Игра на вылет

– Может, оно того стоило? – промычал Джейк с набитым ртом. – Кстати, я на днях смотрел передачу об основателях «Ин-энд-Аут». Ты знаешь, что это семейный бизнес и они не намерены продавать его или давать франшизу на свою марку?

– Потрясающе.

– Нет, правда, интересно. Наверняка ты не замечала, что они печатают цитаты из Библии на стаканчиках и обертках сэндвичей.

– Не замечала.

Чарли увидела на дне стакана кока-колы надпись: «Иоанн 3:16», но не имела понятия, что это значит.

– Отец просил тебе передать, что придет, как только освободится. Сегодня в клубе большой прием, какой-то благотворительный вечер. Мне пришлось тысячу раз пообещать, что я не оставлю тебя ни на секунду.

Чарли раздраженно хмыкнула.

– Значит, со мной круглосуточно будут няньки?

– Да. Он убежден, что ты проснешься, думая, что твоя карьера закончилась, и бросишься с ближайшего моста. Или, может, ляжешь на рельсы. Мостов-то поблизости нет…

– Я думаю, он будет счастлив, если я уйду из спорта. Сколько миллионов раз он говорил, что игра в теннис – не лучший способ прожить жизнь?

– Много миллионов раз. Но он знает, что ты этого хочешь, Чарли. Он достаточно хороший отец, чтобы поддерживать своих детей в том, чем они хотят заниматься, даже если сам не одобряет этого занятия. В твоем случае – профессиональный теннис, в моем – свидания с мужчинами. Уверен, ни то, ни другое не приводит его в восторг.

Доедали гамбургеры в уютной тишине. Чарли пыталась представить, чем сейчас занят отец. Уже более двадцати лет он преподавал в клубе «Гольф и ракетка» в Бирчвуде. Когда Чарли было три года, они переехали в Топанга-Каньон из Северной Калифорнии, где мистер Сильвер работал тренером по теннису в элитной школе-интернате, потому что бирчвудский клуб обещал более ответственную должность и более высокую зарплату. Несколько лет спустя его повысили до главного инструктора, и теперь он вел обе программы – и теннис, и гольф, хотя мало что знал о гольфе.

Большую часть времени мистер Сильвер занимался инвентаризацией, наймом работников и улаживал мелкие конфликты с членами клуба, и Чарли знала, что он скучает по настоящей тренерской работе. Иногда он преподавал, чаще старожилам и маленьким детям, но в шестьдесят один год он не мог угнаться за молодыми профессионалами, которые двигались быстрее и сильнее били по мячу. На более молодых инструкторов спрос был выше, и мистер Сильвер чаще всего сидел в магазине клуба, или в главном офисе, или даже у станка для натяжки струн теннисных ракеток. Если сегодняшнее благотворительное мероприятие было таким же, как всегда, отец будет играть в гольф с детьми, пока их родители угощаются канапе в зале, выходящем окнами на девятую лунку. Хотя отец никогда не жаловался, Чарли становилось тоскливо, когда она думала о том, как он развлекает восьмилетних детишек, пока его коллеги пьют и танцуют.

– Как думаешь, почему папа до сих пор этим занимается? – спросила Чарли, отодвигая поднос. – Сколько уже? Четверть века?

Джейк приподнял бровь.

– Потому что не учился в колледже. Потому что гордый и не возьмет от нас с тобой ни цента. Потому что на пике формы больше интересовался женщинами, чем карьерой, пока не встретил маму, а к тому времени, как родился я, было слишком поздно возвращаться в школу. Да ты и сама все это знаешь.

– Знаю. Но почему он хотя бы не переедет? С тех пор как умерла мама, нас здесь ничего не держит. Почему бы не попробовать где-нибудь еще? В Аризоне или Флориде? Или даже в Мексике? Не сказать, чтобы он вел в Лос-Анджелесе такую уж веселую жизнь, по которой будет скучать.

Джейк опустил взгляд на свой телефон и неловко кашлянул.

– Не знаю, в каких городах выстраиваются в очередь, чтобы нанять на работу шестидесятилетнего профи, имеющего скромный опыт в турнирах сорокалетней давности. Тот, кто – неловко говорить, но будем называть вещи своими именами – спит с каждой женщиной, которой понадобится помощь с ее ударом слева. Учитывая все обстоятельства, в Бирчвуде относятся к нему очень хорошо.

– Меня чуть не стошнило.

Джейк закатил глаза.

– Он взрослый человек, Чарли.

– Как думаешь, он счастлив? Ему нравится его жизнь?

Отец работал практически круглые сутки, чтобы дать им все, что было у их богатых одноклассников: летний лагерь, уроки музыки, ежегодные походы в национальные парки. И, конечно, уроки тенниса. Он начинал учить их сам, когда им было четыре года. Джейк вскоре потерял интерес, и мистер Сильвер никогда его не заставлял. Но Чарли любила свою маленькую розовую ракетку, любила бег и упражнения на выносливость, любила трубку, которой подбирала мячи. Ей нравилось наполнять маленькие бумажные конусы ледяной водой из кулера и счищать глину с кроссовок напольной щеткой, нравилось, как пахнут новые теннисные мячи, когда впервые открываешь банку. А больше всего ей нравилось безраздельное внимание отца. Его лицо озарялось всякий раз, когда она выбегала на корт с туго заплетенной косичкой и в фиолетовом полосатом костюме, и он полностью сосредотачивал на ней все внимание. Ей принадлежал тот взгляд, который обычно предназначался какой-нибудь женщине из бесконечной череды разведенок среднего возраста, затянутых в слишком узкие и слишком короткие платья, в густом облаке духов, которые висели на его руке и неискренне хвалили комнату Чарли, или ее косу, или ночную рубашку, прежде чем уйти с ее отцом в ресторан.

Иногда женщины были моложе, не имели детей и сюсюкали с Чарли и Джейком, будто с животными в зоопарке, или приносили им не слишком продуманные, не по возрасту подарки: пушистую коалу для Чарли, когда ей было пятнадцать, или термочехол для пивных бутылок семнадцатилетнему Джейку.

Были женщины, с которыми мистер Сильвер знакомился в клубе; женщины, с которыми он знакомился в «Рыбной хижине» на Малибу-Бич; женщины, которые проезжали через Лос-Анджелес, следуя из Нью-Йорка на Гавайи или из Сан-Франциско в Сан-Диего. Мистер Сильвер не ждал от детей большего, чем вежливого «здравствуйте» за утренним тостом, но ему, казалось, не приходило в голову, что постоянное присутствие разовых партнерш на семейном завтраке – не самый здоровый пример. Некоторые из них задерживались – у Чарли остались яркие воспоминания об очень доброй, чрезвычайно худой женщине по имени Ингрид, которая вроде бы искренне интересовалась обоими детьми, – но в основном они быстро исчезали.

Зато на теннисном корте мистер Сильвер был полностью сосредоточен на Чарли. Это были единственные часы, когда он не работал, не рыбачил, не встречался с очередной дамой. Когда они выходили на корт в Бирчвуде – часто поздно вечером, когда платные члены клуба были дома со своими семьями, – внимание мистера Сильвера фокусировалось узким лучом света, который согревал Чарли, едва она в него попадала. Это единственное, что не изменилось после смерти матери: очевидное удовольствие, которое отец получал, обучая Чарли любимой игре.

Он вкладывал в работу всю душу с первого момента, когда дочка топала за ним по корту, как утенок за уткой, пока он показывал заднюю линию, коридоры, линию подачи и забеги, до того дня, когда Чарли в тринадцать лет по-честному выиграла у него гейм. Мистер Сильвер на радостях кричал так громко, что пришел охранник, чтобы узнать, не случилось ли чего. Они продолжали регулярно заниматься, даже когда умерла мать Чарли. Женщины, которые составляли ему компанию в последующие годы, тем более не могли им помешать. Отец научил Чарли всему, что она знала – удары, работа ног, стратегия и, конечно, спортивное поведение. И только когда в возрасте пятнадцати лет она выиграла «Оранж Боул», детско-юношеский турнир Большого шлема, мистер Сильвер заявил, что ей нужен тренер более высокого уровня.

Джейк потянулся в кресле рядом с ней и громко вздохнул.

– Доволен ли он своей жизнью? – Брат потер подбородок. – Наверное. На работе у него дела так себе, зато в любовном департаменте все отлично.

– В любовном департаменте? – Чарли протянула руку за голову, чтобы поправить подушку. – Мерзко звучит.

– Да ладно тебе! Двадцать четыре года – достаточный возраст, чтобы признать, что наш отец бабник. Бывают вещи похуже.

– Например?

– Когда мать такая.

Чарли не могла не улыбнуться.

– Точно.

Пиликнул телефон. Она так быстро повернулась, чтобы схватить его с тумбочки, что ступня чуть-чуть сдвинулась, и ногу прострелила боль.

«Играешь в Нью-Хэйвене?» – спрашивал Марко в сообщении.

Она снова улыбнулась, несмотря на боль и мысль о том, что нет, она не играет ни в «Коннектикут Оупен», ни в Открытом чемпионате США, ни в каком-либо из азиатских турниров. Хорошо, если будет готова к Австралии в следующем году.

Привет! Только что после операции. Буду восстанавливаться. Скрести пальцы, чтобы мне удалось сыграть в Австралии в январе…

Бедняжка! Сочувствую. Ты в порядке?

– У тебя есть парень, о котором ты мне не рассказывала? – спросил Джейк. В его глазах мгновенно зажегся интерес.

«Спасибо! Удачи в Цинциннати. Скучаю!» – набрала она и пожалела в тот же момент, как нажала «Отправить». Скучаю? Она даже не осознавала, что затаила дыхание, дожидаясь ответа от Марко, пока Джейк снова не заговорил.

– Эй, Чарли!.. Серьезно, полегче с телефоном, ты его сейчас раздавишь.

Она ослабила хватку. Ответа пока не было.

– Хочешь, что-нибудь посмотрим? Я взял кабель, можем подключить мой айпад к здешнему телевизору и посмотреть «Плаванье с акулами».

Телефон снова пиликнул. В сообщении было всего одно слово, но самое важное:

Целую.

Чарли отложила телефон и, не в силах стереть улыбку с лица, сказала:

– Здорово! Давай посмотрим.

* * *

– Давай, Чарли. Еще разок! Ты ведь не такая размазня, что не осилишь еще один подход? – закричала Рамона.

Никто в реабилитационном тренажерном зале и бровью не повел.

Чарли лежала на скамье тренажера для жима ногами и не могла заставить себя толкнуть вес поврежденной ногой, как того требовала Рамона. Она прижимала сломанное запястье к груди и помогала себе здоровой ногой. Рамона оттолкнула ее левую ногу.

– Толкай! – скомандовала она. – Ахиллово зажило, но ты не укрепишь его, если не будешь тренировать!

– Я стараюсь, клянусь, я стараюсь, – выдохнула Чарли сквозь зубы.

Рамона хлопнула крупной мужской рукой по своему бедру, мощному, как ствол дерева.

– Значит, старайся лучше!

Чарли улыбнулась, превозмогая боль, сделала еще три жима, чтобы доказать, что она не размазня, и без сил рухнула на синий коврик.

– Молодец. На самом деле ты неплохо сегодня поработала. Завтра, здесь же, в это же время, – бросила Рамона через плечо, уже направляясь к следующему клиенту, игроку «Лейкерс», который восстанавливался после травмы плеча.

– Жду не дождусь, – пробормотала Чарли, с трудом вставая.

– Отлично, – сказала Марси, идя за Чарли в раздевалку. – Огромное улучшение для пяти недель.

– Ты думаешь? У меня такое чувство, что восстановление займет вечность.

Чарли стянула мокрые от пота шорты и футболку и вытерла полотенцем подмышки.

Марси проводила ее до горячей ванны и села рядом на скамейку. Чарли осторожно опустилась в воду, от которой шел пар.

– Ты делаешь все правильно и точно по графику. Вернуться в спорт через шесть месяцев после разрыва ахиллова сухожилия и перелома запястья – непростая задача. Даже пять, если учесть, что один месяц потребуется для тренировки перед Австралией. Большинство обычных людей не смогли бы восстановиться так быстро, что уж говорить о профессиональных спортсменах, которым нужно конкурировать на самом высоком уровне. Здесь главное терпение.

Чарли откинула голову и закрыла глаза. Она сгибала и разгибала ноги, чтобы растянуть ахиллово сухожилие в горячей воде. Хотя это все еще причиняло дискомфорт, стреляющая боль, которую она долго испытывала после операции, к счастью, прошла.

– Даже не верится, что смогу ходить не прихрамывая. Как я буду прыгать, разворачивать корпус и делать выпады?

Густые светлые волосы Марси были так туго перехвачены резинкой, что ее хвостик не шевельнулся, когда она поставила локти на колени, подалась вперед и в упор посмотрела на Чарли.

– А ты не думала о том, что это может занять больше времени? Что, возможно, ты не успеешь подготовиться к Австралии?

Чарли открыла глаза и посмотрела на Марси.

– Честно? Нет. Доктор Коэн сказал, что восстановиться за шесть месяцев полностью – реально, и именно это я планирую сделать.

– Я понимаю, Чарли, и уважаю тебя за это. И все же было бы не лишним обсудить запасной план, если по какой-либо причине так не получится.

– Что тут обсуждать? Я буду работать до седьмого пота и, надеюсь, выступлю на австралийском чемпионате в январе. Если не выйдет – например, сохранится риск усугубить травму, – подожду немного дольше. Каков наихудший сценарий? Начать с соревнований в Дохе в феврале?

Марси молчала. Чарли делала маленькие круги в воде правой рукой, стараясь не намочить гипс на левой. Она каждый день благодарила свою счастливую звезду за то, что повредила не игровую руку; все врачи заверяли, что это не повлияет на удар слева.

– Почему ты так нервничаешь?

– Ничего, просто… – Марси замолчала, опустив глаза на мокрый кафельный пол.

– Выкладывай. Серьезно, мы слишком давно знаем друг друга, чтобы ходить вокруг да около. Что у тебя на уме?

– Понимаешь, моя работа – рассмотреть все варианты, учесть любые возможные препятствия…

Чарли чувствовала нарастающее раздражение, но она глубоко вздохнула и заставила себя говорить ровным тоном:

– И что?

– По-моему, надо обсудить, что будет, если твои травмы окажутся более… неподатливыми.

– То есть если я не смогу полностью восстановиться?

– Я уверена, что сможешь, Чарли. Доктор Коэн – замечательный врач и работал с подобными травмами раньше. Но каждый человек индивидуален, и все усложняется, когда речь идет о профессиональном спортсмене высокого уровня.

– К чему ты ведешь? Боюсь, я догадываюсь – и не могу поверить.

Нельзя сказать, что они никогда не спорили – Чарли и Марси проводили вместе больше трехсот дней в году, – однако, как правило, они спорили о рутинных бытовых вещах: место в самолете, во сколько идти на завтрак, смотреть «Охотники за недвижимостью» или «Братья-риелторы». Сейчас разговор был чреват чем-то более серьезным.

– Я всего лишь предлагаю обсудить варианты, – сказала Марси. – Если ты вдруг окажешься в числе тех спортсменов, которые не в состоянии полностью восстановиться от травмы, думаю, нам надо быть к этому готовыми.

– Понятно.

– Чарли, не обижайся, я в тебя верю, правда. Однако не все нам подвластно.

– Только не в моем случае, – тихо проговорила Чарли.

– Я надеюсь, что ты права, но есть вполне реальная возможность того, что… восстановление может затянуться.

– Что я не вернусь в спорт? Можешь так и сказать.

– Прекрасно, так и скажу. Что не вернешься в спорт. Да, маловероятно – но мы должны об этом поговорить.

Чарли поднялась из воды и взяла полотенце. Она ничуть не стеснялась своей наготы, даже сейчас, несмотря на их разговор – они с Марси были как сестры. Завернувшись в полотенце, Чарли села на скамейку рядом с ней.

– Я не согласна. Не хочу об этом говорить.

– На мой взгляд…

– Если честно, я расстроена тем, что ты даже рассматриваешь такую возможность.

Марси замялась.

– Это не имеет ничего общего с моим мнением о тебе, или твоей игре, или твоей способности все преодолеть. Просто статистика, Чарли. Некоторые возвращаются после подобных травм, некоторые нет.

– Какова альтернатива? – спросила Чарли, смахивая со лба ручеек пота. – Предлагаешь сдаться?

– Конечно же, нет. Будем работать до конца. Надеюсь, все у нас будет хорошо.

– Хорошо? Это наша большая цель? Что все будет хорошо? – Чарли осознавала, что ее голос звучит сварливо, но ничего не могла с собой поделать. Раздражение, накатившее минуту назад, быстро переходило в откровенную злость.

– Чарли. – Голос Марси был таким же тихим и сдержанным, как и она. И какой была Чарли – до страшного падения на Уимблдоне, которое сломало ей не только лодыжку, но и жизнь.

С четырехлетнего возраста в ее жизни не было такого долгого периода, как последние несколько недель, чтобы она не брала в руки ракетку. Она часто задумывалась, каково это: сделать перерыв, уйти из тенниса, жить обычной жизнью. Теперь она знала – каково, и ощущение было ужасным. Конечно, есть огромная разница между реабилитацией и лежанием на диване в доме отца или на шезлонге у бассейна в карибском отеле, но Чарли с изумлением понимала, как сильно скучает по игре. Она хотела вернуться. Более чем хотела – отчаянно жаждала и просто не могла слышать, как ее верный друг и тренер рассуждает, что, возможно, в ее будущем нет места теннису.

– Марси, я хочу, чтобы ты ясно поняла: я вернусь после этой травмы. Я войду в первую десятку. Я выиграю турнир Большого шлема. И мне нужно, чтобы ты в это верила. Мне двадцать четыре года. Не старость, конечно, но моложе я не становлюсь. Если я когда-нибудь собираюсь сделать прорыв, то сейчас. Не через два года. Не через три. Я слишком много работала, чтобы теперь сдаться, и я надеюсь, что ты тоже сдаваться не намерена.

– Конечно, я не сдаюсь! Никто не верит в твой потенциал больше, чем я. И все же мы должны честно и рационально обсудить реальное положение дел.

– Ты допускаешь мысль, что я уйду из-за травмы, потому что ты поступила так из-за своей, – вырвалось у Чарли.

Она сразу пожалела об этом. Марси вздрогнула, как будто ее ударили.

– У меня была совершенно другая ситуация.

Теперь настала очередь Чарли молчать. Настолько ли другая? Марси повредила вращательную манжету плеча, причем дважды. В первый раз она выбрала реабилитационный центр вместо хирургического вмешательства, и плечо не успело восстановиться. Когда она порвала мышцу во второй раз, было уже поздно: хирургия не могла поправить ситуацию. Ей следовало, по крайней мере, попытаться – все врачи так считали, – однако в возрасте двадцати семи лет Марси объявила о своем уходе.

– Ну, если ты так говоришь…

– Если я так говорю? Чарли, мои шансы на полное восстановление – так, чтобы я могла снова играть – оценивали в десять процентов. А операция могла принести больше вреда, чем пользы, и реабилитация заняла бы год. Куда я отправилась бы с такими перспективами? Не вверх по рейтинговой таблице, это точно.

Они вышли в раздевалку, и Чарли начала дрожать. Она взяла еще одно полотенце и накинула его на плечи. Затем повернулась и посмотрела Марси прямо в глаза.

– Я хочу, чтобы ты поддерживала меня, чтобы сказала мне, что я вернусь и стану сильнее, чем прежде. А не сомневалась, буду я снова играть или нет, – тихо произнесла она.

– Мы все решим, дорогая, я обещаю, но сейчас мне надо бежать. Уилл ждет в ресторане. У нас сегодня юбилей.

Чарли подняла голову.

– Да? Я даже не знала, что он приехал с тобой.

– Да. Воспользовался длинными выходными. Завтра мы с ним летим обратно во Флориду.

– Поздравь его от меня с юбилеем.

– Все будет отлично, Чарли. Не отлично – великолепно. Ты сейчас делаешь громадную работу по реабилитации. Я вернусь через три недели, чтобы проверить, как ты, а пока займусь подготовкой к Австралии в январе. Хорошо?

– Хорошо, – сказала Чарли, хотя от этого разговора испытывала тошноту.

Они наклонились друг к другу, и Чарли поцеловала Марси в щеку.

– Желаю вам хорошо повеселиться.

– Спасибо. Я еще поговорю с тобой завтра.

Чарли проводила ее взглядом до двери.

Она быстро приняла душ, затем натянула белые джинсы и топ на бретельках. Убедившись, что в раздевалке больше никого нет, набрала номер Джейка.

Когда он ответил, Чарли услышала на заднем плане гул голосов.

– Где ты?

– Догадайся с первого раза.

– Опять гоняешься за тем инструктором? Как его? Какое-то смешное имя… Герман?

– Нельсон. И если бы ты взяла у него хотя бы один урок, ты бы в него влюбилась.

– Терпеть не могу велотренажеры. Я чуть не умерла, когда ты затащил меня на занятие в свой клуб.

– Ты профессиональная спортсменка, Чарли. А в классе была куча бизнесменов с Уолл-стрит, которые слишком много пьют, и мамаш, которые слишком мало едят. Ты отлично справилась.

– Я не это имела в виду, ты знаешь… Послушай, у тебя есть минутка?

Джейк отвлекся, приветствуя кого-то, а затем с кем-то прощаясь, и она представила, как он с полотенцем вокруг шеи выходит на оживленную нью-йоркскую улицу.

– Все, я твой. Что случилось?

– Помнишь, ты говорил, что Тодд Фелтнер уходит на покой? Когда это было? Два месяца назад?

– Да, примерно так. Объявил прямо перед Уимблдоном, что сделал все, что хотел, поэтому берет тайм-аут, чтобы продумать следующий шаг. А что?

– А то, что я хочу быть его следующим шагом. – Чарли сама удивилась своей уверенности.

– Чего-чего?

– Я хочу нанять Тодда Фелтнера и хочу, чтобы ты мне в этом помог.

Последовало молчание.

– Чарли? Не объяснишь, что происходит? – В голосе Джейка звучала нотка беспокойства, если не паники. Он был не только ее братом, он был ее менеджером, а в жизни профессионального теннисиста нет решения важнее, чем выбор тренера.

– Слушай, мне надо встретиться с папой, так что нет времени все объяснять. В общем, у меня давно были сомнения по поводу Марси. И сегодня они подтвердились. Знаешь, что она мне сказала?

– Нет. Что?

– Она спросила, каков мой запасной план на случай, если ахиллово не заживет и я не смогу больше играть.

– Почему она так спросила? Доктор Коэн уверен, что все прекрасно заживет. Она знает что-то, чего не знаю я?

– Нет, просто обсуждала варианты. Довольно настойчиво. Тебе не надо объяснять, что это делает с моим настроем, не так ли?

Джейк промолчал.

– Я поддержала ее, когда она сказала, что не хочет больше проводить так много времени в поездках, поскольку лечится от бесплодия. Когда мой тренер не присутствует на некоторых небольших турнирах – это не так просто для меня, и не лучше для моей карьеры, но я понимаю, почему ей сейчас нужно больше свободного времени. Я старалась не винить ее за ситуацию на Уимблдоне, хотя мы оба знаем: она должна была заранее убедиться, что моя обувь подходит по всем параметрам. То, что мне пришлось надеть чужие кроссовки, – безумие. И вот результат.

– Угу, – промычал Джейк.

Чарли чувствовала, что он слушает очень внимательно.

– Но с ее сомнениями я мириться не могу. У меня сломано запястье, разорвано ахиллово, и я вынуждена покинуть спорт на шесть месяцев. Мне и так трудно, не описать, что я переживаю. А мой собственный тренер выражает сомнение в том, что я когда-нибудь восстановлюсь, чтобы снова играть! Настойчиво предлагает обсудить запасные варианты! Мне нельзя такого допускать.

– Понимаю, – сказал Джейк. – Правда, очень хорошо понимаю.

– Такие сомнения – яд. Теперь, глядя на нее, я буду знать: она думает, что мне не выйти снова на корт. Может, и есть шанс, что я никогда не буду играть на элитном уровне. Однако ни мне, ни моему тренеру нельзя акцентировать на этом внимания. Я люблю Марси, ты знаешь, как я ее люблю. Все эти годы она была мне как мать. Но мне почти двадцать пять лет, Джейк. Не старуха, конечно, и все же у меня мало времени, если я действительно хочу чего-то достичь. А я хочу. Годы жертв и напряженной работы не должны пропасть зря. Я хочу выиграть Шлем, и мне с каждым днем становится все яснее, что с Марси этого не добиться.

– Пожалуй, ты права, – тихо произнес Джейк. – Но Фелтнер? Ты действительно готова идти по этому пути?

– Я знаю, что он ужасен. Я слышала все эти истории. Но он, без сомнения, лучший. А я хочу лучшего.

– Он никогда раньше не тренировал женщин.

– Может, он еще не встретил правильную женщину! Ты сам говорил мне, что он скучает без дела. Чем он занимается? Целыми днями загорает на Палм-Бич?.. Устроишь мне с ним телефонный разговор? Мне нужно пять минут.

– Конечно, я постараюсь, но, на мой взгляд, вряд ли он согласится. И потом, иметь Тодда Фелтнера в качестве тренера не такое уж удовольствие, Чарли. Я поддерживаю тебя на все сто процентов – если ты хочешь его, я сделаю все, что смогу, но, пожалуйста, не обманывай себя, думая, что он сказочный единорог, который домчит тебя к вершине рейтинга. Он настоящий живодер.

Чарли улыбнулась.

– Свяжи нас, хорошо? Я всем сердцем люблю Марси, однако мне нужно делать то, что лучше для моей карьеры. Пусть он станет моим живодером.

Глава 3

Не самые интересные сплетни

Бирчвудский клуб «Гольф и ракетка».

Август 2015 года

Чарли закрутила в пучок мокрые волосы и дохромала до своего джипа. До Бирчвуда ехать не меньше пятнадцати минут; выходит, уже опоздала. Она быстро наговорила на его голосовую почту извинения, сказала, что едет, и завела машину. И тут зазвонил телефон. Подумав, что перезванивает Джейк, Чарли, не глядя на номер, включила спикер кнопкой на рулевом колесе. В динамиках машины загремел незнакомый мужской голос.