Полная версия
Побег
Нина продиктовала мне номер своего телефона.
– Не забудешь?
– Не забуду.
Поезд начал тормозить. За окном помрачнело. Нина закрыла окно.
– Прячься. Я запру дверь.
Лежа под сиденьем, я слышал, как рядом затормозил другой поезд и спустя две-три минуты снова тронулся.
Нина вошла в купе и выпустила меня.
– Этот в штатском остался здесь!
– Ты уверена?
– Конечно! Он сел в обратный поезд. – Она начала расстегивать мою рубашку. – Давай скорей! У нас всего сорок минут…
Когда мы снова оделись, до моей остановки оставалось всего минут пятнадцать.
– Такого подарка на день рождения у меня никогда не было! – сказала Нина, покачав головой.
– У тебя сегодня день рождения?
– Да, двадцать пять.
– А мне тебе и подарить нечего. Подожди!
Я покопался в рюкзаке и достал документы. Среди них была моя фотография.
– Спрячь!
Потом я вынул из кармана все деньги и мелочь.
– Мне не нужны твои деньги!
– А мне они зачем? Купи что-нибудь от меня на память.
Мы еще немного постояли, обнявшись и целуя друг друга. Поезд начал замедлять ход.
– Только выходи не сразу – подожди, пока другие выйдут. Я тебе скажу, когда.
Я затянул рюкзак и надел его на плечи. Мы обнялись в последний раз, и Нина вышла провожать пассажиров. Поезд остановился. Пассажиры вышли. В вагон сели только двое. Вошла Нина.
– Ну, прощай! Путь свободен.
– Ниночка, дорогая! У меня такое чувство, будто я вытащил счастливый билет! И этот билет – ты! Надеюсь, благодаря этому билету мне и дальше повезет! Спасибо тебе за всё!
Я быстро выскочил из вагона в сторону, противоположную станции, обогнул стоявший на соседнем пути вагон и под его прикрытием пошел через пути к лесу. Там виднелась дорога куда-то за фабрику. Я пересек ее и вошел в редкий лес, поросший кустарником. Шел крупный дождь – и светило солнце.
3. Через реки и болота
(Из путевого дневника Крысанова)
3 АВГУСТА 1965 ГОДАМокрые кусты осыпали меня брызгами, но надо было отрываться от станции как можно скорее. Дождь был мне на руку – вряд ли кто-то сейчас захочет побродить по лесу!
Вскоре я наткнулся на разбитую лесовозную дорогу, по которой явно давно никто уже не ездил. Она шла на север, вдоль железной дороги, и я свернул на нее. Минут через десять ходьбы по этой дороге я неожиданно натолкнулся на старый дом, рядом с которым стояло несколько сараев. Залаяла собака. Я резко взял влево, обратно к железной дороге, и оказался на краю болота. Еще раз влево, и я попал в кустарник около насыпи. Поселок Лоухи был совсем рядом. Я отошел от него не более полутора километров. Вдоль железнодорожной насыпи тянулась тропа. Я быстро пошел по ней, а когда болото осталось позади, снова свернул вправо от железной дороги в лес.
Отойдя от насыпи метров сто, я сел на трухлявый пень и стал размышлять, что делать дальше. Но вместо обдумывания пути непроизвольно начал вспоминать Нину. Мне стало невыносимо грустно и одиноко.
Время перевалило за полдень. Дождь прекратился, но стало парить; с запада шли низкие облака. Я решил не удаляться глубоко на север, чтобы обойти Лоухи, а как можно скорее повернуть на запад. Нужно только незаметно перейти железную дорогу и как-то обогнуть поселок по опушке леса.
Поездов не было слышно. Я вернулся к железной дороге, осторожно поднялся по насыпи и быстро перескочил через пути на другую сторону, заросшую кустами. Пройдя немного вдоль путей обратно на юг, я очутился у одноколейной железнодорожной ветки, идущей от станции Лоухи на запад. Рельсы были ржавые, между ними росли мелкие кустики и трава. Невысокая насыпь тоже заросла. Оглядевшись, я увидел дома и сараи прямо на моем пути, нырнул обратно в кустарник и стал уходить на север. Дошел до довольно чистого сосняка и опять повернул на запад. Слева был слышен лай собак. То и дело я натыкался на мусор, оставленный людьми: обрывки бумаги, развалившийся шалаш, куски толя. От страха быть замеченным я побежал.
Вскоре дорогу мне перегородило болото. Оно расширялось на север, и его надо было обходить с южной стороны. Слишком близко к поселку, но что поделаешь! Я опять вышел к той же одноколейке. Она пересекала ручей, впадавший в болото. Я решил, что здесь, наверное, будет много болот – ведь местность равнинная, а потому лучше держаться ближе к этой железной дороге и переходить болота по ее насыпи.
Я осмотрел рельсы, они были очень ржавые. Если по ним и ходят поезда, то нечасто. Конечно, вероятность встретить на этом пути людей возрастала, но мне хотелось поскорее отойти от поселка, не уходя слишком далеко на север.
Пройдя через болото по насыпи, я снова зашел в лес и пошел параллельно железной дороге. Под ногами были мох и мелкие кустики черники и голубики. Шагалось легко. Мои хоть и новые, но уже достаточно растоптанные туристические ботинки сидели на ноге хорошо.
Я купил их недавно на ярмарке в Москве. Это были крепкие чешские ботинки на толстой, глубоко рифленой подошве. Таких ботинок нигде в Советском Союзе не найдешь, и поэтому очередь была неимоверная, но я отстоял три часа, а когда подошел к прилавку, то оставалось только с десяток пар. К счастью, одна пара оказалась нужного мне размера. Я даже мог надеть довольно толстые носки. Кстати, на мне не было никакой одежды советского производства. Клетчатая рубаха из тонкого сукна – тоже чешская. Польские брюки из прочного полотна цвета хаки словно специально сделаны для туристических походов. Комары не прокусывали эту ткань. А комаров здесь была тьма. Они кусали уши, голову.
Я отошел уже километров на шесть от станции Лоухи. Внезапно мне очень захотелось есть. Остановившись у ручья, я достал из рюкзака банку тушенки, сухари, зачерпнул кружкой воды из ручья, открыл ножом банку. Размачивая сухари в кружке, быстро съел тушенку и закурил сигарету. В горячем виде эта тушенка, конечно, лучше, но у меня не было времени разводить костер и греть ее.
Потом я решил переупаковать рюкзак так, чтобы он лучше прилегал к спине. Вынул ружье, собрал и зарядил его. В гладкий ствол вставил патрон с картечью. Вынул куртку. В ее рукаве был спрятан небольшой русско-английский и англо-русский словарь. Внутри словаря лежала сложенная в гармошку калька. При подготовке к побегу я проводил много времени в геодезическом кабинете географического факультета, изучая подробные топографические карты этого района, и украдкой переснимал на кальку основные детали моего маршрута: населенные пункты, озера, вершины холмов, дороги. Какая удача, что кагэбэшники не обшмонали мой рюкзак дотошно! Если бы они нашли эту кальку, мне была бы хана!
Кроме того, в корешке словаря был спрятан листок бумаги с телефонными номерами шведских студентов. Вынув его, я записал туда же телефон Нининой тети. Затем достал из рюкзака пилотку подводника, которую привез из последней экспедиции, и надел ее. Переложил компас из рюкзака в карман. Пока светит солнце, он мне не нужен, но облака всё больше затягивали западную часть неба.
По прямой до границы Швеции пятьсот с лишним километров. Если учесть все изгибы пути, обходы и подъемы, то мне, наверное, нужно пройти не менее тысячи километров. На такой широте в это время года ночью не бывает полной темноты. Только густые сумерки – часа на три. Поэтому идти можно хоть круглосуточно; реально же я, наверное, смогу быть в пути часов восемнадцать в день, проходя в среднем по пять километров в час. Готовить пищу на костре буду вечером.
Закопав в мох банку из-под тушенки, я отправился дальше. Мой путь шел по невысокой гряде, поросшей сосновым лесом. Валежника было мало, а подлесок состоял только из низких кустиков, поэтому идти было нетрудно. Попадались ручьи, через которые я легко перепрыгивал. Но часа через два гряда начала выполаживаться, появились большие кусты, а почва под ногами стала влажной.
Вскоре я вышел к озеру шириной с километр, и тянулось оно в направлении с востока на запад. Двигаясь вдоль него, я увидел через прогалины в лесу насыпь всё той же одноколейки. Но у меня не оставалось выбора – придется, сколько возможно, идти между озером и железной дорогой.
Населенных пунктов здесь не было, но попадались старые кострища. Раза три я пересек тропинки между одноколейкой и озером. Иногда были слышны проезжавшие мимо грузовики. Значит, рядом с одноколейкой проходит автомобильная дорога.
Я посмотрел на снятую с карты кальку и понял, где нахожусь. Где-то близко должна протекать широкая и глубокая река Кереть, которая втекает в это озеро. Пересечь ее можно только по железнодорожному или автомобильному мосту.
Осторожно продвигаясь вдоль берега озера, я действительно вышел к железнодорожному мосту через широкую реку, который находился в полуразвалившемся состоянии. Метрах в трехстах к югу от него виднелся и автомобильный мост.
На берегу валялись какие-то железобетонные балки и шпалы, которые были завезены явно для ремонта моста. Вероятно, их привезли недавно, так как они еще не заросли травой и кустами. Железнодорожная насыпь доходила до середины реки, а дальше мост поддерживали сваи. Расстояние до этих свай выглядело приличным. После свай рельсы до другого берега слегка провисли. Видимо, на том участке моста обрушился настил.
Пока я рассматривал железнодорожный мост, по шоссе прошел грузовик, а за ним – небольшой автобус. Я сидел и думал: что же делать? Лучше всего было бы дождаться вечера и перейти реку по автомобильному мосту в сумерках. Ночью здесь вообще не должно быть движения. Но до заката оставалось еще часов семь, и жалко было терять столько времени, к тому же комары и мошка донимали неимоверно.
Я решил рискнуть и перебраться через реку по железнодорожному мосту. Чтобы пройти открытую часть железной дороги до реки, мне нужно минут пять спокойной ходьбы. Для маскировки на всякий случай можно изобразить из себя рыбака.
Я пошел обратно вдоль озера, нашел тонкую иву, срезал ее и очистил от веток. Получилось удилище метра четыре длиной. После этого я разобрал ружье и убрал его в рюкзак, чтобы оно не мешало при переходе.
Во время всех этих приготовлений по автомобильному мосту прошло всего несколько машин. Движение-то редкое, но угадать, когда пройдет следующая машина, было невозможно.
Подул ветер, надвигалась темная туча, предвещая дождь. Переходить по прогнувшимся рельсам последнего пролета моста в дождь будет опасно – можно легко поскользнуться. Надо успеть до дождя!
Я вышел на насыпь и зашагал к мосту, держа удилище на плече. Через сто пятьдесят метров я уже был у последнего пролета. Действительно, балочный настил там провалился, остались только рельсы и несколько шпал. Я пошел, балансируя, по левому рельсу, но на полпути порыв ветра заставил меня закачаться. Удилище полетело в воду, рюкзак на спине сместился, я потерял равновесие, но всё же успел сесть верхом на рельс и таким образом начал скользить по нему над водой. Когда мне оставалось всего метра два до берега, я вдруг услышал сзади звук мотора автомобиля. Не обращая на него внимания, я дополз до первых шпал, выбрался на берег и только тогда, обернувшись, увидел, что у восточного конца моста остановился грузовик, кузов которого был закрыт тентом. Из него выпрыгивали солдаты. У некоторых были автоматы. Я поднялся на ноги. Солдаты что-то кричали. Я приложил ладони к ушам, показывая, что не слышу. В этот момент по ним ударил порыв ветра с сильным дождем. Через несколько секунд накрыло и меня. Я махнул рукой и побежал к деревьям, стоявшим шагах в пятнадцати от насыпи, в любой момент ожидая автоматной очереди.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Оперотряд МГУ в те годы строго следил за нравственностью студентов. Они вылавливали фарцовщиков, любителей западных танцев, западной музыки, западных шмоток, валютчиков и т. п. Правда, общение с иностранцами университетским начальством даже поощрялось, и на первых курсах наших студентов иногда даже селили в одних блоках с иностранцами – для лучшего овладения иностранным языком, – но находиться после одиннадцати вечера в женских комнатах общежития ребятам было запрещено. – Здесь и далее примеч. автора.
2
Речь идет о статье 88 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях», которая предусматривала уголовное наказание за операции с иностранной валютой. Осуждение по ст. 88 предполагало в зависимости от состава преступления лишение свободы на срок от 3 до 15 лет, конфискацию имущества, ссылку на срок до 5 лет и смертную казнь. Отменена Федеральным законом Российской Федерации 1 июля 1994 года.
3
Поскольку здание МГУ строилось заключенными, то за его корпусами закрепилось название «зоны» (А, Б, В и т. д.). Жилые зоны, то есть общежития студентов, делились на «блоки». В каждом блоке, оснащенном душевой и туалетом, тогда было по две «одиночки» («правая» и «левая»), обставленных стильной мебелью, изготовленной в городе Таллине (диван-кровать, письменный стол, книжный шкаф, секретер, платяной шкаф).