bannerbanner
Герцог с татуировкой дракона
Герцог с татуировкой дракона

Полная версия

Герцог с татуировкой дракона

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

– Это хорошая разница в возрасте? Или плохая? – не удержавшись, спросила она.

– Не могу сказать. – Он рассеянно откусил еще кусочек и спросил: – Какое сегодня число? Мне хотелось бы узнать, когда отмечать следующий день рождения.

Она усмехнулась:

– Второе августа, вам на будущее.

Снова этот звук. Точно безразличный вой волкодава. Может, он означал раздумье?

– Вам… понравилась эта дата? – тревожно осведомилась Лорелея. – Мы всегда можем ее изменить.

Черный антрацит в его глазах растаял до мягкой смолы.

– На сегодня это мой любимый день.

Эти нелегкие слова и обрадовали ее и сбили с толку. Лорелея предприняла усилие, чтобы вспомнить, для чего все это затеяла.

– Я принесла вам подарки. Ну, своеобразные подарки. Держать их вы не сможете, но и не встретиться с моими друзьями…

Она сдернула покрывало, скрывающее клетки, точно фокусник, открывающий главную тайну.

– Я придумала принести их вам.

Ее «друзей» он рассматривал с подобающим случаю выражением любопытства и удовольствия. Достаточным для того, чтобы доставить ей радость, похвалив за отличную идею.

Из клеток выглядывали три сонные лисицы, две черепахи, кролик, хорек и змея.

– Вы… всех их спасли? – пробормотал он.

– Да, спасла, – морщась от избытка гордости в голосе, подтвердила Лорелея. Точно не зная почему, она очень хотела, чтобы он остался доволен ею. Или впечатлен. Но только не равнодушен. – О! А самого лучшего я принесла только вам.

Она поспешила к стоявшему у изножья кровати деревянному ящику, как крышка защищавшему гнездо, и подняла его.

– Счастливого дня…

Он отпрянул от них обоих так стремительно, что она в молчании замерла, а на ее уши обрушился поток проклятий.

Потрясенная, совершенно сбитая с толку, Лорелея изумленно посмотрела вниз и встретила безучастный взгляд молодого грача с перебитым крылом.

– Вам… вам не нравится?

Она понимала, что вопрос, вырвавшийся у нее вместе с судорожным всхлипом, был явно абсурден, однако изумление, видимо, лишило ее способности соображать.

– Нравится это? – не сразу откликнулся он. – Какого черта я…

Отвращение свело с его щек и без того еще слабый румянец, однако, увидев ее мокрые глаза, он крепко стиснул челюсти, пресекши поток уже готовых сорваться с языка ругательств.

По ее щеке покатилась горячая слеза. Она жалела, что не могла в ней утонуть – настолько сильно было овладевшее ею горькое чувство обиды.

Его панический страх, казалось, только усилился, когда он протянул к ней руку.

– Не… не плачьте.

– Я не плачу. – Лорелея всхлипнула и в нерешительности и презрении к себе застыла на месте, почувствовав, что начала икать.

– Пожалуйста, – застонал он. – Я… не вынесу, если вы…

На его лице появилось выражение твердой решимости, и, пододвигаясь к ней, он всего лишь пару раз искоса глянул на гнездо.

– Я… устроила вам день рождения, а… потом… испортила его! – всхлипнула она.

– Лорелея.

Большие ладони схватили ее за запястья и потянули к кровати, пока она не оказалась прижата к его груди. Она прильнула к теплому жесткому телу – ее убежищу от урагана скорбей.

Лорелея забылась – настолько ее сокрушила его сила. Никто и никогда ее так не держал. Не брал на себя бремени ее горестей. Успей она вдоволь наплакаться, ей удалось бы надивиться этому чуду.

Огрубевшая кожа его пальцев царапала ее щеки, и слезы высыхали, не успевая пролиться.

– Лорелея, пожалуйста, не плачьте. Простите.

Услышав отчаяние в его голосе, Лорелея совладала с очередным приступом рыдания. Он притянул ее ближе, и его дыхание сладким ароматом овеяло ей лицо. Во время объяснений его голос часто срывался на не свойственный ему мальчишеский фальцет.

– Когда я проснулся… в той могиле… Вороны… клевали мертвые тела. Рвали их. Выдирали куски. Понимаете? Один подлетел ко мне…

Боже правый! Лорелея спрятала лицо у него на груди, и на нее накатила новая волна слез. Она подарила ему кошмар. Как она могла быть настолько глупой?

– Лорелея! – Он отстранился от нее и поднял ее лицо за подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза. – Сладчайшая Лорелея! – все время повторял он, словно ее имя не сходило у него с языка. И глаза у него тоже растаяли. Повлажнели. Жесткие черты лица смягчились. – Я вас понимаю. Вы ведь не просто так? Подарили мне его…

Он кивком указал на клетку с птицей.

– Это так глупо.

– Скажите мне, – успокаивал ее он, пытаясь стереть слезы со щек.

Смущенно хлюпая носом, Лорелея посмотрела на клетку.

– Я подумала, что цветом перья грача точно как ваши глаза. С первого взгляда черные, но, если присмотреться внимательнее, в них огромное множество оттенков. – Она чуть отстранилась. Не для того, чтобы высвободиться из его объятий, а чтобы показать, что она имеет в виду. – Они ведь будто переливаются всеми цветами радуги? Это просто невероятно. Всякий раз как я смотрю на него, я вспоминаю вас. И я подумала, что они милые.

Он посмотрел на грача, изящно изогнувшего шею и длинным клювом чистившего перья с полнейшим равнодушием к вспышкам человеческих эмоций.

Молчание несколько затянулось, рука разжала объятие и потянулась к клетке.

– Думаю… этот не так ужасен.

Он кончиками пальцев погладил перья, явно ощущая дрожь почувствовавшей прикосновение птицы.

Казалось, и юноша и грач не шевелились целую вечность.

Наблюдая за ним со всем вниманием, Лорелея почувствовала, как он постепенно расслабляется, на смену холоду снова пришло тепло. Никогда еще ей не было так уютно. Никогда еще она не чувствовала себя в такой безопасности.

– Боже мой, что это?

Птица положила клюв на его запястье, водя головой и рассматривая их обоих.

– По-моему, вы ему нравитесь, – осмелилась предположить Лорелея. Расскажи она ему о птицах, он бы лучше их понял. Возможно, даже простил бы их за то, что они приняли его за труп.

– На самом деле вороны очень умные птицы. Однажды мне сказали, что у них довольно сложный язык, а не просто карканье. Они любят загадки и игры.

Она провела рукой по здоровому крылу птицы, наслаждаясь переливающимся в свете свечей чернильным блеском.

– Они любят.

– Откуда вы знаете?

Его шепот ласкал ее ухо, и у нее по телу побежали мурашки.

– У них один партнер на всю жизнь. И если кого-то из пары унесет ветер, они всегда воссоединяются. Я всегда считала их очень красивыми, романтичными птицами… Но, конечно, не в те моменты, когда они едят мертвых людей.

Лорелея почувствовала, как улыбаются его губы, прижимающиеся к ее волосам.

– Поэтому я так мечтаю вылечить Аттилу, – пролепетала она. – Вдруг его кто-то ждет? Вдруг он отчаянно хочет к кому-то вернуться? А она боится, что он к ней не прилетит?

Одна только эта мысль угнетала ее.

Помолчав, он задумчиво спросил:

– Вы назвали его Аттилой?

– О да, – приободрилась Лорелея. – А змея – Ганнибал. Черепахи – Чингисхан и Хубилай. Лисицы – Влад Дракула, Иван Грозный и Екатерина Великая – вначале она была Александром Великим, но потом по очевидным причинам мне пришлось искать ей новую кличку, естественно, сочетающуюся со словом «Великий».

– Естественно.

Лорелея опустила голову ему на плечо, усыпленная ритмом его дыхания. Ей и в голову не пришло опасаться возможных последствий того, что она прижимается к полуголому мужчине. Пока она его выхаживала, между ними успели установиться и окрепнуть близкие и дружеские чувства, о которых она не задумывалась.

Ей хотелось прижаться к нему теснее. Юный ум не отдавал себе отчета в том, что́ за страстное желание его охватывает. Ей хотелось почувствовать его кожу. Упиться ее видом, ее запахом и ее теплом.

Именно тепла ей, Лорелее, всегда особенно не хватало.

И еще никто не заботился о ее питомцах. От Мортимера она охраняла их так же внимательно, как друг от друга и от стихии. Отцовское безразличие к ее питомцам, мягко говоря, вошло в предание. Да и прислуга, по ее подозрению, скорее считала их источником неприятностей, а не радости, и не ворчала только по доброте душевной.

– Как вы назвали ласку? – поинтересовался он.

– Это хорек, и зовут его Брут. О, а этот маленький кролик – Наполеон Бонапарт. Жозефину, Люсьена и Полину… мы… мы съели. Теперь он совсем один, – печально вспомнила она старое горе.

Он нежно привлек Лорелею к себе, но она не могла не заметить, как его пальцы сжались в кулаки.

– Вы дали им такие свирепые клички.

Она засияла, поскольку услышала одобрение в его словах.

– Почему самые жестокие имена достались черепахам?

Их обоих занимала мысль, почему он мог вспомнить исторических деятелей, но не свое прошлое?

– Прославленными именами я их назвала, чтобы они им соответствовали. Чтобы они выживали, сражались и побеждали, надо придать им сил. Мне кажется, это поможет им стать лучше. Вы знаете, насколько важно имя. Оно обладает силой. Черепаха, названная в честь великого Чингисхана, просто не сможет умереть без боя.

– Давайте назовем и меня, – предложил он. – Уильям – в честь Вильгельма Завоевателя? Джулиас – в честь Юлия Цезаря. Или Энтони – в честь Антония? Только не хочу быть Октавианом или Августом. Может, Дэвидом? Который одолел Голиафа. Дэвид звучанием напоминает что-то…

– О, имя я вам дала давно, – весело прервала его Лорелея. Она не хотела ему об этом рассказывать, но забыла, увлекшись рассматриванием вен на его руке.

Он замер.

– Как… вы меня назвали?

– Эш.

Он фыркнул.

– Потому что я скорее пепел, чем плоть?

– Потому, скорее, что я нашла вас под старым раскидистым ясенем[2].

– Эш, – повторил он. – Имя не короля и не воина.

– Оно лучше всего этого, – поспешила объяснить Лорелея, огорченная его разочарованием. – Наша экономка, Мейв, говорит, что ее семья ведет свое происхождение от друидов. По ее словам, ясень – это Древо Жизни, соединяющее землю и небо. Оно исцеляет больных, защищает невиновных и наделяет бессмертием достойных. Так что… о наследии я бы сказала, что оно огромно.

– Что вы сделали! – Он посмотрел на собеседницу с такой нежностью, что у нее перехватило горло. – Тогда пусть так и будет. Пока я не вспомню свою фамилию.

– Вы можете зваться Эш Везерсток, – предложила Лорелея – ей была бы приятна мысль, что Эш всегда принадлежал только к ее семье. – Отец не против. Он говорит, что в обществе любят, когда благородное семейство привечает бедного родственника. Может, вы мой троюродный брат?

Нежность испарилась, губы сжались в ниточку.

– Мне не по душе считаться бедным родственником. Кем-то, кто недостаточно хорош для… – Он замолчал и отвел взгляд. – Нет, если я когда-нибудь…

Конечно, ей хотелось, чтобы он договорил до конца. Лорелея очень сильно хотела услышать продолжение.

– Я не хотела вас обидеть, – тихо поправилась она. Черт, какое счастье, что ее не понимают животные. Иначе она давно распугала бы их всех постоянным занудством. – Я предложила, чтобы вы вошли в нашу семью. «Бедного родственника» придумал отец.

– Не хочу, чтобы надо мной кто-нибудь издевался. Считал меня ничтожеством…

– Никто не посмеет. – В этом Лорелея не сомневалась. С такой силой и ростом, такой мускулатурой, Эш меньше всего годился в мишени для насмешек дерзких выскочек. – Кроме того, это на самом деле не так уж плохо.

В ответ на его взгляд она поспешила объяснить:

– Дело в том, что насмешки или смешки… через некоторое время уже не трогают. Воспринимаются просто как шум.

– Вы имеете в виду Мортимера? – Его имя он произнес так, будто оно отдавало дегтем.

– Да, Мортимера. И почти всех остальных.

– Из-за… вашей лодыжки?

Лорелея робко кивнула.

Его ладонь нежно опустилась на ее колено, собирая юбку, пока небесно-голубой подол не обнажил ноги в белых чулках.

Лорелея не могла долго носить туфли и дома их почти никогда не надевала.

Они оба посмотрели на ее стройную лодыжку, навечно гротескно повернутую внутрь.

– Это у вас с рождения?

– Это случилось, когда мне было шесть.

Деликатная заинтересованность в его голосе заставила ее ответить на вопрос, которого она всегда избегала.

– Что случилось?

– Как и вы, я сломала лодыжку.

– Как я? – озадаченно спросил он. – Но… доктор Холкомб сказал, что к концу года лодыжка у меня снова будет в полном порядке. Я уже почти могу ходить. А что не так у вас?

Мучимая привычным стыдом и преисполненная гневом, она просто пожала плечами.

– Лорелея? – Мрачное подозрение превратило звук ее имени в обвинение. – Как вы сломали лодыжку?

– Я не могу сказать.

Она попыталась от него отстраниться, но мышцы его руки напряглись, не отпуская ее.

– Мортимер.

В одном его резком слове скрывалось все, о чем она не хотела говорить. Вся тьма в безлунной ночи. Весь гнев самого дьявола.

– Своим ботинком я сломала его деревянный меч… – Она пожалела, что у нее не такой слабый голос. Что она может признаться в том, что скрывала почти полжизни. – А он своим – мне лодыжку.

Эш затих. Неестественно. Только грудь поднималась сильнее.

– Болит? – натянуто спросил он после долгой паузы.

– Иногда, – призналась Лорелея.

– А что доктор?

– Доктору меня не показывали. Отец не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, – внезапно напугавшись, она отстранилась. – Вы ничего не скажете? Не выдадите меня? – взмолилась Лорелея.

Она ожидала увидеть его в ярости. Мрачным.

Однако холодное выражение его лица напоминало безмятежную зеркальную гладь озера в безветренный день. Почти любезное. Он вел себя непоколебимо, решительно, но пугающе спокойно.

– Я не пророню ни слова.

Он нежно погладил ее кудри, и тень улыбки заиграла на его жестких губах.

Пораженная странной нотой в его голосе, Лорелея выпрямилась.

– Что вы хотите этим сказать?

Опустив взгляд, Эш посмотрел на клетку грача новым взглядом.

– Расскажите мне еще о наших друзьях, – произнес он, осмелившись протянуть руку и погладить перья на горле прирученной птицы.

– Но, Эш…

– Сегодня у меня день рождения, – напомнил он ей. – Давайте не будем думать о прошлом… или о будущем. Я хочу услышать все о граче Аттиле и вашей коллекции завоевателей.

Зная страсть Лорелеи к животным, Эш нашел легкий способ ее отвлечь, поэтому она принялась оживленно рассказывать о том дне, когда нашла Аттилу с крылом, зажатым под скалой.

Она не замечала, что Эш слушает ее вполуха. Что он не спускает глаз, горящих обсидиановых глаз, с ее все еще неприкрытой юбкой лодыжки.

В течение долгих часов, пока они играли с быстроногими озорными лисятами, кормили виноградинами неторопливо ползавших по постели благодарных черепах, ему удавалось скрывать смертоносные мысли.

А ей было невдомек, что, в памяти или без памяти, Эш считал это лучшим днем рождения в жизни. И о лечении подранков она заботилась потому, что никто и никогда не позаботился о лечении ее самой.

Но несмотря на физический недостаток, ей все же удалось превратить жизнь в волшебство.

И Эш знал, что эта жизнь станет значительно лучше, если одним братом в ней будет меньше.

Глава четвертая

Несколько недель спустя представилась прекрасная возможность избавить мир от Мортимера Везерстока.

– Вы уверены, что сегодня я не смогу проводить вас до Хейбриджа? – спросила Лорелея, и ее лазурные глаза осветились надеждой.

Эш посмотрел на свою ногу, пробурчав, что решил поразмышлять на обратном пути и отправиться в Саутборн-Гроув через зеленые болота. По правде говоря, у него просто не хватало сил видеть, как надежду на лице Лорелеи сменяет разочарование.

Он провел рукой по густой сочной траве, вырвал былинку и лениво отмахнулся ею от облака мошкары.

– Поездка будет тоскливее застойной воды, – соврал он. – Сэр Роберт договорился о моем обучении, и я заберу у портного костюм точно ко времени встречи с сухими стариками, которая продлится весь день. Вам будет невыразимо скучно.

Эш презрительно отвергал ее, он не мог посвятить ее в свои низкие намерения.

– С вами мне никогда не бывает скучно, – заявила Лорелея, просовывая пальчики между его пальцами, а другой ладонью обхватывая его бицепс. Они часто так делали – он мог ходить, опираясь на нее. – И еще мне бы очень хотелось увидеть вас в костюме.

Его пальцы влились в ее руку, идеально легли между ее костяшками. Эш постарался за нее не цепляться, эмоции переполняли его, и он это осознавал.

Только он отчаянно надеялся, что однажды он вернется.

Мысль носить костюм уже не вызывала у него прежнего отвращения, если Лорелея будет радоваться, глядя на него. С тех пор как он поднялся с больничной койки, его гардероб состоял из старых белых рубашек Мортимера с длинным рукавом, нескольких пар готовых брюк и пропыленных старых жилетов. Он не противился. Одежда служила лишь средством прикрыть его шрамы.

Эш с трудом соизмерял свой длинный шаг со стесненной походкой своей спутницы, в особенности когда на обширной территории при усадьбе сошла грязь. Но даже тогда он предпочел бы скорее ползти на четвереньках, чем доставить ей неудобство из-за ее физического недостатка. Он и подумать не мог, как часто она в одиночестве ходила этой дорогой через предательские болота.

Теперь Эш на несколько месяцев стал ее вьючной лошадью, таскавшей клетки и животных к устью реки и обратно. Поначалу лодыжка сильно мешала, однако ходьба по сырой, нетвердой земле, казалось, быстро ее укрепила. Кроме того, Лорелея знала все тропинки через эти болотистые и водные угодья, показывая ему, куда идти, чтобы не угодить в топь или скрытый под зарослями камыша пруд.

Этот край был ее убежищем, принадлежавшим ей так же, как и здешним диким животным и птицам.

На рассвете они отправились выпустить в камыши змею Ганнибала, чья рана зарубцевалась достаточно, чтобы он мог ползти.

Лорелея чуть не заплакала, когда они какое-то время молча стояли, глядя, как окруженные прудами зеленые болота уступают место морю. Вода простиралась вдаль, пока изгиб земли не упирался в нависшие над горизонтом облака. Облака, казалось, наползали друг на друга в стремлении поскорее добраться до берега.

Им следовало поспешить назад в Саутборн-Гроув, чтобы Эш успел к разгрузке судна.

– Нечестно, что Мортимер может вас сопровождать, а я не могу, – пожаловалась Лорелея.

– Мортимер будет представлять отца перед владельцами литейного завода. – Эш небрежно пожал плечами, словно считал это достаточным оправданием.

– Вы не считаете, что отец несколько старомоден? Нежелание общаться с рабочими в лучшем случае выглядит устарелым. В конце концов, он всего лишь граф и получил титул благодаря трудолюбию предков, разбогатевших настолько, что корона не смогла их не отметить.

Они шли, и Лорелея положила голову ему на плечо.

– Чем старее отец становится, тем больше кажется, что он просто ищет отговорки, чтобы не выходить из дома. В особенности с тех пор, как Мортимер его ударил.

– Давайте сейчас не будем говорить о вашем брате.

Эш сжал ее ладонь. Скоро он об этом позаботится.

– Со стороны вашего отца было большой любезностью подыскать мне место. Наверняка он рассчитывает, что через несколько лет я смог бы помогать мистеру Тэтчеру с литейным заводом, или мистеру Роббинзу с соляными шахтами… И у меня есть шанс сколотить свое состояние, – без труда сменил Эш тему, отметив, как она заглотила приманку.

– Отец знает, какой вы умный. И если вы хотите стать Везерстоком, для него важно, чтобы вас уважали в общине.

Важно это было и для Эша. Избавь он их от страшной хватки Мортимера и посвяти следующие несколько лет упорной работе на литейном производстве, ему, возможно, удастся скопить достаточно, чтобы просить у барона Везерстока руки Лорелеи…

Лорелея повернула его руку ладонью вверх, лениво рассматривая странные линии, расходящиеся от одного из вытатуированных на его предплечье крыльев дракона. Часто, когда они ходили болотами, Эш, зная ее неизменную любовь к рассматриванию его татуировки, закатывал рукав до локтя.

Ее прикосновение было точно бальзам, и он не мог понять почему. Он лишь знал, что ее пальцы волшебны – они успокаивали в нем все чудовищное.

– Как вы загадочны, – пробормотала Лорелея, не прекращая исследования его тела там, где дракона пересекала паутина шрамов и раны зарубцевавшейся плоти. Подушечками пальцев она мягко проводила по ним ритмичными, успокаивающими движениями.

В местах ожогов от извести касание кончиков ее пальцев воспринималось иначе. Очень похоже на поглаживание призрака или воспоминание. Менее осязаемое физически, но такое же мощное.

Возможно, даже более.

– Я знаю, что мы редко об этом говорим, но вы задумывались, что значил для вас этот дракон?

– Иногда, – загадочно ответил Эш. Все, о чем он мог подумать, рождало неприятные ассоциации. Армейская служба? Нет, скорее шайка воров или иных преступников. Больше всего сбивали с толку неполные буквы. Над драконом буквы R-A-E, а под драконом – U-A-E. Целые слова оказались съедены щелочью.

Попытка разобраться в этом сводила его с ума, а потому татуировку, как и все остальное, Эш оставил прошлому.

– Вас не занимает, кем вы работали раньше… Я имею в виду до того, как я вас нашла?

– Часто, – ответил Эш, хотя, если честно признаться, больше времени он потратил на размышления о том, какой враг мог избить его до полусмерти, а не о том, чем он зарабатывал на жизнь.

– Вы могли работать под землей, – предположила Лорелея. – Вы слишком бледны, чтобы видеть много солнца, но ваше… телосложение предполагает занятия тяжелым физическим трудом.

– Это вас смущает?

– Нисколько. Вы – совершенство. – Она поднесла к персиковым щекам ладонь, пряча застенчивую улыбку. – Я имею в виду… я думаю, ваша сила помогла вам пройти через страшные испытания. И я очень благодарна ей за это.

Ее комплимент согрел его.

– Я тоже. Какое-то время я боялся, что никогда не встану с этой кровати.

– Как я всегда говорю, между «сейчас» и «никогда» многое может случиться.

– Разумеется.

На это он и рассчитывал.

Когда они возвращались на широкие лужайки в Саутборн-Гроув, из залива наползал морской туман, скрывавший величественные белые колонны усадьбы.

Вдруг Лорелея резко остановилась, закружив Эша на месте, пока он с ней не столкнулся. Тревожная складка легла на ее обласканный солнцем лоб, и Эш, вместо того чтобы ее разгладить, как ему очень хотелось, завел ей за ухо несколько завитков. Непослушные прядки выбились назад и легли ей на виски.

– Эш, а если вам не понравится на литейном заводе или в шахтах? Как вы думаете, вы сможете уйти?

– Уйти? – озадаченно спросил он. – Куда мне уходить?

– Если вы можете ходить, значит, можете и убежать. И если вам удастся убежать… тогда… тогда вы сможете уйти, куда захотите. Убежать от Мортимера.

– Я ни от кого не убегаю. – «И от Мортимера Везерстока в последнюю очередь». – Мой дом здесь.

«С вами», – одними губами добавил Эш.

Но Лорелея устремилась вперед, будто не слышала пламенного окончания его фразы.

– Предположим, вы захотите встретиться с вашим прошлым? С вашей семьей?

– Не знаю. У меня такое чувство, что в прошлом у меня нет ничего ценного. Может… только вам я могу открыть причину, или нет… – Он сглотнул, не в силах одолеть съедавший его страх.

– Или нет?

Лорелея подошла к нему, провела ладонями по его спине и прижалась щекой к его груди.

Эш привык к ее внезапным любовным жестам. Настолько же невинным, насколько и недопустимым в обществе, и он страстно желал их. На самом деле, только ее прикосновения он не отвергал.

– Не хотите меня обнять… из уважения, то есть.

Он обнял ее так, словно искал убежища, примяв подбородком ее волосы.

– Я явственно ощущаю, что ни с кем из прошлого мне знаться не стоит.

– Сейчас стоит знаться с вами. Вы достойны всего.

Эш едва сдержался, чтобы не прижать ее к себе изо всех сил. Продолжать обнимать ее нежно, почтительно. Возможно, здесь, в тумане, и есть рай. Легкий ветерок вокруг них играл клубами облаков. Возможно, в этот колдовской миг перестало существовать время. Как и любая из тысячи причин, по которым он не должен ее любить. Но полюбил.

Он любил ее так сильно, что готов был ради нее убить.

– Я буду скучать без вас. – Лорелея посмотрела на его лицо, голубые глаза горели любовью. Ее милые губки скривились в мрачной задумчивости.

Каждая его жилка, казалось, таяла от ее близости, их объятия возбуждали желания – от самых невинных до… каких-то еще.

– Лорелея, вы когда-нибудь целовались?

Задумчивое выражение сползло с ее лица, сменившись озадаченным.

– Нет. А вы?

– …не знаю.

Ему и не хотелось знать.

Она поморщилась.

– Разумеется. Разумеется, не знаете. Что за глупый вопрос. Я постоянно выставляю себя на посмешище…

На страницу:
4 из 5