Непрожитая жизнь

– Да.

Пауза.

– Я же не ошибся номером? Где Раффи?

– Он лежит на асфальте, избитый, без сознания. Его обокрали, угнали скутер, и, мне кажется, ему срочно нужен врач, – взволнованно, на одном дыхании произношу я.

Парень на том конце громко выругался.

– Где вы сейчас?

Я озираюсь по сторонам. Это мой район, но я нечасто по нему хожу, разве что в магазин через дорогу и в булочную на углу. Вокруг очень темно, стены изуродованы неряшливыми граффити. Ни названия улицы, ни ближайших магазинов не видать. Рафаэль лежит без движения, я трогаю его руку – и она оказывается ледяной. Мне становится страшно. Но его грудь вздымается и опускается.

– Как тебя зовут? – спрашивает Квантан, словно догадываясь о моем оцепенении.

– Леа, – шепчу я.

– Леа, – повторяет он, – я должен понять, где вы сейчас находитесь.

– Я не знаю, – тем же шепотом отвечаю я, разглядывая неподвижное тело.

Кожа цвета светлой карамели превратилась в сплошную рану, но ее обладатель все равно похож на статую древнегреческого божества: широкие плечи, красивая грудь. Но он избит, и мои внутренности сжимает холодный страх. Нужно собраться, говорю я себе. Ему нужна помощь.

– Леа, пришли мне локацию.

– У меня с собой нет телефона, – отвечаю я и пробую зайти в смартфон Рафаэля. – А его заблокирован.

– Пароль: 1313.

Я лишь киваю и через секунду отправляю локацию.

– Я буду там минут через двадцать. Не оставляй его, хорошо?

Я опять киваю.

– Леа! – зовет он.

– Я буду тут, – шепчу я, закрывая глаза. Смотреть на Рафаэля больно и страшно.

Парень на том конце, помешкав секунду, отключается, а я не могу убрать руку и продолжаю держать кисть Рафаэля, крепко сжав пальцы. Он такой холодный! Я снимаю с себя толстовку и накрываю его. От ночной прохлады по коже бегут мурашки. Я смотрю на свою тонкую домашнюю майку и съеживаюсь. Вокруг зловеще тихо. Слишком тихо. Успокаивает одно: мы находимся прямо под фонарем, и темнота улицы до нас не добирается. Я начинаю медленно считать секунды, постукивая пальцами по руке. Двадцать минут тянутся слишком долго. Рафаэль не шевелится. Любой шорох, любая тень вызывают у меня панику.

Мне кажется, во тьме скрывается нечто ужасное и отвратительное, что непременно убьет нас, медленно и мучительно, наслаждаясь каждым мгновением убийства. С волос Рафаэля капает кровь. Одна за другой капли падают на асфальт, оставляя возле головы свежие темные пятнышки. Я уже искусала себе все губы, сердце бешено колотится в груди. Тук-тук, тук-тук, пульс отдается в ушах. Наконец, разрушая пугающую тишину, издалека доносится рев мотора. Я поднимаю голову, вслушиваясь и всматриваясь в темноту в надежде увидеть машину. Через несколько мгновений меня ослепляет свет фар. Из подкатившего автомобиля выскакивает парень лет двадцати, на нем пиджак и брюки. Он подходит к нам вплотную, и я могу разглядеть его. У него каштановые волосы и светлые глаза. Шок отпечатан на его лице. Парень срывает с плеч пиджак и накидывает его на меня.

– Спасибо, – первое, что он говорит, осматривая Рафаэля, – но мне все еще нужна твоя помощь, я не смогу сам засунуть его в машину.

– Мне кажется, надо вызвать скорую.

– Он несовершеннолетний, начнут звонить его родителям. Я сам отвезу его к врачу. Я возьмусь за плечи, а ты за ноги, ладно?

Я киваю, и мы приподнимаем Рафаэля. Черт бы его побрал, какой же он тяжелый! Аккуратно, насколько это возможно, мы укладываем его на заднем сиденье машины. Квантан забирает его телефон и открывает мне переднюю дверь. Я стою столбом, он тоже замирает, глядя на меня.

– Отвезу тебя домой в благодарность за спасение жизни моего кузена.

– Я не знаю, хорошая ли…

Он не дает мне договорить и раздраженно смотрит на часы:

– Я не могу оставить молодую девушку одну на улице в такое время и в таком месте.

– А я не могу сейчас вернуться домой, – отворачиваясь, отвечаю я.

Я правда не могу. Только не сейчас, после всего увиденного. Я просто не в состоянии слышать вновь крики, ругань и то, как меня называют больной на голову, психически неуравновешенной дрянью. Уже заранее слышу в голове мамину речь и поддакивания отчима. Напоследок он непременно добавит, что я живу под его крышей и должна проявлять уважение, а если мне что-то не нравится, то могу валить к чертям собачьим.

Качаю головой и повторяю, кусая губу:

– Я точно не могу вернуться домой, не сейчас.

Квантан смотрит на меня, точнее, на мои пижамные штаны и майку. Его пиджак мне велик, и, должно быть, я выгляжу ужасно нелепо. У меня дрожат руки, и он это замечает. Опустив голову, словно обдумывая что-то, он быстро садится в машину и как-то устало бросает:

– Поехали, Леа.

И я сажусь. В салоне пахнет кожей и гораздо теплее, чем на улице. Пристегнув ремень безопасности, я тупо гляжу в лобовое стекло. Голос в голове твердит одно и то же: «Что ты творишь? Что ты ТВОРИШЬ?!» Я приказываю ему заткнуться.

– Спасибо еще раз, что не бросила его и осталась. Мы бы его не нашли, а к утру могли бы начаться серьезные осложнения.

Загорается красный свет. Телефон Квантана звонит, оповещая о новом сообщении. Он быстро печатает ответ, а я молчу. Что тут скажешь? «Рада, что смогла помочь» или «Не стоит благодарности»? Вместо всего этого вежливого бреда я шепчу:

– Надеюсь, с ним все будет в порядке.

Я натерпелась такого страха, что сердце до сих пор бешено колотится в груди, а руки трясутся, и поэтому мне приходится сжимать кулаки.

– Это было очень неприятное и страшное зрелище, – признаюсь я. Узел в животе сжимается туже от отвратительных воспоминаний.

Квантан молчит – становится ясно, что он меня даже не слушает. Погруженный в свои мысли, в свои страхи, он гонит автомобиль на очень высокой скорости. Я смотрю на время – час сорок шесть. Всего сорок шесть минут назад я убежала из дома, и уже столько всего успело произойти. Закрываю глаза, считаю до пяти и открываю их вновь. Париж так красив в ночи! Сияя огнями, он предстает во всем своем великолепии, а пустые дороги и улицы заставляют его выглядеть загадочным и даже мистическим. Старинные здания словно уносят в былые века, и кажется, что вот-вот увидишь запряженную лошадьми карету. Моя голова будто раскалывается на миллион кусочков, но я не могу оторвать взгляда от мостов и горящих фонарей. Облокотившись на окно, я пытаюсь сосредоточиться на том, что вижу, и отрешиться от жуткого, пронизывающего до костей холодного страха.

Телефон Рафаэля вдруг звонит, и на экране многозначительно высвечивается одна большая буква «М». Квантан щелкает языком и говорит:

– Это его мама.

Звонок умолкает, но спустя секунд пять раздается снова. И так три раза подряд.

– Леа, я не могу сказать, что он со мной. Мы – семья, она обязательно попросит кого-нибудь съездить к нам. Нельзя, чтобы его мама узнала, что его сильно избили, она сейчас не в лучшей форме.

«Она только что похоронила другого ребенка», – мелькает у меня в голове. Но Квантан ничего такого не говорит. Он просто смотрит на меня с немой просьбой, которую ему неловко озвучить. Звонок опять прекращается и возобновляется вновь.

– Ты хочешь, чтобы я ответила?

– Пожалуйста.

– Но что мне сказать?

– Что он у тебя, без всяких подробностей.

– А если она начнет расспрашивать?

– Не начнет, ее сын у девушки, чего тут непонятного? – глядя на дорогу, отвечает он и, резко свернув, ставит машину в неположенном месте. В этот момент телефон опять звонит, и я отвечаю.

– Спасибо, – одними губами произносит Квантан.

– Да, – шепотом говорю я в трубку. На том конце повисает тишина.

– Кто это? – спрашивает приятный женский голос с сильным иностранным акцентом.

– Это Леа, – растерявшись, отвечаю я и тут же прикусываю губу. Никакого приветствия, ни даже банального «алло». В голосе женщины чувствуются волнение и усталость.

– Леа, – повторяет она, – извини за столь поздний звонок, но я ищу Рафаэля.

Она очень странно, непривычно раскатисто выговаривает букву «Р», но я замечаю, насколько красиво звучит при таком произношении имя Рафаэль.

– Он спит, – спокойно отвечаю я, мысленно похвалив себя.

Из дома напротив выходят пятеро мужчин с носилками. Я смотрю на Квантана, и он жестами велит мне заканчивать разговор. Но на том конце молчат, и я начинаю нервничать. Мужчины направляются в нашу сторону и с каждой секундой все ближе и ближе подходят к машине. Я затаиваю дыхание. «Может, просто повесить трубку?» – мелькает в голове.

– Хорошо, – неожиданно произносит женщина, и мне становится любопытно: неужели она все это время прислушивалась, пытаясь уловить что-то недосказанное? – Спокойной ночи, Леа, – прощается она, не задавая больше никаких вопросов.

– И вам, – быстро отвечаю я, завершая самый странный в своей жизни разговор как раз в ту секунду, когда дверь машины резко распахивается и прохладный воздух бьет мне в лицо.

Квантан выскакивает из машины, подошедшие мужчины перекладывают Рафаэля на носилки. Со мной никто не здоровается. Я взглядом провожаю их до самого подъезда. Квантан заходит вместе с остальными, оставляя меня в машине.

Я наконец облегченно вздыхаю. Все будет хорошо, Рафаэля доставили к врачу. Все обойдется. Глушу выкрики своего глупого протестующего подсознания и в очередной раз смотрю на часы – час пятьдесят восемь. Все-таки я была права: минуты сегодня текут невероятно медленно. Закрываю глаза, и на меня наваливается вся усталость этого вечера. Я проваливаюсь в сон без всяких сновидений. Мой организм настолько вымотан, что банально отключается.

* * *

Я просыпаюсь в машине, накрытая своей толстовкой, Квантан спит рядом на водительском сиденье, и от его присутствия мне становится неловко. Смотрю на часы: пять тридцать шесть – неудивительно, что до сих пор темно. Не знаю, что делать дальше, однако спать в машине с незнакомым человеком кажется мне абсолютно неподходящим вариантом. За три часа сна я немного успокоилась и набралась сил, так что здравый смысл вновь начинает управлять моими действиями. Пытаюсь тихонечко приоткрыть дверь, но она оказывается заперта, и этот факт не на шутку меня пугает. Поворачиваю голову и вижу, что Квантан следит за моими движениями.

– Доброе утро, – хрипит он сонным голосом.

– Мне пора, – вместо приветствия отвечаю я. Он кивает и поясняет, разблокировав двери:

– Спать в открытой машине – не самая хорошая идея.

Я ничего не отвечаю, выхожу из автомобиля, захлопнув за собой дверь, и вдыхаю свежий, прохладный утренний воздух. Париж пуст. Вымер. Или попросту спит. Квантан тоже вылезает из машины.

– Все хорошо, Леа? – интересуется он, хмуря брови.

– Извини, я проснулась и не совсем поняла, где я и с кем. Такое со мной впервые, поэтому я немного не в себе. Метро, кажется, открывается в шесть, да? Не знаешь, в какой стороне ближайшая станция?

Он качает головой:

– Могу подбросить тебя. С Рафаэлем все хорошо, насколько это возможно, мое присутствие не потребовалось. Я решил, что нам не помешало бы поспать, и не стал тебя будить.

– Что значит «насколько это возможно»?

– Ну… обошлось без сотрясения и переломов.

«Он везунчик», – думаю я, и от воспоминаний по телу бегут холодные мурашки.

– Так тебя подвезти? – устало потирая глаза, спрашивает Квантан.

– Нет, если честно, мне хочется пройтись. Навести порядок в голове.

Он кивает:

– Увидимся.

– Увидимся? – переспрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза, смеется и говорит, качая головой:

– Я не спал два дня, вообще ничего не соображаю.

– Да нет, все нормально. Ну, я пошла?

– Давай. Хотя подожди. – Он лезет в машину и сует мне визитку. – Еще раз большое тебе спасибо. И если вдруг что-нибудь понадобится или будут проблемы… В общем, можешь смело звонить по этому номеру.

У Квантана очень серьезный и дружелюбный тон. Думаю, он имеет в виду именно то, что говорит. Беру у него из рук карточку и прячу в карман толстовки. Я никогда не позвоню по этому номеру, но мне хочется создать видимость, будто принимаю его предложение.

– Спасибо, Квантан, – говорю я, затем весело добавляю: – Увидимся.

Он подмигивает мне и садится обратно в машину. А я уже иду прочь от нее и от этого дома. Перейдя дорогу, выхожу к Сене и решаю пройтись вдоль нее. В голове крутятся слова Квантана о том, что с Рафаэлем все в порядке. Потом думаю, что Квантан очень симпатичный и к тому же кузен Рафаэля. Достаю визитную карточку. На белой бумаге черными буквами написаны номер и имя: «Квантан Делион». Сверху по центру изображен знакомый символ с двумя львами. Наверное, это семейный герб Делионов. Два льва… Я выкидываю визитку в первую попавшуюся урну, чтобы не искушать судьбу и себя. Еще думаю о последней просьбе Микаэля. Можно сказать, я ее выполнила. Он просил помочь, я помогла. Прекрасно осознаю, что Мика имел в виду совсем другую помощь, но понятия не имею, как ее оказать. Останавливаюсь, сворачиваю на мост. Я столько раз писала Мике о своей мечте: целоваться во время заката с любимым на прекрасном мосту Александра Третьего, когда небо похоже на спелый плод манго, душа трепещет от чувств, а кожа покрывается мурашками. Когда мягкие губы касаются твоих и все вокруг теряет всякий смысл. Я столько раз представляла его и себя именно на этом мосту! Особенно после того, как получила фотографию и в моих мыслях возник четкий образ длинноволосого жгучего брюнета с потрясающими глазами. Тяжело вздыхаю. Как же я скучаю по тебе, Мика. Как же хочу вновь написать тебе о том, что происходит у меня в голове и как переворачивается все в моей душе. И как же сильно я хочу получить от тебя ответ…

Начинается рассвет. Я смотрю, как солнце медленно поднимается над серыми крышами Парижа, возрождая его. Оранжево-розовые лучи играют с рекой, заставляя ее переливаться. Моя душа замирает, наблюдая за тем, как цвета меняются и как солнце поднимается все выше и выше. И вдруг мимо пролетает птица, не голубь, которых миллион в этом городе. Не ворон, не чайка. Я не знаю названия этой птицы, но она прекрасна. Птица садится совсем близко, и у меня появляется ощущение, будто она явилась с рассветом, вылетев из солнца. «Это знак», – думаю я. Ты посылаешь мне знак, Мика? И именно в это мгновение я осознаю все безумие происходящего. Не знаю, существуют ли в этом мире высшие силы и судьба, но я уверена: Микаэль посылает мне знак.

Рафаэль Делион, я не знаю, что привело тебя сегодня в переулок, и не знаю, с какой мыслью ты вступал в бой. Но одно я знаю точно: мы еще встретимся.

– Обещаю тебе, Мика, я попытаюсь… – шепотом произношу я, глядя в небо. Решение принято.

Глава 5

Метро открывается, я проскакиваю зайцем. Надеюсь, ранним утром, когда людей в поездах практически нет, контролеры пьют где-нибудь кофе и не выпишут мне штраф. Через некоторое время стою перед дверью квартиры отчима и не знаю, который час. Ключей у меня нет, поэтому нужно постучать. Моя поднятая рука замирает. «Через это все равно придется пройти, – говорю себе. – Просто постучи и отключи мозг. Не слушай, не вникай, не пытайся понять». Рука послушно ударяет в дверь три раза. Три тихих и в то же время оглушительных звука. Сердце начинает биться быстрее. Пожалуйста, пусть дверь откроет мать, а не отчим! Мои молитвы услышаны. Мама без слов открывает дверь и впускает меня в коридор, а потом идет следом за мной в мою комнату.

– Леа, – напряженно говорит она, – так дальше продолжаться не может. Ты не уживаешься в нашем доме, я больше не в силах терпеть твои выходки. На столе я оставила тебе деньги, собирай вещи и уходи. Тебе почти восемнадцать. Думаю, всем будет лучше, если мы не станем тянуть еще три месяца.

Мне кажется, она ни разу не моргнула, пока произносила свою заготовленную речь. Не знаю, чего она ожидала от меня. Но когда я говорю «окей», ее лицо искажается, дрогнув от отвращения и раздражения. Потом она просто выходит и закрывает за собой дверь.

Я живу с матерью с четырнадцати лет. Она родила меня в двадцать один год и оставила у бабушки. До четырнадцати я жила в маленьком городке Анси и наслаждалась всеми прелестями деревни. У бабушки был друг Бенджамин, который после ее внезапной смерти привез меня к матери. К слову, та даже не приехала на похороны, все сделали мы с Бенджамином. Но остаться с ним я не могла: по бумагам он абсолютно никем мне не приходился. И вот в четырнадцать лет я приехала в Париж. Новая школа, новые друзья, новая жизнь. Казалось, все налаживается, если бы не одно но: дома меня всегда встречала особая, тягостная атмосфера неприятия. В школе и с друзьями все забывалось, но стоило переступить порог квартиры, как недовольство – отчима и матери – становилось буквально осязаемым.

Я стала их главной проблемой в жизни, и за все невзгоды и плохое настроение они отыгрывались на мне. А в прошлом году рухнул и второй мой мир – школа. Она перестала быть безопасным местом, где мне рады, где есть лучшая подруга и легкомысленные разговоры обо всем на свете. Школа превратилась в мой второй дом, как бы странно это ни звучало. От бабушки мне осталось пять тысяч евро наличными. Больше у нее ничего не было. Дом, в котором мы жили, она снимала. Ни машины, ни драгоценностей, только деньги в конверте, которые я случайно обнаружила, когда разгребала ее вещи.

Смотрю на стол. На самом видном месте лежат пятьсот евро и кричат: «Забери нас, успокой материнскую совесть и вали на все четыре стороны». Достаю из шкафа свой старый чемодан на колесиках и два рюкзака. В чемодан кладу все свои книги и учебники, а рюкзаки забиваю вещами. Деньги оставляю на столе, не притронувшись к ним. У меня есть свои, мать о них не знает. Если бы знала, то забрала бы пятьсот евро со словами: «Ты жила под нашей крышей, мы обеспечивали тебя всем необходимым, а то, что ты работаешь каждое лето с пятнадцати лет, – исключительно твое решение…» Семнадцать лет жизни помещаются в один чемодан и два рюкзака. Блокнот Микаэля я кладу в рюкзак в последнюю очередь, погладив обложку: «Ведь ты держал его в руках…»

Вот и все, Мика. Новая ГЛАВА моей жизни начинается прямо сейчас, а вместе с ней – и выполнение твоей просьбы. Выхожу за двери квартиры не прощаясь. Оставляю свои ключи в прихожей, плотно захлопываю за собой дверь. Вот и все. Конец… Или новое начало.

* * *

Несовершеннолетнему снять номер в гостинице поистине невозможно… Это первое, что я усваиваю в своей новой жизни. В одиннадцать часов вечера я, почти плача, с двумя рюкзаками за спиной и чемоданом на колесиках в правой руке, уставшая и измотанная, стою, собираясь с мыслями, перед очередным, весьма непрезентабельным хостелом. Мне нужно зайти и сделать вид, будто мне восемнадцать. Может, тот, кто сидит за стойкой регистрации, не будет считать мои годы, как это делали все предыдущие его коллеги. Человеческий фактор иногда может сыграть тебе на руку, ведь так? Из хостела выходит парень, останавливается рядом со мной и закуривает сигарету. Он выглядит не очень опрятно: грязные каштановые волосы, старые рваные кроссовки.

– Добрый вечер, вам уже есть восемнадцать?

Он ничего не отвечает. Я дотрагиваюсь до его руки. Он оборачивается, вытаскивая наушник:

– Да?

Парень выглядит на удивление молодо. Его зеленые глаза в коричневую крапинку выжидающе смотрят на меня.

– Тебе есть восемнадцать? Мне негде жить, и никто не хочет сдавать мне комнату. У меня есть деньги. Все, что нужно сделать, – это снять мне номер и заплатить, – раздраженно произношу я и тут же думаю: «Меня сейчас пошлют». И зажмуриваюсь в ожидании его ответа.

– Без проблем, какую комнату хочешь снять?

Я замираю, с недоверием уставившись на него, и быстро отвечаю:

– Самую дешевую.

Он кивает:

– Комната общая, на восемь человек. Ванная комната тоже общая, в коридоре. Цена сего изыска – восемнадцать евро в сутки. Должен предупредить: в ней будут и мальчики, и девочки, и эльфы, и гномы, и все-все-все, – с улыбкой поясняет он.

Мне нужно экономить деньги. Как только мне исполнится восемнадцать, я смогу найти компаньона для совместной аренды квартиры. К тому же тогда я уже окончу школу и смогу устроиться на работу. Бросать школу сейчас нет смысла, я хочу учиться дальше. Кое-что моя мать все же смогла до меня донести: образование поможет тебе выбраться из дерьма, а работа официанткой длиною в целую жизнь никого не сделает счастливой.

– Пойдет все что угодно, – говорю и лезу в рюкзак за деньгами. Аккуратно вытащив ровно сто восемьдесят евро, отдаю их в руки незнакомому человеку. – Заплатишь за десять дней?

– Конечно. Я, кстати, Тюг, – представляется он.

– Тюг? – переспрашиваю.

– Да, полное имя – Тюгдюаль.

– А я Леа, приятно познакомиться.

Потушив сигарету, он берет деньги и заходит в хостел. Я тихонько иду следом, волоча свои вещи. Он заходит за стойку регистрации и начинает вбивать что-то в компьютер.

– Имя – Леа, а фамилия?

– Санклер, – произношу, искоса поглядывая на него.

– С-А-Н-К-Л-Е-Р? – по буквам повторяет он.

– Да, – коротко отвечаю я.

Он вручает мне ключ.

– Этаж второй, лестница слева, комната номер двадцать четыре.

Видно, как его забавляют моя замедленная реакция и шок, написанный у меня на лице.

– Приятного пребывания, – нараспев произносит он и смеется.

Я хватаю ключи, не до конца веря в собственную удачу. Неужели я не буду спать на улице?

– Огромное спасибо! – весело пою в ответ.

– Не за что, – пожав плечами, отвечает он, – и да, вот пароль от Wi-Fi. – Он дает мне бумажку.

Я вновь благодарю его и со счастливой улыбкой направляюсь к лестнице.

– И, Леа, – кричит он мне вслед, – вытащи деньги из рюкзака и спрячь куда-нибудь поинтимнее.

– Куда-нибудь поинтимнее? – усмехаюсь я. – Будет сделано.

Иногда, если идешь в нужном тебе направлении, судьба подкидывает тебе удачу. И неважно, сколько раз ты стучишься и получаешь отказ. Одна из дверей обязательно откроется.

* * *

Перейти в школу Hulst в последнем семестре выпускного года – вот миссия номер два в моей новой жизни. Я забрала из старой школы документы и рекомендательное письмо от директрисы. Мой внезапный уход оказывается для нее полной неожиданностью, так же как для меня – ее сногсшибательная рекомендация. Я от всей души благодарю ее и, положив все свои табели в синюю папку, направляюсь домой. На душе у меня очень спокойно, будто я избавилась от пудовых гирь, которые тянули меня вниз. Когда я захожу в хостел, Тюг по-прежнему сидит за стойкой.

– Разве ты не должен сейчас спать?

– Прикрываю своего приятеля, при этом получаю дополнительные деньжата. Как у тебя делишки?

– Все путем, хочу перейти в новую школу и не знаю, как провернуть эту процедуру без родительской опеки.

Его глаза слегка расширяются от удивления.

– А в каком ты классе?

– В терминале ЕС.

– Хочешь перейти в новую школу в конце года? Как у тебя с оценками?

Я лукаво улыбаюсь:

– Девушки, которым негде жить, иногда на удивление хорошо учатся. Я могу присесть? – Показываю пальцем на стоящий рядом с Тюгом стул.

Он кивает, и я с гордостью вытаскиваю из папки свои табели с оценками.

– Восемнадцать[5] за экзамен по французскому? Да ты красотка, я еле перевалил за десятку.

– А сколько тебе лет?

– Двадцать два года, и мой кошмар под названием «учеба» закончился добрых четыре года назад. А в какую школу ты хочешь перейти?

– Hulst… Это где-то в Седьмом округе?

Он быстро набирает название в «Гугле» и кликает на официальный сайт школы. Находит информацию о стоимости обучения.

– Ты знаешь, что триместр стоит пять тысяч евро?

Я застываю в ужасе уставившись в экран:

– О нет… – и прикрываю ладонью лицо.

– Можем найти школу попроще, – предлагает Тюг, поерзав на стуле. Ему неловко из-за моей реакции.

Я качаю головой. Похоже, мой план пошел прахом. Как же с тобой подружиться, Рафаэль?

Я тру виски. Пяти тысяч у меня просто-напросто нет.

– Не понимаю, нужна именно эта школа для буржуазных деток?

Я горько усмехаюсь:

– Именно эта.

– Школу спонсирует государство, оплата для тех, кто живет в том районе, составляет тысячу двести евро. – Тюг продолжает вчитываться в информацию на экране.

– Эх, столько я бы осилила, но жить в Седьмом округе мне точно не по карману.

– Ты серьезно? Можно же поступить в школу по месту жительства и проходить ту же программу абсолютно бесплатно. Почему именно эта школа?

– Я только что забрала документы из школы по месту жительства в надежде больше никогда ее не видеть, разве что в ночных кошмарах.

Я уже успела представить жизнь без Филиппа, Клер и всей их шайки, которая свистит мне, как шлюхе, стоит пройти мимо. Я представила жизнь без жалостливых взглядов и пустых «Ты в порядке?». Я улетела мечтами в новую жизнь, где все старое останется далеко за бортом. Тюг смотрит на меня взглядом, расшифровать который я не могу.