Сидни Шелдон. Узы памяти

Родители по всей Америке скорбели вместе с Хэндемейерами. Терять ребенка – всегда трагедия. Но потерять единственного семилетнего сына в таких кошмарных обстоятельствах просто невыносимо. И это характеризует современное общество, в котором подростку-наркоману доверено присматривать за группой беззащитных детей.

Красивое лицо Билли одновременно появилось на всех новостных каналах и в каждой газете как образец человека, принадлежащего к этому эгоистичному, гедонистическому поколению. Конечно, парень не убил мальчика собственноручно. Все понимали, что суд закончится ничем, что в своей скорби сенатор Хэндемейер зашел слишком далеко. И все же людям нравилось, что поствьетнамское поколение каким-то образом должно быть призвано к ответу. За две недели до суда «Ньюсуик» поместила статью о суде с фотографией Билли, длинноволосого, с голым торсом, а рядом – снимок милого маленького Николаса в школьной форме и галстуке.

Под снимками чернел простой заголовок. Всего два слова: «Что случилось?»

Автор не спрашивал, что случилось на пляже в тот идиллический день в летнем лагере. Его волновало другое: что случилось с американской молодежью? Что произошло с порядочностью, с моральными принципами нации?

Суд над Билли был назначен на октябрь. По мере того как шли дни, нервы Тони натягивались, словно струны, грозя лопнуть. Она по-прежнему не знала, вызовут ли ее давать показания. И понятия не имела, что говорить, хотя понимала, что нужно признаться всему миру в том, что это она, а не бедный, ни в чем не повинный Билли позволил Николасу умереть. Но каждый раз, когда она поднимала трубку, чтобы позвонить в офис окружного прокурора и сказать правду, сдавали нервы. Когда дошло до дела, оказалось, что у Билли есть душевные силы и благородство, но не у Тони. Она просто не могла признаться.

А тем временем кошмары становились все более жуткими.

Она жаждала поговорить об этом хоть с кем-то, снять с себя бремя вины и тоски, откровенно рассказать обо всем, что случилось в тот несчастный день на пляже. Но с кем она могла поговорить? Подруги все – сплетницы и стервы. Чарлз Бремар Мерфи ни разу не позвонил с того дня, как она уехала из Кэмп-Уильямса. А что касается родителей… отец был слишком озабочен тем, как нежелательная известность может повлиять на его бизнес, и плевать хотел на эмоциональное состояние дочери. Он действовал быстро и решительно, дабы имя Тони не попало в газеты, используя предупредительные судебные запреты против ряда печатных органов и телеканалов, и держал Тони фактически под домашним арестом с самого ее возвращения домой. Но дальше его родительская забота не простиралась. А Сандра, мать Тони, была слишком занята шопингом и игрой в бридж с приятельницами, а также своим здоровьем, чтобы расспросить Тони о событиях, на самом деле произошедших в тот день на пляже, и о чувствах дочери.

С трудом встав с постели, Тони пошла в ванную, поплескала холодной водой на лицо, глянула на отражение в зеркале. «Ты оставила Николаса умирать, одинокого и испуганного. Ты позволила Билли Хэмлину взять вину за все, что сделала. Ты трусиха и лгунья, и когда-нибудь все об этом узнают».

Суд должен начаться через шесть дней.

Глава 6

– Как я выгляжу?

Билли Хэмлин повернулся лицом к отцу. Стоя в убогой, тесной камере, с только что подстриженными и уложенными светлыми волосами, в костюме с галстуком от «Брукс бразерс», он напоминал скорее молодого адвоката, чем обвиняемого в громком деле об убийстве.

– Хорошо выглядишь, сын, красивым, серьезным. Ты должен пройти через это.

Последние три месяца для Джеффа Хэмлина были адом на земле. Плотник из Куинса мог пережить злобные сплетни соседей о сыне. Мог смириться с потерей половины заказчиков и злобно-осуждающими взглядами прихожанок пресвитерианской церкви Святого Луки, той церкви, которую они с Билли посещали последние пятнадцать лет. Но беспомощно наблюдать, как чернят его обожаемого сына на всю страну, называют чудовищем, воплощением зла и убийцей? Это разрывало сердце Джеффа Хэмлина. Сам процесс будет фарсом: все, даже Хэндемейеры серьезно сомневались, что Билли будет признан виновным. Но оправдают парня или нет, вся Америка навсегда запомнит сына Джеффа Хэмлина как наркомана, позволившего невинному малышу утонуть.

Хуже всего, что Билли ни в чем не был виноват. В отличие от полиции Джефф Хэмлин ни на секунду не поверил россказням сына.

– Мальчики были поручены не ему, – сказал Джефф адвокату Билли, назначенному штатом защитнику с несчастливой, весьма символической фамилией Луз – Лесли Луз[3]. Они сидели в офисе Луза, коробке без окон на задах ничем не примечательного строения в Алфреде, штат Мэн, всего в нескольких кварталах от здания суда. – Он выгораживает девушку.

Лесли задумчиво уставился на Джеффа Хэмлина. Говоря по правде, было совершенно не важно, кто наблюдал за детьми. Случившееся с Николасом Хэндемейером квалифицировалось как несчастный случай. Любое жюри присяжных во всем мире это поймет. Но адвоката разобрало любопытство:

– Почему вы так считаете?

– Я не считаю. Я знаю. Знаю своего сына и знаю, когда он лжет.

– В самом деле?

– В самом деле.

– Вам было известно, мистер Хэмлин, что Билли пьет?

– Нет, – признался Джефф. – То есть я знал, что иногда он может позволить себе банку пива.

– Вам было известно, что он курит марихуану?

– Нет.

– И что употребляет тяжелые наркотики? Кокаин. Амфетамины.

– Не знал. Но…

– Все это было найдено в крови вашего сына в тот день, когда умер Николас Хэндемейер.

– Да. Но почему все это было найдено? – Джефф в раздражении воздел руки вверх. – Потому что Билли попросил полицейских поискать наркотики. Сам предложил сделать анализ крови, во имя всего святого! К чему бы ему делать это, если бы он не добивался, чтобы его признали виновным?

Лесли Луз неловко откашлялся.

– Я не говорю, что Билли виновен. Весь процесс – это месть, задуманная сенатором Хэндемейером. И это известно всему миру.

– Надеюсь, что так.

– Поймите, мистер Хэмлин, я лишь хочу сказать, что мы далеко не так хорошо знаем наших детей, как хотели бы думать. Худшее, что может сделать Билли сейчас, – начать указывать пальцем на других, пытаясь свалить на них вину. Он признался в употреблении наркотиков, признался, что натворил ошибок. Но это еще не делает его убийцей.

– Билли – хороший парень, – устало выдавил Джефф.

– Понимаю, – ободряюще улыбнулся Лесли. – И именно это позволит нам выиграть дело. Это и полное отсутствие веских доказательств у обвинения. Газеты выставили Билли монстром. Когда присяжные увидят, как он на самом деле отличается от того чудовища, каким его изобразили, точно оправдают.

– Но как насчет ущерба, нанесенного репутации Билли? Кто заплатит за это?

– Всему свое время, мистер Хэмлин, – мягко ответил Лесли Луз. – Сначала нужно вернуть вашего сына домой. Как только обвинения будут сняты, подумаем о дальнейших мерах.

Уверенность адвоката несколько успокоила Джеффа. Сам он знает свой верстак и инструменты, но понятия не имеет, как завоевать расположение присяжных и что считается или не считается убийством. Несмотря на имя, у Луза был прекрасный послужной список, в котором значились дела куда менее выигрышные, чем у Билли.

В дверях появился надзиратель.

– Пора ехать.

Билли улыбнулся. Он выглядел таким счастливым и уверенным, что даже отец немного расслабился.

– Удачи, сын.

– Спасибо, па. Она мне не понадобится.

От тюрьмы до здания суда было рукой подать. Билли Хэмлин выглянул из заднего окошка тюремного фургона. Он был взволнован, но не только потому, что вот-вот выйдет на свободу.

«Через час я снова увижу Тони! Она будет так счастлива! Так благодарна! Когда все кончится, я попрошу ее выйти за меня».

Интересно, изменилась ли она. Остригла ли волосы или, может быть, похудела? Впрочем, зачем ей это? Тони Гилетти и так само совершенство!

За все время, что он ожидал в тюрьме суда, она написала ему всего одну короткую записку. Билли надеялся на более оживленную переписку. Но Тони намекнула, что родители ее контролируют и трудно ускользнуть от надзора. Девушке не хотелось писать, оставляя лишние доказательства их отношений, и Билли вполне ее понимал.

«Да какая разница? Скоро этот кошмар закончится, и мы сможем начать нашу жизнь вместе».

Билли был потрясен предъявленным обвинением в убийстве, но все же не жалел о своей жертве. Опасность попасть в тюрьму ему не грозила, а вот если бы Тони с ее уголовным досье предстала перед судом, могло случиться все. Он знал, что пресса его не жалует, хотя несколько месяцев не смотрел телевизора, один из надзирателей показал ему статью в «Ньюсуик». Однако в отличие от Джеффа собственная репутация его не волновала.

«Как только процесс закончится, люди быстро все забудут. Кроме того, они увидят, что на самом деле я не такой монстр, каким меня представляют».

На его стороне были юность, наивность и любовь к необыкновенной женщине. Когда-нибудь он и Тони мысленно вернутся в то время и всего лишь покачают головами при мысли о творившемся здесь безумии.

Тюремный фургон катился вперед.

Суд над Билли Хэмлином должен был состояться в судебном зале округа Йорк в деловом центре Алфреда. Девон Уильямс, судья верховного суда, будет председательствовать в зале номер два, элегантно обставленной комнате в передней части здания в колониальном стиле со старомодными высокими окнами на нескольких петлях, деревянными скамьями и подлинным, оставшимся с конца девятнадцатого века паркетом, который каждый день натирали до ледяной гладкости. Здание суда округа Йорк представляло собой все, что есть хорошего, традиционного и порядочного в самом консервативном из штатов. И все же в его стенах ежедневно проявлялись все грани людского несчастья и пороков. Скорбь. Коррупция. Насилие. Ненависть. Отчаяние. За красивым фасадом с белыми колоннами уничтожались и возрождались жизни. Исполнялись и разбивались в прах надежды. Вершилось правосудие. А в некоторых случаях в правосудии было отказано.

Тони Гилетти прибыла в суд в сопровождении родителей. Перед входом собралась большая толпа зевак и репортеров.

– Взгляни на всех этих людей, – нервно прошептала Тони матери. – Должно быть, в отелях Алфреда не осталось ни одного свободного номера!

Сандра Гилетти одернула облегающую юбку от Диора и улыбнулась в камеры. Она была так рада, что решила принарядиться. Уолтер тревожился, что она будет выглядеть слишком вызывающе. Но теперь, когда камеры репортеров новостного канала Эн-би-си были направлены на нее, Сандра просто умерла бы со стыда, если бы оделась в какое-нибудь убожество из местного универмага.

– Что ж, процесс вызвал огромный интерес, – прошептала она в ответ.

«Ну да, и собачье дерьмо вызывает огромный интерес у мух», – с горечью подумала Тони.

За гневом прятался страх. Обвинение вызвало ее в качестве свидетеля. Она получила повестку всего несколько дней назад, к величайшему раздражению отца.

– Вы не можете избавить ее от этого? – спросил Уолтер Гилетти Лоренса Макги, дорогого Манхэттенского адвоката, которого он нанял в помощь дочери. – Мы до последнего времени ничего не знали. У нее не было времени подготовиться.

Лоренс объяснил, что Тони и не должна готовиться.

– Все, что ей необходимо, – выйти и сказать правду. Никто не оспорит ее показаний. Полицейский протокол и результаты допроса Хэмлина вполне совпадают.

Но Лоренс Макги, конечно, не знал правды. Правды не знали ни полиция, ни родители Тони. Никто, кроме самой Тони и Билли. А если Билли изменит показания под присягой? Что, если его адвокат устроит перекрестный допрос и вытянет из нее правду? Знает ли Билли, что обвинение вызвало ее в качестве свидетеля? Возненавидит ли он ее за то, что она станет давать показания против него? За то, что предпочла солгать? Или он именно этого хотел?

Сама мысль о том, что она снова увидит его лицо, заставляла сердце Тони биться сильнее, а ладони неприятно потели. Она не была так напугана с того момента, когда Грейдон Хэммонд взглянул на нее со слезами на глазах и пробормотал, что Николас исчез.

– О-о-о, смотри! Это, должно быть, родители, – взволнованно бормотала Сандра Гилетти, словно увидела кого-то из знаменитостей на великосветской свадьбе.

Тони повернулась, словно ужаленная. Она и раньше видела снимки Хэндемейеров по телевизору, но не была готова к реальности. Рут Хэндемейер, мать Николаса, была так похожа на сына, что у Тони сжалось сердце. Те же светлые волосы оттенка ирисок, те же круглые карие глаза, Только у Николаса они были игривыми и веселыми, а у матери – затянутыми скорбной дымкой. Тони не сводила глаз с Рут Хэндемейер, пока та неторопливо шла к своему месту в сопровождении мужа и дочери.

Сенатор Хэндемейер был старше жены, на вид лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами и лицом, словно высеченным из гранита. Ярость била из его темно-синих глаз – контролируемая, исполненная решимости ярость умного, влиятельного человека. Дикий, бессильный рев раненого тигра – не для сенатора Хэндемейера. Этот человек был воплощенной жаждой мести и действовал методично, с целью добиться справедливого суда над виновными в смерти его сына. Обозревая зал заседаний с видом хозяина, сенатор бросил короткий взгляд на Лесли Луза. Задетый адвокат отвел глаза. И тут, к ужасу Тони, сенатор уставился на нее. Она смотрела на него, неподвижная, как статуя, и желудок от страха скручивался в трубочку. «Неужели он видит вину у меня в глазах? Неужели угадывает правду»?

Но когда к скамье подсудимых подошел Билли, сенатор вперился в него взглядом, полным неподдельной ненависти, в которой не было места ни для Тони, ни для кого-то еще.

Если на Билли и подействовал уничтожающий взгляд сенатора, он ничем этого не показал и, отыскав глазами Тони, широко улыбнулся той открытой мальчишеской улыбкой, которую та помнила еще со времен лагеря. Она улыбнулась в ответ, ободренная его очевидной уверенностью.

«Это суд, – убеждала она себя. – Сенатор имеет право на скорбь, но Билли никого не убивал, и присяжные это поймут».

Лесли Луз нервно теребил золотые запонки. Его клиент не должен улыбаться хорошенькой свидетельнице обвинения с видом влюбленного щенка. И если уж на то пошло, вообще не должен улыбаться. Маленький мальчик утонул, и Билли Хэмлину, виновен он или нет, следует выглядеть так, словно он убит горем.

Лесли Луз краем глаза увидел, как напряглись широкие плечи сенатора Хэндемейера. Он был словно сжатая пружина, готовая распрямиться и ударить Билли, а возможно, и тех, кто посмеет ему помогать. Впервые с того дня, как принял дело, Луз задался вопросом, такой ли уж легкой будет победа.

– Всем встать.

Заседание суда пошло обычным порядком и, как казалось Тони, с рекордной скоростью. Не успели обе стороны произнести вступительные речи, как ее вызвали на место свидетеля и заставили принести клятву на Библии.

– Мисс Гилетти! Вы были на пляже с ответчиком в день трагедии. Как по-вашему, Уильям Хэмлин показался вам рассеянным?

– Я… я не знаю. Не помню.

Она так нервничала, что стучали зубы. Весь зал смотрел на нее. Боясь случайно встретиться глазами с сенатором Хэндемейером или с Билли, она упорно смотрела в пол.

– Не помните?

«Конечно, помню. Помню все. Лодку. Чарлза, едва не убившего этих мальчиков. Билли, нырявшего за жемчугом, исчезнувшего под водой. Помню все, кроме Николаса, потому что не следила за ним. Это я! Я позволила ему умереть!»

– Нет.

– Другие свидетели подтвердили, что в тот день Уильям Хэмлин несколько раз нырял за устрицами. Что устроил ради вас целый спектакль. Это вы помните?

Тони взглянула на свои сцепленные руки.

– Да. Помню, как он нырял.

– Несмотря на то, что ему в это время было поручено присматривать за группой маленьких мальчиков?

Тони пробормотала что-то невнятное.

– Говорите отчетливо, пожалуйста, мисс Гилетти. Нам известно, что с самого начала эта группа была поручена вам. Но вы договорились поменяться сменами с ответчиком. Это так?

«Нет! Билли ни за что не отвечал! Это я виновата!»

– Все верно.

– Почему?

Тони в панике вскинула голову и, не подумав, уставилась на Билли, словно прося помощи. Что ответить?

– Простите, – покраснела она. – Что «почему»?

– Почему вы договорились поменяться сменами, мисс Гилетти?

На какой-то жуткий момент все мысли вылетели у Тони из головы.

– Потому что…

Слово повисло в воздухе, как раскачивавшийся в петле труп. Последовавшее молчание казалось бесконечным. Но наконец Тони выпалила:

– Потому что я устала. Плохо спала накануне и… не хотела присматривать за мальчиками, если не сосредоточена на все сто процентов.

Она снова глянула на Билли, который едва заметно кивнул.

«Молодец. Хороший ответ».

– Спасибо, мисс Гилетти. У меня вопросов нет.

Процесс шел своим чередом. Билли краем уха прислушивался, но в основном следил за Тони.

«Она еще красивее, чем я помню. После суда мы переберемся на Западное побережье. Начнем все сначала, с чистого листа».

Жаль, что он не может поговорить с ней, сказать, чтобы не боялась, что все будет хорошо. Бедняжка так перепугана, словно его вот-вот поведут на расстрел. Его тронуло, что она за него боится. Но к чему это? Все скоро закончится.

Билли твердо знал, что его оправдают. Его адвокат тысячу раз твердил ему это. В конце концов не важно, кто должен был позаботиться о Николасе. Произошел несчастный случай. Никто никого не убивал. Это ошибка, ужасная, трагическая ошибка.

Единственное, что слегка его беспокоило, – количество свидетелей, рассказавших об употреблении им наркотиков. Да, иногда он покуривал травку и вынюхивал одну-две дорожки кокаина. Но в устах «экспертов», стоявших на свидетельском месте, он превращался в прожженного наркомана, а Лесли не пытался опровергнуть обвинения.

Джефф Хэмлин беспокоился по тому же поводу. И в первом же перерыве отвел Лесли в сторону.

– Этот эксперт по наркотикам описывал Билли как торчка. Почему вы ничего не сказали?

– Потому что наркотики – способ отвлечь присяжных. Дополнительный спектакль. Не стоит в это втягиваться!

– Но жюри уже точно в это втянулось! Видели выражение лица председателя? – запротестовал Джефф. – А женщины средних лет, той, что сидит в середине? Выглядела так, словно хочет повесить Билли прямо здесь, в зале суда.

– Наркомания или ее отсутствие никак не повлияет на дело.

– А обвинение, очевидно, думает, что повлияет.

– Потому что дела у них нет. Все рассыпается, – уверенно ответил Луз. – Факт, который я определенно докажу завтра, когда мы начнем защиту Билли. Пожалуйста, постарайтесь не волноваться, мистер Хэмлин. Я знаю, что делаю.

У обвинения ушло два дня на то, чтобы представить дело. Прокурор исполнял роль палача, методически уничтожая Билли. Основной упор делался на токсикологической экспертизе и склонности к дракам. Еще больше было сказано о его распущенности, поскольку немало девушек из Кэмп-Уильямса со слезами признались под присягой, что обаятельный сын плотника их «совратил». Вместе с признанием Билли, подтвержденным показаниями Тони Гилетти, что именно он присматривал за мальчиками в тот день, все пришли к общему мнению, что помощники окружного прокурора сделали достаточно, чтобы доказать неумышленное убийство. Но для этого нужно было еще больше. Им требовалось доказать пренебрежение своими обязанностями и вызвать ненависть.

– Защита вызывает Чарлза Бремара Мерфи.

Билли бросил недоуменный взгляд на адвоката.

«Разве мы это обсуждали?»

Чарлз никогда не был расположен к Билли.

– Мистер Бремар Мерфи, вы присутствовали на берегу в тот день, когда погиб Николас Хэндемейер, не так ли?

– Был, – серьезно кивнул Чарлз.

Сейчас, в безупречно сшитом костюме от Холстона и светло-желтом галстуке, с аккуратным пробором в темных волосах и кольцом колледжа Гротон, поблескивающим на мизинце, он выглядел красивым, здравомыслящим и консервативным – то есть, по мнению жюри, полной противоположностью Билли Хэмлина.

– Расскажите, что запомнили.

Чарлз глубоко вздохнул.

– Я в тот день был на яхте родителей. Боюсь, выпил пару бокалов вина, но все равно взял один из тендеров, чтобы добраться до пляжа, что с моей стороны было глупостью.

Тони внимательно изучала лица присяжных, которые завороженно слушали. Поразительно, как снисходительны они к признанию Чарлза в том, что он пил вино, но не желают простить Билли за предполагаемое пристрастие к наркотикам. Неужели алкоголь более приемлем в обществе? Или их так обаяли манеры и воспитание Чарлза?

– Я шел на довольно большой скорости, когда неожиданно увидел перед собой лодку, на одной из полос, предназначенных для судоходства. Я резко свернул, чтобы избежать столкновения, но при этом ударил Билли. Ударил не в голову, иначе убил бы его. Но задел плечо. Я не ожидал увидеть, что он заплывет так далеко.

– А где в это время были дети?

– Играли на берегу, – уверенно ответил Чарлз.

«Странно, – подумала Тони. – Удивительно, что он заметил мальчиков с такого расстояния и после ужаса того, что случилось на воде».

– А Николас Хэндемейер был с ними?

– Думаю, да. Да. Там было семеро мальчиков, так что скорее всего да.

По залу пробежал изумленный шепот. Родители Николаса обменялись измученными взглядами. Старшая сестра Николаса, хорошенькая темноволосая девушка-подросток, сжала руку матери. Если Николас был жив и здоров в то время, трагедия, вероятно, произошла очень быстро. Более того, именно тогда, когда над Билли хлопотали санитары. Уничтожающее, бьющее наповал свидетельство.

– Так вы помните, что дети были в безопасности, пока сам Хэмлин не был покалечен вашим тендером?

– Да.

– Спасибо, мистер Бремар Мерфи. Больше вопросов нет.

Джефф Хэмлин, торжествуя, едва не выкинул кулак в воздух, но удержался. Добрый старый Лесли все-таки знал, что делает!

– Пара вопросов, мистер Бремар Мерфи. – Обвинитель встал. – Насколько я понимаю, вы и мисс Гилетти встречались во время указанных событий. Это так?

– Д-да… – недоуменно протянул Чарлз. Вопрос вряд ли казался уместным.

– Другие вожатые в Кэмп-Уильямсе свидетельствовали, что мисс Гилетти и Николаса Хэндемейера связывали особые отношения. Это верно?

– Все мальчики обожали Тони.

– Но особенно Николас Хэндемейер?

Чарлз еще сильнее нахмурился.

– Полагаю, так. Он писал ей короткие любовные стишки. Это казалось очень милым.

Тони так яростно вонзила ногти в бедро, что из ранок выступила кровь. Она не хотела думать о стихах Николаса, нацарапанных на клочках бумаги и подсунутых под дверь ее домика. Ее сердце может разбиться на тысячу осколков.

– Мистер Бремар Мерфи, вы считали Уильяма Хэмлина соперником в попытке снискать благосклонность мисс Гилетти?

– Прошу прощения?

– Вы тревожились, что мистер Хэмлин увлечен вашей девушкой?

– Это не совсем так.

– В самом деле? Вы знали, что они спали друг с другом?

По залу прошел неодобрительный шепот.

– Да, но это был одноразовый секс. И ничего не значил.

Билли бросил на Чарлза убийственный взгляд. Как смеет этот самодовольный ублюдок утверждать, что их отношения ничего не значат? Сжав кулаки, он был готов взорваться, но сумел взять себя в руки.

– Так вы не волновались? – продолжал прокурор.

– Нет.

– Даже после того, как Уильям Хэмлин угрожал вас убить?

Присяжные мгновенно оживились, словно пробудившись от глубокого сна. Тони выпрямилась. Билли с беспокойством глянул на отца.

– Несколько вожатых Кэмп-Уильямса заявили, что в ночь перед гибелью Николаса Хэндемейера Уильям Хэмлин на вечеринке публично провозгласил свою любовь к мисс Гилетти и угрожал «уничтожить» всякого, кто осмелится встать между ними. Разве в число этих всяких не входили вы?

– Билли не имел в виду ничего такого. Он был под кайфом.

– Именно.

Прокурор многозначительно промолчал.

– Да, суд уже это слышал. Но довожу до вашего сведения, мистер Бремар Мерфи, что мистер Хэмлин подразумевал именно это. Довожу до вашего сведения, что Уильям Хэмлин безумно, яростно ревновал ко всякому, кого любила мисс Гилетти. И что наркотики просто позволили дать волю ярости и одержимости, которые он в более трезвые моменты ухитрялся скрывать.

Лесли Луз запоздало встал.

– Протестую! Это всего лишь догадки!

Но судья лишь отмахнулся. Как и все остальные в зале, он жаждал понять, куда все это приведет.

– Протест отклонен.

– Довожу до вашего сведения, – продолжал обвинитель, – что безумная ревность мистера Хэмлина доходила до ненависти к маленькому мальчику.

Лицо Чарлза исказилось болью. И тут, к полному изумлению Тони, он кивнул:

– Это может быть правдой.