Игра на вылет

– Шарлотта? Шарлотта Сильвер?

– Да. Будьте добры, кто спрашивает?

Говорю как девятилетка, подумала она. Отвечать на телефон этой фразой Чарли научила ее мать.

– Тодд Фелтнер.

Чарли ошеломленно молчала. Она попросила Джейка связать ее с Тоддом всего минуту назад и полагала, что это случится не раньше чем через несколько дней, а то и недель.

– Здравствуйте, мистер Фелтнер. Большое спасибо за звонок. Джейк сказал, что вы могли бы, вероятно…

– Я слышал, ты только что после операции?

Чарли была в восторге, что он позвонил, и старалась не думать о том, как грубо он разговаривает спустя всего десять секунд после приветствия.

– Да. Я смогу играть не раньше чем через несколько месяцев, но готовлюсь изо всех сил. Я только что вышла из реабилитационной клиники.

– Зачем?

Чарли даже посмотрела на свой телефон, лежащий рядом на пассажирском сиденье, как будто он мог как-то объяснить странный вопрос Тодда.

– Зачем? Что вы имеете в виду?

– Зачем ты убиваешься в реабилитационном центре? Может, я путаю, но твой брат говорил, что ты порвала ахиллово. У меня был игрок в две тысячи шестом году с точно такой же травмой, и он от нее не оправился. И он еще сломал запястье – как и ты, насколько я понял?

Ну и хам! Если бы это был кто-нибудь другой, Чарли спокойно сказала бы, что это не его дело, и положила трубку. Но Тодд все-таки являлся живой легендой: его ученики выиграли больше турниров Большого шлема, чем ученики любого другого тренера, его воспитанники занимали первые места в рейтинге, он возвращал игроков на корт после травм, наркомании, нервных срывов, даже химиотерапии – и они играли еще лучше, чем прежде. Если в мужском теннисе есть знаменитость, волшебник и гуру в одном лице, то это Тодд Фелтнер.

Чарли кашлянула.

– Да, у меня действительно был несложный перелом запястья. К счастью, запястье левое. Врачи говорят, что рука восстановится полностью, и это не повлияет на мой удар слева. Гипс скоро снимут.

– У тебя прекрасный удар слева одной рукой, – заявил Тодд. – Чистый и мощный. Он так же хорош, как твой удар справа. Редкость для женщины. Редкость для любого теннисиста.

– Спасибо, – сказала Чарли, надуваясь от гордости. – Очень приятно услышать такое от вас.

– Поэтому жаль, если тебе придется отказаться от спорта. Не совсем, конечно, но ты не будешь играть в престижных турнирах. Ты можешь полностью вылечить свои кости и сухожилия у самых лучших ортопедов, но психологически это тебя доконает. Я видел такое тысячу раз.

– Не понимаю, – проговорила Чарли, тщательно выбирая слова. – Вы тренировали Надаля после ужасной травмы колена, и он выиграл Открытый чемпионат США. Всего через год!

– Ты сравниваешь себя с Рафаэлем Надалем?

Чарли почувствовала, что краснеет.

– Нет. Конечно, нет. Однако кому, как не вам, знать, что игроки часто оправляются от травм, возвращаются в теннис и играют еще лучше. Я знаю, это будет сложно, но возможно. И я готова работать.

Чарли проверила зеркала и выехала на шоссе. Ее пульс участился. Кем он себя возомнил? Звонит сказать ей, что она обречена на провал? Но вдруг это правда? Если и Марси, и Тодд Фелтнер уверены, что она не вернется в большой спорт, не обманывает ли она сама себя, думая, что у нее получится?

– Дружеский совет: защити себя от разочарований и подумай о раннем уходе. Уйдешь изящно, на пике карьеры. На каком месте ты была в статистике до травмы? Двадцать два? Двадцать пять? Это чертовски здорово, это лучше, чем большинство игроков смеет даже мечтать. Уйди достойно сейчас, залечи свои травмы, и сможешь играть непрофессионально до конца жизни. Черт, ты даже можешь завести семью, если уйдешь сейчас. Это удается не многим теннисисткам.

Чарли стиснула руль вспотевшей рукой, мгновенно забыв обо всех званиях и достижениях Тодда Фелтнера, и, стараясь говорить как можно спокойнее и ровнее, ответила:

– Послушайте, мистер Фелтнер. Не знаю, почему вы говорите это, но позвольте мне кое-что прояснить. Я вернусь. Я попаду в первую десятку. И выиграю Большой шлем. Я даже думаю, что смогу стать номером один. Потому что я боец, я не тот большой ребенок, которого вы когда-то тренировали, мистер Фелтнер. Я не для того каждый день после школы работала по шесть часов и выполняла домашние задания при свете бардачка автомобиля, когда ехала домой после турниров, чтобы теперь сдаться. Я не ходила в кино, не ездила на экскурсии, пропустила выпускной и не болталась в торговом центре, не высыпалась, не напивалась, не целовалась с парнями на вечеринках. И не для того мой отец вкалывал день и ночь, обучая теннису богатых дамочек и избалованных детишек, чтобы я спасовала перед первой же трудной задачей. И, конечно, не для того я бросила колледж после первого курса – лучшего года в моей жизни, – чтобы теперь уйти из спорта. Я невероятно уважаю все то, чего вы достигли в своей профессии, и я мечтала о таком тренере, но теперь очень прошу: держите свое мнение при себе. Мне жаль, что я впустую потратила ваше время, мистер Фелтнер. Я ошибалась, вы мне явно не подходите.

– Шарлотта? Не вешай трубку. – Тон Тодда был твердым, но она слышала и примирительные нотки.

– Я сказала все, что хотела.

– А я нет. Считай, ты меня убедила.

– Простите?

– Я согласен тренировать тебя. Я сомневался, что в тебе хватит огня, однако теперь вижу, что хватит. Я твой.

Чарли ошеломленно молчала.

– И зови меня Тодд, черт побери. Помочь тебе могу только я. Ты это знаешь, и я это знаю. Надо встретиться, чтобы обсудить детали. Я лечу через Лос-Анджелес на следующей неделе по пути на Гавайи и попрошу секретаря назначить встречу. Правильный настрой, Сильвер. Мы с тобой надерем всем задницы!

Телефон отключился. Чарли была настолько потрясена, что ей пришлось притормозить, чтобы не столкнуться с едущим впереди автомобилем. Примерно милю она тащилась, как старушка, – в крайнем правом ряду, прежде чем велела телефону набрать Джейка.

– Ты не поверишь, с кем я только что говорила! – выпалила она.

Судя по шуму, Джейк шел от своего спортклуба к метро, где сядет в поезд до Гарлема. Потом он переоденется, побреется и помчится в офис.

– Хм, дай подумать. Вряд ли с Фелтнером… Хотя я звонил ему четыре минуты назад, и он сказал, что сразу же тебя наберет.

– И ты меня не предупредил?!

– Когда Тодд Фелтнер сразу соглашается кому-то позвонить, я не буду просить его подождать, пока мы с тобой поахаем. Десять минут назад ты казалась чертовски уверенной в своем выборе. Как прошел разговор?

– Он согласился меня тренировать! – Чарли сама едва верила словам, которые она произнесла.

– Он… что?

– Согласился. Тодд Фелтнер сказал, что я его убедила, что во мне есть огонь. Не помню точно. Сначала повел себя как придурок, а потом я выдала ему все, что думала – вежливо, конечно, – и он сказал, что согласен.

– О, боже мой!

– Почему ты удивлен? Мне немного обидно.

– Чарли, ты уверена, что этого хочешь? Я понимаю, чем он привлекает, действительно понимаю, но этот парень – не шутка.

Честно признаться, Чарли неприятно поразили грубые манеры Тодда. Он был полной противоположностью Марси, чья сдержанность успокаивала Чарли в течение десяти лет. Но она была готова к переменам. Нет, даже больше, – перемены ей были необходимы.

– Да, он груб в общении, и, конечно, я еще подумаю, однако я верю, что это одна из тех возможностей, которые могут по-настоящему изменить мою жизнь. Пожалуй, единственная возможность. Взгляни на картину в целом. Мне надо сделать шаг от хорошей спортсменки к великой. От победителя к чемпиону. Тебе важно, чтобы я стала чемпионом? Нет. Папе? Конечно, нет. Я знаю, вы оба будете по-прежнему любить меня, если завтра я решу бросить теннис и стану парикмахером. Но мне – важно, Джейк. Не могу даже объяснить, насколько это для меня важно. Надо быть сумасшедшей, чтобы упустить подобный шанс.

– Тодд, конечно, лучший, – тихо произнес Джейк.

– Он лучше, чем лучший. Ненавижу констатировать очевидное – и презираю неуважительное отношение к женщинам в спорте, – но мне лестно думать, что он возьмет меня, когда есть десятки великолепных мужчин-теннисистов, каждый из которых наймет его в пять секунд.

Это была печальная правда: спортсмены-мужчины получают больше призовых денег, привлекают больше зрителей на стадионы, заключают более выгодные спонсорские контракты, и поэтому все хотят работать с ними.

– Что дальше? – спросил Джейк. – О чем вы договорились?

– Он приедет в Лос-Анджелес. Мы встретимся. Ты ведь тоже приедешь, да? Я не могу без тебя.

– Конечно, – без колебаний ответил Джейк. – Я куплю билет, как только ты скажешь.

Чарли повела джип на съезд с магистрали и притормозила у знака остановки. До клуба оставалось меньше мили, когда она вдруг вспомнила, с кем сейчас встречается.

– Папе пока ничего не говори, хорошо? Мы оба знаем, как он это воспримет.

– Заметано. Мне надо бежать, детка. Позвони, когда закончите с папой. И… Чарли, я понимаю. Наверное, ты права.

– Спасибо. Держи за меня пальцы скрещенными, хорошо?

Она нажала «отбой» и как раз подъехала к парковке клуба.

– Привет, Чарли! – крикнул менеджер клуба со своего места, где он надзирал за парковщиками. – Как нога?

Она вышла из машины и помахала ему рукой.

– Лучше. Отец там?

– Да, сказал, что будет ждать тебя за твоим столиком.

Чарли похромала к ресторану. Метрдотель проводил ее в дальний правый угол зала, к лучшему столику, стоящему у окна с захватывающим видом на девятую лунку. Перед тем как Чарли перешла в профессионалы, ни она, ни ее отец никогда не садились за этот стол – отец даже редко ел в гостевом зале. Теперь с ними обращались как с особами королевской крови.

– Прости, я опоздала, – сказала она, осторожно опускаясь на стул. Таблетка еще не подействовала, и послеоперационная боль, усиленная мышечной болью от занятий, давала о себе знать.

Отец наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Ничего. Не так уж плохо посидеть здесь, глядя в окно, особенно в такой солнечный день. Как прошли занятия?

Мистер Сильвер сохранил густую шевелюру даже в шестьдесят один год. Волосы начинали седеть у висков, и он отпускал много каламбуров насчет «серебра», однако Чарли считала, что он по-прежнему красив. У него был густой загар, но каким-то образом ему удалось избежать того, чтобы кожа выглядела дубленой, что случалось со многими мужчинами, проводившими столько времени на солнце. Его глаза все еще были яркого зеленого или синего цвета, в зависимости от цвета рубашки. Правда, он прибавил несколько лишних фунтов – и начал носить эксцентричные наряды, типа шорт до колен с коричневыми кожаными ремнями, – однако подтянутая фигура и высокий рост компенсировали многое, и ни одну из его подруг, судя по всему, не отпугивал ни лишний вес, ни недостаток вкуса в одежде.

Чарли поправила пояс белых джинсов, которые за последние пару месяцев стали заметно туже.

– Рамона – зверь. Но она мне нравится.

– Она лучшая в своем деле, все так говорят. – Мистер Сильвер кашлянул. – Чарли, есть кое-что…

– Я говорила с Тоддом Фелтнером. Он хочет стать моим тренером! – выпалила она, не успев даже положить салфетку на колени. Чарли не собиралась рассказывать о своем разговоре с Тоддом, но домашняя обстановка клуба, где она практически выросла, в сочетании с теплым объятием и добрыми глазами отца, открыли шлюзы. Она пожалела об этом в ту же минуту, как сказала.

– Прости? – Он посмотрел на нее встревоженно. – Тодд Фелтнер, мужской тренер?

– Больше не мужской тренер. Он хочет тренировать меня, свою первую и единственную спортсменку-женщину. Он думает, что у меня есть все, что нужно для победы.

– Конечно, есть, и без придурков знаю! – Отец глубоко вздохнул и, казалось, сделал усилие, чтобы успокоиться. – Прости, я просто удивился.

Чарли потянулась через стол и коснулась его руки.

– Да, Тодд имеет не лучшую репутацию, но как тренер… он лучший.

Мистер Сильвер сделал глоток воды.

– Тебе известно, сколько штрафов он выплатил американской теннисной ассоциации за несдержанное поведение? Ты помнишь, что он сделал с Эверсолом? Есть видео, если тебе нужно освежить память. Он оскорбляет своих игроков. Неужели ты хочешь работать с таким человеком?

– Я ищу не друга, – сдержанно ответила Чарли.

– Насколько я помню, у тебя есть тренер.

– Есть, и ты знаешь, как я люблю Марси.

Отец отнял руку, мягко, но демонстративно.

– С ней ты перешла из юниоров в профи. Она знающий тренер. Она вежлива. И она не ведет себя, как урод. Теннисный мир полон грязи, а Марси одна из самых искренних и честных людей, которых я когда-либо встречал. Лично для меня это много значит.

Чарли начинала злиться.

– Для меня это тоже много значит, папа. Разумеется.

Они оба улыбнулись юному официанту, который принес им одинаковые салаты с курицей-гриль, без помидоров и с заправкой в отдельной плошке. Чарли знала, что если бы отец обедал с кем-то другим, он заказал бы сэндвич со стейком и картошку фри, и оценила его поддержку.

– Понимает ли он твою игру? Твои сильные и слабые стороны, твой характер? Есть ли у него налаженные отношения с организаторами турниров, администрацией теннисных турне? Разве это он долгие годы помогал тебе оттачивать технику? Учил стратегии на корте? Защищал тебя от прессы, с которой лучше работать другим? Может Тодд Фелтнер спланировать оптимально поездку и тренировочный график так, чтобы это не повлияло на твою результативность?

Чарли заставила себя сделать глубокий вдох. Отец играл профессионально менее трех лет почти сорок лет назад. Почему он так жестко с ней говорит?

– Мне удивительно слышать, что ты решила уволить Марси и нанять Фелтнера.

– Я хочу побеждать, – наконец сказала Чарли. – Нужно многое изменить. Мне было пятнадцать, когда ты пригласил ее работать со мной.

– Ты тогда выиграла «Оранж Боул». В пятнадцать лет!.. Ты далеко превзошла мои тренерские способности.

– Разумеется, на тот момент она была отличным выбором. Но давай по-честному: ты нанял ее не потому, что она считалась лучшей из всех доступных тренеров. А потому что знал, что она не станет за твоей спиной оказывать на меня давление, чтобы я перешла в профессионалы.

– Чарли, это все дела давние. Марси идеально подходила для тебя в самом уязвимом возрасте…

– Я согласна, папа, она замечательная. Ей было всего двадцать восемь лет, и она только что ушла из большого спорта из-за травмы плеча. Скорее, старшая сестра, чем какой-то пугающий сорокалетний громила, который заставил бы меня возненавидеть игру. Я ценю это, клянусь. Я думаю, она была отличным выбором.

– Но?..

– Я играла все турниры, путешествовала по разным местам. Моя игра постоянно улучшалась под руководством Марси, но я начинаю думать, что это происходило недостаточно быстро. Мне почти двадцать пять! Знаешь, как много теннисисток выиграли свои первые главные титулы в двадцать пять или позже? Десять. Десять! И это еще не принимая во внимание тот факт, что я восстанавливаюсь после серьезной травмы, и в прессе говорят, что мне никогда больше не выиграть престижного турнира. Даже Марси так считает.

– Ты добралась до четвертьфиналов Австралии и Франции. Дважды. Ты дошла до полуфинала в Индиан-Уэллсе и Сингапуре. Думаю, тебе есть чем гордиться.

– Я не о гордости говорю, ты ведь понимаешь. Я хочу выиграть Шлем. Я тренировалась всю свою жизнь, и теперь, кажется, у меня есть возможность работать с человеком, который сумеет привести меня к цели.

– Я просто не знаю, что…

– При прочих равных, если твоя цель – выиграть Открытый чемпионат США в течение следующих двух лет, кого бы ты нанял? Марси Беренсон или Тодда Фелтнера? Не принимая во внимание их стиль тренерства, насколько они приятные люди и все остальное.

Он молчал.

– Вот, – тихо произнесла Чарли.

– Вовсе не обязательно, что он правильный выбор для тебя, – сказал мистер Сильвер, делая глоток пива.

Чарли подняла на него взгляд.

– Похоже, Тодд – неправильный выбор для тебя.

Он посмотрел ей в глаза. Они помолчали.

– Папа, дело не только в победе, я понимаю. С каждым годом в женском теннисе все большее значение имеет атлетизм. Пятнадцать лет назад, если ты занималась в тренажерном зале по часу в день, можно было ожидать, что ты продержишься на корте дольше, чем большинство твоих соперниц. Сейчас все иначе. Женщины тренируются в зале столько же, сколько и на корте, а Марси не вполне за этим поспевает. Я уже говорила тебе: она отказывается работать в прежнем режиме.

– Она хочет ребенка, Чарли. Я уверен, ты это понимаешь.

– Конечно, я понимаю! Она все еще мне друг, папа. Я провела с ней вместе больше времени, чем с кем-либо другим. Я была одной из подружек невесты, когда она выходила за Уилла! Естественно, сейчас она не хочет так много разъезжать. Больше сорока недель в год, просто ад, а ведь они проходят процедуры ин-витро. Я понимаю, правда. И надеюсь, что ей удастся забеременеть. Но что потом? Думаешь, она станет летать каждые три дня то в Дубай, то в Шанхай, то в Мельбурн? А когда она по очень понятным причинам не захочет так много путешествовать… что делать мне?

Отец кивнул.

– Да, нанимая женщину-тренера, ты рискуешь. Но мне нравится думать, что мы не отступим от наших друзей, когда…

– Я не понимаю, почему ты так со мной, – прошептала Чарли.

– Мы просто беседуем, Чарли.

– Это не похоже на беседу, папа. Ты меня осуждаешь. Мы даже не обсудили то, что произошло на Уимблдоне. В конце концов, именно она была ответственна за обувь. Она стала менее внимательной в последнее время. И ты бы слышал наш утренний разговор о моем будущем.

Официант, местный ученик средней школы, которому, по словам отца, светила теннисная стипендия в школе Первого дивизиона, забрал тарелки и поставил перед ними маленькие чашки с ягодами.

– Похоже, ты уже приняла решение. Я с ним не согласен, но я поддержу тебя в любом случае, – произнес мистер Сильвер, подкладывая к ягодам взбитые сливки.

Поддержишь, пока я с тобой соглашаюсь, подумала она. И хотя Чарли сомневалась, что Тодд был правильным выбором, ей самой все стало гораздо яснее, когда она изложила отцу доводы, нравятся они ему или нет.

– Да. Я решила, – сказала Чарли.

– Хорошо. Мы друг друга поняли, и каждый остался при своем мнении.

Те же самые слова мистер Сильвер сказал более пяти лет назад, когда летом перед вторым годом в колледже Чарли решила перейти в профессионалы. Чарли понимала, что не сможет одновременно учиться в колледже и соревноваться на высших уровнях женского тенниса. Хотя это, конечно, понимал и мистер Сильвер, его неодобрение граничило с возмущением.

Чарли хотела напомнить, что у них уже был похожий разговор, но ее спас Говард Пинтер, владелец клуба. Толстый и лысый Говард шепелявил и всегда носил подтяжки, до предела натянутые на огромном животе. Он любил и отца, и дочь и не упускал случая с ними поболтать – особенно теперь, когда Чарли стала знаменитостью.

– Питер! Чарли! Почему я не в курсе, что вы сегодня здесь обедаете?

– Привет, Говард. – Отец поднялся. – Рад тебя видеть.

Они пожали друг другу руки.

Чарли тоже хотела встать, но Говард мягко удержал ее за плечо.

– Сиди, пожалуйста, дорогая. Как вам обед? Твой друг присоединится к вам позже?

Сначала Чарли подумала, что Говард спрашивает ее, потом заметила, с каким выражением посмотрел на него отец. Оно говорило: «Заткнись». Никогда в жизни она не видела, чтобы отец так смотрел на кого-то… Что это в его глазах? Паника?

Так или иначе, Говард его понял.

– Прости, я все путаю. С возрастом становлюсь ужасно рассеянным, хорошо еще, одеваться не забываю… Было время, когда я помнил имя каждого сотрудника, а теперь радуюсь, если собственных детей узнаю. – Он фальшиво рассмеялся.

Гнев на лице отца промелькнул и исчез.

– Вот, посвящаю Чарли в сплетни нашего клуба, – сказал он с улыбкой.

Говард с удивительной живостью сел рядом.

– О! И мне расскажи, и мне! Никто не рассказывает мне ничего занимательного. Думаешь, интересно слушать споры из-за графика посещения корта или об уходе за гольф-полем? Конечно, нет! Я хочу знать, кто с кем обнимается в раздевалке!

Все рассмеялись, и Чарли с облегчением заметила, что отец, похоже, расслабился. Они втроем несколько минут поболтали, и Чарли посвятила Говарда в пикантные, но совершенно безобидные теннисные сплетни: Наталья встречается со знаменитым квотербеком, миллиардер из Саудовской Аравии предложил семизначный гонорар каждому из тройки лучших теннисистов за один матч с ним в его поместье в Джидде, теннисистка, занимающая пятую строчку рейтинга, недавно пропустила тест на допинг… Говард хлопал в ладоши и радостно смеялся. Это даже не особо интересные сплетни, думала Чарли. Любопытно, как бы он отреагировал на новости о Тодде Фелтнере. Или на известие о том, что она спит с самым красивым теннисистом в турне.

– Извините, вынужден вас оставить, – произнес Говард, глядя на мистера Сильвера. Повисла неловкая секунда молчания. Говард кашлянул и отодвинул свой стул. – Долг зовет. Пока я тут сижу, какая-нибудь скучающая домохозяйка наверняка ругает одного из моих сотрудников. Чарли, рад был тебя видеть. Приходи к нам почаще! – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Чарли заставила себя не вытирать мокрую щеку.

– Спасибо, что подошли к нам, мистер Пинтер, – улыбнулась она. – И не проболтайтесь о секретах турне, хорошо?

Он засмеялся, тряся животом, как Санта-Клаус, и засеменил к двери. Чарли повернулась к отцу:

– О чем он говорил? У тебя новости? Кто этот твой «новый друг»?

– Ерунда. Говард организовал для меня переезд в один из гостевых коттеджей в дальнем конце участка, возле бассейна.

– Ты про коттеджи, построенные в начале прошлого века? Там хотя бы есть отопление? С какой стати тебе туда переезжать? В них, наверное, последние десять лет никто и не жил!

– Я сэкономлю массу времени. Не придется ездить туда и обратно из Топанги каждый день. Пробки…

– А как же наш дом? Мама так его любила! – Чарли не хотела поднимать тему матери, но она никогда и подумать не могла, что отец однажды продаст дом ее детства.

– Я знаю, что она его любила, дорогая. Но пойми, все меняется. У меня не хватает времени и сил заботиться о таком громадном…

– То есть ты лучше будешь жить здесь? Ты и так проводишь здесь слишком много времени! – Она чувствовала нарастающую панику. – Дело в деньгах, правда?

Отец встретил ее взгляд.

– Дело не в деньгах. И это совершенно не твоя проблема, ясно?

– А в чем тогда дело? Я не понимаю, почему ты не позволяешь мне помочь!

– Я все еще твой отец, – сказал он резко. Затем добавил мягче: – Я отлично представляю, сколько денег тебе нужно инвестировать в свою карьеру. Немалая зарплата тренера, поездки для вас обоих и Джейка, а уж насколько больше, чем Марси, запросит Тодд Фелтнер…

– Я просто не понимаю, зачем тебе переезжать.

Он поднял руку.

– Достаточно. Так будет лучше для меня – сэкономлю деньги на содержание дома и время на проезд.

Чарли заставила себя улыбнуться, несмотря на неприятный холодок в животе.

– Ладно. Каждый остался при своем мнении.

Глава 4

Двадцать третья лучшая девчонка

Лос-Анджелес.

Август 2015 года

Щит с надписью «Продается собственником» торчал прямо под окном Чарли. С тех пор, как отец объявил о своем намерении переехать в Бирчвуд, прошло две недели, а она до сих пор не могла с этим смириться. Их коттедж с тремя спальнями стоял в стороне от бульвара Топанга-Каньон и давно нуждался в покраске (не говоря уже о новых дверях и окнах). Но хотя дому ее детства не хватало внешнего лоска, это с лихвой восполняли памятные события: воскресные барбекю на лесистом заднем дворике, поездки на велосипеде с Джейком в парк Топанга и остановки по пути, чтобы выпить кока-колы в магазинчике у заправки, где теперь торговали органическими продуктами, помощь матери с горшками бальзамина…

Ее семья была не из тех, кто часто устраивает вечеринки и приглашает толпы гостей, но Чарли провела здесь счастливое детство. Она почти ничего не изменила в своей комнате – вплоть до постеров с Джастином Тимберлейком – и до сих пор считала это место своим домом. Зачем платить арендную плату где-то еще, если одиннадцать из двенадцати месяцев она проводит в поездках? Ее огорчала затея отца продать часть их общей истории и поселиться в гостевом домике. В собственности Бирчвуда.

Чарли смотрела на айпаде документальный фильм о сложном жизненном пути Тодда Фелтнера. Рос он на Лонг-Айленде и играл первые одиночные матчи за школу «Грейт-Нек-Норт», а потом за университет штата Мичиган. Работая в программе подготовки «Морган Стэнли», во время отпуска во Флориде Тодд открыл тринадцатилетнего теннисного вундеркинда, который подрабатывал, подавая клюшки на поле для гольфа. Что-то в этом мальчике, Адриане Эверсоле, так вдохновило Тодда, что он бросил офисную работу, переехал в Тампу и приступил к изучению всего, что нужно, чтобы тренировать талантливого парня и сделать его номером один всего через восемь лет. В фильме было множество сцен, где Тодд кричал, нещадно ругая Адриана – а позже и других игроков, которых привел к вершине. Во время одного особенно пугающего полуфинала чемпионата США служба безопасности силой удалила Тодда с трибун после того, как он обругал Адриана так громко и грязно, что телевизионные камеры не смогли даже показать это в прямом эфире. Пару минут спустя – другая сцена: Адриан поднимает чемпионский кубок высоко над головой, потом целует его под ликование болельщиков. Чарли смотрела едва дыша, ощущая вес этого кубка, слыша восторженный рев толпы, чувствуя запах пота и песчаный аромат воздуха Квинса в тот момент, как ее объявляют победительницей. Несмотря на пугающие выходки Тодда, она знала: он тот, кто ей нужен.