Долгая долина

Пепе увидел в скале небольшую пыльную пещерку, сунул руку внутрь и набрал пригоршню паутины, которую смял в комок. Он припечатал его к ране, вминая мягкую паутину прямо в кровь. Она остановилась почти сразу.

Винтовка лежала на земле. Пепе поднял ее, зарядил новым патроном и лег в кусты на живот. Он прополз далеко вправо и, не вставая, стал медленно и осторожно взбираться на холм, время от времени останавливаясь передохнуть.

В горах солнце проникает в ущелья не сразу, ему надо подняться повыше. Но вот его жаркий лик выглянул из-за холма и мгновенно принес с собой зной. Белый свет падал на камни, отражался от них и прозрачными струйками опять поднимался в воздух: камни и кусты за ними тоже как будто дрожали.

Пепе все полз и полз вверх по склону, делая зигзаги, чтобы не подставляться под пули. Глубокая рана между костяшками начала пульсировать. Сам того не зная, Пепе прополз мимо гремучей змеи: она подняла голову и тихо, предостерегающе загремела хвостом. Он тотчас отшатнулся и пополз в другую сторону. Быстрые серые ящерки то и дело мелькали у него под носом, взметая за собой крошечные пыльные вихри. Пепе нашел еще одну большую паутину, смял и прижал комок к пульсирующей ране.

Теперь он толкал винтовку левой рукой. С кончиков его жестких черных волос на лоб и щеки стекали капельки пота. Губы и язык начали пухнуть. Пепе пошевелил губами, чтобы во рту образовалось хоть немного слюны. Его черные глаза с опаской и тревогой смотрели по сторонам. Когда на выжженной земле впереди остановилась ящерица, Пепе взял камень и раздавил ее.

Солнце миновало зенит, а Пепе еще не одолел и мили. Последние сто ярдов до высоких зарослей толокнянки он полз изнуренно, на последнем издыхании, а когда наконец дополз, то протиснулся между твердых узловатых стволов и уронил голову на здоровую руку. Тощие кустики почти не давали тени, зато давали укрытие. Пепе сразу уснул, хотя солнце жарило ему спину. То и дело к нему подскакивали маленькие птички, смотрели с любопытством и улетали прочь. Во сне Пепе корчился от боли, вновь и вновь поднимая и роняя больную руку.

Солнце скрылось за горными вершинами, наступил прохладный вечер, а потом и стемнело. Где-то на холме завыл койот: Пепе испуганно очнулся и оглянулся по сторонам сонными глазами. Кисть распухла и отяжелела; вдоль всей руки, по внутренней ее стороне, протянулась ниточка боли, которая заканчивалась где-то под мышкой. Пепе осмотрелся и встал, потому что вокруг была чернота: луна еще не взошла. Несколько минут он неподвижно стоял в темноте. Отцовский плащ давил на больную руку. Язык так распух, что едва помещался во рту. Пепе кое-как стянул с себя плащ, бросил его в заросли толокнянки и стал с трудом подниматься на холм, спотыкаясь о камни и продираясь сквозь кусты. Винтовка стучала по камням. Маленькие лавины гравия и пыли вырывались из-под ног и с шепотом летели вниз по склону.

Вскоре на небо вышла старуха луна, и впереди вырисовались очертания вершины. При лунном свете идти было проще. Пепе шел, чуть склоняясь вперед, чтобы больная рука свободно висела в воздухе. Его подъем состоял из отчаянных коротких рывков и минутных привалов. С вершины, гремя сухими стеблями диких кустарников, непрестанно дул ветер.

Луна была в зените, когда Пепе наконец добрался до острого хребта. Последние сто ярдов он шел по голому камню: землю здесь давно выдули ветра. Пепе забрался на вершину и посмотрел вниз. Там был такой же узкий каньон, как и оставшийся позади, чуть мглистый в лунном свете, заросший сухой полынью и чапаралем. Следующая гора резко поднималась в небо, на фоне которого были четко видны ее кривые гнилые зубы. На дне росли густые темные кусты.

Пепе стал спускаться по склону. Глотка слипалась от жажды. Он попытался было бежать, но тут же упал и покатился кубарем. После этого он вел себя осторожнее. Луна как раз скрывалась за горами, когда Пепе одолел спуск. Он ползком забрался в кусты, нащупывая пальцами воду. Нет, в русле никакой воды не было, только влажная почва. Пепе положил винтовку на землю, набрал пригоршню грязи и сунул в рот, но тут же выплюнул и стал отскребать землю с языка: она стянула рот, как примочка. Пепе принялся рыть в русле яму, чтобы собрать воды, однако вскоре уронил голову на влажную землю и заснул.

Поднялось солнце, и на землю опять сошел зной, а Пепе все еще спал. Только в разгаре дня его голова вдруг дернулась. Он медленно осмотрелся. Его глаза превратились в маленькие настороженные щелки. В двадцати футах от него, в густых зарослях кустарника стояла большая рыжевато-коричневая пума. Навострив уши и опасно припав к земле, она изящно помахивала длинным толстым хвостом и смотрела на Пепе. Потом она легла, не сводя с него глаз.

Пепе заглянул в ямку, прорытую в русле ручья. На самом дне скопилось полдюйма грязной воды. Он оторвал правый рукав, зубами вырвал из него лоскут, намочил в воде и обсосал, потом еще, еще и еще.

Пума по-прежнему сидела и смотрела на Пепе. Наступил вечер, но на склонах не было никакого движения: птицы не спускались в этот сухой каньон. Пепе время от времени смотрел на пуму. Веки зверя как будто начали смыкаться, пума зевнула и показала Пепе тонкий красный язык. Внезапно ее голова дернулась, а ноздри задрожали. Длинный хвост забил из стороны в сторону. Пума встала и бежевой тенью скользнула в густые кусты.

Минуту спустя Пепе тоже услышал звук: далекий топот лошадиных копыт по гравию. И еще кое-что: пронзительный собачий лай.

Пепе взял винтовку в левую руку и почти так же бесшумно, как пума, скользнул в кусты. В сгустившихся вечерних сумерках он пополз по склону к очередной вершине и выбрался наверх только с наступлением темноты. Силы его почти иссякли. В темноте он постоянно спотыкался о камни и падал на колени, но продолжал подъем, карабкаясь по изломанному склону.

Почти на самой вершине Пепе лег и немного поспал. Его разбудила древняя морщинистая луна, осветившая ему лицо. Он встал и пошел дальше, а ярдов через пятьдесят остановился и вернулся назад, вспомнив, что забыл винтовку. Он ходил среди кустов и щупал землю, но ружья нигде не было. Наконец он прилег отдохнуть. Боль под мышкой стала гораздо ощутимее, а рука словно вспухала и опадала при каждом ударе сердца. Пепе никак не мог устроиться так, чтобы тяжелая рука не давила на ноющую подмышку.

С последним усилием умирающего животного Пепе встал и снова пошел к вершине. Больную руку он придерживал здоровой, чтобы она не касалась тела. Пепе тащился из последних сил: несколько шагов и отдых, потом еще несколько шагов. Наконец вершина стала приближаться. Луна высвечивала ее неровные зубцы на фоне неба.

Сознание вдруг покинуло Пепе и рвануло по спирали вверх. Он рухнул на землю и замер. Хребет был всего в сотне футов от него.

Луна ползла по небу. Пепе немного развернулся, лежа на спине. Губы и язык пытались складывать слова, но выходило только неясное шипение.

С наступлением рассвета Пепе сумел взять себя в руки. Взгляд снова стал осмысленным. Он поднес к глазам огромную распухшую кисть и пригляделся к страшной ране. Яркая черная полоска бежала от запястья к подмышке. Пепе машинально потянулся за ножом, но не нашел его. Он осмотрел землю под ногами, подобрал острый камень и стал царапать им рану, пилить разбухшую плоть, покуда не выдавил из нее несколько крупных капель зеленого гноя. Пепе запрокинул голову и заскулил, как собака. Вся правая половина тела затряслась от боли, зато боль прочистила голову.

В сером свете восхода он поднялся на последнюю вершину и бессильно повалился рядом с невысокой каменной грядой. Внизу простирался точно такой же каньон, как и предыдущий: иссохший и необитаемый. Ни равнины с дубами и травой, ни даже густых зарослей на дне: только чахлые кустики полыни да обломки гранита. По всему склону были рассыпаны огромные глыбы, и вершину тоже венчали гранитные зубы.

Новый день набирал силу. Из-за гор вышло огненное солнце, и лучи обожгли лежащего на земле Пепе. В его жесткие черные волосы набились веточки и клочья паутины. Глаза закатились. Между губ виднелся кончик черного языка.

Он сел, втащил на колени огромную раздувшуюся руку и стал баюкать ее, раскачиваясь всем телом и стеная, потом откинул голову и посмотрел в бледное небо. Высоко-высоко над ним кружила почти невидимая черная птица, а чуть левее и ближе – еще одна.

Пепе прислушался: из долины, откуда он только что выбрался, донесся знакомый звук. То был взбудораженный и яростный лай собак, взявших след.

Пепе тут же уронил голову. Он пытался что-то пробормотать, но с губ сорвалось только неясное шипение. Дрожащей рукой Пепе перекрестился. Ему пришлось очень постараться, чтобы встать на ноги. Он медленно и не отдавая себе в этом отчета побрел к большой скале на вершине. Там он кое-как выпрямился, шатаясь из стороны в сторону, и расправил плечи. Далеко внизу темнели кусты, в которых он спал. Пепе держался из последних сил, но стоял – черный силуэт на фоне утреннего неба.

В воздухе у его ног что-то просвистело. С земли подскочил камешек, и пуля улетела в следующий каньон. Снизу гулко грянуло эхо выстрела. Пепе на секунду опустил голову, потом снова заставил себя выпрямиться.

Его тело дернулось назад. Левая рука беспомощно порхнула к груди. Внизу прогремел второй выстрел. Пепе качнулся вперед и упал со скалы. Тело ударилось о землю и кубарем покатилось вниз, взметнув за собой маленькую пыльную лавину. Когда Пепе наконец врезался в кусты и замер, лавина медленно подползла и накрыла его с головой.

Змея

Уже почти стемнело, когда молодой доктор Филипс закинул за спину мешок и пошел прочь от приливной заводи. Взобравшись на каменистую насыпь, он неуклюже затопал по улице в высоких резиновых сапогах. Фонари уже зажгли, когда он подошел к своей небольшой коммерческой лаборатории на Консервном ряду Монтерея. Приземистое, крепко сбитое здание задней частью опиралось на сваи, уходящие в воду бухты, а передней стояло на земле. С обеих сторон его теснили консервные цеха, крытые рифленым железом.

Доктор Филипс поднялся по деревянным ступеням на крыльцо и открыл дверь. Белые крысы лазали туда-сюда по прутьям клеток, пленные кошки в вольерах требовали молока. Доктор Филипс включил ослепительно яркий свет над секционным столом и бросил мокрый липкий мешок на пол. Затем подошел к стеклянным террариумам у окна, где жили гремучие змеи, и заглянул внутрь.

Змеи свились в кучу и отдыхали, но все головы были видны; пыльные глаза смотрели будто бы в никуда, однако стоило доктору Филипсу прислониться к стеклянной стенке вольера, как змеи высунули тонкие раздвоенные языки – черные на кончиках, розовые у корня – и медленно закачались вверх-вниз. Потом они узнали доктора и, успокоившись, спрятали языки.

Доктор Филипс скинул кожаную куртку и разжег в крошечной печурке огонь. Поставил на нее котелок, поместил в воду банку консервированных бобов и стал ждать, разглядывая мешок на полу. Доктор Филипс был худощавым молодым человеком с короткой светлой бородой и мягким озабоченным взглядом, какой часто встречается у людей, проводящих за микроскопом по несколько часов в день.

По трубе со свистом пошла тяга, и от печки пахнуло теплом. С улицы доносился плеск волн о сваи под лабораторией. Полки по стенам комнаты были заставлены ярусами банок с заспиртованными морскими тварями – на доходы от продажи этих тварей и жила лаборатория.

Доктор Филипс открыл дверь и вошел в свою спальню – заваленную книгами каморку, где из всей мебели была только армейская койка, настольная лампа да неудобный деревянный стул. Доктор Филипс стянул сапоги и надел домашние тапочки из овчины. Когда он вернулся в лабораторию, котелок на печке уже начал гудеть.

Доктор Филипс поднял мешок с пола и рядком выложил на секционный стол две дюжины обыкновенных морских звезд. Его озабоченный взгляд обратился к крысам в проволочных клетках. Он взял с полки бумажный пакет и стал подсыпать в кормушки зерно. Крысы тут же отвлеклись от лазания по прутьям и набросились на еду. На полке между небольшим заспиртованным осьминогом и медузой стояла бутылка молока. Доктор Филипс взял ее и направился к кошачьему вольеру, но прежде чем разлить молоко по блюдечкам, бережно вытащил из клетки поджарую полосатую кошку, погладил ее и засунул в небольшой черный ящик. Он закрыл крышку на засов и отвернул краник, пускавший в газовую камеру смертельный газ. Пока в черном ящике шла недолгая, почти бесшумная борьба, доктор Филипс разлил в блюдечки молоко. Одна из кошек выгнула спину и прильнула к его руке. Он улыбнулся и ласково погладил ее по шее.

В ящике все стихло. Доктор Филипс закрутил краник: герметичный ящик к этому времени уже наполнился газом.

На плите вода вовсю бурлила вокруг консервной банки с бобами. Доктор Филипс взял большие щипцы, вытащил ее, вскрыл и выложил бобы на большую стеклянную тарелку. За едой он разглядывал выловленных в заводи морских звезд. Между их лучами уже проступили капельки млечной жидкости. Доктор Филипс быстро проглотил остатки бобов, поставил тарелку в раковину и подошел к шкафчику с оборудованием. Оттуда он достал микроскоп и стопку маленьких стеклянных блюдец. Каждое блюдце он заполнил морской водой из крана и расставил их напротив звезд. Волны с легкими вздохами плескались о сваи под полом. Доктор взял из шкафчика пипетку и склонился над звездами.

В эту секунду кто-то взошел по деревянным ступеням на крыльцо и громко постучал в дверь. По лицу молодого человека пробежала едва заметная тень раздражения, и он пошел открывать. На пороге стояла высокая стройная женщина, одетая в строгий темный костюм. Ее прямые черные волосы над очень низким лбом были слегка растрепаны, как будто их взъерошил сильный ветер. Черные глаза сверкнули в ярком свете лаборатории.

Она заговорила тихим грудным голосом:

– Можно войти? Мне бы хотелось с вами поговорить.

– Я сейчас очень занят, – нерешительно пробормотал доктор Филипс. – Иногда приходится работать, знаете ли. – И все же он отошел от двери, пропуская гостью. Она скользнула внутрь.

– Я посижу тихо, пока вы не освободитесь.

Доктор Филипс закрыл дверь и принес из спальни неудобный стул.

– Видите ли, – извинился он, – процесс уже начался, и я должен работать. – В лабораторию часто забредали любопытные и задавали всякие вопросы. На самые простые он давно заготовил стандартные ответы и мог говорить не задумываясь. – Присядьте вот сюда. Через несколько минут я вас выслушаю.

Высокая женщина прислонилась к столу. Молодой человек взял пипетку, набрал в нее жидкость, собравшуюся между лучами морских звезд, и выдавил ее в блюдце с морской водой. Потом собрал немного млечной жидкости, выдавил ее туда же и осторожно размешал.

– Когда морские звезды достигают половой зрелости, – начал тараторить он, – во время отлива они выделяют сперму и яйцеклетки в морскую воду. Видите, я набрал зрелых особей и вытащил из воды, таким образом поместив их в условия отлива. Потом смешал сперму с яйцеклетками и теперь хочу разлить эту жидкость в десять разных блюдец. Через десять минут я убью ментолом тех, что остались в первом блюдце, еще через двадцать – во втором, а дальше каждые десять минут буду убивать по группе. Таким образом мне удастся остановить процесс на различных стадиях и изучить его под микроскопом. – Он умолк. – Хотите взглянуть на первую группу в микроскоп?

– Нет, спасибо.

Он быстро повернулся к женщине. Странно, люди обычно сами просят заглянуть в микроскоп. А она вообще не смотрела на стол, только неотрывно глядела на него. Вернее, сквозь него. Тут доктор Филипс сообразил, почему у него возникло такое чувство: радужная оболочка ее глаз была того же черного цвета, что и зрачки, между ними не проходило никакой границы. Слова женщины задели доктора Филипса за живое. Хотя ему давно наскучило отвечать на привычные вопросы, отсутствие интереса к его работе раздражало не меньше. В нем поднялось желание растормошить эту женщину.

– Что ж, за эти десять минут я успею сделать другое дело. Некоторые отказываются на это смотреть. Возможно, вам лучше уйти в другую комнату, пока я не закончу.

– Нет, – ровным голосом ответила она. – Делайте что хотите. Я подожду. – Ее руки аккуратно легли на колени. Она полностью владела собой и была совершенно невозмутима. Глаза ее ярко блестели, но все остальное тело как будто застыло, погрузилось в ступор.

Доктор Филипс невольно подумал: «Низкий уровень метаболизма. Судя по виду, почти как у лягушки». Им вновь овладело желание удивить гостью, вывести ее из этого ступора.

Он поставил на стол небольшой деревянный лоток, разложил скальпели и ножницы, затем вставил в нагнетательную трубку большую полую иглу. Вытащив из газового ящика мертвую кошку, он распластал ее на деревянном лотке, привязав лапы к специальным крючкам. Украдкой покосился на женщину. Та и бровью не повела – сидела так же спокойно и неподвижно, как раньше.

Кошачья пасть ухмылялась яркому свету: розовый язычок торчал между острыми, как иголки, зубами. Доктор Филипс уверенно вспорол ей глотку, сделал скальпелем надрез и нашел артерию. Отточенным движением ввел иглу в кровеносный сосуд и перевязал его.

– Бальзамирующий состав, – пояснил он гостье. – Позже я введу в венозную систему желтую жидкость, а в артериальную – красную. Это наглядный материал. Для уроков биологии.

Доктор Филипс снова обернулся. Темные глаза женщины словно подернулись слоем пыли. Она без всякого выражения на лице смотрела на вскрытую кошачью глотку. Надрез был выполнен мастерски, без единой капли крови. Доктор Филипс взглянул на часы.

– Пришло время первой группы.

Он вытряхнул в первое блюдце несколько кристаллов ментола.

Женщина выводила его из равновесия. Крысы опять взялись за свое: ползали по прутьям клетки и тихо пищали. Волны плескались о сваи под лабораторией.

Доктора Филипса пробил озноб. Он подбросил в печку несколько кусков угля и сел.

– Ну вот, теперь у меня есть двадцать минут.

Он заметил, что у его гостьи необычно маленький подбородок, который заканчивается чуть ли не сразу под нижней губой. Тут она словно пробудилась от забытья, медленно вышла из глубин своего сознания. Голова приподнялась, а затянутые пылью темные глаза обвели комнату и вернулись к доктору Филипсу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Вот лошадь (разг. исп.).