Побег

– Я слышал про эту историю. Это было года три назад…

Поезд приближался к Волхову. Мы закончили наш обед, и Нина пошла провожать и встречать пассажиров. Задернув на всякий случай занавеску, я помыл в раковине ложки, тарелки, забрался в багажник и стал думать о ней: «Какая классная девка! В такую и влюбиться можно!.. Но эти мысли нужно выкинуть из головы. Нашел время! И даже нечего морочить себе голову! Хватит с меня одной „несчастной любви“!». И я вспомнил события двухлетней давности.

* * *

Тогда я возвращался с практики самым последним из факультета. В деканате из сводок руководства экспедиции знали, что задержался я не по своему желанию – нужно было доделать работу. Бóльшая часть экспедиции уже возвратилась в университет, а наш отряд всё еще заканчивал свой участок.

Там, в Якутии, вдали от всяких признаков человеческого жилья, наступившая зима казалась очень суровой, а тайга – беспредельной. Тишина подавляла все мысли о жизненных проблемах, но не тоску по московской жизни, по друзьям.

В Москве температура была около нуля. По дороге из аэропорта Внуково город казался совсем непохожим на тот, к которому я привык. Впрочем, так было каждый раз, после возвращения из экспедиций после трудного лета.

Через полчаса увижусь со своими друзьями! Последний месяц я не писал им, каждый раз надеясь, что уже через неделю приеду. Но ежедневные метели, заполнившие тайгу, заносили палатки сухим, колючим снегом, и мы всё ждали, ждали, когда же, наконец, выдастся погода, чтобы закончить последний участок работ.

Теперь же наступившее спокойствие от завершения пути домой и ожидание предстоящей встречи создавали хорошее настроение.

На главном входе университета вахтерша вначале подозрительно осмотрела мою потрепанную одежду, разбитые сапоги, клокастую рыжую бороду, но затем узнала, и ее лицо сразу подобрело. От этого стало еще приятнее.

– Откуда ты такой?

– Из экспедиции.

– Из Сибири?

– Да.

– Ну иди, отдыхай!

Вестибюль, как всегда, был заполнен снующими студентами. Я остановился на верхней ступеньке лестницы, ведущей в актовый зал, и среди непрерывного потока людей внизу разглядел несколько знакомых лиц. Наконец-то дома!

У лифта меня сразу окружили несколько парней с нашего курса. Поговорили об экспедиции. Ребята рассказали о слухах, будто я погиб, – но потом выяснилось, что погиб не я, а парень из другой экспедиции.

Поднялись на десятый этаж. Оказалось, что Заур живет в блоке 1005 в правой комнате, а мы с Борисом – в блоке 1016[3].

Едва я приоткрыл дверь Заурова блока, как понял, что у него в комнате полно народу. Слышались голоса и бренчание гитары. Я зашел в душевую, попил холодной воды из-под крана и посмотрел на себя в зеркало – вид просто дикий!

Женских вещей в душевой не было видно.

«Заур ведет скромный образ жизни? С чего бы это?»

Я открыл дверь правой комнаты. В дыму пестрела какая-то женская публика. Потом увидел Бориса и Натана. Заур сидел спиной к двери.

– Кто-нибудь даст мне сигарету? – спросил я будничным тоном, будто только что ненадолго отлучился из комнаты.

– Сэр приехал! – заорал Заур, вскочив со стула, и обнял меня. Натан тоже подскочил и, бурно выражая свою радость, изо всех сил двинул меня кулаком по спине:

– Живой! Когда мы вернулись, то уже выпили за упокой твоей души. Кто-то принес новость, что ты погиб.

– Я уже слышал об этом!

Даже флегматичный Борис выказал заметное оживление, потерев руки.

Из четырех присутствующих девушек я знал только Таню, студентку филологического факультета, – мою постоянную партнершу по рок-н-роллу. Две девушки были незнакомые, но красивые, причем одна – очень красивая! Она мне сразу понравилась. Третья – довольно пухленькая, но приятная.

– Ира Кулик, – представилась первой высокая брюнетка. Она была на голову выше меня.

– Ира Смольская, – сказала самая красивая. – Мы много слышали о вас.

– Галя, – сказала пухленькая и улыбнулась так радостно, что сразу похорошела.

– Владимир. Прошу любить! – ответил я им всем вместе.

– Чаю, сэр? – предложил Заур.

– Можно и чего-нибудь покрепче. Открой-ка рюкзак!

Заур достал из рюкзака водку и кусок копченой оленины. Потом принюхался:

– Чем это воняет из твоего рюкзака?

– А, это шкура дикого оленя, которого я убил. Я засолил ее, а теперь буду обрабатывать.

– Это где же ты собираешься ее обрабатывать? – забеспокоился Борис. – Не в нашем ли блоке?

– Да ладно, не переживай, вонять она будет только дня три, потом я ее отскребу, и запах исчезнет, а шкура будет мягкой.

– Ну-ну! Посмотрим, – недоверчиво протянул Борис.

Пока Заур готовил стаканы и закуску, Борис рассказывал про экспедицию на тральщиках из Советской Гавани, где они с Зауром занимались гидроакустикой.

– Когда вы вернулись?

– Месяц назад. Я слышал, что ваша экспедиция открыла месторождение золота.

– Да нет, мы только профилирование закончили. Результатов пока еще никаких. А те, кто говорит, будто открыли месторождение, просто выследили известного в Якутии золотоискателя дядю Гришу и нашли золото по его стопам.

Я разлил водку по стаканам.

– Что ж, красавицы, выпьем, и я вас покину, потому как дядя устал…

Уже находясь в дверях, я услышал женский голос:

– А в какой комнате вы живете?

Обернувшись, я встретился взглядом с красивой Ирочкой, которая, игриво улыбаясь, смотрела на меня.

От неожиданности вопроса я даже несколько смутился, что мне тогда было несвойственно.

– В шестнадцатом блоке, направо. Всегда добро пожаловать на рюмку чая!

– Ловлю вас на слове! – прощебетала Ирочка, слегка покраснев. Ввалившись в свою комнату, я, не распаковывая, бросил в угол рюкзак, принял душ и, едва добравшись до кровати, провалился в глубокий сон.

Меня разбудил стук в дверь. Было уже темно.

«Странно, кто это стучит? Дверь-то не заперта», – подумалось спросонья.

– Входите!

В дверном проеме показался женский силуэт.

– Это я, Ира, извините, что разбудила. Я не думала, что вы спите. Я пойду.

– Да ладно, заходи, раз пришла. Я очень даже рад! Сейчас чайку попьем, – засуетился я, натягивая в темноте брюки.

Но тут случилось неожиданное. Ирочка подошла ко мне, обняла за шею и поцеловала долгим нежным поцелуем…

«Вот так подарок!» – подумал я, не веря в реальность происходящего…

Утром нас разбудил ворвавшийся в комнату, как всегда жизнерадостный Заур, у которого от неожиданности так вытянулась физиономия, что мы расхохотались.

– Дорогой Заур! Познакомься. Это моя невеста Ирина. Мы просим тебя быть свидетелем на нашей свадьбе, – произнес я с напускной торжественностью.

Заур наконец пришел в себя, заулыбался и так же торжественно ответил:

– Ну что ж, я согласен!

После чего пулей выскочил из комнаты – разносить новость по университету.

Как я вскоре понял, моя «невеста», ярославская красавица Ирочка Смольская, занимала главенствующее положение среди своих шести приятельниц-«филологинь», подружившихся с нашей геологической компанией. В то время все восхищались французской актрисой – красавицей Брижит Бардо, и Ира Смольская со своей прической бабетта чрезвычайно походила на нее. Разумеется, все ребята были в Ирочку влюблены и по очереди пытались за ней ухаживать. Хитрая девица успешно этим пользовалась, но старалась никого не выделять, чтобы другим не было обидно!

Этим и объяснялось такое удивление Заура – наверняка тоже одного из претендентов на благосклонность красавицы.

Никакой свадьбы, конечно, не последовало, но мы почти ежедневно встречались и были счастливы три месяца, пока я не уехал на каникулы проведать родителей – отец тяжело заболел.

Вернувшись через две недели, я с удивлением узнал, что моя Ирочка… живет с парнем из нашей компании – и они уже подали заявление в ЗАГС!

Я был в шоке и ничего не понимал! Когда же попытался получить от Ирочки какие-то объяснения, она только пожала плечами и загадочно улыбнулась.

Я вспомнил, как от всех этих переживаний у меня даже начались боли в области сердца и я с перепугу стал принимать сердечные лекарства. Усугублялась моя трагедия еще и тем, что, будучи в одной компании, мы регулярно пересекались с Ирой и ее новым женихом на совместных застольях, что регулярно подсыпало порцию соли на мою душевную рану…

Под эти воспоминания я незаметно снова задремал.

* * *

– Вставай, соня! – услышал я голос Нины. – Поможешь мне наливать чай для пассажиров. Я всем разболтала, что у меня сегодня нет напарницы и мне помогает брат. Так что от пассажиров можно не прятаться, а контролеров до Петрозаводска не будет. Только что прошли здесь.

– Могла бы сказать, что я твой жених. Тогда бы никто не удивился, застав нас целующимися, – сказал я как бы в шутку, но почему-то очень волнуясь. Нина это сразу заметила и, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила тихим голосом:

– А ты что, хочешь поцеловать меня?

– Конечно, хочу! Хоть я пока и не жених! – Я всё еще пытался сохранять шутливый тон, но у меня это плохо получалось. Нина мне нравилась всё больше и больше. Это было совершенно некстати, но я ничего не мог с собой поделать!

– Ну… поцелуй!

Сердце у меня забилось, я осторожно обнял ее и мягко поцеловал в губы. К моему удивлению, она ответила на поцелуй и тесно прижалась ко мне.

– Давай потом, – сказала она, улыбаясь, – когда пассажиры угомонятся.

Я помог разнести чай. К этому времени солнце уже заходило.

– Пойду договорюсь с бригадиром, чтобы меня подменили на несколько часов, а то вдруг он сам сюда заявится. Скажу, что мне нужно поспать. А ты на всякий случай спрячься. Я запру дверь.

Нина пришла минут через пятнадцать.

– Вылезай! – сказала она, откинув сиденье.

Мы подъезжали к какой-то станции. Нина проводила и встретила очередных пассажиров. Прошла по всем купе и сообщила, что у них некоторое время будет другая проводница из соседнего вагона, а она должна поспать – и чтобы ее не тревожили.

– Ну, всё в порядке! Меня подменят до Медвежьегорска. У нас есть пять часов. А теперь давай поедим. – Оказалось, что она принесла макароны по-флотски в судке.

Нина достала тарелки и вилки, потом открыла аптечку и вынула оттуда две рюмки и начатую бутылку армянского коньяка.

– Ну что, как говорится, со свиданьицем! – наполнив рюмки, сказала она, весело подмигнув мне.

– За нашу встречу! Хотя у меня сейчас такое чувство, будто я тебя давно знаю!

Мы выпили еще по рюмке и закончили наш ужин. Я помыл посуду. Нина постелила постели и начала раздеваться.

Когда она сняла форменную куртку и блузку, я подошел сзади и, обняв, поцеловал ее в шею. Она повернулась, сняла с меня очки и, прижавшись ко мне, сама стала целовать меня в губы, в глаза… Потом мы помогли друг другу быстрей раздеться и, обнявшись, буквально слились друг с другом…

Эти оставшиеся часы до Медвежьегорска были наполнены необыкновенной близостью между нами. Мне очень не хотелось думать, что всё это скоро закончится.

Но раздался стук в дверь, и проводница, сменявшая Нину, сказала, что она уходит. За окном было темно. Нина вышла проверить обстановку и вскоре вернулась.

– Все заснули, даже те, кто вошел сейчас. Давай выпьем чаю. Теперь остановки пойдут часто, и у нас будет мало времени.

Между остановками мы сидели, прижавшись друг к другу, и говорили мало. Не хотелось нарушать возникшее между нами чувство ненужными словами. Начинался рассвет. Мне оставалось ехать часов семь.

– Ты поспи еще немного под сиденьем. Здесь недалеко пограничная зона, и контроль бывает неожиданно. У тебя документы в порядке?

Мне было так хорошо с Ниной, будто я действительно знал ее много лет. Поэтому мне не хотелось что-то скрывать от нее.

– У меня нет паспорта. Только университетские документы да свидетельство о рождении.

– А где же паспорт?

– Остался в Москве у кагэбэшников. Поверь, я не преступник, но с КГБ у меня нелады.

– У меня сердце чуяло, что с тобой не всё просто! Но я не хочу думать о тебе плохо. Ты мне очень нравишься. У меня такого чувства еще ни к кому не было!

– И мне ни с кем не было лучше, чем с тобой!

Поезд начал тормозить. Нина вышла после того, как я залез под сиденье, и долго не появлялась; поезд теперь останавливался очень часто – наверное, через каждые пятнадцать минут.

После неожиданно возникшей между нами близости меня всего корежило от мысли, что мы скоро навсегда расстанемся. Но пути назад теперь нет. Если я вернусь, за меня возьмутся по полной программе.

И мне снова пришла мысль о Вилли. Только он знал о Ленинградском вокзале. Конечно, я видел, как вели Заура. Но так быстро они не могли получить от него сведений. Наверняка за мной следили еще до его ареста. Слежка КГБ могла быть объяснена только одним: Вилли рассказал о нашей попытке побега, и они ждали, когда я решусь на следующую. А Заура арестовали из-за чего? Ведь его вели оперотрядчики, а не кагэбэшники. Нет, Заур здесь ни при чем! Остается только Вилли. Это значит, что меня уже ищут в этом направлении.

ВИЛЛИ

Мы с Володей решили уходить сразу после майских праздников. Был выбран кратчайший маршрут – на поезде до Кандалакши, оттуда пешком до финской границы, а потом – до границы со Швецией. Крысанов считал, что мы доберемся до финской границы дней за семь-восемь.

Я взял в институте отпуск на неделю за свой счет, чтобы меня не искали, а родителям, с которыми жил в одной квартире, сказал, что уезжаю к друзьям на дачу. Володе было проще – ему не надо никого предупреждать! Он только что защитил с отличием диплом и до отъезда осенью в Тюмень был свободен.

Дня три мы бегали по магазинам и покупали продукты в дорогу из расчета на десять дней пути, полагая, что по Финляндии до шведской границы будет добираться уже проще. Если не удастся на чем-нибудь доехать, то там наверняка можно будет покупать продукты по дороге в магазинах, изображая американских туристов. Для этого у нас было с собой немного долларов.

На Ленинградском вокзале мы сели в проходящий ночью поезд Адлер – Мурманск и без проблем доехали до станции Кандалакша.

Сначала всё шло хорошо. Мы довольно резво шли по редкому полярному лесу на запад, почти не встречая водных препятствий, которых так много в южной части Карелии. Опасность заключалась в том, что всё время было светло – в этих широтах уже наступил полярный день – и нас легко могли обнаружить. Но нам везло. Никаких людей мы не встречали. На вторые сутки, когда отшагали уже километров пятьдесят, я вдруг почувствовал, что очень устал. К тому же я натер ногу, и мне стало трудно идти. И вдруг я ясно понял, что не дойду! Во мне как-то сразу резко пропала вера в успех нашего побега.

Вечером на очередном привале я сказал Крысанову, что плохо себя чувствую, дальше идти не смогу и считаю, что нужно вернуться, пока нас не поймали, а то будет поздно. Володя стал убеждать меня, что это пройдет – надо только перетерпеть, обещал, что пойдем медленнее, и даже переложил часть продуктов из моего рюкзака в свой, чтобы мне было полегче.

На третий день пути я так устал, что был близок к помешательству и уже ничего не соображал. Видно, у меня еще поднялась температура, и я стал, как в бреду, постоянно просить Крысанова повернуть обратно.

На очередном привале, после которого я уже не мог подняться, он наконец понял, что с таким настроением идти со мной дальше бесполезно, но и бросить меня не мог! Ведь он наверняка понимал, что я погибну, если пойду обратно один.

«Дурак! – ругал я себя. – Как я вообще решился на этот побег? Ведь я никогда не ходил ни в какие походы в отличие от Крысанова, который всё детство провел в тайге, а все студенческие каникулы – в экспедициях. Собрался пройти пешком более двухсот километров через безлюдную территорию, без подготовки! Идиот!»

Когда мы приняли решение возвращаться, я так обрадовался, что у меня, на удивление, откуда-то появились силы идти – и я даже перестал чувствовать боль в ноге. Через три дня пути мы сели в поезд на той же станции Кандалакша и вернулись в Москву.

Всю дорогу домой я молчал, чувствуя свою вину, а Крысанов и не приставал ко мне – видимо, философски заключив: всё, что ни делается, – к лучшему!

Когда я появился дома после восьмидневного отсутствия – грязный, похудевший и изможденный, – рассказ о том, что я был у друзей на даче и заблудился в лесу, успеха не имел.

Отец мой – старый разведчик – сразу почувствовал, что дело серьезное, устроил мне настоящий допрос, и уже через пятнадцать минут я, не выдержав, подробно рассказывал ему о своих приключениях, клялся, что больше это не повторится, что я по своей глупости стал жертвой агитации Крысанова.

– А как ты думаешь, твой друг попытается еще раз повторить свой подвиг?

– Об этом мы не говорили, но мне кажется, что он вряд ли отступится от своего решения.

– Ладно, иди отдыхай!

Утром, зайдя ко мне в комнату, отец произнес тоном, не допускающим возражений:

– К 11:00 подъедешь на Лубянку, в бюро пропусков – там на тебя будет заказан пропуск к полковнику Годовикову. Всё ему подробно расскажешь – как мне рассказал, а дальше будешь делать то, что он велит. И без глупостей!

Уходя, отец обернулся, посмотрел на меня и, постучав пальцем по виску, устало произнес:

– Ну ты и дурак!

* * *

Полковник оказался крупным мужиком с круглым добрым лицом. В своем мешковатом сером костюме он был совсем не похож на сурового сотрудника КГБ, каким я по дороге сюда его представлял.

– Ну, садись, рассказывай всё по порядку, искатель приключений, – кивнул он на стул у приставного столика.

И я с испугу зачем-то рассказал обо всем, начиная со дня знакомства с Крысановым, – про шведов, про рестораны, про все наши разговоры…

Полковник молча слушал меня с доброй улыбкой на лице, иногда кивая головой, будто общался с интересным собеседником.

Когда я дошел до рассказа о побеге, он подошел к большой карте на стене и попросил показать наш маршрут.

– Так почему вы вернулись? Ты сдрейфил?

Тут я решил немного схитрить и ответил:

– Нет! Просто на второй день я понял, что совершаю глупость – подставляю отца, свою семью. И мне вдруг действительно стало страшно за них. Володе я не мог в этом признаться. Сказал, что очень устал, натер ногу и дальше идти не могу. Я знал, что он меня не бросит, и мы вернулись.

– А что, этот Володя был решительно настроен на побег?

– Да, он просто одержим идеей уйти за границу!

– И куда же он собрался?

– В Швецию, а потом в США.

– А как вы собирались границу переходить?

– Володя сказал, чтобы я не заморачивался на этот счет, что он всё продумал, – у него был какой-то план.

– А он-то не устал? – спросил полковник, внимательно разглядывая карту. – Ведь вам только до границы с Финляндией нужно было еще топать километров сто пятьдесят.

– Я думаю, что для него это привычно. Ведь он родился в Сибири и рассказывал, что с детства по нескольку дней охотился в тайге. А кроме того, он же геолог, на практике ходил в разные экспедиции…

– Скажи, пожалуйста, а что твой друг – собирается ли сделать еще одну попытку уйти? Он тебе не говорил?

– Не знаю, на обратном пути он был очень злой, и мы почти не разговаривали. Но я думаю – он обязательно попробует еще раз. Он очень был настроен!

– Ладно, вот твой пропуск. Пока свободен! – полковник перестал улыбаться. – Нужен будешь – вызовем. Привет отцу передавай.

Из кабинета я вышел на ватных ногах, не веря своему счастью, – на свободе! Хотя, если разобраться, что я такого противозаконного сделал? Ну, походили немного по тундре с рюкзаками, да и вернулись. Ведь к границе мы даже и не приблизились! Может, и не стоило отцу всё рассказывать? Придумать надо было что-нибудь экзотическое! Хотя отец всё равно бы расколол! А полковнику я зря про Володькины планы рассказал – теперь они к нему прицепятся и будут за ним следить. Сволочь я последняя! Как я буду теперь смотреть ему в глаза? А может, всё и обойдется? Володя раздумает бежать, уедет в Тюмень – и происшествие забудется, как дурной сон!

Но – не обошлось! Утром мне позвонил человек, представившийся капитаном Прохоровым, предложил встретиться через час и продиктовал адрес квартиры, куда я должен приехать.

Всё повторилось как при встрече с полковником. Я подробно рассказал капитану о своих отношениях с Крысановым начиная со дня знакомства, о нашей попытке побега. Потом пришлось подробно отвечать на многочисленные вопросы, которые, как мне казалось, к делу не относились!

В заключение я подписал какую-то бумагу, от волнения даже не прочитав, что там написано.

После этого капитан строгим голосом произнес:

– Ваше первое задание, товарищ Туманян: вы должны продолжать поддерживать дружеские отношения с Крысановым. Когда узнаете, что он опять собрался бежать, – немедленно сообщите мне вот по этому телефону. Постарайтесь точно установить дату, с какого вокзала он намеревается стартовать и маршрут его «путешествия». Всё ясно?

– Ясно! – ответил я, с отчаянием поняв, что назад у меня пути нет.

– Надеюсь, вы понимаете, что о нашем разговоре никто не должен знать, даже ваш папа?

КРЫСАНОВ

Я не заметил, как уснул. Когда Нина разбудила меня, было уже девять часов утра. На столе стоял завтрак. Облака бежали вместе с поездом, а деревья – назад. Я принялся за еду. Нина села рядом.

– Я думала о тебе, пока ты спал. Ты, наверное, идешь в Финляндию? Без паспорта здесь, в Карелии, и недели не проживешь.

– Да, я попытаюсь.

– Почему? Что ты сделал?

– Это долгая история! Но если вкратце, то я не хочу жить в стране, где с человеком запросто так могут сделать что угодно! Например, выгнать, как тебя, из университета или посадить за «неправильные» мысли без всякого суда…

– А как же я? Я так обрадовалась нашей встрече!

– Это большая боль и для меня тоже. Я счастлив, что встретил тебя, и расставаться с тобой мне очень жаль. Но остаться я не могу!

Я коротко рассказал ей о событиях последних двух дней, о том, что меня, наверное, уже ищут именно на этой дороге. Она слушала меня, и глаза ее были полны слез.

Снова подъехали к остановке. Она очень крепко обняла меня.

– Под сиденье! И не вылезать, пока я не открою!

Спать я не мог. В голове была полная сумятица. Останавливались еще на двух станциях, а Нина всё не приходила. Правда, перегоны были короткие, меньше получаса.

Поезд в очередной раз остановился. Послышались голоса. Я отчетливо слышал разговор. Значит, дверь в купе открыта.

– А где ваша напарница? – спросил мужской голос.

– Я сегодня одна. Напарница заболела перед самым отправлением, и замену не успели дать, – ответила Нина. – Но мне девочки из соседнего вагона помогли, так что я поспала часа три. А теперь уж не удастся отдохнуть до самого Мурманска. Говорят, что оттуда будет напарница.

– Ну, пока! Мы еще увидимся до Мурманска, – сказал мужчина. Я всё ждал, что последует вопрос про «брата», который помогал разносить чай, но он, почему-то не спросил. Видно, никто из сонных пассажиров об этом не рассказал.

Было слышно, как вошли пассажиры и закрылась дверь вагона. Нина показала им места. Поезд тронулся. Она вошла в купе и защелкнула за собой дверь, потом села на сиденье, посидела, встала и подняла его.

– Ну, дорогой мой, ты как в воду глядел. Вместе с контролерами был еще один человек в штатском, который только рассматривал пассажиров и проверял багажные полки. Им осталось пять вагонов проверить. Они еще будут в поезде, когда тебе надо будет выходить. Лоухи через одну остановку, а это меньше часа. Может быть, ты поедешь дальше, а потом вернешься другим поездом?

– Нет, это ничего не поменяет. Они будут ехать до конца. Им нет резону выходить на маленькой станции. В Лоухи много народу сходит?

– Из моего вагона только трое. Подожди, послушай, что я придумала. Мы останавливаемся на втором пути, но там есть еще два. На них обычно стоят грузовые вагоны, а за путями какая-то фабрика. Если я открою дверь на другую сторону, ты сможешь сразу пробраться между вагонами в сторону фабрики. Люди ходят этим путем на работу из поселка, чтобы кругом не обходить. Сразу за фабрикой лес. Это, конечно, противоположно твоему пути, но зато безопасней – у вокзала иногда проверяют документы.

– Так и сделаем! Будь что будет! В случае чего – ты меня никогда не видела. А теперь ты выпустишь меня?

Я вылез из-под сиденья, и мы обнялись.

– Мне так страшно! – сказала Нина. – Ведь я тебя больше никогда не увижу!

– Как я могу связаться с тобой? Ты где живешь?

– В Москве – у тети Валерии. Это сестра моего папы.

– Скажи мне ее телефон. Если я пройду, тебе кто-нибудь позвонит. Помнишь, я тебе рассказывал о Жозефе и Жозефине Клячкиных из моей экспедиции? Так они тебе и представятся: Жозефина или Жозеф – твои однокашники по биофаку. Ты будешь знать, что это от меня. Дальше что-нибудь изобретем. А если не пройду, то так тому и быть. Запомнила?