Закон Припяти

…На складе Захарова ничего не изменилось с прошлого раза – менять было некому. Правда, второго «Научника» я не нашел. А менять бронекостюм уже было надо, потому как на моем забрало многослойного стекла было разбито пулей, бронепластины помяты выстрелами почти в упор, один наруч сорван – чем, кстати, и воспользовалась одна зловредная пиявка, внедрившись мне под кожу. От этих повреждений и внутренние системы жизнеобеспечения все отрубились. Только пневмоприводы, добавляющие силу конечностям, еще как-то функционировали – правда, тот, что левую ногу обслуживал, уже нехило так замыкал при разгибе колена.

Короче, менять надо было броник. Но на что?

Выбор был небольшой.

Тяжеленные штурмовые экзоскелеты, которых на складе было аж шесть штук, меня не впечатлили. Не люблю я их. Чувствуешь себя в такой броне то ли неповоротливым средневековым рыцарем, то ли космонавтом, запакованным в скафандр.

Целый стеллаж был завален оранжевой униформой ученых, которая от мелких аномалий спасает, но пулю практически не держит. Ну и заметная она слишком, ее за километр только что слепой не увидит. Идеальная мишень даже для неопытного стрелка. Поэтому – тоже не вариант.

На стеллаже рядом с оранжевыми костюмами тоже ничего путного не нашлось, кроме самой обычной «березки», известной на Западе как «камуфляж КГБ». На мой взгляд, не особо подходящая расцветка комбеза для Зоны, где зелени почти нет, осенняя «пальма» подошла бы гораздо лучше. Но чем богаты – на том и спасибо. Главное что камуфла новая, и размер мой.

Зато «берцы» нашлись знатные. Не серийка, такое только под заказ шьют. Кожа толстая и довольно мягкая, что порадовало от души. Потому как на армейскую обувь практически во всех странах мира ставят «дубовую», ибо дешево, а солдату не привыкать, разносит. И подошва литая. Со стальным супинатором и стальной же вставкой в носке, крашенной под цвет ранта. Эдакое комфортное оружие последнего шанса, сразу же, без разноса отлично сидящее на ноге. Кому такое заказывал Захаров? И для кого? Впрочем, какая разница, если из восьми пар, стоящих на стеллаже, одна идеально села на ногу, да так, что и разуваться неохота. Правда, прежде чем переобуться, я новые «берцы» дооформил немного – разогнул пару найденных канцелярских скрепок, и аккуратненько вставил их в голенища между швов. Так, чисто на всякий случай.

Из оружия я на этот раз взял АШ-12, крупнокалиберный штурмовой автомат, как нельзя лучше подходящий для боев в городе. Этот – так вообще был подарком. Но подарком тяжелым. С барабанным подствольным гранатометом, снаряженным тремя гранатами и глушителем. Короче, полный комплект, вес которого меня не порадовал. Кило на семь потянет, не меньше. Чуть ли не в два раза тяжелее АК…

Но чуйка мне подсказывала – бери. Не пожалеешь. А я ее обычно слушаюсь. Мозги они к решению проблемы логику подключают, сомнения, рассуждения, твое текущее настроение и кучу всякого-разного, называемого в совокупности «размышлением». А чуйка – она как пуля. Нажал на спуск – и в цель. Или мимо… Но если она у тебя сталкерская, тренированная во многих мирах, то «мимо» случается крайне редко.

Патрон к АШ-12 особый, 12,7 на 55 мм СЦ-130. Которого на складе Захарова было в достатке. Немаленький патрон, прямо скажем, и по весу в том числе. Ладно. Если носимый боезапас тяжеловат, значит жратвы и разновсякой снаряги придется взять поменьше чем обычно. Я под такое дело себе небольшой рюкзак присмотрел, в который как раз еды и воды на сутки влезет, плюс полдюжины укупорок патронов. Если с собой АК беру, то в рюкзак можно и на три дня рацион загрузить. Но с АШ-12 такое дело не прокатит. Тяжело будет, хоть я уже в жилистости и выносливости могу с ишаком соревноваться, натренировался таскать на себе тяжести, лазая по соседним вселенным.

Разгрузку я тоже нашел скромную, без излишеств. Четыре запасных магазина к автомату рассовать, две гранаты – и хорош. Если больше, то бегать уж совсем несподручно будет. Ну и контейнер для артефактов прицепил к поясу на всякий случай – мало ли, вдруг что-то ценное по пути попадется.

А потом я увидел его…

Лежал он в самом углу оружейного стеллажа, покрытый многомесячной пылью. Потому, что не брал его никто. Ибо с первого взгляда ясно – тяжел больно, и жутковат с виду своими габаритами. Револьвер РШ-12. Это даже не слонобой, как знаменитый «Пустынный орел». Из такого разве что динозавров валить.

Я с некоторой опаской взял револьвер в руку. Ох, ёксель… Явно больше двух кило, вдвое против «стечкина» по весу. Но блин… Оно ж под тот же патрон, что и мой автомат. А это очень хорошо, когда у личного оружия патроны взаимозаменяемые. И кобура у РШ-12 продуманная, с дополнительным ремнем через плечо, чтоб тяжелый револьвер не так сильно оттягивал к земле поясной ремень.

Взвыл я мысленно от перспективы таскать с собой по Зоне эдакую тяжесть, но не смог удержаться. Надо же попробовать такой раритет в деле, когда еще представится возможность встретить эдакое чудо? Вздохнул я – и приспособил кобуру с револьвером на ремень. Если уж совсем невмоготу станет его таскать, продам диковинку первому же попавшемуся барыге.

Короче, упаковался по самые «не хочу». И, услышав сзади недовольное сопение, обернулся.

И еле удержался от смеха.

Подходящего по размеру обмундирования Рудик себе не нашел. Кроме армейских трусов и майки в расцветке зеленая «цифра». И то, и другое тоже было не по размеру, но спир справился с проблемой, где-то подоткнув материю, а где-то прихватив ее грубыми стежками. В лапах у мутанта был зажат компактный автомат «Вихрь».

– Будешь глумиться, ногу прострелю, – по-обещал спир, грозно оскалившись.

– Да я и не думал, – отбрехался я, давясь хохотом. – Круто ты подогнал по себе униформу, чувствуется рука мастера.

– Ну всё, тебе конец, – пообещал Рудик. Правда, ногу мне простреливать не стал, а лишь вздохнул, после чего закинул себе автомат за спину. Что-то мне аж жалко его стало.

– Ладно, не кисни, – сказал я. – Выбери себе самый маленький комплект одежды и засунь к себе в рюкзак – я вон на том стеллаже как раз компактные видел. Случится привал, попробую подогнать шмот по тебе.

– Я знал, что ты не оставишь друга в беде! – расплылся во всю зубастую пасть воспрявший духом Рудик. – Иначе бы тогда не полез из-за тебя под пули. Ну, ты помнишь.

– Помню, – улыбнулся я.

Да, я отлично помнил, как Рудик погиб, прикрывая мой отход, хотя вполне мог скрыться в лесу. Такое не забывается[1].

– Это хорошо, – хмыкнул спир. – Значит, и о том, как я стреляю, тоже помнишь. Так что не переживай, обузой не буду.

И умчался за обмундированием и рюкзаком.

Не зря их породу называют спирами – управился он буквально за две минуты, вернувшись с плотно набитым рюкзаком, который нехило так тянул его книзу, едва не опрокидывая на спину. Что, впрочем, Рудика ничуть не смущало.

– Ну что, пошли, разберемся с теми, кто на этом твоем севере паскудит! – сказал он, грозно ощерившись.

– Ну, давай попробуем, – сказал я, доставая из-за пазухи Кэпа.

М-да…

Артефакт выглядел довольно неважно после того, как он просверлил очередную «кротовую нору», чтобы мы с Кречетовым могли удрать из Института аномальных зон. Нет, немного энергии в нем осталось, но хватит ли ее на создание еще одной искусственной пространственной аномалии? Кэп вяло пульсировал тусклыми золотыми сполохами, словно сердце, собирающееся остановиться…

– Друг, помоги, – прошептал я. – Пожалуйста. Очень надо.

И крутанул артефакт, надеясь увидеть в воздухе уже знакомое огненное кольцо…

Но ничего не произошло.

И я как-то сразу понял почему…

Кэп устал. Как любое другое живое существо устал жертвовать собой ради друга, который, пользуясь хорошим отношением, использует его в хвост и в гриву. Люди тоже иногда терпят такое от друзей. До поры до времени, пока не надоест этот сволочизм. Потому как ни разу не дружба это…

– Он обиделся на тебя, – вздохнул спир.

– Ты-то откуда знаешь? – немного раздраженно бросил я.

У меня перед глазами стояла картина, которую кто-то насильно впихнул мне в мозг: окаменевший, беспомощный Фыф, по щеке которого медленно сползает капля крови. Друг в беде, а я ничем не могу ему помочь…

– Мы, спиры, умеем не только проходить сквозь аномалии без вреда для себя, но и общаться с артефактами, – произнес Рудик. – Они как бы… полуживые что ли. Но тоже чувствуют, радуются, огорчаются. На свой лад конечно, вам, толстокожим хомо, этого не понять. Так что не будет он тебе больше помогать.

– У меня друг в беде, – глухо проговорил я. – Да, понимаю, я сволочь. Но может попросишь его помочь? В последний раз.

Рудик вздохнул.

– Ладно, давай. Попробую.

Спир взял у меня артефакт, посмотрел на него пару секунд – и, закрыв глаза, прижал ко лбу.

Странно это смотрелось со стороны. Прошло несколько мгновений, и Кэп замерцал более часто и интенсивно, будто что-то нервно доказывая Рудику. А тот еле заметно кивал головой и шевелил губами, что-то шепча на своем непонятном шипящем наречии.

Минут пять прошло, не меньше, прежде чем спир отнял артефакт от лба и открыл глаза, в которых я сразу заметил гаснущие золотые искры – такие же, какими мерцал Кэп.

– Он сказал, что поможет, – сказал Рудик. – В последний раз.

И ловко крутанул артефакт, словно каждый день тренировался просверливать дыры в пространстве.

Огненное кольцо появилось сразу. Мощное, большое, горящее неистовым пламенем. Вот что значит хорошо проведенные переговоры!

Я разбежался и прыгнул в полыхающую жаром пространственную аномалию, усиленно представляя себе серые, унылые девятиэтажки, которые в Зоне могли быть лишь в одном месте.

В Припяти…

Кэп не подвел. Секунда – и я уже, привычно сгруппировавшись, качусь по асфальту, сырому от недавно прошедшего дождя, краем глаза ловя окружающий пейзаж. Да, выбросило меня туда, куда хотелось, это без сомнения. Что ж, в очередной раз спасибо тебе, Кэп. Сейчас вот встану на ноги и попрошу Рудика передать артефакту искреннюю благодарность.

Рядом раздался смачный шлепок и сдавленное «твою мать!». Я поднялся на ноги и подал руку спиру, который, вывалившись из «кротовой норы», всё еще сидел на асфальте – видать, с непривычки знатно задницу отбил при падении.

– Ты ж вроде интеллигентный и не материшься, – с усмешкой сказал я.

– Извини, был напуган, – сказал Рудик. – На, забирай…

Он не договорил. Хотел протянуть мне лапку, на которой лежал Кэп – и замер на месте.

Кэпа больше не было. На мохнатой лапке спира лежала горстка серой пыли. Артефакт просто рассыпался в пепел, отдав всю энергию до капли.

Я невольно скрипнул зубами.

Всегда больно терять друга…

Во много раз больнее, коли он погибает по твоей вине…

Но просто невыносимо, как проворот в ране клинка ножа, вонзенного в твое тело, когда ты просишь его помочь – и он помогает, без раздумий, сомнений, без единого слова идя ради тебя на смерть. Кэп не умел говорить по-нашему, но разве это что-то меняет?

– Черт, – беспомощно пробормотал я. – Я ж не знал. Я не думал…

– Так вот что он имел в виду, когда сказал, что поможет в последний раз, – сказал Рудик. – Что ж, надеюсь это того стоило.

Я отвернулся. По моей щеке прокатилось что-то. Вряд ли слеза – сталкеры не умеют плакать. А те, что умели, потеряли эту способность – Зона быстро иссушает и слезы, и человеческие души. Просто, скорее всего, начинался очередной отравленный радиацией дождь, во время которого счетчики Гейгера начинают стрекотать более интенсивно, чем обычно.

Отвернулся – и увидел.

Он сидел на асфальте, прислонившись спиной к останкам бетонного фонарного столба, от которого остался лишь пучок ржавой арматуры высотой метра в полтора. Этот разломанный экзоскелет, кусками приросший к живому телу, невозможно было не узнать.

Но почему Харон не двигается? И где Фыф? Место точно то же самое, что я увидел в своем виде́нии.

Я подошел ближе.

Услышав шаги, Харон медленно поднял голову – и я увидел пустые, покрытые бельмами, слепые глаза на жуткой, гноящейся, сморщенной маске, которую невозможно было назвать человеческим лицом.

Бывший предводитель группировки «Монумент» умирал, это было очевидно. Правда, странно. Когда я видел его в последний раз, он выглядел намного лучше – если, конечно, такое слово применимо для мутанта. Из него словно высосали все соки, оставив догнивать на обочине проспекта полуживую, едва двигающуюся мумию.

– Кто это? – еле слышно проговорил Харон.

– Это я. Снайпер, – произнес я. – Ты звал меня, и я пришел.

– Поздно, – мутант опустил голову. – Все поздно. Он убил меня. Убил Фыфа.

– Как? – потерянно произнес я. Услышанное не укладывалось в голове. – Как убил? Кто убил?

– Мой брат. Хронос. Он умеет выкачивать из живых существ их время жизни. Монумент дал ему эту власть. Ты не сможешь убить Хроноса. Теперь ему служит моя гвардия. Ты видел их. Тогда, на пристани.

Я сразу вспомнил то чудовище, что смотрело на нас с лестницы, ведущей к воде. Трудно не согласиться. Вряд ли пуля из обычного стрелкового оружия сможет пробить такой бронекостюм. Хотя, конечно, никогда не поздно попробовать…

– Да, я видел их, – сказал я, до хруста сжимая кулаки. – Но твой брат убил моего друга. Нет, двух друзей. Поэтому я убью его. Во всяком случае, очень постараюсь.

– Я знаю, – сказал Харон. Его голос становился все тише и тише, и мне пришлось встать на одно колено, чтобы расслышать то, что он говорил. – Да, ты не отступишься. Тогда… Их бронекостюмы… Тебе нужен такой же. Моя лаборатория… Она на заводе «Юпитер», за корпусом номер два… Ищи вход в заброшенное убежище… Как найдешь, иди вниз, и сразу направо. Там увидишь. Чтобы войти… понадобится мой указательный палец правой руки… Возьми его… и иди… Храни тебя Зона, Снайпер…

Видно было, что последние слова дались ему с немалым трудом, и когда он все-таки произнес их, напряжение последних мгновений отпустило Харона. Он расслабился, плечи его опустились. И я спиной почувствовал холод, от которого по всему моему телу пробежала непроизвольная нервная дрожь. Сестра… Иногда я чувствовал присутствие Смерти, хотя не мог видеть ее. Когда-нибудь она придет и за мной, чтобы навсегда увести побратима с собой, в свои мрачные чертоги, как сейчас пришла за бывшим предводителем группировки «Монумент».

– Упокой тебя Зона, – сказал я, кладя ладонь на веки Харона, которые через мгновение опустились. Им, коченеющим практически сразу, нужно немного живого тепла для того, чтобы прикрыть мертвые глаза, смотрящие в вечность.

Харон не был моим другом. Скорее, врагом. Просто однажды судьба заставила нас сражаться против общего очень сильного противника. Но когда ты бьешься с кем-то плечом к плечу, враг ли это? И не становится ли он твоим другом в тот момент, когда прикрывает тебе спину? Сложный вопрос, на который у меня не было ответа.

А потом я вытащил из ножен «Бритву» и исполнил последнюю волю умирающего.

– Это было обязательно? – подойдя ближе с ноткой брезгливости спросил Рудик.

– Что-то ты, братец, после смерти больно нежным стал, – сказал я, поднимаясь с колена. – Раньше за тобой такого не замечалось.

– Сам попробуй помереть, тогда узнаешь, – с вызовом бросил спир.

– Пробовал. Не понравилось, – сказал я, пряча отрезанный палец Харона в один из подсумков разгрузки.

Разговоры – великая вещь! За ними проще забывается то, что очень хочется забыть. Смерть Кэпа. Смерть Фыфа. Смерть старого врага, который на самом деле и не враг, и не друг, а так… Но всё равно почему-то жаль его…

Можно, конечно, вытащить из рюкзака полулитровую флягу со спиртом, которую прихватил на складе, и выдуть ее всю – чисто чтоб не думать. Очень хочется. Но нельзя. Это Припять. Здесь выживают только трезвые на голову, причем во всех смыслах. От других остаются только кости, которых много валяется под серым небом в серой траве возле серых зданий.

Поэтому я лишь пригубил за помин погибших и передал флягу Рудику. Тот поморщился, но тоже приложился. Маленько не рассчитал, закашлялся. Бывает.

Я забрал флягу и всю ее, без остатка вылил на труп Харона. После чего чиркнул об ствольную коробку автомата охотничьей спичкой, и поднес ее к мертвому телу.

Несмотря на спирт, огонь горел неохотно, с ленивым треском пожирая черную плоть.

– Зачем? – прокашлявшись, спросил спир. – Всё равно ж не прогорит как следует.

– Здесь асфальт кругом, – ответил я. – А там, где его нет, все равно закапывать бесполезно – ночью мутанты по-любому выкопают и сожрут. Пусть хоть так будет, чем никак. Горелое мясо не всякий мутант жрать будет. Всё, хорош трепаться. Пошли.

Время разговоров прошло. И хоть боль всё равно осталась, будто гвоздь в грудь вбили, но надо было делать дело. Ту тварь, что умеет убивать столь эффективно, нельзя оставлять в живых. И дело тут не только в мести. Уроды умеют стремительно прогрессировать, становиться сильней. Поэтому зачищать их нужно как можно быстрее.

* * *

В Припяти редко бывает тихо. Обычно тут постоянно какая-то движуха присутствует. В основном нездоровая, за версту воняющая кровью и смертью.

Здесь отсиживаются, собираясь с духом, смельчаки, решившие пробиться к ЧАЭС в надежде найти легендарную Машину желаний.

Сюда же откатываются зализывать раны те, кто умудрился выжить после очередной неудачной попытки добраться до Монумента.

Зная об этом, в Припять порой наведываются штурмовые группы правительственных войск в надежде накрыть сталкерское гнездо одним ударом. После чего обычно изрядно прибавляется валяющихся трупов на улицах мертвого города – как сталкерских, так и тех, кто пришел по их души.

А вонь разлагающихся мертвых тел привлекает мутантов.

Поэтому город постоянно переходит из рук в руки. То одна группировка его контролирует, то другая. Бывает, что в Припяти и вовсе не остается достаточного количества живых людей, способных противостоять нашествию мутантов. И тогда муты становятся здесь полноправными властелинами – до тех пор, пока не съедят всех мертвецов, и с голодухи не примутся жрать друг друга.

Обычно это заканчивается тем, что слабые твари разбегаются из города от греха подальше, и остаются лишь сильные. Ненадолго. Пока друг друга на ноль не помножат, или тоже не свалят из голодного и неприветливого места.

Похоже, мы с Рудиком попали сюда именно в такой момент временного затишья. Мы шли по проспекту Ленина, держа оружие на изготовку и готовые стрелять во всё, что движется – потому, что в Припяти всё, что движется, опасно для жизни.

Но стрелять было не в кого. Ни души вокруг. Даже воро́н на разросшихся деревьях не было, что для мертвого города странно – обычно их сюда немало слетается, чтобы полакомиться мертвечиной. Похоже, что-то их распугало. Но что?

– Не нравится мне эта тишина, – проговорил Рудик. – И место жуткое. Прям по шкуре мороз от этих домов с разбитыми окнами. Как будто они глядят на тебя своими пустыми квадратными дырами в многоглазых черепах.

– Надо же какой ты впечатлительный, – хмыкнул я. Хотя самому тоже было не по себе. Чуйка моя сталкерская прям звенела от напряжения. Однако до конца проспекта мы дошли без приключений.

Я хорошо представлял себе карту Припяти. Сейчас налево, потом примерно полкилометра по улице Курчатова, далее направо еще метров двести – и вот он, легендарный завод «Юпитер», пользующийся среди сталкеров дурной славой. Хотя про какой крупный объект Зоны не ходят мрачные байки? Может и тут ничего особенного, сильно отличающегося от остальной Зоны.

Справа что-то затрещало. Я повел стволом автомата на звук, но тревога оказалась ложной. В кустах между деревьями притаился голодный «электрод», который, почуяв живое тепло, попробовал дотянуться до нас тонкой изломанной молнией. Но не вышло. Ослабла аномалия от недоедания, поэтому разряд получился жидким. Метра три до нас не дотянулся – и исчез, оставив в воздухе лишь слабый запах озона. Надо же, засел в кустах, и уже не первый день ждет удачи. Так и подохнет с голоду ожидаючи. Лучше б уполз из города вместе с мутантами, у которых нюх на поживу.

Впереди показалось приземистое одноэтажное здание, похожее на небольшой магазин советской постройки. Похоже, его таким для маскировки построили, чтоб жители Припяти поменьше внимания обращали на постройку специфического назначения. До чернобыльской катастрофы здесь находилась городская фекальная перекачивающая станция, которую в народе называли просто «Фекалкой».

Внезапно я остановился и замер на месте. Потому, что из-за «Фекалки» неторопливо так выходил жук-медведь. Самый страшный монстр вселенной Кремля.

Страшный хищник подмосковных лесов, мутант с хитиновым панцирем, эдакий живой танк размером со слона. Шесть лап, морда не то собачья, не то медвежья, тело сплошь покрыто красно-бурой броней, смахивающей на сложенные крылья майского жука.

Сто процентов эта громадная тварь пролезла в мир чернобыльской Зоны через портал, который я однажды прорубил своей «Бритвой» – и который по неизвестным мне причинам почему-то не закрылся обратно. Больше ей тут просто неоткуда было взяться. Потому и свалили из Припяти и люди, и мутанты – на широкой хитиновой пластине, прикрывавшей грудь монстра, были отчетливо видны следы от пуль и чьих-то мощных когтей, глубоко пропоровших естественную броню, но так и не добравшихся до уязвимой плоти.

Сталкивался я пару раз с жуками-медведями в мире Кремля. И выжил лишь чудом. Повезло можно сказать. Крупно. Но тогда я был на колесах, что некоторым образом уравнивало меня в скорости с быстроногим мутантом. Причем не один, а в компании с хорошими бойцами. Нет, Рудик отличный товарищ, но на своих двоих против жука-медведя нам противопоставить нечего. Добыча мы для него, причем достаточно легкая. Даже если попытаешься дернуться, мутант просто плюнет кислотой – и растечешься по асфальту словно жидкое пюре, уже готовое к комфортному употреблению.

– Вот дерьмо… – выдохнул Рудик, тоже останавливаясь и замирая – ему, родившемуся и выросшему во вселенной Кремля, не надо было объяснять, с какой тварью мы сейчас столкнулись.

– Совершенно с тобой согласен, – негромко сказал я. – На что еще можно нарваться рядом с «Фекальной», как не на него?

В такой ситуации только и остается что разговаривать. И ждать. Чего? А хрен его знает чего. Можно расслабиться и дождаться, пока тобой пообедают, например. А можно попытаться просчитать варианты спасения – чем я сейчас лихорадочно и занимался.

Но как-то тухло шли те просчеты с учетом способностей твари из соседней вселенной, которая лениво так пережевывая свои смертоносные слюни, не спеша, вразвалочку направлялась к нам. Зеленые нити тягуче стекали вниз из пасти и шипели, коснувшись асфальта, который пузырился и дымился от соприкосновения с кислотой.

Но харкать жук-медведь не спешил. Растягивал удовольствие. Я помню, есть у этих тварей такая слабость – покрасоваться, силу свою продемонстрировать, насладиться оцепенением потенциальной жертвы при виде неминуемой смерти. Распространенное довольно паскудное явление, часто встречающееся и у людей тоже. Которое меня изрядно бесит. А когда я злой, мне вообще всё по фигу становится. Признаться, замешкался я немного, когда этого монстра вдруг увидел. Не ожидал. Но сейчас всё прошло. Мозги заработали четко. И даже кое-какой план у меня созрел… когда Рудик спутал мне все карты.

Видимо, генетический страх перед кошмарной тварью полностью отбил у спира возможность соображать. Лучше б он сбежать попытался, честное слово, вместо того, чтобы заорать дурным голосом и начать палить в жука-медведя из своего «Вихря».

Не, я ничего не имею против патрона СП-6. Для своих целей он превосходен, особенно на короткой дистанции. Но жука-медведя бронебойные пули не впечатлили – слишком толста была хитиновая броня у этого чудовища, в которой те пули завязли, словно комары в тесте.

Но разозлили изрядно.

Харкнула тварь смачно, со вкусом. Длинно, как очередью полоснула, чтоб сразу накрыть и меня, и Рудика. Но я ее намерения понял как только она ноздрями воздух втягивать начала. Поэтому в момент харчка я как стоял, так и грохнулся спиной на асфальт, выставив перед собой свой АШ-12.

Прием сработал. Вытянутое облако зеленых слюней пронеслось над моим лицом, но я его особо не рассматривал. Потому что уже стрелял с подствольного гранатомета, метя в морду чудовищу, после своего плевка разинувшему пасть и ринувшемуся вперед.

Первая граната ушла «в молоко», что неудивительно – я из подствольника АШ-12 стрелял первый раз в жизни. Но беда оказалась поправимой, так как гранатомет моего автомата был револьверного типа, и вмещал в себя три выстрела скромного калибра. То есть, перезарядки не требовалось. Соответственно, я жахнул в морду жука-медведя вторую гранату, взяв прицел немного пониже.

Эта граната вошла удачнее. Тюкнула мутанта в широкий лобешник, рванув точно между глаз. Думаю, такой удар в череп даже головорука посадил бы на задницу. Но этот шестиногий танк лишь остановился и затряс башкой, словно боксер, словивший нокдаун. Во лбу твари появилась дымящаяся дыра, в которую можно было бы кулак всунуть. Но череп монстра был настолько толстым, что граната его хоть и повредила, но не пробила.