вы имеете полное право смотреть на меня так брезгливо, поскольку эта маленькая потаскуш… то есть я хотел сказать… э-э-э… мисс, уехала, не заплатив по счету. И что мне теперь прикажете делать?

«Следовало бы догадаться, – подумал Норт. – О да, следовало бы догадаться. Хотя все верно, почему она обязана платить за своего заложника? Заложника. – Он стиснул зубы, боясь неприлично рассмеяться. – Господи, неужели эта хрупкая девушка могла взять в заложники мужчину?»

Пожав плечами, Норт объяснил:

– Ее отец сейчас наверху, вместе с ее братом. Его зовут мистер Роланд Ффолкс. Естественно, он возместит все, что она задолжала.

– Но почему девчонка вылетела, словно птичка из клетки, если ее отец приехал?

– Видимо, – заговорщически поведал Норт, наклонившись поближе к хозяину, – жена мистера Ффолкса, Матильда, сбежала с немцем-лакеем. Дочь по примеру матери тоже удрала, взяв с собой брата. Она терпеть не может отца. Сами увидите, омерзительный тип!

– Ах, вот оно что, – кивнул Тьюксберри, – лакей-немец, говорите? Бедняга!

Норт торжественно кивнул, заплатил по своему счету, попрощался и вышел во двор, слегка похлопывая себя по ноге хлыстом. Утро выдалось сереньким, облачным, но теплым. Правда, вот-вот должен был пойти дождь, но это отнюдь не редкое явление в Англии, особенно здесь, на юго-западном побережье. Норт окликнул одного из грумов и попросил привести Тритопа, который, по всей видимости, так застоялся, что теперь помчится как ветер. Нужно догнать девушку, и Норт не сомневался, что это не займет много времени. Тритоп – великолепное животное, быстрое и сильное.

Парнишка отдал честь, поклонился и побежал в большую ветхую конюшню в глубине двора, но тут же возвратился, красный как рак, лихорадочно осматриваясь, словно в поисках помощи, которой явно было неоткуда ждать.

– Ваш конь пропал, милорд.

– Как пропал? О чем ты? Это гнедой жеребец с белыми носочками на передних ногах.

– Знаю, милорд, но Спарки говорит, что молодая леди взяла Тритопа и оставила вам свою лошадь, бравую старую кобылку, широкогрудую, но очень уж смирную, милорд, если понимаете, о чем я. Настоящий тихоход.

«Не стоит и удивляться», – подумал Норт, хотя на этот раз было не до веселья, а на язык так и просились проклятия. Она одолела мистера Ффолкса, а сейчас без особых усилий перехитрила и его. Вне всякого сомнения, девчонка, увидев Тритопа, поняла, что сможет ускакать на этом великолепном коне куда дальше, чем на кобылке, которая выглядит так, словно ела за троих с тех пор, как попала сюда.

– Ну, старая сонная кляча, что скажешь?

Кобыла с тоской посмотрела на него.

– Все так плохо? Прости, но ничего не поделаешь. Нужно же отыскать твою хозяйку. По-моему, она перепутала лошадей и думает, что это ей сойдет с рук.

Минуту спустя он обнаружил засунутый за ремешок седла листок бумаги, на котором было написано: «Лорд Чилтон! Простите за то, что взяла вашу лошадь, но очень не хочется, чтобы мистер Ффолкс догнал меня, иначе на этот раз придется его пристрелить. Клянусь, что верну вашего коня. Как только доберусь до места, немедленно начну расспрашивать о Гунбелле. Ваша покорная служанка Кэролайн Деруэнт-Джонс».

Не прошло и пяти минут, как Норт был уже на пути в Корнуолл. Придется забыть о делах, переговорах с поверенным, свиданиях с очаровательной любовницей Джудит, актрисой, не способной оставаться верной ни ему, ни любому другому мужчине, даже если от этого зависела бы необходимость запоминать строчки роли.

Норт вздохнул. Хотя Джудит не отличалась сообразительностью, зато без умолку весело болтала. Он вспомнил, как однажды, именно в момент, когда он забылся, охваченный экстазом, она прочирикала:

– Как бы я хотела сыграть Дездемону, милорд! Представляете, я в парике, с золотистыми локонами, и Яго предаст меня, а красавец мавр задушит и потом пожалеет так горько, что осторожно положит на подушки и покончит с собой от горя, и…

Тогда Норт застонал, едва сдерживая желание самому сдавить ее белую шейку, но теперь, вспоминая об этом, едва не рассмеялся. Правда, Джудит так искусна в любви, что можно простить ей глупость и раздражающую болтовню… зато как она ласкает его, целует… Проклятие, вместо этого приходится гнаться за наглой девчонкой, укравшей его коня! Тритоп никогда не ходил под дамским седлом. Оставалось надеяться, что Норт не обнаружит беглянку где-нибудь в канаве со сломанной шеей.

Он вообще не нашел Кэролайн. Должно быть, она превосходная наездница, поскольку с Тритопом не так-то легко справиться даже хозяину. Что же говорить о ней! О чужом человеке! Женщине, имевшей дерзость затянуть подпругу дамского седла на этом могучем скакуне! В отличие от мисс Деруэнт-Джонс Норту не приходилось скрываться днем, но где бы она ни пряталась, выбор ее отнюдь нельзя было назвать глупым или поспешным. Он знал, что днем девушка отсыпается, а путешествует по ночам, и поэтому проехал без остановки через Эксетер до Бови Трейси, отдохнул несколько часов в кленовой рощице и помчался в Лискерд, где остановился на постоялом дворе «Нейкид гуз» и проспал целых шесть часов. На рассвете он снова отправился в путь. Погода, благодарение небесам, была хоть и пасмурной, но дождя не было, и Норт без всяких задержек продвигался к цели своего путешествия. Правда, он ехал на лошади, которую во всякое другое время с презрением отверг бы, но теперь обнаружил, что кобыла оказалась выносливой и сильной. Нет, честное слово, хотя Норт даже не знал ее клички, лошадка все больше ему нравилась. Милорду даже не пришло в голову продать ее, оставить на постоялом дворе и нанять другую лошадь. К концу первого долгого дня, приближаясь к окрестностям Лискерда, Норт назвал кобылу Реджиной[14], посчитав ее вполне достойной такого имени.

– Это всего лишь временная кличка, – сказал он ей, поглаживая по толстой шее, – пока мы не отыщем твою проклятую хозяйку. Если она выживет после встречи со мной, что ж, можешь вернуться к ней и своему прежнему имени.

Когда на следующее утро Норт вышел с постоялого двора, то сразу понял, что Реджина признала его, потому что лошадка подняла голову и, кивая, тихо заржала, а когда он взял под уздцы, кобыла потерлась головой о его руку.

– Ты настоящая соблазнительница, верно, Реджи? Съешь-ка морковку, старушка, и отправимся в путь. – Он погладил лошадку по мягкому носу, покормил лакомствами и был готов поклясться, что она ему улыбается. А потом вскочил в седло, и они поскакали до самого Сент-Эгнес-Хед. Норт не переставал спрашивать себя, что сделает, когда снова встретит Кэролайн Деруэнт-Джонс. Свидание будет не слишком приятным. Что с ней станется, когда он скажет, что ее тетя убита неизвестно кем? И что предпримет, когда снова появится мистер Ффолкс, чтобы увести Кэролайн?

Норт вздохнул. Он не желал больше иметь ничего общего с этой девушкой, такой храброй, такой независимой и такой невинной… Да, но Норт никак не мог забыть тонкое остроумие и жизнерадостный юмор, заставившие его смеяться по меньшей мере дважды и вступить в веселую беседу легко, непринужденно и без малейшей тени неловкости. Он чувствовал себя так, словно очутился в Чейз-Парк, доме Уиндхемов – именно такой покой и умиротворенность и симпатию к посторонним людям он чувствовал в присутствии Маркуса, его жены, гордо носившей прозвище Дачесс[15], оказавшихся лучшими друзьями, которые были у Норта за всю его жизнь.

Но нет, он покинул Йоркшир, считая, что пришло время вернуться в Корнуолл, оказаться лицом к лицу с демонами, ожидавшими его, и приехал на родину, чтобы наконец вступить в права наследства, потому что пятнадцать месяцев назад после безвременной смерти отца он стал виконтом Чилтоном. И больше всего на свете Норт хотел пребывать в одиночестве. Лучше, если рядом никого не будет. У Норта есть собаки, лошади, дом, пустой и огромный, если не считать нескольких слуг, живших там всю свою жизнь и, казалось, не знавших никого и ничего, кроме дома Найтингейлов.

Нет, он больше не желал иметь дело с мисс Деруэнт-Джонс! Одной встречи вполне достаточно. Норту не хочется восхищаться ее очаровательными ушками или изящно изогнутыми бровями, которые он так нежно поглаживал кончиками пальцев каждый раз, когда будил по утрам, или ее длинной, грациозной шеей… разве что выпадет случай как следует ее стиснуть.

Но самое главное: пусть кто-нибудь другой расскажет Кэролайн о гибели тети, о том, что Элинор убили, ударили ножом в спину и сбросили с отвесной скалы на узкий карниз.

Норт сразу направился в свое поместье Маунт-Хок, в древний огромный дом, возвышавшийся величественно и мрачно на невысоком холме над деревней с тем же названием. Владелец имения считался защитником всех жителей этой деревни с тех пор, как король Генрих Восьмой велел отрубить прелестную головку Кэтрин Ховард. И действительно, в летописях указывалось, что именно в день казни здесь были навешены огромные парадные двери.

Норт ненавидел этот проклятый мавзолей, скорее похожий на огромный квадратный замок с четырьмя ни на что не годными башнями по углам, широкими, продуваемыми сквозняком лестницами и коридорами, каменными полами, на которых эхом отдавались шаги, словно по ним маршировала целая армия, и холодными, как сам дьявол, так что предки Норта еще в прошлом веке вынуждены были закрыть их толстыми турецкими коврами.

Замок был выстроен из светло-серого камня, добытого поблизости отсюда, на каменоломнях в Болду, и все еще очень красивого, если быть объективным, чего Норту всегда не хватало. И эта куча булыжника принадлежала ему? И он должен беречь ее, поскольку она переходила от отца к сыну вот уже почти три с половиной века, ведь род Чилтонов ни разу не прерывался по мужской линии!

Да, Норт с готовностью признавал, что замок был впечатляющим, но от него веяло чем-то зловещим, холодным, тяжелым, и длинная ледяная тень накрывала лепившуюся к нему деревушку и окружающие холмы ниже того, на котором возвышался замок.

Уже почти стемнело, когда Норт оказался на широкой подъездной аллее, делавшей бесчисленное количество изгибов и поворотов, чтобы подъем к большим черным железным воротам не показался слишком крутым.

Норту казалось, что раньше дом выглядел неуклюжим шлемом, сидевшим на голой макушке холма, – величественным и одиноким.

Том О’Лэдди, привратник Найтингейлов, прослуживший в этой почетной должности дольше, чем помнил себя Норт, приветствовал хозяина широченной улыбкой, не скрывавшей прискорбного отсутствия передних зубов, – результата выигранного давным-давно поединка. Вздохнув, он сделал вид, что валится на пол в глубоком обмороке. Том О’Лэдди слыл великим шутником и заядлым пьяницей, который к тому же был не прочь подраться из-за любого пустяка.

– Ого, милорд, вот вы и дома! Смотрю, вы не задержались в Лондоне! Поганое место, этот Лондон! Мистер Кум и мистер Треджигл поджидали вас только недельки через две!

– Добрый вечер, Том. Да, вижу, хочешь спросить, куда девался Тритоп, но эта милая старушка Реджи тоже совсем неплоха, полна неожиданных сюрпризов, и, кроме того, сердце у нее просто золотое. Как твой племянник?

– Все еще порядком слаб, милорд, но мистер Полгрейн каждый день посылает парнишке свой особый бульон, так что тот наверняка скоро оживет.

– Превосходно. Скажи ему, чтобы в следующий раз не переворачивал лодку, поскольку, может статься, некому будет прийти на помощь, и тогда уж он точно утонет.

– Да, милорд, но урок пошел мальчишке на пользу. По правде говоря, это та маленькая пичужка, дочь кузнеца, столкнула его в воду. Похоже, он за ней ухлестывал, а той не по вкусу пришлось.

Норт попытался что-то рассерженно проворчать, но вместо этого невольно улыбнулся. Он проехал через огромные ворота; дорога по-прежнему шла вверх, а подъездная аллея становилась все шире, по мере того как он приближался к чудовищному сооружению, в течение трех веков постепенно становившемуся из неприступной крепости жилищем Найтингейлов. Подвесной мостик, считавшийся в просвещенном шестнадцатом веке совершено излишней роскошью, однако спас Маунт-Хок от Оливера Кромвеля и его Круглоголовых[16] во время кровавой гражданской войны, последовавшей столетие спустя. С тех пор прошло много лет, глубокий ров был засыпан, на его месте посажен фруктовый сад, где яблони гнулись под тяжестью плодов. И только сейчас Норт подумал о том, что именно за эту красоту стоит сражаться и умереть. Он подъехал к великолепной конюшне Маунт-Хок, длинному кирпичному зданию с просторными стойлами, кладовыми, где хранилась упряжь, помещениями для конюхов и ларями для сена, – словом, всем, что только могло понадобиться одержимому лошадьми прапрадеду.

Норт спешился, махнул Па-Ду и подождал, пока дряхлый старик подойдет, чтобы взять кобылу за поводья. Хозяин немного поболтал с Па-Ду, изумленно наблюдая за конюхом. Просто трудно поверить, что эти скрюченные ревматизмом пальцы с такой ловкостью управляются с упряжью и седлами. Завтра он отправится в Гунбелл. И Норт, уже взявшись за огромный медный дверной молоток, неожиданно поймал себя на том, что широко улыбается. Господи милостивый! Что, если вместо Маунт-Хок – название, звучавшее поистине великолепно, – пришлось бы жить в Маунт-Гунбелл, мрачной твердыней нависавшем над деревней Гунбелл? Норт хмыкнул, и Кум, служивший дворецким еще при его отце, распахнув дверь, весьма удивился при виде смеющегося хозяина. Норт оглядел потрясенного Кума и, поняв причину его изумления, пояснил:

– Я только сейчас сообразил, как нелепо звучало бы название Маунт-Гунбелл вместо Маунт-Хок. Одновременно и забавляет, и ужасает.

Кум задумчиво нахмурился и, покачав головой, заключил:

– По-моему, смех – слишком сильная реакция на столь неприятную мысль, милорд.

Норт, согласившись, улыбнулся.

– Вот это гораздо лучше, – кивнул Кум. – Добро пожаловать домой, милорд, хотя представить не могу, почему вы приехали на две недели раньше, чем ожидалось.

Кэролайн еще не появлялась в Гунбелле, хотя Норт был уверен, что девушка непременно приедет туда, по крайней мере чтобы узнать, как добраться до Скриледжи-Холл. Норт расспрашивал рыбаков, знавших все и обо всех, и хозяйку постоялого двора, миссис Фрили, до которой было далеко любому рыбаку. Никто ничего не слышал о его беглянке.

Норт снова вскочил на Реджи. Всего полчаса ушло на то, чтобы оказаться у ворот Скриледжи-Холл, недалеко от Тривеллеса, всего в полумиле от моря. В старом особняке из красного кирпича, очаровательно смотревшиеся среди цветущих бугенвиллей, роз и жасмина, жили трое слуг. Дом был действительно красив, и теперь, как предполагал Норт, перешел к мисс Деруэнт-Джонс, хотя и не был уверен в этом. Зато твердо знал, что она обязательно вернется сюда.

Норта приветствовал доктор Бенджамен Трит, показывавший комнаты незнакомому джентльмену.

– А, мальчик мой, заходите. Что привело вас сюда?

Норт вместо ответа кивнул, пока не желая говорить об истинной причине.

– Это мистер Броган, поверенный, приехавший сделать опись всех владений сквайра Пенроуза, с тем чтобы приступить к выполнению условий его завещания.

– Понятно, – кивнул Норт. – Когда ожидаете прибытия мисс Деруэнт-Джонс, мистер Броган?

Удивление поверенного выразилось лишь в том, что он быстро замигал большими карими глазами. Но мистер Броган тут же взял себя в руки и, глядя куда-то за плечи Норта, ответил:

– Не знал, милорд, что вы так близко знакомы с родственниками сквайра. Действительно, мисс Деруэнт-Джонс – единственная оставшаяся в живых родственница сквайра Пенроуза и, если не считать мистера Беннета Пенроуза, имеющая права на наследство. Мистер Беннет Пенроуз за последние пять лет часто бывал в здешних местах. Конечно, я ничего больше не могу сказать, пока не прочту завещания обоим вышеупомянутым персонам.

– Похвально, – кивнул Норт и обратился к доктору Триту: – Надеюсь, с вами все в порядке, сэр?

– Да, но на душе тяжело. Очень тяжело, Норт. С тех пор как вы отправились в Лондон, ничего не прояснилось. Однако вы пробыли там не очень долго.

– Да, вы правы. Кстати, мистер Броган, вы уже успели написать мисс Деруэнт-Джонс?

И снова поверенный постарался не выдать удивления.

– Да, несколько недель назад. Не понимаю, почему от нее до сих пор нет ответа, но скорее всего она должна вот-вот приехать. Если же к концу недели мисс Деруэнт-Джонс не появится, придется написать еще раз. Почта в наше время так ненадежна!

– Совершенно с вами согласен.

– Вы знакомы с этой дамой, милорд?

– Да, – кивнул Норт.

– Но каким образом вы успели познакомиться? Ничего не понимаю, милорд.

– Это довольно длинная история, Броган. Почему бы нам не подождать мисс Деруэнт-Джонс?

Миссис Трибо, экономка, подала им в гостиную чай с пирожными. Приятная беседа продолжалась не слишком долго, и Норт уже несколько минут спустя откланялся, не дожидаясь, пока доктор Трит или мистер Броган начнут допытываться, где, черт возьми, он встретился с мисс Деруэнт-Джонс, почему заявился сюда и какого дьявола ему здесь нужно. Похоже, что мисс Деруэнт-Джонс встретят не только доктор, но и поверенный. Так что ему нет необходимости оставаться и объяснять девушке, что какой-то безумец убил ее тетю. Норт безуспешно пытался убедить себя в этом.

Мисс Деруэнт-Джонс приехала, но не в Скриледжи-Холл. На следующий вечер, ровно в десять часов, Кум слегка постучал в дверь библиотеки, вошел, откашлялся и поглядел на оставшуюся в тени каминную доску, где стояли очень старые часы, сделанные в Гамбурге, которые как раз тихо пробили последний из десяти ударов.

– Что случилось, Кум?

– Милорд, все это сложно и непонятно, и мы к подобному не привыкли. Юная леди, неизвестно откуда возникшая, пожелала увидеться с вами. Кроме того, что сейчас ужасно поздно, выглядит она… скажем, не совсем так, как подобает даме из приличной семьи, и я уже был готов сказать ей, чтобы шла торговать своими прелестями где-нибудь в другом месте, но тут она выхватила пистолет, ткнула мне его под нос и потребовала немедленной встречи с вами.

Глава 7

Норт, молниеносно сорвавшись с места, слегка оттолкнул потрясенного дворецкого и вылетел в длинный узкий холл. Кэролайн стояла у входной двери с низко опущенной головой и устало опущенными плечами. На полу валялся единственный саквояж. На ней по-прежнему был безнадежно помятый и грязный, с откинутым капюшоном плащ. Толстые, нетуго заплетенные косы обвивали голову девушки; выбившиеся из прически локоны крупными волнами обрамляли шею и лицо. В правой руке она держала пистолет, которым привела в такой ужас дворецкого.

– Мисс Деруэнт-Джонс! – приветствовал Норт. – Боже, мне жаль, так ужасно жаль.

Неожиданно для самого себя Норт в горячем душевном порыве протянул к ней руки, и Кэролайн, уронив пистолет, бросилась ему на шею. На несколько мгновений она застыла, как льдинка, твердыми кулачками упираясь Норту в грудь.

И вдруг девушка заплакала, громко, задыхаясь, прерывисто всхлипывая. Она казалась совершенно беспомощной и обессилевшей – ее воля, храбрость и стойкость были побеждены потрясением и скорбью. Руки Норта обвились вокруг плеч девушки; он привлек ее к себе, погладил по волосам, пытаясь успокоить, утешить, шепча какую-то чепуху, укачивая, как малого ребенка. Наконец Кэролайн подняла голову и чуть отстранилась.

– Вы знали? – прошептала она. – Знали и ничего не сказали мне.

– Нет, случая не представилось. Вы слишком поспешно уехали.

– Она мертва, лорд Чилтон. Нет, не просто мертва, кто-то ее убил. Я не могу…

Норт слегка дотронулся кончиками пальцев до ее губ.

– Т-с-с, вы просто устали. Заходите в библиотеку, согрейтесь. Немного бренди и горячий ужин восстановят ваши силы.

За спиной раздался голос Кума, столь же неодобрительный, как и у отца Норта, как раз перед тем, как… нет, не стоит думать об этом!

– Я принесу закуски, милорд, хотя сомневаюсь, чтобы мистер Полгрейн что-то оставил на кухне.

– Спасибо, Кум. Принесите все, что найдете. Ну а теперь, мисс Деруэнт-Джонс, прошу, пойдемте со мной.

Он молча наблюдал, как девушка снимает плащ, медленно и аккуратно складывает его, пытаясь взять себя в руки. Кэролайн, повесив плащ на спинку кресла, вздохнула и, не глядя на Норта, несколько раз пригладила складки, видимо, сама не сознавая, что делает. Она подошла к камину, подбросила полено, поворошила дрова и протянула руки к огню. Слишком молчаливая, слишком спокойная. Совершенно не похожа на ту девушку, какой увидел ее Норт впервые: сидящей на коленях Мэкки, само воплощение волшебства и радости, опрокидывающей в рот кружку с элем и сразу закашлявшейся.

Норт тихо прикрыл дверь библиотеки, он был растерян и не знал, что сказать. Кэролайн убежала от опекуна и примчалась к тете Элли, надеясь найти здесь защиту и помощь, а не трагедию, превосходившую всякое воображение. Норт так и не произнес ни слова, не сводя глаз с девушки, стоявшей перед камином. В этот момент вошел Кум с единственным подносом, на котором стоял старый серебряный чайник с большим количеством вмятин на боках, чем оспин, уродовавших все еще красивое лицо майора Денни из Двенадцатого пехотного линкольнширского полка. Чашки и блюдца, старые и выщербленные, вот уже пятьдесят лет назад должны были быть розданы беднякам. Что же касается еды… на тарелке красовались два кусочка хлеба, тронутые плесенью по краям, чашка прокисших топленых корнуоллских сливок и единственная ячменная булочка, выглядевшая так, что ее смело можно было употребить вместо пушечного ядра.

Норт, окинув Кума жестким взглядом, на что тот, отведя глаза, лишь беспомощно пожал плечами, с огромным трудом сдержался.

Не хватало еще, чтобы гостья слышала, как хозяин кричит на дворецкого. Норт налил ей и себе чаю, злясь, что не может предложить лимон, молоко или сахар, поскольку на подносе ничего этого не было.

– Спасибо, – шепнула Кэролайн и сделала глоток, но тут же, поперхнувшись, закашлялась и поспешно прижала к губам салфетку:

– О Господи, простите, пожалуйста, это все чай… то есть, он ужасно горький и…

Норт осторожно отпил глоток, и ему показалось, что язык сейчас отвалится. Чай оказался крепче штормового ветра, дующего с Ирландского моря, и еще хуже, чем затхлая вода на кораблях его величества. Да уж, нечего сказать, горький!

– Извините, – произнес он, отнимая у Кэролайн чашку. – Отдохните немного. Я принесу вам что-нибудь другое.

Ему хотелось помчаться в кухню, выстроить всех слуг в ряд лицом к стене и что было силы лягнуть каждого в задницу, но решил, что пока не стоит оставлять Кэролайн одну. Девушка выглядела бледной, растерянной и совершенно измученной. Норт подошел к буфету и налил ей бренди:

– Вот это согреет вас гораздо лучше, чем то зелье, которое повар называет чаем.

Кэролайн медленно отпила маленький глоточек. Очевидно, опыт с элем Мэкки кое-чему ее научил. Норт наблюдал, как краски постепенно возвращаются на ее лицо.

– Хорошо. Не так крепко, как тот эль, которым столь любезно угостил меня Мэкки. Да и куда менее неприятно, чем этот чай. Никогда не пила бренди раньше.

– Думайте о нем как о лекарстве, – посоветовал Норт. – Не хотите попробовать булочку?

Девушка с сомнением оглядела странную штуку на подносе, посмотрела на Норта с недоумением, вызвавшим в нем еще большее желание врезать по каждой вышеупомянутой заднице куда сильнее, чем пять минут назад, и медленно покачала головой:

– Нет, я не голодна, благодарю вас.

Норт, глядя на пляшущий огонь в камине, наконец заговорил о главном:

– Я хотел быть именно тем, кто сообщит вам о случившемся, но не имел ни малейшего представления, когда вы приедете и куда отправитесь сначала. Даже поехал в Скриледжи-Холл, а там оказался ваш поверенный, мистер Броган, и я посчитал себя лишним в этом доме. Мне так жаль вашу тетю! Я очень любил Элинор Пенроуз. Она приехала сюда, когда мне было лет десять, и сразу завоевала симпатии всех соседей.

– Как оказалось, не всех.

Слезы снова засверкали на глазах девушки, но Норт, ничего не ответил, даже не шевельнулся, боясь расстроить ее еще больше.

– Миссис Фрили, та, что на постоялом дворе в Гунбелле, сказала, что именно вы нашли тетю Элли.