Хлеб по водам

– Зато я устал, – заявил Хейзен. – Ты меня утомляешь. Пошел отсюда! Я и сам могу лечь спать. И в снах ты мне не помощник. Давай, пошел отсюда!

– Слушаюсь, сэр. Доброй ночи, сэр. Спокойной ночи, мистер Стрэнд. – И Конрой направился к входной двери.

– У него есть комнатка рядом с гаражом, – сказал Хейзен. – Конрой… Мне претила сама мысль о том, что он будет спать в одном доме со мной. Это можно понять, верно, Стрэнд?

– Ну… – растерянно пробормотал Стрэнд, – я не настолько хорошо его знаю и…

– Так что вам понятно. Ладно. Послушайте, я уже спрашивал вас, верите ли вы в Бога?

– Да.

– И что вы ответили?

– Ответил, что верю.

– Вы утратили связь со временем, Стрэнд. Вы верите в десять заповедей?

– Я бы сказал, скорее да, чем нет, – сказал Стрэнд. Он чувствовал, что оказался в совершенно дурацком положении. Все эти пьяные рассуждения на богословские темы среди ночи…

– Одна встреча с моими кул… коллегами, – пробормотал Хейзен, – и вся эта ваша вера развеется в прах. Да благослови Господь ваших отца и матушку. Уже поздно, Стрэнд. Мне бы хотелось побыть одному, выпить рюмочку на ночь. Посидеть, подумать. Лучше всего думается в предрассветные часы. Скажите, а я говорил о том, как мне нравится Бастер Китон, или нет? Ну, тогда, во время нашей прогулки?

– Да, говорили, – ответил Стрэнд. Но что именно, он забыл. Он уже начал жалеть о том, что не пошел в спальню вместе с Лесли, до приезда Хейзена.

– Он-то понимал, что вся наша жизнь – не более чем шутка, издевательский замысел Всевышнего. Все эти наши планы, провалы, достижения – все это просто смешно, да… При каждом новом повороте мы натыкаемся на препятствие, оскальзываемся на каждой банановой кожуре. А он воспринимает все стоически, с такой невозмутимостью и достоинством, что это вызывает неудержимый смех. Урок всем нам. – Хейзен снова расхохотался, но в смехе слышалась боль. – Размышления… – пробормотал он. – Уверен, вам не терпится пойти наверх, к своей очаровательной жене… Священные узы брака, они, знаете ли, обязывают… Чем оставаться здесь и слушать мои путаные раз… размышления на религиозные темы. Но я в полном порядке, сэр, смею вас уверить. – С этими словами он поднял голову и взглянул на Стрэнда. Лицо у него было совершенно несчастное и какое-то опустошенное. – Несмотря на кое-какие признаки, я вовсе не алкоголик, нет. Не сотвори себе кумира… Я же просто со всех сторон окружен кумирами. Спите спокойно, Стрэнд. Доброй ночи, сэр.

Стрэнд колебался. Ему не нравилось, как вел себя Хейзен. Что крылось за этими пьяными речами, повелительными манерами и полным смятением чувств? Какая сторона души Хейзена взывала о помощи в эти ночные часы? Нет, уж лучше не знать этого. Вообще не участвовать. Пусть даже речь идет о глотке морского воздуха – это не для него.

– Доброй ночи. – Стрэнд вышел из комнаты с ощущением полного непонимания ситуации. И, поднимаясь по ступеням, понял, что ни за что не расскажет Лесли об этой сцене с Хейзеном. Стоит только ей узнать, и она тут же ринется вниз, начнет с ним возиться, укладывать в постель. А он чувствовал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Ни в коем случае…

Он улегся в постель, и Лесли, сонная и теплая, потянулась к нему.

– Устал как собака, – пробормотал Стрэнд. Впервые в жизни он не ответил на ее ласку. Все когда-то бывает в первый раз, подумал он и плотно прикрыл глаза, надеясь поскорее уснуть.

* * *

Наутро, спустившись вниз, Стрэнд увидел Хейзена. Тот сидел за столом, накрытым для завтрака, и читал «Таймс». На нем был костюм для игры в теннис, на плечи накинут старенький свитер – утро выдалось довольно прохладное. На лысине по-прежнему угрожающе багровел шрам, но рана уже начала затягиваться. Следы синяка на щеке все еще виднелись, но цвет лица был здоровый, розовый. Хейзен поднялся и пожал ему руку, и Стрэнд заметил, что глаза у адвоката ясные, рукопожатие крепкое. И это после такой ночи, подумал Стрэнд.

– Надеюсь, вы хорошо спали? – любезно осведомился Хейзен. Голос его звучал спокойно и ровно. – Кетли принес еще один экземпляр газеты, специально для вас… – Он указал на столик, где лежала свежая газета. – Я терпеть не могу читать измятые газеты. И полагаю, все отцы семейства немного похожи на меня в этом плане.

– Должен признаться, вы правы, – ответил Стрэнд, усаживаясь напротив Хейзена. Если тот предпочитал не вспоминать о событиях прошлой ночи, притворяться, что ничего не случилось, что ж, тогда и он, Стрэнд, не собирался напоминать ему об этом. – Прочту чуть позже. И пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Не хочу вам мешать.

– Уже начитался. – Хейзен свернул газету и отложил в сторону. – Ничего нового. Несчастья, катастрофы… Как вам обед?

– О, обед был просто великолепен.

Хейзен кивнул.

– Они отличная пара, эти Кетли. Чего бы вам хотелось на завтрак? – спросил он, увидев, что с кухни вошел мистер Кетли. – Сок, бекон и яйца?

– Замечательно, – искренне ответил Стрэнд. Дома он не разрешал Лесли рано вставать, чтобы готовить ему завтрак, обходился кофе и рогаликом и к полудню всегда был зверски голоден.

– Вы слышали пожелания мистера Стрэнда? – спросил Хейзен у Кетли.

– Да, сэр, – отозвался тот.

– Кстати, – заметил Хейзен, – передайте Ронни, что если тот хочет немного потренироваться с утра, могу уделить ему время после тенниса.

– Уверен, он с нетерпением будет ждать. – И Кетли удалился на кухню.

– Ронни – это его внук, – объяснил Хейзен. – Ему одиннадцать. Играет в детской лиге. Я его тренирую, даю мишень, в которую можно бросать. – Он налил себе кофе. – Ужасно сожалею, что не мог сопровождать вас вчера, – добавил он. – А Конрой до сих пор спит сном праведника. Я же прекрасно выспался по дороге сюда, в машине. Слышал, как вернулись ваши дети, около двух.

– Надеюсь, они вас не побеспокоили?

– О нет, ничуть. Просто слышал, как подъехала машина. А вели они себя тихо, как мышки.

– Ездили в какой-то бар в Бриджгемптоне. Элеонор там прежде бывала.

– Просто удивительно, как молодые люди могут торчать в этих барах целыми часами!.. Особенно если учесть, что они, по уверениям Кетли, почти совсем при этом не пьют.

Вошел Кетли со стаканом апельсинового сока и кофейником. Хейзен осведомился о других членах семьи.

– Надеюсь, Кэролайн не сопровождала их в этих ночных похождениях? – спросил он Стрэнда.

– О нет. Посмотрела немного телевизор, а потом отправилась спать.

– Вот и хорошо, – заметил Хейзен. – Я тут договорился с молодыми людьми, они придут с утра поиграть в теннис. Они довольно сильные игроки, так что вашей девочке придется постараться, чтобы соответствовать.

– Вижу, вы и сами собираетесь принять участие.

Хейзен пожал плечами:

– Может, сыграю сет или два. Они очень воспитанные молодые люди, делают мне скидку на возраст. Стараются подавать мяч так, чтобы я наверняка мог его взять. – Он отпил кофе. – Как с организационными вопросами, все в порядке?

– Организационными? – не понял Стрэнд.

– Ну, я имею в виду – удобно ли вы устроены. Нет ли крошек в постели, протекающих потолков, шума в трубах?

– О, более чем удобно, – ответил Стрэнд. Похоже, Хейзен действительно не помнил, что вытворял тут прошлой ночью. Что ж, тем лучше. – Вообще все замечательно. И дом совершенно прелестный.

Хейзен рассеянно кивнул:

– Да, неплохой. Но рассчитан на толпы народа. На большие семьи, какие были у наших отцов. Я часто испытываю сильнейшее искушение избавиться от него. Продать. Но только не в такие дни, как сегодня. – И он кивнул в сторону окна, за которым ярко светило солнце и сверкал океан. – Может, хотите поплавать? Вода в бассейне подогревается…

– Нет, благодарю вас, – отказался Стрэнд. Ноги у него были тощие, и он не любил показываться на людях в плавках. – Так, поброжу немного, осмотрюсь…

– Как вам будет угодно, – сказал Хейзен. – У нас тут полная свобода, никаких правил.

Очевидно, иронически подумал Стрэнд, он имеет в виду, что, если человек того пожелает, его вообще не будут замечать.

Появился Кетли с беконом, яйцами и тостами, поставил поднос на стол перед Стрэндом.

– Сэр, – обратился он к хозяину, – вас вызывают к телефону.

– Ну вот, этого я и боялся, – заметил Хейзен. – Переключите на библиотеку, будьте добры. – Он поднялся из-за стола. – Прошу прощения, – сказал он Стрэнду, – но, боюсь, это надолго. Чувствуйте себя как дома. – И с этими словами адвокат вышел из комнаты. Стрэнд успел заметить, что ноги у него длинные и мускулистые, как у молодого человека. Наверное, весь секрет в катании на велосипеде.

Он покачал головой, дивясь отменному физическому и психическому состоянию этого человека. Хорошо, что Конрой отсутствовал за завтраком. Иначе возникло бы чувство неловкости. «Что ж, – решил Стрэнд, – в любом случае не дам испортить себе день». И он не спеша и с удовольствием принялся за еду, намазывая тосты джемом, а потом, за чтением «Таймс», выпил целых три чашки кофе. Хейзен к столу так и не вернулся. Покончив с завтраком, Стрэнд вышел на террасу. Откинувшись в шезлонге, он закрыл глаза и подставил лицо утренним лучам солнца.

Теннисный корт находился в дальней части сада, за домом, и был защищен от ветра высоким, аккуратно подстриженным кустарником. Приблизившись, Стрэнд увидел, что Кэролайн, Хейзен и двое молодых людей как раз начали парную игру. До этого он поднялся в спальню, спросить, не хочет ли Лесли тоже посмотреть теннис. Но оказалось, что жена все еще в постели. Лесли пила кофе – завтрак подала на подносе миссис Кетли – и сказала мужу, что это первое субботнее утро в ее жизни, когда она может спокойно лежать и ничего не делать.

– Если это благословенное состояние мне наскучит, – заметила она, – может, тогда оденусь и спущусь. Но ты меня не жди. Организм подсказывает, что я проваляюсь в постели до ленча. – Она ни словом не упомянула о его непривычном ночном отказе.

Стрэнд устроился в полотняном шезлонге в небольшой крытой беседке неподалеку от корта. День стоял жаркий, и он заметил, что ободок белой хлопковой панамы Хейзена потемнел от пота. Алкогольные пары выходят, подумал Стрэнд. Хотя бы в этом похож на обыкновенного человека. Хейзен и Кэролайн играли в паре и, на неопытный взгляд Стрэнда, ничем не уступали двум молодым людям, которые, судя по всему, занимались с тренерами с раннего детства. Хейзен играл хладнокровно, аккуратно и бил по мячу с той же силой, что и остальные. Правда, много он не бегал, но постоянно умудрялся оказаться в нужном месте в нужный момент и нанести удачный удар. В то время как Кэролайн, напротив, быстро и энергично передвигалась, подныривала, налетала на мяч, совершала акробатические прыжки у самой сетки. Она была явно довольна собой – так, во всяком случае, показалось Стрэнду – и всякий раз, выиграв подачу или взяв трудный высокий мяч, самодовольно улыбалась. Молодые люди начали игру довольно небрежно, как бы делая снисхождение противнику, били по мячу вполсилы и по углам не бегали, но после того, как Кэролайн с Хейзеном выиграли первые два гейма, что называется, зашевелились, наносили сокрушительные удары, старались охватить все поле и не делали ни малейшей скидки ни на пол, ни на возраст противников.

Сет закончился со счетом семь – пять, выиграли молодые люди. К этому времени к корту подтянулись и другие игроки – еще два молодых человека и плотная девица. Они представились Стрэнду, скороговоркой выпалив свои имена, которые он, разумеется, не запомнил. Ничуть не похожи они были на те имена, что значились в классных журналах его школы. Усевшись рядом со Стрэндом в тени беседки, они следили за игрой до конца, время от времени вполголоса замечая «Хороший удар» или же выкрикивая «Вау!» после очередного особенно удачно отбитого мяча.

– Все, на сегодня довольно, леди и джентльмены, – заявил Хейзен. – Всем огромное спасибо. А вы, Кэролайн, извините, что из-за меня наша команда проиграла.

– Я тоже пропустила пару ключевых, – вежливо ответила Кэролайн.

Стрэнд с одобрением заметил, что проигрыш дочь воспринимает с тем же спокойствием, что и выигрыш. Будучи не слишком амбициозным, он не любил чересчур азартных людей, которые мрачнели как туча, стоило им проиграть с разницей хотя бы в одно очко. Хейзен же сохранял, как всегда, полную невозмутимость. Его победы и поражения, подумал Стрэнд, лежат в совершенно другой области.

– Я тоже должна извиниться перед вами, – сказала Кэролайн Хейзену, подходя к беседке. – Хотите сыграть еще сет? А я с удовольствием посижу с папой, поплачусь ему в жилетку.

– Нет, – покачал головой Хейзен, – на сегодня моим старым костям, думаю, хватит. Настало время показать себя молодому поколению. – Подойдя к беседке, он снял панаму и вытер лоб полотенцем. Лицо его раскраснелось, но одышки не было. А по тому, как двигался этот мужчина, вовсе не было заметно, что кости у него «старые».

В глубине беседки стоял холодильник. Хейзен достал большой кувшин, наполненный чаем со льдом, и предложил Кэролайн и тем молодым людям, которые с ними играли. Новоприбывшие тем временем выбежали на корт.

– Послушайте, леди, – обратился к Кэролайн один из ее соперников, парень повыше ростом, да и игрок посильнее, чем второй. Звали его то ли Бред, то ли Чед. – Вы очень неплохо себя показали. Мы бы разбили их вчистую, играя в смешанных парах. Собираетесь пробыть здесь все лето?

– Нет, – ответила Кэролайн.

– А жаль. Вы бы стали украшением сезона. – Он был довольно симпатичный, этот парень. На взгляд Стрэнда – типичный американец, крепкий, светловолосый, самоуверенный и с раскованными манерами. Возможно, подумал Стрэнд, и мне в его годы следовало бы всерьез заняться теннисом.

– Кэролайн, – сказал Хейзен, отставив в сторону стакан с чаем, – приезжайте сюда когда пожелаете. Возможно, вы захотите принять участие в местных турнирах?

Кэролайн вопросительно взглянула на отца.

– О, мне бы очень хотелось, – ответила она. – Если будет время…

Стрэнд промолчал. После ночной сцены с Хейзеном его вовсе не грела мысль, что младшая дочь может стать постоянной гостьей в этом доме.

– Идемте, Кэролайн, – позвал девушку то ли Бред, то ли Чед. – Умоем их!

И они вышли на корт, сражаться с двумя новыми молодыми людьми и девушкой-толстушкой. Хейзен сказал:

– Пойду, пожалуй, приму душ. Наблюдать за тем, как играют молодые люди, – это нагоняет на меня депрессию.

– Я с вами, – проговорил Стрэнд. – Пойду узнаю, чем собираются заняться мои. – И он махнул рукой Кэролайн, которая, нервно ероша рукой светлые волосы, готовилась взять очередную подачу. Он подождал, пока Хейзен наденет свитер и панаму, и мужчины вместе зашагали к дому.

– Давно не получал такого удовольствия от тенниса, – заметил Хейзен. – И все исключительно благодаря вашей очаровательной дочери.

– На мой взгляд, вы играете просто превосходно, – сказал Стрэнд.

– Стараюсь не сдавать, вот и все. В тот день, когда я узнал, что не могу пожертвовать мою ракетку Смитсоновскому институту[14]… Еще четыре-пять лет назад… – Адвокат умолк. Он все еще потел и отер лицо полотенцем. – Эти молодые люди, – продолжал он, – немного староваты для вашей дочери. В это время года все ее сверстники – все мальчики – учатся в школах или колледжах и не могут приезжать сюда на уик-энд. Парню, с которым она сейчас играет, двадцать четыре. Работает на Уолл-стрит, в фирме отца, но, насколько я понимаю, не слишком утруждает себя. Весьма самоуверенный, особенно когда речь заходит о женщинах. – Хейзен многозначительно покосился на Стрэнда. – Как свободных, так и замужних.

– Мне он показался достаточно хорошо воспитанным, – сказал Стрэнд.

Хейзен рассмеялся.

– Я же не утверждаю, что он шастает по округе и насилует малолетних. Просто, на мой взгляд, было бы неплохо сообщить Кэролайн, что он намного старше ее. Вы уж не обижайтесь, но мне показалось, что до сих пор она вела довольно замкнутую жизнь. Абсолютно не похожа на тех молодых девиц, которые толкутся здесь на вечеринках летом… Ну, вы понимаете, золотая молодежь, детки богатых родителей, родители, как правило, в разводе, погрязли в пьянстве, случайных связях и все такое…

– Думаю, мать сумеет ее оградить. – Стрэнд был несколько раздражен столь прямолинейными намеками. – Воспитана в старых семейных традициях. – Тут Стрэнду показалось, будто он в чем-то упрекает Лесли, и он торопливо добавил: – Да и сама Кэролайн, уверен, сможет за себя постоять.

– Прискорбно, если этого не произойдет, – заметил Хейзен. – Она так и излучает невинность. Редчайшее в наши дни качество, его следует беречь и ценить. Что же касается тенниса, – он пожал плечами, – она необыкновенно трезво оценивает свои возможности и способности. И знает, как хороша.

– Ну, не так уж и хороша, – заметил Стрэнд. – Я понял, что вы с ней об этом говорили.

Хейзен улыбнулся:

– Для таких молодых людей подобные высказывания – тоже редкость. А она говорила вам когда-нибудь, чем собирается заняться после школы?

– Да нет, – ответил Стрэнд, – сколько-нибудь серьезных бесед у нас на эту тему пока не было. Полагаю, что, подобно многим другим молодым людям ее возраста, не отмеченным выдающимися талантами, она просто будет ждать. И поступит в первый попавшийся колледж.

– Разве она не сказала вам, что хочет поступить в сельскохозяйственный колледж на Западе?

– Сельскохозяйственный? – искренне изумился Стрэнд. К чему, черт побери, дочери понадобилось скрывать это от него? – Знаете, первый раз слышу. Зачем это ей? Она вам объяснила?..

Хейзен покачал головой:

– Нет. Просто сказала, что хочет поехать туда, где жизнь проще, где ее не будут со всех сторон окружать бетон и асфальт.

– Да, это правда, наш городской колледж расположен не в прериях, – съязвил Стрэнд. – Но образование там дают вполне приличное, к тому же стоит все это не слишком дорого. И девочка может жить дома. – Надо будет непременно поговорить об этом с дочерью, когда они окажутся наедине.

– Ну, деньги – это не такая уж проблема, – заметил Хейзен. – Всегда можно попробовать получить стипендию.

– Только не с ее оценками. Элеонор в свое время получила, но Кэролайн не блещет такими способностями. Говорю это вам со всей ответственностью, уж кому не знать, как отцу.

– Она подсказала, что есть еще один выход, – сказал Хейзен. – Сейчас все больше и больше стипендий дают девушкам-спортсменкам, так что она…

– Может, для Центрального парка ее теннис и сойдет, но она сама прекрасно понимает, что с такими данными ей не на что…

– Да, с теннисом не получится, тут я с вами согласен, – кивнул Хейзен. – Но я заметил, как она быстра. Бегает с невероятной скоростью. Я спросил ее, не принимала ли она участия в соревнованиях по бегу. И она сказала, что в прошлом месяце выиграла первое место по школе в забеге на сто метров.

– Да, – ответил Стрэнд, – помню. – Но что такое соревнования на уровне маленькой частной школы и…

– Я спросил, был ли зафиксирован ее рекорд, и Кэролайн ответила, что да. Оказалось, она пробежала стометровку за десять и четыре десятых секунды. Очень впечатляющий результат для девочки, которая специально не тренировалась. Имея хорошего тренера, она могла бы приблизиться к олимпийским показателям. Жаль, что в ее школе отсутствуют программы поощрения подобных талантов. Уверен, педагоги других престижных школ наверняка заинтересовались бы такой прекрасной спортсменкой, если бы узнали о ее результатах. Кстати, я знаком с одним человеком, он возглавляет отдел по общественным связям в колледже Траскотта, это в Аризоне, на самом что ни на есть настоящем Западе. Так вот, думаю, если намекну ему, что есть девочка, весьма перспективная в этом плане, он сумеет убедить свое начальство и заинтересовать людей с кафедры физической подготовки. Надо отметить, что в этом колледже имеется очень продвинутый сельскохозяйственный факультет.

– Вы рассказали об этом Кэролайн? – заволновался Стрэнд, чувствуя, что в семье назревает новый кризис.

– Нет, – ответил Хейзен. – Счел, что лучше сначала переговорить с вами и с ее матерью, прежде чем пробуждать у девочки какие-то надежды.

– Спасибо, – сухо ответил Стрэнд, против воли раздраженный тем, что дочь поделилась планами с практически незнакомым человеком и при этом скрыла их от родителей. Дома, когда у них бывали гости, она отвечала на все их вопросы тихо и односложно и пользовалась любым предлогом, чтобы уйти к себе в комнату. – Придется побеседовать с малышкой по душам.

– По крайней мере, мне кажется, – вставил Хейзен, – вы с женой должны представлять, какие тут открываются возможности.

– В странные времена мы живем, – заметил Стрэнд, усмехнувшись. – Достаточно быстро бегать – и девочка может рассчитывать на хорошее образование. Может, и мне стоит обзавестись секундомером и засекать время, вместо того чтоб мучить учеников контрольными и экзаменами?

– Если вы решите, что стоит воспользоваться ситуацией, дайте знать. Буду рад помочь. Позвоню своему другу из колледжа.

– Благодарю за предложение, но, полагаю, у вас и без того есть чем заняться в этой жизни. А не беспокоиться о том, будет учиться моя дочь на фермера в каком-то колледже за три тысячи миль от дома или нет.

– Насколько я понял, фермером она быть не собирается. Она сказала, что хочет выучиться на ветеринара. Что это могло бы послужить неплохим началом.

– Ветеринар… – В голосе Стрэнда звучало отвращение. Он тут же вспомнил о своем разговоре с Джудит Квинлен и о том, как та в шутку сказала, что, если решилась бы оставить преподавание, пошла бы работать ветеринаром. Они что, сговорились, все эти горожанки? Что за странное поветрие? – Ветеринар… – повторил он. – Господи, с чего бы это? Ведь в доме у нас никогда не было ни собаки, ни кошки. Она говорила, как у нее возникла эта идея?

– Я спросил, а девочка вдруг смутилась, растерялась, не знала, что ответить, – сказал Хейзен. – Забормотала о каких-то личных причинах. Вы уж не давите на нее.

– Но вы-то сами что думаете об этом? – почти агрессивно настаивал Стрэнд.

Хейзен пожал плечами.

– Думаю, в наш век вошло в моду позволять детям самим решать, какую избрать карьеру. Подход, который, полагаю, ничем не лучше, но и не хуже других. Лично мне кажется – хотя, возможно, это лишь иллюзия, – что сегодня я был бы гораздо счастливее, если б отец в свое время не навязал мне свое мнение. Как знать… – Он повернул голову и, прищурившись, уставился на собеседника. – Что, если при прочих равных условиях вы бы были сейчас в возрасте дочери и вам предстояло сделать выбор? Вы выбрали бы карьеру преподавателя?

– Ну… – нерешительно начал Стрэнд, – не знаю. Наверное, нет. Я мечтал стать историком, ученым. А не пичкать непослушных детей вырванными из прошлого фактами. Если б я мог поступить в Гарвард или Оксфорд, затем провести несколько лет в Европе, покопаться в архивах и библиотеках… – Он с горечью рассмеялся. – Но мне пришлось зарабатывать на жизнь. Я подвизался сразу в нескольких местах, чем только не занимался! Еще, слава Богу, удалось сколотить денег, чтоб закончить колледж. Возможно, будь я более сильным и целеустремленным человеком… Но я не был сильным, нет. Амбиции молодости… – Настал его черед пожимать плечами. – Знаете, я не вспоминал о них вот уже много лет.

– Ну, допустим, – сказал Хейзен, – допустим, вы поступили бы в Гарвард, потом провели несколько лет в Европе, смогли стать тем, кем мечтали, увидели бы ваше собственное имя на корешках книг в библиотеках, – разве были бы вы при этом… ну… – он замялся в поисках точного слова, – ну, скажем, более удовлетворены, чем сейчас?

– Возможно, – ответил Стрэнд. – А может, и нет. Никто никогда этого не узнает.

– Так вы хотите, чтобы я позвонил этому человеку из Траскотта? – Хейзен, следовало признать, умел загонять человека в угол. Поставить перед свидетелем вопрос, ответом на который могли быть только «да» или «нет».

Какое-то время Стрэнд молчал, пытаясь представить, каким будет его дом без Кэролайн – ведь если дочь поступит учиться, то уедет на долгие-долгие месяцы. Видно, тогда и перед ним с Лесли возникнет проблема пустующих комнат.

– Не могу ответить вам сейчас, – сказал он. – Должен прежде обсудить все это с женой. Нет, я очень признателен вам за внимание, но…

– Благодарность тут ни при чем, – сухо ответил Хейзен. – Помните, мне тоже есть за что быть благодарным. И поверьте, я бы не стоял и не разговаривал с вами сейчас здесь или в каком-либо другом месте, если бы не смелое вмешательство Кэролайн тогда, в парке.

– В тот момент она просто не отдавала себе отчета в том, что делает, – заметил Стрэнд. – Да спросите у нее сами.

– Тем более это заслуживает всяческого восхищения, – сказал Хейзен. – Нет, не подумайте, что я вас тороплю. Поговорите с женой и дочерью, а уж потом дайте мне знать о своем решении. Ленч у нас подают в час дня. Я пригласил нескольких друзей, в том числе двух человек, с которыми вам наверняка будет интересно побеседовать. Один из них – профессор истории из колледжа в Саутгемптоне, другой – специалист по английской литературе.