#Мы, дети золотых рудников

– Завтра. Вообще-то я пришел к тебе, хотел предложить на завтра вылазку в шахту – чтобы мы были только вдвоем. Это секретная шахта. Но, кажется, планы поменялись. Пойдем учиться стрелять.

Всю ночь я ворочаюсь – не могу дождаться, когда мы с Архипом пойдем стрелять из рогатки! Она у него необычная, все это знают – он из своей рогатки даже бутылки с большого расстояния бьет! У мальчишек в наших дворах тоже есть рогатки, но не такие – бьют недалеко и слабо. Рогатка Архипа мощная! Намного мощнее игрушечных ружей.

* * *

– Куда мы идем, Архип? – я еле поспеваю за ним. – Не так быстро! У меня ноги короткие!

– Мы идем к границе. Будем тренировать твою меткость.

– К границе с Холмами?

– Да, мы идем к Холмам.

От удивления я замолкаю. Я не был в Холмах больше двух лет! С тех пор как прекратился наш с дедушкой бизнес. Там, наверное, многое изменилось…

Мы идем по лесу и видим вдалеке за сетчатым бетонный забор: граница. Раньше его не было. За забором – река. Та самая, которую мы с дедушкой переходили вброд.

Я хочу уже выйти из леса и подойти к забору, но Архип останавливает меня.

– Смотри! – Он показывает на верх забора.

Я прищуриваюсь и вижу камеры.

– Они снимают все, что вокруг. Чтобы к ним не лезли. Камер нет только дальше на западе – где плотина.

Я киваю. Помню эту плотину.

– Но сейчас нам камеры и нужны.

Архип достает из кармана несколько белых шариков.

– Краска, – объясняет он. – Вчера весь вечер их делал. Твоя задача – попасть шариком в камеру. Если бы мы разбили ее камнем – охранники бы пришли сюда и поменяли. А если она будет заляпана краской – они подумают, что это птица и что дождь все смоет.

Сначала я тренируюсь, стреляя камешками в дерево в лесу. Архип подсказывает – показывает, как правильно держать рогатку и оттягивать резинку, как целиться.

Когда мне удается бить точно в цель, Архип протягивает шарик с краской:

– Пора.

Я попадаю в камеру с четвертой попытки.

– Есть! – радостно кричит Архип и выходит из кустов к забору, отодвигает сетку снизу. – Ну, что, лезем?

Я неуверенно смотрю на забор.

– Ох! А стоит?

– Неужели тебе неинтересно, как идет строительство? Ты же говорил, что два года не был в Холмах. Там многое изменилось!

Мы пролезаем через сетку и оказываемся у бетонного ограждения. Друг подсаживает меня, помогая залезть на верх забора, затем забирается сам. Мы вместе прыгаем вниз с обратной стороны. Это странное чувство – будто ты прыгнул в другой мир.

– Чувствуешь? Тут совсем по-другому пахнет, и как будто земля другая, мягче. – Архип ковыряет землю мыском ботинка.

Мы раздеваемся, переходим через речку, держа вещи высоко над головой.

Из леса выходим на дорогу, которая соединяет поселок с заводом. Я с грустью вспоминаю нашу с дедом работу: плотина, площадь, песни и баян…

Поселок сильно разросся. Появились парки для отдыха, много пешеходных дорожек, детские и спортивные площадки, фонтан. Все такое чистое, ровное, гладкое. Все сияет и переливается.

Мы идем по тропинкам из красивых плиток, мимо клумб и ажурных фонарей. Каждый дом, что видим, напоминает жилище гномов из сказки о Белоснежке. По стенам вьется плющ, у дверей стоят горшочки с цветами. Дома огорожены низкими каменными заборчиками.

Только утро воскресенья, а поселок уже совсем проснулся. Открываются окна – люди здороваются друг с другом и желают соседям доброго утра. На разных языках, но в основном на русском и английском. Также узнаю французские и немецкие приветствия – в свое время благодаря иностранным песням я познакомился с чужими языками.

Кто-то копошится в огороде, кто-то в саду пьет кофе и читает газету. Кто-то совершает пробежки. У одного бегуна все в одном цвете: синие наушники, синие кроссовки, синяя футболка, в руках – бутылка с водой, конечно же, с синей этикеткой.

Навстречу бегуну не спеша идет мамочка с коляской. Тоже вся модная: розовая коляска, розовая куртка.

Мы доходим до центральной части поселка – парка отдыха. На лавочках сидят люди в яркой одежде. Вокруг фонтана на велосипедах катаются дети. На газоне неподалеку от фонтана на клетчатых покрывалах отдыхают сладкие парочки, что-то едят и пьют. Вокруг качелей с маленькой собачкой наперегонки бегает нарядная девочка. Мальчик в синей матроске ковыряет лопаткой в песочнице.

Я вдруг задумываюсь, каково бы это было, если бы мы с дедушкой жили здесь, а не в Чертоге? Выращивали бы цветы в горшках. Устраивали бы пикники. У нас было бы клетчатое покрывало и корзинка, которую мы бы наполняли всякими вкусностями. Мы бы завели собаку. И гуляли бы с ней в парке. Дедушка подарил бы мне скоростной велосипед. Может, моя мама не бросила бы меня и осталась здесь… И у меня был бы папа. У нас была бы большая семья.

Какая-то неприятная мысль зарождается в голове и сплетает себе там уютное гнездышко. Я напрягаю мозг, пытаюсь поймать эту мысль, но она забралась очень глубоко.

Все, что мы видим вокруг, – этих людей, совсем не похожих на нас, этот парк, эти дома… И все, что мы видим в Чертоге… От этого контраста как-то тревожно и неуютно.

Я вижу, как люди вокруг смотрят на нас. Мы чужие им, а они чужие нам.

В голове как будто произошел взрыв, который размазал мысли по черепной коробке. И чтобы понять, что именно на меня так повлияло, нужно разложить мыслишки по четким кучкам. Но у меня не получается… Лучше не думать об этом и съесть леденец – благодаря Архипу у меня их полный карман! Я грызу яблочную карамельку. Полегчало. Больше не хочется думать о тревожном.

Я гляжу на Архипа. Он хмуро смотрит на людей.

– Пойдем, – тяну я его за рукав. – Мы обошли весь поселок, тут больше нечего делать. Пойдем домой. Наши ждут.

Мы забираемся на пограничный забор, садимся на него, лицом к поселку нефтяников. У меня внутри становится как-то пусто…

– Что теперь? – спрашиваю я, елозя пятками по забору.

Архип задумывается, достает шарик с белой краской, прокалывает его найденным в кармане шурупом. Выводит краской на верхушке забора наши имена:

Кирилл Бобров и Архип Бойко.

Мне нравится, что он написал мое имя первым.

Он встает на забор в полный рост.

– Прощальный подарок, – объясняет он мне. – Оставим еще один!

Я слышу звук расстегивающейся «молнии» ширинки.

– Присоединяйся – будем потом всем хвастаться, что нассали на землю богатых инострашек. Все обзавидуются!

Я с радостью присоединяюсь к Архипу и встаю рядом – идея мне очень нравится!

Я смотрю вокруг: в обе стороны до бесконечности тянется забор. Журчим, поливаем нефтяные земли. Лыблюсь во весь рот – да, это то, что нужно!

Я начинаю осознавать то, смутная мысль о чем у меня появилась там, у фонтана, в Голубых Холмах. Я смотрел на ярких людей. На дорожки. На красный велосипед щекастого мальчика. На голубое платье девочки. На желтую лопатку малыша в песочнице.

И первый раз в жизни почувствовал, что я – не один из всех.

Я никогда ничем не выделялся среди других. Я не бегал быстрее всех, не лазил по деревьям шустрее всех. Мои плоты никогда не выигрывали в соревнованиях. У меня никогда не было вещей, которые меня бы как-то выделяли среди остальных.

Я не пою, не танцую, не учусь лучше всех.

Я не толстый и не худой. Не высокий и не низкий. Глаза и волосы – не темные и не светлые.

Я всегда держался в серединке, был как все.

И тут. Вдруг. Я понял.

Я – не самый обыкновенный ребенок.

Я не просто Кирилл Бобров и не просто десятилетний мальчишка.

Я – мальчишка из самого бедного района Чертоги. И еще я понял, что это где-то очень далеко, далеко ото всех. Та к далеко и глубоко, откуда мне не выбраться.

Я вспоминаю недовольный взгляд Архипа, когда он смотрел на всех этих чистеньких людей. Думал ли он о том же самом? Не знаю. Но сейчас мы здесь, на высоте, на границе между двумя поселками. Мы улыбаемся. Нам хорошо. Мы радостно поливаем Голубые Холмы и на короткое время чувствуем себя властелинами мира.

Глава 4

Мое десятое лето проходит зачупато.

Архип делает для меня классную рогатку, она бьет даже лучше, чем его. Теперь он за меня спокоен, с такой рогаткой мне никто не страшен во дворе. И теперь он больше не сопровождает меня до дома – это печально, мне нравилось, когда Архип меня провожал.

Мы объявляем войну Горынычу и его компании: нам надоело, что они чувствуют себя королями Старичьей Челюсти. Они запрещают нам гулять по территории района, но мы все равно там ходим, ведь сейчас нас на барже уже много, и мы наконец можем дать отпор врагам.

Поэтому в июле у нас первая официальная жарня с компанией Горыныча.

Вооружившись камнями, игрушечными пистолетами на пульках, палками и рогатками, мы отправляемся в бой.

Противники укрываются за баррикадами, наспех построенными из деревянных паллетов, обломков старой мебели и автомобильных шин.

Июль, стоит ужасающая жара, горят торфяные болота и плавятся мусорные кучи. От смеси едких запахов, горящего торфа, пота и мусора до слез щиплет глаза.

Горыныч и его компания прячутся за своими заграждениями и целятся в нас из рогаток.

Мне немного страшно. Архип хлопает меня по плечу:

– Не бойся, братишка. Просто держись у меня за спиной и не высовывайся. На, вот, съешь конфетку.

Я грызу лимонную карамельку – это немного успокаивает.

Братишка… От этого слова приятное тепло растекается по всему телу.

Камень, ударяющий мне в бок, выводит меня из размышлений, и я сосредотачиваюсь на битве.

В руках у меня рогатка, карманы набиты круглыми камушками.

В нас летят камни. Архип обстреливает баррикаду противников из своей мощной рогатки, и вскоре враги понимают, что у нас явное преимущество.

Мы медленно продвигаемся вперед. Кто-то стреляет из пистолета с той стороны, и пулька попадает мне прямо в нос; я чувствую, как по губам течет кровь.

Мы кидаем за баррикаду камни и куски кирпичей и слышим вскрики.

Мы пробиваем оборону и расстреливаем врага.

Грязные, в крови, вытираем сопли и смотрим, как противники, хромая, убираются прочь.

Это войны за территорию.

Нам предстоит еще очень много подобных сражений…

* * *

После нашего с Архипом похода в поселок нефтяников я начинаю замечать, что с ним происходят какие-то странные изменения, слишком уж много внимания он стал уделять Голубым Холмам и его жителям. Он часто отправляется туда один, меня не зовет, что он там делает с утра до вечера – непонятно. Мы спрашиваем, но он отмалчивается. Только потом, когда вернется, нет-нет да и скажет что-нибудь гадкое про Холмы.

Однажды, когда мы на барже играем в карты, Архип говорит:

– Я тут побывал за забором… Видел девчонку одну. Ух и противная у нее рожа! Как вот у этой карточной дамы. Идет, нос задрала, фу-ты, ну-ты. И на меня так посмотрела, как будто клопа увидела. Жаль, с ней родители были, а то ободрал бы ей косы…

В следующий раз он вспоминает Холмы во время похода в шахту, когда мы делаем привал. Архип достает из рюкзака перекус и вспоминает:

– Пацан такой щекастый там был… Пузо во как отвисло! – Он проводит ребром ладони по коленям. – Жирный, аж противно! Он один небось сжирает раз в десять больше еды, чем у нас с тобой сейчас на двоих!

Когда мы у него дома склеиваем самолетик из картона, Архип бурчит:

– А эти иножопы своим детям покупают самолеты с радиоуправлением. Я недавно видел, как один в парке таким играет. И зачем им такие дорогие и сложные игрушки? Все равно тупые и все ломают. Представляешь, он свой самолет в фонтан загнал, тупица.

Я молчу. Я никогда не слышал ни от кого из наших это слово – иножоп. Оно смешное и мне нравится. Но наверняка Архип не сам его придумал, а подхватил у кого-то из взрослых – может, у своего отца, – как перенял и нелюбовь к жителям Холмов.

А однажды поздним летним вечером Архип приходит ко мне и зовет меня пойти с ним в Холмы.

– Зачем? – удивляюсь я. – Зачем ты все время туда ходишь? Там же скучно.

И еще я замечаю, что каждый раз, когда он ходит в Холмы или вспоминает о них, у него портится настроение. Он потом долго хмурится и злится. Зачем делать то, из-за чего расстраиваешься?

Мне не хочется выходить из дома, ведь уже поздно и я только помылся.

– Увидишь, – загадочно говорит Архип.

Я заглядываю в комнату дедушки. Оттуда раздается храп.

Тяжело вздыхаю. Делать нечего, с Архипом нельзя спорить. Я не понимаю, почему мы идем так поздно, но раз Архип позвал, значит, так надо.

На этот раз мы идем через плотину, делаем небольшой крюк, зато не лезем в воду. Уровень воды в реке упал, и на плотине почти совсем сухо, мы даже ноги не замачиваем.

На улицах поселка нефтяников совсем нет людей, все сидят в своих теплых уютных домиках. Фонари освещают пустые дорожки. Архип ведет меня по улицам, высматривает что-то во дворах.

– Что мы ищем? – спрашиваю я, делая странные движения, от которых моя тень на асфальте принимает причудливые очертания.

– Вот он! – Архип останавливается у одного из домов, к стене которого приставлен красный велосипед.

Я его узнаю – на этом самом велосипеде в парке катался щекастый мальчик, когда мы с Архипом здесь были в прошлый раз.

Архип оглядывается по сторонам, быстро хватается за руль и, катя велосипед, убегает с ним прочь. Я мчусь за ним, ничего не понимая.

Мы выходим из поселка в лес. Архип останавливается, бросает велосипед на землю, достает из рюкзака бутылку с какой-то желтоватой жидкостью и спички. Он поливает велосипед из бутылки. В нос бьет запах керосина. Архип бросает зажженную спичку на велосипед, и я с восторгом наблюдаю, как разгорается огонь, как чернеет и вспучивается краска, как плавится и течет резина на колесах.

– Зачем? – шепотом спрашиваю я.

– Он не заслуживает такого велика, – злобно шипит Архип. – Эта жирная ленивая свинья. Он не заслуживает. Никто из этих детей не заслуживает того, что у них есть, это место слишком хорошо для них. Они думают, что они лучше нас, но это не так. Мы им это докажем.

Я не до конца понимаю Архипа, но у меня в голове в своем гнезде снова зашевелилась та мысль, которая обосновалась там в предыдущий наш с Архипом поход в Голубые Холмы.

И, кажется, она снесла там яйцо, из которого вылупляются новые мысли.

Те, кто здесь живет, обладает каким-то преимуществом. Оно позволяет им свободно перемещаться туда, куда они захотят, иметь все, что захотят. Но как они его получили? За что? За хорошие оценки в школе? За то, что каждый день убираются дома и моют посуду после того, как поедят? Выносят мусор? За что? Почему все вокруг – солнце, вода, воздух, весь мир – для кого-то другого, не для нас?

* * *

Следующие два года проходят довольно спокойно и обычно.

Наша баржевая команда растет, Архип принимает новичков. Нас становится много, и я даже в шутку говорю, что Архип набирает себе армию. Откуда я могу знать, что это окажется правдой…

Немного меняются интересы, я помню день, когда кто-то первый раз притащил на баржу мужской журнал. Через время к нему прибавился еще один и пара банок пива, еще через время – пачка сигарет.

Мне не нравятся такие журналы, девушки в них кажутся мне слишком толстыми и большими. Мне скучно их листать. Сигареты для меня слишком едкие – я от них кашляю. Пиво на вкус кажется мне горьким…

Я думаю, что большинству мальчишек на барже тоже не нравятся эти новшества, но они терпеливо листают журналы с сигаретой в зубах, изредка прикладываясь к банке пива. Они подражают взрослым ребятам, думают, так выглядят солиднее. Но я смотрю на них, на всех этих прыщавых цыплят, которые еще недавно шнурки сами не умели завязывать, и мне становится и смешно, и грустно.

Двенадцатая осень приносит мне огромный сюрприз.

Начинается учеба, я перехожу в пятый класс.

Школа. Вдыхаю прекрасные, такие родные ароматы: запах мела, краски, потных кроссовок и гнилых рам.

В этом году в нашей школе принимают какую-то социальную программу и отбирают десять счастливчиков. Самых умных детей, из разных классов, переводят в школу в Голубые Холмы. Последний месяц все только об этом и галдят, кто-то от души рад за избранных, задумался, что это шанс, и теперь сам больше времени уделяет учебе; кто-то, как Архип, считает их предателями и начинает неприкрыто их травить, он заставляет и нас – всю свою компанию – делать им гадости. Мы называем их по-разному: предатели, перебежчики, продажники – за то, что продались за бесплатные завтраки. Теперь мы подлавливаем их по дороге к Голубым Холмам, встречаем у ворот на границе после школы, делаем все, чтобы наказать перебежчиков за их предательство. Мы всегда их преследуем, кричим им вслед обидные вещи, кидаем в них камни. Здесь, до границы, они беззащитны, но как только они пересекают пограничную черту – им уже ничего не угрожает. У них есть пропуск, а у нас его нет. Мы стоим и смотрим, как там, за чертой, их подбирает желтый автобус и вместе с другими детьми везет в их новую школу. В лучший мир, прочь от грязи и жестокости. А мы уходим, чтобы прийти к границе снова, когда кончатся занятия. Поджидаем жертву.

Мне не нравится то, что мы делаем, но я не могу сказать об этом Архипу. Я не разделяю его злости, радуюсь за счастливчиков и вовсе не считаю их предателями, но, желая угодить Архипу, стараюсь кидать камни сильнее всех и кричу громче всех, когда мы преследуем перебежчиков.

Они идут группкой, понурив голову, прикрываясь руками. Молча. Они теперь всегда здесь молчат. Ходят, как призраки и тени: ни живые ни мертвые.

Когда мы идем за ними, я всегда думаю о том, что сейчас происходит у них в головах? Ненавидят ли они нас? Считают ли себя виноватыми?

Холмы меняются. Там уже все достроили, народу теперь там – целый улей.

В Холмах построили маленький стадион, небольшой спортивный комплекс, торговый центр. У них теперь даже есть роллер-парк.

– Хей! – кричит Архип вслед перебежчикам во время нашего очередного преследования. – Игорек! Я знаю, что твой батя взрывник на шахтах. Уважаемый человек здесь. Как ему в глаза соседям теперь смотреть? Небось теперь стыдится своего сына, который готов за бесплатные завтраки американские дороги лизать. И французские ботинки. И немецкие задницы. Ха-ха!

Архип очень доволен собственным остроумием. Он повторяет слова про бесплатные завтраки и лизание и добавляет что-то про шведские унитазы, итальянские канавы и английские горшки.

Я смотрю, как Игорек – низкорослый худой парнишка с копной рыжих кудрявых волос – быстро-быстро перебирает ногами-спичками и закрывает голову портфелем. Очень умный мальчик, Игорек младше меня на год, ему сейчас одиннадцать. Он учился в одном классе со мной… Мы не дружили, Архип зорко следил за тем, чтобы члены его команды водили дружбу только между собой. Но он мне нравился. Я всегда был в полном восторге от того, какие классные фокусы с самодельными петардами он устраивает за школьным двором.

– Ты чего прохлаждаешься? – Архип грубо пихает меня локтем. – Ты еще ни одного камня не кинул! На вот, держи, – протягивает он мне большой камень с острыми краями.

Мне не хочется его кидать, но я все равно это делаю и попадаю Игорьку прямо по портфелю.

Очень довольный моим броском, Архип побуждает меня кинуть еще камень.

И еще.

Вечером я делаю домашнее задание. Решаю задачу по математике.

Из тарелки Катя взяла половину слив. Второй раз Катя взяла еще половину. После этого осталось двенадцать слив. Сколько всего слив лежало в тарелке? И сколько слив взяла Катя?

Хм. Я определенно учусь в классе для дебилов. Дристать Катя будет дальше, чем видит, вот мой ответ. Она же тридцать шесть слив слопала.

Мне не нравится учеба, все, что мы проходим, кажется слишком легким, и лень тратить свое время на расписывание задач, которые в уме можно решить за секунду.

Я откладываю ручку и задумываюсь. Думаю о том, что сегодня произошло. И о задачке по математике. Учеба дается мне легко. А что, если… Вдруг я попаду на следующий год в десятку счастливчиков? И меня переведут в школу в Холмах? Ведь было бы круто?

Они берут тех, у кого отличные оценки по математике, русскому языку и кто хорошо знает английский.

Я подхожу по этим критериям. У меня есть шанс.

Взрослые в Чертоге любят мечтать: мой сын станет адвокатом… Моя дочь станет врачом… Мои дети вытащат нас из бедности, и нам не придется больше работать… Это все пустые слова. Наша школа не дает хорошего образования, и многие не видят смысла стараться по учебе. Зачем? Все равно все после школы попадут на шахты… Мало кто переходит в девятый класс, большинство бросают школу после восьмого. Ведь надо помогать родителям. Но теперь… Теперь у нас действительно появился шанс.

Поймет ли меня Архип? Думаю, да. Все эти преследования – они кажутся мне ребячеством. Пора взрослеть и просто принять, что если кто-то стремится к лучшему, то он этого достигнет. Кто топчется на месте – тот и дальше будет стоять на месте.

Я не такой. Я не хочу топтаться на месте.

После математики я беру учебник английского и делаю несколько дополнительных упражнений, которых нам не задавали.

Архип поймет. Я уже представляю, как все будет. Он встречает меня у ворот после школы, мы идем вместе домой, я рассказываю о том, как интересно прошел мой день в новой школе. Архип протягивает мне мятный леденец, а я угощаю его какой-нибудь вкусняшкой, купленной в Холмах.

А потом… Я смогу подтянуть его по учебе, и он попадет в третий десяток счастливчиков. Мы начнем хорошо учиться, и потом нас возьмут на хорошую работу. Мы купим два стоящих рядом одинаковых домика в Холмах и станем соседями. По утрам будем вместе ходить на работу.

Архип поймет. Он – мой друг. Он порадуется за меня.

И, как всегда, мы будем вместе.

Архип Бойко и Кирилл Бобров.

Архип и Кирилл.

Кирилл и Архип.

Это никогда не изменится.

* * *

Архип прививает нам какие-то странные идеи. Мы пока что не сталкивались с таким и не знаем, какое название этому дать.

На барже ужесточились правила: теперь каждый новичок должен проходить посвящение. Наша команда постепенно превращается в банду, и мне это не нравится. Архип берет в команду самых злющих и мальчишек из бедных семей и промывает им мозги, убеждает, что во всех их бедах виноваты те, кто живет по ту сторону забора. Посвящение обычно для всех одинаковое. Новичок должен перелезть забор и сделать в Холмах какую-нибудь гадость – сломать качели, взорвать почтовый ящик, наложить кучу в цветочный горшок.

Новичка должен сопровождать кто-то из старожилов для того, чтобы убедиться, что задание выполнено.

Однажды майским вечером Архип тайком приходит ко мне, зовет меня на плотину.

Мы подходим с ним к забору у плотины и прячемся в кустах.

– Чего мы ждем? – интересуюсь я.

– Тс-с… Тихо! Скоро узнаешь.

Через некоторое время я слышу топот: в темноте мелькают человеческие силуэты. Они друг за другом подходят к забору. Слышу тихие разговоры: судя по голосам, это взрослые ребята. В руках у них что-то типа дубинок. Один за другим они перелазят через забор и уходят в глубь Холмов.

– Зачем они идут в Холмы? Кто они? Что они собираются делать?

Архип загадочно улыбается:

– Они крутые. Когда-нибудь мы станем такими же, как они.

* * *

Наступает мое тринадцатое лето. Мы с Архипом открываем сезон походов в шахты в этом году.

Я полюбил рудники всей душой. Житель Чертоги не может без шахт – это у нас в крови.

Сползаю вниз по рудоспуску. Это – мой первый спуск на глубину более трехсот метров. Южные шахты – самые протяженные и глубокие.

Рудоспуск представляет собой наклонную полость, выдолбленную в скале под землей, укрепленную деревянными балками, по которой вниз, на транспортный горизонт, перемещается добытая руда под собственным весом.

Втягиваю носом душный воздух. Чем ниже мы спускаемся, тем тяжелее дышать. Пахнет плесенью и паленым деревом. Налобный фонарик освещает низкий свод. Страшновато – этот рудоспуск больше похож на кротовую нору. А вдруг мы застрянем? А вдруг случится обвал?

Каменные стены покрыты паутинкой плесневых грибов. Белые тонкие нити мицелия переплетаются, образуя причудливые узоры.

Впереди, чуть ниже, спускается Архип. Здесь очень тесно, мы двигаемся на корточках, задом наперед. Мои ноги все время соскальзывают, из-за чего на Архипа сыплются камни и пыль. Он ругается.

Наконец мы оказываемся в самом низу – в штреке. Это длинный тоннель, стены и свод которого скреплены балками. В темноту уходят рельсы. Этот штрек очень старый, здесь часто случались обвалы, половина балок обрушена, на путях огромные каменные глыбы.

Под ногами пока сухо, но мы знаем, что дальше будет все затоплено. Мы направляемся в долину подземных водопадов.

Мы садимся на рельсы, делаем привал. Архип достает из рюкзака карту, которую мы сами рисовали. Хотя не совсем – нам помогал один из соседей Архипа, работавший когда-то на этой шахте.