Кто-то должен умереть

…Как следует рассмотрев мужчину, так внезапно подарившего ананас, Настя вынесла про себя вердикт: «Старый, но симпатичный». Всех мужчин за двадцать пять она считала стариками и предпочитала мальчиков моложе себя.

«Старик» не отставал. Разговор завязался немедленно, вскоре они были на «ты». Она узнала, что нового знакомого зовут Николай, он работает в автосервисе, и главное – что ему очень одиноко. Он, в свою очередь, выяснил ее имя, а также то, что Настя в данное время работает секретарем в одной фирме и что хотя ей там нравится, но она все равно мечтает о чем-то другом… О более интересном! К слову, места работы Настя меняла так же часто, как и парней. О своем одиночестве девушка ничего не сказала. Возможно, дело было в том, что после последнего разрыва она твердо решила: следующий мужчина будет ее мужем. Хватит глупостей! Настя уже начала подозревать, что ее жизнь складывается как-то неправильно, заметила, что на нее начинают косо поглядывать подруги и как-то уж слишком небрежно, фамильярно разговаривать знакомые мужчины, большей частью – женатые.

И потому Настя теперь держалась очень сухо и холодно. Ананас ананасом, а любовь – дело иное. Она горько усмехнулась, подумав, что в былые времена (это означало – месяца два назад) купилась бы на подобный знак внимания.

– В чем дело? – удивился Николай.

– Ни в чем. Мне в магазин…

– Я с тобой.

Он купил бутылку вина, печенье, мороженые котлеты. Настя искоса следила за ним, приобретая батон хлеба и газированную воду. Нравился ли он ей, этот блондин с такими добрыми серыми глазами? Они смотрели просто и прямо, а это уже было хорошо. И потом, мороженые котлеты… Девушка уже накопила некий житейский опыт и сразу поняла: он действительно одинок. А если и есть какая-то подружка, или пусть даже жена, – то хозяйка она плохая. Хорошая не станет есть ничего подобного и мужа не заставит…

– А теперь куда? – спросил он ее, нагнав у выхода. Настя пожала плечами:

– А что?

– Я хотел пригласить тебя на ужин, – и Николай выразительно покачал тяжелым пакетом. Настя не вытерпела и прыснула:

– С такими-то котлетами?

Какие у него стали глаза! Настя потом долго вспоминала тот момент и понимала: не посмотри он на нее подобным взглядом – ничего бы дальше и не было. Она бы сдержала данное себе обещание не заводить связей, отвернулась, ушла… Но он посмотрел как пес, которого почему-то пнули – незаслуженно и больно. В груди у Насти что-то оборвалось – как всегда, когда начинался очередной роман. И с того момента она уже сама себе не принадлежала.

То был типичный характер русской женщины – самоотверженной, податливой, жалостливой до глупости, но только характер, изуродованный городом, глупыми фильмами, небрежным воспитанием. Сам Некрасов, певец русских женщин, походил бы вокруг Насти да и развел бы руками – ничего, мол, хорошего о ней не напишешь! А между тем она была на удивление доверчива и целомудренна – при всем своем немалом сексуальном опыте. Сердце, которое она считала отданным много раз, на самом деле оставалось таким же девственным, как в пятнадцать лет. И вот оно снова учащенно билось, снова на что-то надеялось.

И Настя пошла с этим человеком, которого совершенно не знала, приняв приглашение. Она прижимала к груди пакет с ананасом, который заменял цветы, так же как случайные связи заменяли ей любовь. И если бы кто-то сказал ей в этот момент, что она очень несчастна, девушка бы рассмеялась. Она?!

Квартирка оказалась маленькой и запущенной. Николай, не снимая ботинок, прошел на кухню и сразу поставил на огонь сковороду. Настя отыскала телефон и позвонила маме.

– Я вернусь поздно.

– Обещала же принести хлеб!

– Мама, я… – Настя все больше понижала голос, так что сама себя плохо слышала. – Я принесу, ну правда, только потом.

«Позвоню в час ночи, – попутно прикидывала она. – Нет, все будет в порядке, он, кажется, хороший!»

– Господи, – вздохнула мать. – Опять?

– Ну, мама…

– Хоть человек приличный?

– Очень.

С кухни слышался треск раскаленного масла. Настя удивлялась про себя: ее в самом деле решили накормить ужином!

– Он с твоей работы? – забеспокоилась мать. – Настя, будь осторожна!

– Да, мамочка. Я еще позвоню!

Она и позвонила – после полуночи, когда случилось все, что обыкновенно случалось, когда она чувствовала себя одновременно и победительницей, и побежденной, а на сердце остался какой-то горький осадок – она и сама не понимала, почему. Позвонила и сказала матери, что ночевать не приедет, утром сразу отправится на работу, что она счастлива… И, кладя трубку, вдруг вспомнила, сколько раз произносила подобные фразы, а счастья так и не испытывала.

…Но прошлая осень была совсем особенной. Настя задыхалась от любви – иначе не скажешь. Она смотрела на мир расширенными, полубезумными глазами, улыбалась чаще обычного и готова была всех благодарить, всех любить – потому что это был ОН, ОН!

Николай относился к ней очень бережно, разговаривал по душам, часто сам готовил ужин, хотя Настя об этом не просила. Сама готовила не то чтобы плохо, а очень медленно. На очистку и разрезание луковицы у нее могло уйти полчаса – потому что девушка могла все бросить и, вытирая слезящиеся глаза, уйти говорить с подружкой по телефону. Ее прежних приятелей это раздражало. Николая – нет. Казалось, его в ней не раздражало ничто.

О своих прошлых связях девушка рассказала всю правду, хотя он и не допытывался. Мать как-то заметила Насте, что она делает большую ошибку, искренне исповедываясь мужчинам о том, что было «до них».

– Никогда не говори всей правды! Тебя не будут уважать и бросят! – Пожалуй, то был один из немногих дельных советов, которые мать дала уже взрослой дочери.

– А я все равно буду говорить, – упрямо ответила Настя. – Не хочу, чтобы между нами была ложь!

Мать лишь вздыхала. Она совсем не верила, что очередная связь дочери продлится дольше двух месяцев (как-то был установлен такой рекорд) и что Николай – тот самый ОН. Но пришли новогодние праздники – и Николай, с заправским видом зятя, отметил их вместе с родителями Насти. Те не знали, куда его усадить, чем накормить, а Настя сияла. Она знала, верила, что ЭТО когда-нибудь произойдет, что все было не зря и не напрасно она растрачивала тело и душу в случайных знакомствах! Она просто искала свою настоящую судьбу.

– А пожениться вы не хотите? – шутливо спрашивала мать. Она караулила в духовке пирог и курила возле приоткрытой форточки, в которую врывались облака морозного воздуха.

– Пока нельзя. – Настя с излишней тщательностью чистила апельсин.

– Почему?

– Он женат.

И тут мать, никогда не принимавшая близко к сердцу похождений дочки, никогда не упрекавшая ее, внезапно расплакалась. Может быть, это случилось потому, что она, как и Настя, искренне надеялась, что каждый мужчина, попадавшийся на Настином пути, – ее будущий муж… А этот был выше всякий критики! Добрый, внимательный, работящий…

– Ну, мама, – успокаивала ее Настя. – Зачем ты так? Он разведется!

– Дурочка, – плакала та. – Это только так говорится! Попользуется тобой и бросит.

– Мама! – гневно вскрикнула Настя. Она выпрямилась и даже показалась выше ростом. – Никогда, слышишь, никогда этого не повторяй! Он любит меня!

– Сто раз слышала! Хотелось бы убедиться!

– Убедишься!

– Дурочка, – мать никак не могла успокоиться. – С чего ты взяла, что он тебя так сильно любит? Он парень серьезный, а такие запросто не разводятся.

– Он… – задыхалась Настя, – он заботится обо мне! Он меня жалеет! И он твердо обещал, что разведется и сразу женится на мне!

– Ну и дура же ты!

Они все больше повышали голоса, и наконец на кухню заглянул отец Насти. За ним маячил силуэт ее младшего брата, а в глубине коридора стоял Николай.

– Что это вы раскричались?

– Идите в комнату! – чуть не плача отвечала мать, вытаскивая противень из духовки и выкладывая пирог на блюдо. – Сейчас сядем за стол.

– Но что все-таки происходит?

Николай выдвинулся на первый план. Он оглядел заплаканных женщин, мигом оценил ситуацию и вдруг сказал:

– Как вы посмотрите на то, если весной мы с Настей поженимся?

Эти слова мгновенно осушили слезы у матери. Она обернулась к мужу и прошептала:

– Как?

Тот махнул рукой:

– Это Насте решать.

Разумеется, вся эта сцена с предложением руки и сердца была чистой формальностью. Родители только и мечтали о том, чтобы дочь устроила свою семейную жизнь. Настя была согласна давно. Именно с этого момента она и стала думать о Николае как о муже.

* * *

О его жене девушка узнавала как-то урывками. Сперва явилось имя, случайно промелькнувшее в разговоре, – Юлия. Потом – фамилия, отчество и год рождения. Все эти данные были в паспорте Николая, который она как-то тайком просмотрела. Но какова из себя эта Юлия? Чем занимается? Почему Николай с ней не живет?

– Она красивая?

– Нет.

– Я лучше?

– Конечно!

Обычно после подобных расспросов Николай начинал ее целовать и упрекать – то ли шутя, то ли серьезно, что Настя – сущий ребенок и пора бы ей повзрослеть. Настя, со своей стороны, обещала повзрослеть немедленно и всякий раз намекала на то, что хотела бы родить ребенка.

– Да ты сама еще дитя! – возражал Николай.

– Вовсе нет!

– Ревнивое такое дитятко! К кому ты ревнуешь, глупенькая…

И когда он произносил это слово – беззлобно, ласково, девушка чувствовала себя очень счастливой. Ей хотелось ребенка, хотелось по-настоящему выйти замуж, она даже воображала будущую свадьбу – и впервые в роли жениха видела не персонажа с размытым, абстрактным лицом, как прежде, а конкретного человека. И уже представляла, какое сошьет платье, каких подружек позовет…

– Хороший парень, – задумчиво говорил ее отец. – Только почему он до сих пор не развелся?

– В самом деле, сколько можно тянуть? – беспокоилась мать.

Родители, как никогда прежде, интересовались ее личной жизнью. Они впервые почувствовали, что их дочь встретила человека, который может стать ее мужем, и все принимали близко к сердцу.

– Эта Юлия – кто она такая? – раздражалась мать. – Почему он ее не бросит?

– Он ее уже бросил, – понуро отвечала дочь.

– Ага, бросил! – язвительно замечала та. – Господи, что же ты у меня такая простая – всему веришь! Сегодня бросил, завтра, если вы поссоритесь, – опять к ней пойдет, а ты так и будешь одна болтаться!

– Давайте, я с ним поговорю, – вступал отец. – В самом деле, Настя, ты у нас как дурочка! Я уверен, что ты ни разу ему прямо не сказала, чтобы поторопился!

– Предложение сделал, при свидетелях, – говорила мать, – а сам что-то не торопится. Постыдился бы! Ну, с тобой стесняться нечего!

Настя хмуро разглядывала руки. На одном из пальцев блестело колечко – золотое, с дешевыми камешками. Кольцо подарил ей Николай на Новый год, и она вообразила, что это является чем-то вроде помолвки. В сущности, она была очень счастлива, вот только каждый раз, когда родители принимали такое деятельное участие в ее судьбе, на девушку накатывали тяжелые мысли.

«В самом деле, он тянет с разводом. Почему не пойдет и не скажет этой Юлии прямо – у меня есть другая? Он ведь давно с ней не живет. А может, боится сказать? Тогда, может быть, я сама…»

Настя знала, что Николай приехал в Москву из Владивостока, жениться тут и не думал, все вышло достаточно случайно. Прописан он был у жены, так что адрес (после просмотра паспорта) Настя тоже знала. Что могло быть проще? Пойти туда, объясниться…

Но девушка никак не могла решиться на такой шаг. Ее бросали – это бывало сплошь и рядом. Но чтобы кого-то бросали из-за нее? И как она могла пойти к этой женщине и потребовать развода?

Она решилась заговорить об этом с Николаем. Дело было в самом начале весны.

– Она не дает тебе развода? – допытывалась Настя. – Но ты же сам можешь с ней развестись! У вас нет детей?

– Нет, – сквозь зубы отвечал Николай.

– Тогда почему ты до сих пор?.. – У девушки начинали гореть щеки. Ей было так неловко настаивать, но что было делать? – Мама говорит, если нет детей и материальных претензий, разводят очень просто…

– Потерпи, – бросал тот.

– Сколько терпеть? Зачем?

Настя обнимала его за плечи, заглядывала в глаза, пытаясь что-то обнаружить в них. Но эти серые глаза были совершенно непроницаемы и как будто пусты. Ей становилось страшно и она отводила взгляд.

– Все будет в порядке, – сдержанно говорил Николай. – Не пори горячку.

Тогда же, в начале весны, она узнала номер телефона его матери. А потом, в середине апреля, муж внезапно исчез. Вечером, придя с работы, она приготовила ужин, посмотрела телевизор, дождалась часа, когда Николай всегда возвращался. Потом подождала еще, без особой тревоги, решив, что у него какая-то срочная работа. Девушка даже порадовалась, потому что это означало – дополнительные деньги. Ближе к полуночи Настя всерьез перепугалась – так поздно он еще не приходил. И отыскивая телефон автосервиса, обнаружила под аппаратом короткое послание, написанное его прямым, аккуратным почерком. Николай писал, что должен был срочно уехать, пусть она не переживает и… От следующих слов у нее подкосились колени – «не ждет».

«Как это – не ждать? – Настя перечитала записку, надеясь найти в ней какой-то иной смысл. – Что это значит?»

Она ничего не сказала родителям – не знала, что сообщить, как объяснить. Мучительно припоминала все последние дни, все слова – и не находила ни единой причины для разрыва. «Уехал, – горько думала она. – Даже не попрощался. Даже не написал – «целую»! А вдруг он никуда не уехал, а живет у жены?» Если бы она поинтересовалась мнением матери, та бы немедленно ответила, что так и есть – Настя доигралась. Отец бы очень расстроился, братец начал бы смеяться. И потому, когда она звонила родителям, то говорила деланно-веселым голосом и сообщала, что все в порядке.

Николай позвонил всего раз, по межгороду. Девушка даже слова не успела вставить. Он звонил лишь для того, чтобы напомнить – квартира оплачена до конца месяца, Настя может там остаться, но сам он не вернется. Все кончено.

Она уже не помнила, сколько раз ее бросали. Знала одно – сейчас больно как никогда. Удар был нанесен совершенно неожиданно. Она еще пыталась в чем-то разобраться, даже сходила к нему на работу – спросить, не знают ли там чего-нибудь? Выяснилось – он уволился.

Она ждала, плакала по ночам, сидела у телефона в надежде, что Николай позвонит. Но звонили только родители. Первой все поняла мать.

– Еще один, – вздохнула она. – Тебя как сглазили…

Она верила и в сглаз, и в порчу, и в «венец безбрачия», и в прочие вещи, которые не поддаются проверке, но производят большое впечатление.

Настя не только прожила в съемной квартире до конца апреля, но и уплатила за май из собственных средств. Ею руководило какое-то суеверное чувство – если она здесь останется, не все кончено, есть надежда. Часто являлось искушение отправиться по известному ей адресу, поговорить с Юлией… А возможно, и с Николаем – если тот вернулся к жене. Но Настя никак не могла решиться.

Когда наступило лето, ей стало ясно, что с квартиры придется съезжать – такой расход был не по карману. И только тогда, хватаясь за соломинку, Настя вытащила припрятанный когда-то клочок бумаги с номером во Владивостоке. Позвонила его матери… И даже не назвав своего имени, почти не задавая вопросов, узнала все.

Глава 3

Дом в переулке она посетила только несколько дней спустя. За это время она приняла решение – вернуться к родителям, всю себя отдать работе, и – если получится – не думать о случившемся, все забыть.

«В конце концов, он ведь меня бросил, – пыталась рассуждать девушка. – И теперь он мне – никто. Почти два месяца прошло с тех пор, как он позвонил и сказал – кончено. Погиб в середине мая… Так какое мне до этого дело? Мы давно расстались».

Но ей было дело – еще как было, потому что Настя никак не могла забыть свою последнюю любовь. И теперь ей начинало казаться, что она не ошибалась, что Николай и в самом деле был – ТОТ, та самая «вторая половинка», в которую она верила безусловно, которую искала, так часто ошибаясь. И чувствовала себя ограбленной.

– Пора успокоиться, – нервничала мать, узнав обо всем, случившемся во Владивостоке. – Не ввязывайся, забудь. Мы же почти ничего о нем не знали. Вдруг какая-то разборка? С машинами был связан, а это такой бизнес… Ничего о своей семье не говорил, о прошлом тоже. Может, даже к лучшему, что вы расстались, прежде чем…

– Да как ты можешь? – плакала дочь. – Сама же говорила, что он тебе понравился!

– Мало ли что говоришь… Я переживала, надеялась, что наконец выйдешь замуж. Откуда мне знать, кто он такой и почему его убили?

– Ты имени своего не называла? – в свою очередь тревожился отец. – Как ты говорила, что?

– Ничего особенного, – Настя вытерла слезы и снова принялась разбирать вещи, привезенные в родительский дом со съемной квартиры. – Позвонила, спросила Николая. А какая-то женщина сразу ответила, что он мертв, убили… Ее нельзя было остановить – она все говорила и говорила…

Девушка провела рукой по пылающей щеке. Разговор до сих пор звучал у нее в ушах.

– Убили, ограбили! – твердила женщина в трубку. Она не плакала, и голос звучал на удивление сухо и спокойно. Только вот интонация – резкая, как будто кого-то обличающая. – Отняли все деньги, зарезали. Вот так вот, вот так!

Настя до того оторопела, что ничего не сказала. Если бы ее спросили об имени, о том, кем она доводится Николаю, – девушка и тогда бы ничего не смогла сказать. Но ее не спрашивали. Информация повторялась и повторялась – как лента, пущенная по кругу, как прогноз погоды на автоответчике в метеослужбе. Наконец Настя повесила требку первой. Она не могла больше слышать этого голоса, в котором было столько горя, столько безнадежности.

– Ты не назвала своего имени?

– Меня не спросили.

– Хорошо, – отец шагал по ее маленькой комнатке, натыкаясь на разбросанные вещи. – Это очень хорошо, что не назвала. Убили – надо же! А вдруг тебя притянут?

– За что?

– Найдут, за что, если никто другой не подвернется, – бросила мать, открывая шкаф и укладывая туда вещи Насти. – Телевизор надо смотреть. Кто с ним жил – ты! На ком он хотел жениться – на тебе! А деньги – что за деньги, откуда? С тебя спросят.

– При чем тут деньги? – Настя отвернулась к окну. Наступило лето – ласковое, мягкое лето. Она-то мечтала, что они с Николаем будут ходить в ближайший парк, загорать на озере, кормить уток. Нехитрые, простые удовольствия, не требующие расходов. Она никогда не мечтала ни о красивой жизни, ни о курортах, ни о дорогих подарках. Все, что ей было нужно, – это близость любимого человека, да еще, может быть, Правда.

Что она понимала под этим словом, которое всегда произносила с большой буквы, – девушка и сама не могла бы себе объяснить. Но зато сразу бы сказала: Правда – это нечто, противоположное лжи, которая иногда так удобна! За что ее упрекали подруги, когда она рассказывала им о своих романах? За Правду. За то, что она не умела и не желала лгать, польстить своему очередному избраннику, честно высказывала свои желания и не умела притворяться в постели.

– Ты дура, – внушала ей одна подружка (бывшая замужем уже второй год). – Мужиками нужно управлять. Любой, самый умный, сразу попадется на удочку, если ему внушить, что он самый красивый, самый сексуальный, самый умный! А ты что делаешь? Режешь ему в глаза правду-матку?! Сравниваешь с теми, кто был до него? Да он тебя возненавидит!

– Значит, я идиотка, – уныло отвечала Настя. – Я готова искать сколько угодно… Только чтобы в конце концов все было по-настоящему. Чтобы не было лжи. Я так не сумею…

– О, чтоб тебя! – ярилась более опытная подруга. – Зачем ты всем говоришь, какой он по счету на самом деле? Говори, что второй! Им это нравится! Говори, что первый никуда не годился, а вот он – совершенство!

– Это вранье, – возражала Настя.

– Что с тобой говорить! Я своему мужу сказала, что он второй, хотя… – Подруга выразительно повела плечом. – Знаешь, что он ответил? «Почему это я всегда второй? Кого ни спрошу – второй! Где же первые-то?»

– А ты что?

– Ничего. Через три месяца женился.

– И вы счастливы?

– Конечно.

И Настя начинала думать, что с ней что-то не так. Ее не устраивало подобное счастье, хотя она и сама понимала – иногда стоит солгать.

Николаю она не лгала – впрочем, как и всем его предшественникам. Сразу поведала о прежних неудачах, покаялась, что была неразборчива. Тот выслушал без особых эмоций, и это очень понравилось Насте, хотя многие ее подруги сочли бы это за равнодушие. Она же думала, что он воспринял ее такой, какая есть. Зачем лгать? Что скрывать?

И сейчас Настя понимала, что если она поведала о себе все, то он умудрился не рассказать о себе почти ничего. Например, что она знала о его прежней жизни на Дальнем Востоке? Что – о московской жизни? Что, наконец, о его загадочной жене, которая не желала развода, что вообще о его жизни и о его смерти?

Ничего. Это слово звучало как приговор. И через несколько дней после переезда к родителям Настя наконец решилась.

Адрес она знала – это в центре. Имя – Юлия Федоровна Чистякова. Она решила не сообщать родителям о своих планах. Испугаются, попытаются ее остановить. На всякий случай девушка даже не взяла с собой паспорта – имени своего не назовет, ни за что.

* * *

Дом она нашла легко, но куда труднее оказалось набрать нужную комбинацию цифр на домофоне. От волнения тряслись руки. Ответил мужской голос.

– Что нужно? – весьма неприветливо спросил тот.

– Мне бы поговорить с Юлией Федоровной.

– Опоздали.

Связь отключилась. Настя некоторое время переминалась с ноги на ногу. Она не совсем поняла, что могли означать эти слова. Опоздала? Юлия ушла на работу? Уехала из города? Наконец Настя решилась набрать номер повторно, хотя больше всего ей хотелось сбежать. На этот раз разговор получился более содержательным.

– Это опять я, – виновато сказала девушка. – Мне нужно было поговорить с Юлией Федоровной… Насчет Николая.

Пауза. Голос в динамике стал резким:

– Насчет кого?

– Насчет ее мужа.

– А в чем дело? Уже говорили.

У нее было такое чувство, что неведомый обитатель квартиры вот-вот отрубит связь и в третий раз вызов не удастся. И Настя поспешила все объяснить. Она выражалась осторожно, но точно. Сказала, что была знакома с покойным Николаем, что у нее есть кое-какие вопросы и теперь она не знает, куда еще обратиться… Наконец получила ответ – долгий стон открываемой двери.

– Третий этаж и налево, – все так же резко ответил мужчина. – Дверь будет открыта.

И она пошла – как на заклание, поскольку совершенно не понимала, что ей сказать, о чем спросить и с кем ей предстоит общаться.

Дверь в самом деле была приоткрыта. В прихожей девушку поразил запах сырой затхлости. Где-то очень громко журчала вода, затем раздался оглушительный ноющий звук, от которого Настя едва не подпрыгнула. Только сейчас она различила силуэт хозяина – тот стоял в глубине прихожей.

– Не бойтесь, – сказал он, причем уже вполне дружелюбно. – Трубу прорвало. С утра жду сантехников, да они все перепились, не ходят к нам.

– Я… По делу…

Настя никак не решалась сделать следующий шаг. Что-то отвращало ее от этого – то ли душный влажный воздух, то ли странный силуэт. Она видела его против света и потому не могла различить лицо, но все-таки решила, что мужчина пожилой.

– Вы знали Юлю? Заходите! – он приветливо повел рукой. – Я один.

«А как плохо, что и я одна, – подумала вдруг Настя, делая неуверенные шаги. – Глупая… Мало ли что?!»

– Тут у меня кого только не было! – продолжал хозяин. – Милиция – раз, милиция – два. Унесли даже процессор.

– Процессор?!

– Да, от ее компьютера. Хотели забрать монитор и колонки, но я не дал. Заберут – потом ищи-свищи. Скажут – приобщили к делу.

Это было уже куда понятней. Дело об убийстве Николая, следствие. Этот мужчина все знает. Настя слегка приободрилась.

– Значит, была милиция? А что они говорят?

– Так вы не оттуда? – сразу насторожился он. – А кто вы?

– Я… Знала Николая, – нерешительно ответила Настя. – С Юлией Федоровной я не знакома.

– И не будете знакомы, – с необъяснимой иронией заметил тот.

– Она уехала?

– Умерла. Повесилась. В начале мая, в каком-то занюханном кафе.

И воздух снова сотрясли те самые внезапные рыдания, которые выбили из колеи следователя в первый его визит. Настя стояла как заколдованная. Она ожидала всего, но такого…

– Повесилась? – наконец вымолвила она. – Почему?

– Его спросите!

– Колю?

Это фамильярное обращение вырвалось у нее совершенно бессознательно. До сих пор девушка старалась делать вид, что не имеет прямого отношения к человеку, о котором спрашивала. Ей казалось, что так можно узнать больше…