Закон Припяти

Дмитрий Силлов

Закон Припяти

© Д. О. Силлов, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Автор искренне благодарит

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ, Вадима Чекунова, руководителя направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ, а также Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ за поддержку и продвижение проектов «ГАДЖЕТ», «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской Зоне отчуждения за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Загребельного и Глеба Хапусова за помощь в развитии проектов «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ» и «КРЕМЛЬ 2222»;

а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», участвовавших в опросе по поводу улучшения обложки «Закона Припяти».

Пролог

Припять…

Мертвый город, где дома похожи на громадные старые надгробия, а могилы первых сталкеров время уже успело сровнять с землей.

Страшный памятник давней катастрофы, в котором давно нет жизни.

На первый взгляд…

По проспекту, некогда носившему имя вождя революции, шли двое.

Один в старом черном экзоскелете первого поколения – вернее в том, что от него осталось. Разбитая, покореженная, местами сгнившая броня чудом держалась на мощной фигуре идущего. Казалось, что прямо к его телу были приклеены отдельные куски металла, меж которыми виднелось почерневшее, бугристое мясо.

Его спутник выглядел еще более странно. Маленький, почти карлик, с совершенно жутким лицом – если, конечно так можно назвать пятиглазую физиономию со свисающими книзу короткими щупальцами, заменяющими веки для нижней пары глаз. А над нею – еще три. Один побольше, в центре. И два глаза по бокам от него, с кожистыми веками, расположенными вертикально. В общем, если такого мутанта неожиданно встретить, с непривычки можно запросто заикой стать. Особенно если он путешествует в компании с громилой, гниющее тело которого облеплено кусками ржавой брони.

– Харон, ну чего там, а?

В дрожащем, жалобном голосе пятиглазого мутанта чувствовалось нетерпение.

– Она где-то близко, – глухим голосом проговорил громила. – Но не пойму где именно. Сигнал какой-то странный, будто со всех сторон идет.

– Как это со всех сторон? – не понял мутант. – Ты получше сосредоточься, будь другом. Пожалуйста, очень прошу. Ты ж понимаешь, кибы вообще редко беременеют, а моя Настя…

– Твоя Настя уникальная девушка, – прогудел тот, кого пятиглазый назвал Хароном. – Хотел бы я поглядеть на ту деву, что выбрала себе в мужья недомерка с такой уродливой рожей.

Странно, но мутант, похоже, совершенно не обиделся.

– Свою-то протухшую харю давно видел? – хмыкнул он. – Думаю, если остатки шлема с твоей черепушки соскоблить, то моя рожа по сравнению с ней будет выглядеть верхом совершенства.

– Слышь, Фыф, хорош языком молоть, сосредоточиться не могу, – поморщился Харон.

– Все-все, я заткнулся, – поднял лапки мутант.

– Вот так и стой, – прозвучало слева.

Вдоль центрального проспекта мертвого города густо разрослись деревья-мутанты – радиация вообще благотворно влияет на растительность. А необъяснимое аномальное излучение, волны которого до сих пор выбрасывает из себя находящийся сравнительно неподалеку Саркофаг – и подавно. Поэтому домов почти не было видно за огромными, в четыре обхвата стволами деревьев, росших на этом участке проспекта. Из-за одного из них и вышел человек, облаченный в суперсовременный экзоскелет, который по сравнению с тем, что был на Хароне, выглядел как роскошный бронеавтомобиль рядом с разбитой телегой.

В руках у человека не было оружия. Зато оно имелось у четверых бойцов, облаченных в характерную униформу группировки «Монумент» и появившихся из-за деревьев следом за типом в экзоскелете.

– Щас, размечтался, – жутко ухмыльнулся Фыф.

Его глазные щупальца напряглись, а в глазах появилось что-то, отчего у любого живого существа кровь бы застыла в жилах от ужаса. Аж воздух зазвенел от напряжения, возникшего вследствие нереальной ментальной силы мутанта, пришедшего в Зону из иного мира. Казалось еще миг, и тело незнакомца в экзоскелете просто разорвет на тысячи кусочков…

Но ничего не произошло.

Фыф внезапно застыл на месте, словно статуя. Будто окаменел, угодив в аномалию, неизвестную науке.

Незнакомец в навороченном экзо задумчиво потрогал один из глазных щупальцев мутанта, резким движением оторвал его, поднес к непрозрачному черному стеклу своего защитного шлема, словно пытался рассмотреть, потом пожал плечами, отбросил в сторону и неторопливо подошел к Харону.

– Ну, здравствуй, брат, – сказал он. – Давненько не виделись.

– Будь ты проклят, сволочь, – проговорил Харон, внимательно глядя на незнакомца.

– Ты же знаешь, я давно уже проклят, вместе с этим городом, – невесело усмехнулся незнакомец в экзоскелете. – Так что дополнительное проклятие мне никак не навредит. Даже если оно исходит от родного брата.

Они ушли.

Меченый.

Призрак.

Клык.

И Охотник вместе со своей спасенной девушкой…

Я махнул моей «Бритвой», ножом, способным рассекать границы между вселенными – и открылся портал. Такой же, как всегда. Висящая в воздухе дыра, проход в другой мир, на краях которого потрескивали лазурные молнии. Изуродованное пространство дрожало и грозило схлопнуться обратно, но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы. Я собирался сдержать обещание и отправить Охотника с его девушкой домой, в его мир.

Но тут случилось неожиданное.

– Где-то я уже это видел, – усмехнулся Меченый. – А знаете, парни, я вот что подумал. Надоела мне Зона. Осточертела хуже горькой редьки. Попробую-ка я пожить в другой вселенной Розы миров – вдруг там получше, чем здесь.

– Это вряд ли, – осторожно заметил Охотник.

– Хуже чем здесь вряд ли будет, – сказал Меченый.

И просто шагнул в портал.

Он никогда не любил много говорить, и тем более не переваривал прощания. Правда, за мгновение до своего шага он бросил взгляд на меня. И кивнул. Понятно. Поблагодарил за спасение.

«Не за что, – мысленно хмыкнул я. – Обращайся если что, мне не впервой вытаскивать из автоклавов легенд Зоны».

Призрак и Клык шагнули следом за ним. Ну, этих тоже можно понять. Валяться в стеклянном гробу в качестве донора клеток для экспериментов безумного ученого то еще удовольствие. Может и вправду в другой вселенной им повезет больше.

– Не хочешь с нами? – спросил Охотник. – Вместе выживать проще.

Я покачал головой. Одиночкам никогда не стать стаей. А с моим характером даже и пробовать не сто́ит прибиться к чьей-то команде. Даже если в ней лидер сам Меченый.

– Ну, дело твое, – сказал Охотник. – Благодарю тебя за всё. И главное – за нее.

Он обнял девушку, доверчиво прижимавшуюся к нему, и они вместе ушли в свой мир. Что ж, надеюсь там у них будет все хорошо.

А потом дыра в пространстве схлопнулось обратно, оставив после себя лишь слабый запах озона. Наверно я так никогда и не привыкну к тому, что умею прорезать тоннели между мирами. Слишком уж это фантастично даже для чернобыльской Зоны, полной совершенно непостижимых явлений, неподвластных человеческому разуму.

– Зря не ушел, – авторитетно заявил профессор Кречетов, подходя ко мне. – Какого лешего тебе тут делать?

Я пожал плечами.

– Попробую денег заработать. Все-таки мне нужна еще одна матрица, чтобы оживить Рут.

– А каким местом ты интересно думал, когда оживлял совершенно незнакомого мужика? – проворчал Рудик, подходя к нам. Он уже успел обшарить всю лабораторию, обнюхать каждый прибор и автоклав – и, не найдя для себя ничего интересного, решил влезть в чужой разговор с очень ценным вопросом.

– Вот и меня то же самое интересует, – прищурился Кречетов.

– Отстаньте, а, – попросил я. – Без вас тошно.

– Тошно ему, – хмыкнул Рудик. – Думаю, тебя не так затошнит, когда ты наконец оживишь свою Рут, и она предъявит тебе то же, что и я. А именно – какого хрена она все это время валялась у тебя в кармане в виде пучка волос, пока ты оживлял ни пойми кого.

– Прям необходимо было ему это рассказывать, – укоризненно сказал я, глядя на Кречетова. На что тот сделал отрешенную физиономию типа «а я вообще тут не при делах».

– Ясно-понятно, – вздохнул я. – Ну ладно. Пойду-ка я отсюда, пожалуй. Куда-нибудь.

– Ну, иди. Куда-нибудь, – иронично заметил Кречетов. – Хотя можешь остаться, поработать на меня. Думаю, я быстро освою производство новых кукол. И за хорошую работу так и быть…

Внезапно его речь прервал стон.

Мой стон.

Ни с того ни с сего вдруг в мою голову словно пуля ударила.

Изнутри…

Я схватился руками за виски, грохнулся на колени и аж лбом воткнулся в холодный кафельный пол от нестерпимой боли. Настолько сильной, что от нее перед глазами явственный глюк возник: серые, мрачные здания, толстые деревья, изуродованные радиацией… И семь фигур меж ними. Две в экзоскелетах, рядом с ними несколько бойцов в навороченной униформе. И Фыф. Замерший на месте, будто окаменевший. И по его щеке капля крови ползет медленно так… Из раны на том месте, где до этого находилось одно из его глазных щупалец.

Видение было мгновенным. Появилось – и нет его. Исчезло вместе с болью, будто их и не было вовсе.

– Ну, я еще не настолько крут, чтобы мне молиться, – раздался у меня над головой голос Кречетова. – Хотя – чего уж скрывать – мне понравилось…

Я медленно поднял голову, и профессор заткнулся. Видимо, увидел нечто у меня в глазах, и понял, что пошутил неудачно.

– Что это было? – встревоженно спросил Рудик.

Маленький ушастый мутант, немного похожий на прямоходящего лемура, соображал порой лучше любого человека. И чуйку имел потрясающую – не зря ж всё его племя обладало ментальными способностями. Хоть и слабыми, но тем не менее.

– Без понятия, – сказал я, поднимаясь с пола. – Но зато точно знаю куда мне надо идти.

– И куда? – поинтересовался Кречетов.

– На север, – твердо сказал я.

* * *

– Занятно, – усмехнулся тот, кого Харон назвал Хроносом. – Бросить мощнейший ментальный посыл словно бутылку в море, потратив на него практически все остатки личной силы. Кто ж его примет? А если и примет, то кому ты нужен вместе со своим уродливым спутником? Кому надо тащиться в Припять вам на выручку? Я бы понял, если б ты попытался хотя бы меня ударить. Или дал команду своей гвардии разорвать меня на части.

– Так вот что тебе нужно, – невесело усмехнулся Харон. – Моя гвардия. Ради нее ты и затеял это шоу. Ну уж нет, обойдешься. А бить тебя – только руки марать. Да и бесполезно это.

– Совершенно верно, – кивнул Хронос. – Ты потерял всё – власть, силу, группировку. Даже сама Зона отвернулась от тебя. Я же за эти годы лишь усилил свои способности, в том числе и умение останавливать личное время любого живого существа – теперь для этого мне нужно меньше секунды. А потом ко мне примкнули остатки твоей группировки – те, кого ты не успел отдать на растерзание мутантам и чудовищам из иного мира. Одно мое слово, и они с удовольствием разорвут тебя на части.

– Пусть рвут, – хмуро отозвался Харон. – Их право.

– Ну уж нет, брат, – покачал головой Хронос. – Сначала отдай мне свой резерв. Свою гвардию, которую ты прячешь где-то здесь, в Припяти. А потом я гарантирую тебе легкую смерть. Кое-кто в этих местах считает, что ты бессмертен. Но, думаю, это не так. Вряд ли твое тело будет жить, если его перебросить назад во времени лет на сто. Ты же знаешь, я это умею.

Харон знал…

Он прекрасно помнил все, что произошло в тот весенний день, когда два брата, перспективные молодые ученые по заданию правительства прибыли в Украину для расследования причин чернобыльской катастрофы. С собой братья привезли свое суперсекретное изобретение – экзоскелет, позволяющий в несколько раз увеличивать силу конечностей человека, одновременно защищая его от внешних воздействий, включая пули, осколки и радиацию.

Их вторым, неофициальным, но приоритетным заданием было испытание экзоскелетов в экстремальных условиях, приближенных к боевым – весь мир в те годы усиленно готовился к ядерной войне, лихорадочно изобретая средства для выживания во время нее, и после нее. А где еще можно было испытать новую разработку такого рода, как не в жерле аварийного реактора?

Естественно, создатели экзоскелетов никому не доверили их испытание, и настояли на том, чтобы самим добраться до эпицентра взрыва и выяснить что к чему.

И когда наконец был получен доступ внутрь заваленных помещений под разрушенным энергоблоком, они пошли туда первыми. Смогли пробиться сквозь завалы, руками разрывая арматуру. Миновали помещение с наплывами ядерной лавы, где стрелки рентгенометров как легли в крайне правое положение, так и остались там лежать. Благодаря своим экзоскелетам, братья остались живы там, где любой человек умер бы через несколько минут, получив критическую дозу радиации. Они достигли самого сердца разрушенного реактора…

И увидели аномалию, похожую на огромное надгробие, сверкающее нереально-потусторонним сиянием цвета чистого неба.

– Что это? – удивленно воскликнул младший брат.

– Понятия не имею, – покачал головой старший, родившийся всего на год раньше брата, но, несмотря на разницу в возрасте, считавший себя мудрее и опытнее. – Но что бы это ни было, думаю, нам пора возвращаться. У экзо тоже есть предел прочности, а это сияние наводит меня на мысль о смерти под лучом.

– Неужто сам Харон испугался смерти? – рассмеялся младший брат.

– А Хронос, вероятно, решил, что у него как у кошки есть девять жизней, – мрачно проговорил старший.

Они оба с детства увлекались мифами древней Греции, и обоим не нравилось, как их назвали родители. Поэтому они выбрали себе звучные имена греческих богов из любимой книги детства – немного похожие по звучанию, но очень разные по значению.

Старший – всегда задумчивый, немного угрюмый – взял себе имя Харона, перевозчика мертвых душ через реку Стикс в Аид, загробное царство. А младший – имя древнего бога Времени, по преданию создавшего огонь, воздух и воду. При этом они сознавали, что окружающие могут не понять такой странности, поэтому своими немного напыщенными прозвищами называли друг друга только когда оставались одни.

И вот сейчас они стояли перед явлением, которому не было названия – такого еще никто на земле не видел.

– Прям монумент какой-то, – восхищенно сказал Хронос, приближаясь к неведомой аномалии. – Памятник техногенной катастрофе, созданный ею в недрах разрушенного реактора.

– Осторожнее, – встревоженно произнес Харон.

Он заметил, что при приближении брата мерцание сверкающего монумента стало более интенсивным. Его гладкая поверхность начала едва заметно дрожать, словно на нее что-то давило изнутри.

Но младшего это не насторожило. Он был ученым до мозга костей, и сейчас видел перед собой лишь крайне интересный объект для изучения.

– Да хватит уже меня опекать! – отмахнулся он от Харона. – Раскрой глаза, брат! Это же гарантированная докторская диссертация!

Он протянул руку к аномалии, явно намереваясь коснуться ее пальцем.

Яркий свет слепил глаза молодого ученого, и он не видел того, что было видно его старшему брату, предусмотрительно опустившему темные светофильтры на стеклянное забрало шлема. Вибрация внутри аномалии все нарастала, и Харон понял – еще немного, и что-то ужасное вырвется из нее, сметая всё на своем пути.

А младший вот-вот коснется пальцем сверкающей поверхности, теперь напоминающей тонкую пленку, готовую порваться от чудовищного давления изнутри…

И тогда Харон бросился вперед.

Человека в тяжеленном экзоскелете не так-то просто сдвинуть с места. Но если в него с разгона неожиданно врезается другой человек в таком же экзо, то немудрено не удержать равновесия и грохнуться на бок.

– Что за дурацкие шутки? – закричал младший, тщетно пытаясь подняться на ноги. Конечно, экзоскелет это не неуклюжий рыцарский доспех, и в нем предусмотрена возможность подняться после падения. Правда, быстро это сделать не получится.

А старший брат уже стоял на его месте, растопырив руки в стороны и обняв странную аномалию, словно пытаясь собственным телом прикрыть мир от того, что рвалось из нее наружу. Теперь и младший видел то странное дрожание, усиливающееся с каждым мгновением. И вдруг интуитивно, каким-то звериным инстинктом понял, что сейчас произойдет нечто ужасное.

– Уходи!!! – закричал он.

Но было поздно.

Раздался оглушительный звук, с которым, наверно, рушится плотина, не выдержавшая колоссального давления воды. Хронос инстинктивно схватился за голову, пытаясь уберечь уши, но это было уже не нужно – динамики наушников шлема, приняв в себя запредельную нагрузку, просто вырубились. И сейчас молодой ученый в полной тишине смотрел, как прямо из спины брата в стену разрушенного зала бьют мощные лучи небесно-голубого света.

Ослабленные лучи…

Это Хронос понял сразу. Встретив на своем пути препятствие, аномальное свечение не смогло набрать достаточной силы. Достаточной для чего? Непонятно. Но опять же на уровне инстинкта Хронос знал – старший брат спас не только его, а и многих других людей. Совершенно точно тех, что ждали их возвращения возле разрушенного реактора. А, возможно, еще и многих других, которые могли оказаться на пути энергетической волны, вырвавшейся из аномалии.

Всё это длилось мгновение, не больше…

Бледно-голубые лучи исчезли, дрожание внутри аномалии прекратилось. Теперь она сияла ровным лазурным светом. А старший брат продолжал обнимать ее, словно слившись с нею, став единым целым.

Хронос со второй попытки смог подняться с пола и бросился к Харону, уже понимая, что после случившегося брат просто не может остаться в живых. Но надежда, как известно, умирает последней.

Хотя, когда Хронос подбежал ближе, он сразу понял – это всё. Брата больше нет. Его экзоскелет почернел и растрескался в тех местах, откуда били лучи цвета чистого неба. Но куски брони не отвалились. Они намертво приросли к телу Харона. Потемневшее, бугристое, измененное аномальным излучением человеческое мясо было хорошо видно через широкие трещины в броне, местами оплавленные по краям.

Хронос в ужасе сделал шаг назад. Другой. Третий. Потрясенный увиденным, он упал на колени и закричал:

– Зачем?! Зачем ты это сделал?!!! Это была моя, слышишь, моя смерть!!! Ради людей, ради науки!!! Ты всегда был первым, всегда был лидером! И даже после смерти останешься им! Тебе воздвигнут памятник, о твоем подвиге будут писать книги! А я – я так и останусь никому не известным одним из изобретателей экзоскелета, чье имя везде и всегда теперь будут писать после твоего!!!

Хронос обхватил руками шлем. Плечи ученого тряслись под броней, его бил нервный озноб. Он всегда любил брата – и ненавидел одновременно.

За то, что тот был старше, рассудительнее, мудрее…

И вот сейчас Хронос ненавидел его еще больше! За то, что Харон умер, своей героической смертью окончательно задвинув младшего на второй план.

Из глаз молодого ученого текли злые слезы, оставляя на щеках влажные дорожки и капая на внутреннюю поверхность стеклянного забрала шлем-а…

Он не знал, сколько простоял вот так, пока не унялась нервная дрожь, и зубы не перестали выбивать частую дробь. И тогда в голове возникло оно. Желание. Единственное и неповторимое, как эта проклятая аномалия, которую сейчас обнимал мертвый брат.

– Как же я хочу действительно быть Хроносом, – простонал он, сжимая кулаки в приступе бессильной ярости. – По-настоящему управлять временем, чтобы…

Он не договорил. Потому, что бесплотный, мертвый голос в его голове прошелестел:

«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, что заслужил. Твой путь начинается здесь».

Хронос вскочил на ноги.

– Что? Кто это сказал???

– Это… сказал… он…

Молодой ученый остолбенел. Его погибший брат, сожженный аномалией, пошевелился. Рука, прикипевшая к сверкающей поверхности лазурного монумента, с усилием оторвалась от нее. От этого резкого движения из глубокой трещины на плече брызнул грязно-желтый гной, и потек по черной броне.

Однако брат, похоже, совсем не чувствовал боли. С омерзительным треском отлепилась от аномалии вторая рука. Но грудная клетка оставалась прикипевшей к лазурной поверхности. Тогда Харон уперся в нее обеими верхними конечностями, и сильно оттолкнулся, оторвав себя от страшного порождения разрушенного энергоблока, которое отняло у него обычную человеческую жизнь, взамен подарив другую. Или, скорее всего, наградив проклятием. Потому, что жизнь в таком теле – не жизнь, а страшная пытка.

Это было первое, о чем подумал Хронос, когда мертвый брат повернулся к нему. На черном, полностью сожженном лице жутко выделялись глаза, налитые кровью из полопавшихся сосудов, похожие на буро-красные шарики, вставленные под черные, сгоревшие веки. Левую щеку Харона пересекала глубокая трещина, из которой медленно сочился гной, лениво стекая вниз по подбородку.

Существо, стоящее перед Хроносом, было мертво. Оно просто не могло жить. Но оно жило вопреки здравому смыслу, и сейчас говорило с ним, при этом нижняя челюсть чудовища судорожно дергалась в такт словам – видимо, нелегко произносить их, когда твое тело сгорело процентов на восемьдесят.

– Уходи, – с трудом проговорил мертвец. – Монумент исполнил… твое желание. Надеюсь… больше мы с тобой не увидимся.

– Что? Кто исполнил???

Хроносу было страшно. Даже любопытство ученого куда-то делось. Реально жутко это – разговаривать с мертвым чудовищем, которое несколько минут назад было твоим родным братом.

– Уходи, – повторил Харон, вновь поворачиваясь сожженным лицом к Монументу. – И… никогда не возвращайся.

Последние слова дались ему с трудом, и не потому, что его гортань и язык были почти полностью сожжены неведомым излучением, прорвавшимся сквозь заплатку между мирами. Взрыв на атомной электростанции вскрыл границу, отделяющую одну вселенную от другой. Но неведомые физические процессы сформировали преграду на месте пробоины, как сгусток крови, формируясь на поврежденной коже, прикрывает ее, останавливая кровотечение. Однако не все прошло гладко. И если б не Харон, прикрывший пробоину в заплатке своим телом, выброс аномальной энергии мог бы полностью уничтожить этот мир. Сейчас ученый, по необъяснимым причинам оставшийся в живых и ставший частью Монумента, знал – будут еще выбросы. Но уже не такие мощные, как самый первый. После смерти ему многое стало ясно. В том числе и о брате. Смерть вообще имеет свойство многое менять в человеке.

Хронос тупо посмотрел на изуродованную спину брата, развернулся, и пошел к выходу из зала, бормоча себе под нос:

– Кошмар… Какой кошмар… Что ж я теперь людям скажу? Руководству, друзьям… Они же не поймут. Никто не поймет… Нереально, немыслимо! Ох, как бы я хотел, чтобы уже прошло года три с этого момента. А лучше десять лет. Или двадцать. Чтоб все забылось, чтобы все забыли о нас, о нашей миссии… Чтобы о Хароне все забыли… И обо мне. Как будто не было нас никогда…

Он шел, а в его голове все звучал чужой, равнодушный голос:

«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, о чем просишь…».

Хронос шел покачиваясь, спотыкаясь об рваные куски арматуры, и опираясь рукой на растрескавшиеся бетонные стены, чтобы не упасть. Ему казалось, что он идет той же дорогой, что пришел сюда – но в то же время ученый осознавал, что это уже совсем другая дорога. Двойственное чувство, которое пугало больше, чем одиночество в таком страшном месте. О брате он старался не думать, боясь свихнуться, хотя был почти уверен, что сумасшествие уже наступило. Хронос знал, что наушники его шлема не работают, но в то же время он явственно слышал отдаленные выстрелы впереди и позади себя, крики и стоны умирающих, которые проклинали какую-то Зону, Монумент и Перевозчика, который кормится не только телами, но и душами мертвых сталкеров.

– Какая Зона? Какие сталкеры? – бормотал Хронос, уже просто на автомате переставляя ноги, и проходя прямо сквозь галлюцинации, которые стали не только слышимыми, но и видимыми – полупрозрачные тени бегущих людей, летающих призраков, монстров со щупальцами на месте рта. – Какой, к чертям собачьим, перевозчик? Мне бы только выйти отсюда. Только найти дорогу в этом проклятом лабиринте коридоров. Только бы…