Одна маленькая ложь

Кейси просматривает фотки в телефоне, пока не находит конечный результат: между лопатками аккуратная надпись «Крошка Ливи». Не больше десяти сантиметров. Теперь, когда шок прошел, глядя на татуировку, чувствую, как у меня теплеет на душе.

– Красиво, – соглашаюсь я, рассматривая витиеватый шрифт, и думаю, что бы сказал на это отец.

– Папе бы наверняка понравилось, – говорит Кейси. Порой мне кажется, что у моей сестры есть особый канал для входа в мой мозг. Ну откуда она знает, что я собираюсь сказать? И я улыбаюсь. Впервые за этот день.

– Вчера вечером я тебе ее обработала. Первые две недели надо протирать несколько раз в день. Вон там пузырек лубридерма. – Кейси лениво машет рукой в сторону письменного стола. – А еще надо носить одежду из легкой ткани, чтобы не было раздражения.

– Поэтому я проснулась практически голой?

Она хмыкает и кивает.

Я потираю лоб ладонью.

– Теперь я понимаю, что к чему. – Особой радости от этого не испытываю. Снова смотрю на фотографию. – Это нормально, что все покраснело и припухло?

– Да, сначала даже кровь была.

Вздыхаю и кладу ладонь на желудок, который все еще не пришел в норму.

– Кажется, там есть еще один цветочный горшок, – говорит сестра.

– Надо будет купить Риган новый, – говорю я со стоном.

Какое-то время мы лежим молча, а потом Кейси спрашивает:

– Кстати, а как ты оказалась на верхнем ярусе? Хреновая кровать.

В общежитии есть комнаты с обычными кроватями. Но некоторые комнаты настолько тесные, что две кровати туда не поместятся. Именно такая, с двухъярусной кроватью, и досталась нам с Риган.

– Да я сама Риган нижнее место предложила. Она высоты боится. А мне все равно.

– Понятно. Ничего удивительного. Она же коротышка. Почти что карлица.

Я делаю сестре страшные глаза. Ведь Риган прямо под нами. Пусть спит, но прямо под нами!

Еще одна пауза, а потом Кейси продолжает со своей дьявольской улыбочкой:

– Надеюсь, соседка не будет против твоей бурной личной жизни. Если эта конструкция не отличается прочностью, Риган конец.

Снизу раздается хихиканье: она не спит и все слышит!

– Не волнуйтесь. Я знаю правила, – говорит Риган сонным голосом. – У меня есть красный носок, и мы будем его вешать на дверную ручку снаружи, когда Эштон будет навещать Ливи…

Натягиваю простыню на лицо, поскольку точно знаю, чем все это закончится. Щеки у меня горят от стыда. Ну как так вышло, что у меня в соседках маленькая копия моей старшей сестры? К сожалению, звук простыня не изолирует, и я прекрасно слышу издевательский комментарий Кейси:

– В этом нет необходимости. Ливи любит свидетелей.

– А я заметила. Насколько я знаю, Эштон тоже. Ну и я ничего не имею против. У этого парня такая фигура!.. Какой торс! Так и хочется всю ночь напролет ласкать языком его грудь. Ну, Ливи так и делала…

Меня пробивает нервический смешок.

– Ничего я не делала. Прекратите!

– А ты сначала признайся, что вчера всю ночь ловила с ним кайф.

Я отчаянно трясу головой.

– А задница у него какая! Я как-то раз потрогала. Ну, конечно же, мне не так свезло, как вчера Ливи.

– Хватит!!!

Повышенный тон лишь раззадоривает Кейси.

– А я дождаться не могу, когда же она доберется до его.

– Ладно! Да, я получила удовольствие! Огромное! Только прекратите это разговор! Не хочу больше видеть этого типа.

– До тех пор, пока снова не напьешься.

– В жизни больше не стану пить! – заявляю я.

– Ах, Ливи… – Сестра поворачивается и прижимается ко мне.

– Да, я не шучу! Ведь я как выпью, так из меня черти лезут. Ну, прямо вылитый Джекилл и Хайд.

– Помнишь, отец говорил, что даже в самом выдержанном ирландце есть немного безумия. Ты вчера это с блеском доказала.

Ирландка.

– Эштон называл меня Ирландкой. Почему?

– Не знаю, Ливи. Вот напьешься в другой раз, и сама его расспросишь.

Закатываю глаза, но спор не продолжаю. Одна мысль все не дает мне покоя.

Ирландка.

Ирландка.

Распахиваю глаза и стягиваю простыню с лица.

– По-моему, у Эштона на ягодице татуировка «Ирландка». Верно?

Повисает пауза. А потом Кейси садится и с горящим от возбуждения глазами выпаливает:

– Ну, конечно же! А я и забыла! – И они с Риган начинают хохотать. – Как же я могла об этом забыть! – Она грозит мне пальцем. – Ну и сестренка у меня! Сразила наповал такого самца! – И она хлопает в ладоши с безудержной радостью. Веселится, как четырехлетний малыш в предвкушении сладкой ваты. – Молодец! – Она показывает мне большой палец, и немного погодя я хлопаю ладонью о ее ладонь. – Ливи, ты все еще о чем-то сожалеешь? Прикинь, каково будет этому типу, когда он сообразит, отчего у него саднит задница…

Риган хохочет до слез, наверняка уже косметика вся поплыла, и смеется так заразительно. Скоро уже вся двухъярусная кровать сотрясается от дружного хохота над роскошным капитаном команды по гребле и его расписанной ягодицей.

И хотя мне неприятно и трудно признаться даже себе самой, приходится признать, что прошлой ночью я оттянулась.

По полной.

* * *

К трем часам мне становится намного лучше. Настолько лучше, что запах кофе и свежей выпечки в уютном местном кафе, куда мы зашли перекусить, уже не вызывает приступа тошноты. Но теперь на смену похмелью приходит грусть.

Сегодня сестра уезжает.

Разумеется, мы будем общаться: есть эсэмэски, телефонные звонки и электронная почта, и даже скайп, и через несколько недель я полечу на свадьбу Шторм и Дэна, но… Но это все не то. Я помню, как скучала по сестре, когда она два месяца была в клинике доктора Штейнера. У меня словно вырезали кусок сердца. Помимо этих двух месяцев, я видела сестру каждый божий день.

Даже когда она была в реанимации после аварии, даже когда у нее были проблемы с алкоголем и наркотиками, даже когда она подрабатывала вечерами в баре, все равно, каждую ночь я заглядывала к ней и видела ее лицо. Чтобы убедиться, что она не умерла и я не одна в этой жизни.

Я знала, что этот день настанет, но от этого не легче. И вот я стою, и у меня такое ощущение, что я что-то теряю. Словно прощаюсь с частью своей жизни, которую уже не вернешь.

– Ну что… – Кейси, с натянутой улыбкой стоя у дверцы такси, смотрит на меня блестящими голубыми глазами. Моя сестра не любит плакать. Даже после всего, что нам довелось испытать, когда она заходила так далеко, Кейси умудряется с помощью юмора отодвинуть грусть в сторону. Хотя сейчас я вижу, как из уголка ее глаза вытекает слезинка. – Сестренка ты моя, – бормочет она, обхватывая меня за шею и притягивая к себе, пока мы не стукаемся лбами. – Ливи, у тебя все получилось.

Я улыбаюсь в ответ.

– Нет, это у нас все получилось. – Если бы три года назад сестра оставила меня у тети Дарлы и дяди Рэймонда, ей было бы намного легче. И ее никто бы не осудил за это. Тогда бы ей не пришлось взвалить на себя такую ответственность, кормить лишний рот. Да любой бы так и поступил на ее месте в подобной ситуации – просто ушел бы, не оглянувшись. Но только не Кейси. – Да если бы не ты… – говорю я, но Кейси останавливает меня суровым взглядом.

– Нет, Ливи, я тут ни при чем. Просто твоя незадачливая сестра – жертва аварии – непонятным образом, каким-то чудом умудрилась не пустить под откос твое будущее своим дерьмовым примером. – Кейси закрывает глаза и шепчет: – Это я тебе обязана. Всем. – Она обнимает меня. – Не забывай, я не так уж далеко. Если я тебе понадоблюсь, ты только дай мне знать, и я сразу прилечу. Договорились?

– Кейси, со мной все будет в порядке.

– Но если нет, я всегда рядом. Договорились?

Молча киваю, боюсь расплакаться.

В кармане раздается рингтон – пришла эсэмэска. Наверное, это Шторм – она единственная, кроме Кейси, кто пишет мне эсэмэски. Достаю телефон и читаю:

«Скажите, вчера ночью вы совершили нечто, для себя нехарактерное?»

– Нет, ну что это за издевательство? – выпаливаю я.

– А в чем дело? – Кейси хмурится и заглядывает через мое плечо в экран телефона.

– Ну, какой доктор пишет своим пациентам эсэмэски? – говорю я и тут же мысленно поправляю себя: я вовсе не пациент.

– У тебя пять минут на ответ, а то он сам позвонит. Впрочем, ты уже в курсе, да?

Я киваю. Теперь я знаю: доктор Штейнер очень терпелив. но хочет получить ответы.

– Ну и что мне ему ответить?

Сестра пожимает плечами и ухмыляется.

– По опыту могу сказать, что доктор очень любит сюрпризы.

– Ну что, этого добра у меня для него навалом.

Сестра стоит, сложив руки на груди, а я печатаю ответ:

«Я выпила столько джелло-шотов, что с лихвой хватило бы наполнить маленький бассейн, а потом чуть не переломала руки-ноги, отплясывая брейк-данс. Теперь меня украшает татуировка, и, не будь у меня видео на память, я бы решила, что мне ее накололи в темном переулке грязными иголками. Довольны?»

Нажимаю «отправить», и сердце у меня екает. Доктор все время говорит, что я должна эффективнее использовать свой внутренний сарказм, которым я, по его наблюдениям, обладаю.

Через десять секунд приходит ответ:

«Неплохо для начала. А с парнем общались?»

Стою с вытаращенными глазами, осмысливая реакцию доктора на богатую событиями прошлую ночь.

А сестра, воспользовавшись моментом, выхватывает у меня телефон.

– Кейси, что ты делаешь! – Я гоняюсь за сестрой вокруг такси, а она ловко ускользает от меня, без остановки набивая сообщение. Не знаю, как ей это удается, но у Кейси море талантов. Только нажав «отправить», она элегантным движением швыряет мне телефон. Я с трудом ловлю его и тут же смотрю, что она натворила:

«Я не только общалась с парнем, но еще видела два пениса. Один из них принадлежал голому типу, которого я обнаружила утром у себя в комнате. У меня есть снимки. Хотите взглянуть на самый удачный?»

– Кейси! – кричу я и шлепаю ее по плечу.

В этот момент приходит ответ:

«Рад, что у Вас появились друзья. Поговорим подробно в субботу».

Несколько секунд мы молчим, пока я переживаю это потрясение, а потом начинаем дружно хохотать. И этот смех скрашивает наше прощание.

– Ну ладно, мне пора, а то самолет улетит без меня, – говорит Кейси и снова меня обнимает. – Иди с богом и твори свои ошибки.

– Думаешь, вчера ночью мало натворила?

Кейси подмигивает.

– Вчера ты не сделала ни одной ошибки. – Она открывает дверцу, машет мне рукой и садится на заднее сиденье. И все машет и машет в заднем окне, положив подбородок на подголовник, пока такси не скрывается за поворотом.

Глава четвертая. Сожаления

Не сомневаюсь, большинство девчонок делают все, чтобы подстроить очередную встречу с Эштоном Хенли, если им довелось напиться и пообжиматься с ним в темном уголке.

Но я не такая.

И у меня нет ни малейшего желания общаться с ним, пока я учусь в Принстоне.

К сожалению, судьба распорядилась иначе: у меня было всего два спокойных дня.

Выстояв очередь в книжном магазине, спешу в общежитие, чтобы оставить там тонну учебников и успеть на автобусную экскурсию по кампусу. Хочу узнать как можно больше о его истории, насчитывающей уже два с половиной века, и красивейшей готической архитектуре. Так что времени у меня в обрез.

Ну и, конечно же, именно в такой момент попадаю в засаду.

– Что у тебя там, Ирландка? – Ловкая рука вытягивает перечень моих учебных курсов, засунутый между книжками и моей грудью, задевая ключицу, и я невольно вздрагиваю.

– Ничего, – бормочу я, не собираясь вступать в какие бы то ни было дискуссии. А он уже изучает список предметов, с задумчивым видом покусывая чувственную нижнюю губу. Мне остается лишь смириться и ждать, ну и, пользуясь случаем, обратить внимание на то, что я упустила в темноте и пьяном угаре. Когда была полуголая и меня загнали в угол. Как оказалось при свете дня, волосы у Эштона не черные, а темно-каштановые. Густые брови в идеальном порядке. А глаза не просто карие, а с зелеными крапинками. И ресницы у него длиннющие, густые и загнутые…

– Ирландка?

– Что? – Я отвлекаюсь от своих мыслей, а он смотрит на меня с ухмылкой, будто сказал мне что-то важное, а я так увлеченно его разглядывала, что не расслышала.

Так оно и было.

Прочищаю горло и чувствую, как уши, а потом и все остальное заливает румянец. Мне хочется спросить, почему он называет меня Ирландкой, но вместо этого просто переспрашиваю:

– Что ты сказал?

На мою удачу, он меня не подкалывает, а спрашивает:

– Как татуировка? – И осторожно кладет на место листок, снова задевая пальцем ключицу. А я снова вздрагиваю от его прикосновения.

– Все в порядке. – Перевожу дыхание, прижимая стопу книг к груди, и отвожу глаза. Смотрю на снующих мимо студентов. Куда угодно смотрю, только бы не видеть живое напоминание о той скандальной ночи.

– Да? А у меня зудит. Адски.

– Ну да, чешется немного, – соглашаюсь я и поднимаю глаза на лицо Эштона. Он широко улыбается, и на щеках у него обалденные ямочки. Такие глубокие, что у меня учащается дыхание. Такие глубокие, что я вдруг вспоминаю, как любовалась ими, когда была пьяная. Настолько пьяная, что тыкала в одну пальцем. А может, и языком залезала.

– У тебя-то она хотя бы на спине, – говорит он с глуповатым видом. Он такой загорелый, что я не могу понять, на самом деле щеки у него чуть покраснели, или мне только кажется.

И тут я не выдерживаю и хихикаю. Он тоже хохотнул. А потом я вдруг вижу нас со стороны – стоим напротив друг друга и смеемся. Только мои пальцы теребят его волосы на шее, а его язык ласкает мочку моего уха. Я тут же перестаю смеяться и прикусываю губу.

– Ну и сглупил же я! – тихо говорит он, качая головой. – Хорошо хоть она совсем маленькая.

А я все стараюсь прогнать картинку из головы и в результате, не подумав, соглашаюсь с ним:

– Да, я с трудом прочитала, и то пришлось наклоняться поближе… – И тут до меня доходит, что я произнесла это вслух, и кровь отливает от лица. Неужели я на самом деле это сказала? Нет, этого не может быть.

Судя по его глазам, понимаю, что может. Я так и сказала. Сейчас мне станет дурно.

– Я… Я не… Мне уже пора. – И я медленно отступаю, а по спине у меня катится капелька пота.

Он идет за мной и говорит, кивнув на список предметов:

– У тебя полно лекций по естественным наукам.

План побега накрывается медным тазом. Что он делает? Зачем он меня забалтывает? Надеется на продолжение? А я этого хочу?

Быстро окидываю его взглядом. Да, приходится признать: он хорош собой. Как сказала Риган, один из самых сексуальных парней во всем университете. Я здесь всего четыре дня. Пока не могу судить сама, однако уверена, что так оно и есть. И у меня слишком много воспоминаний, от которых меня бросает в дрожь, чтобы пытаться обманывать себя, будто бы мне все это не понравилось.

Но… нет, продолжения я не хочу. То есть, когда я на него смотрю, я понимаю: все это неправильно. Да он даже не похож на студента Принстона. Дело не в том, что есть какой-то определенный тип правильного студента Принстона, ничего такого нет. Судя по тому, что я вижу, студенты тут на удивление разные. И мало похожи на популярный образ из кинофильмов восьмидесятых: этакий избалованный парень из обеспеченной семьи в дорогущем джемпере или куртке.

Просто Эштон не укладывается в мое личное представление о студенте Принстона. Не знаю, что тому причиной – его модные линялые джинсы с низковатой посадкой, серая рубашка с закатанными рукавами, татуировка на внутренней части предплечья или потертый кожаный браслет на запястье, похожий на наручник… Не знаю, в чем точно дело.

– Ирландка?

Опять он меня так называет. Трепло! Почему он не зовет меня по имени? Придумал мне свое имя. Судя по его ухмылке, он снова застукал меня за разглядыванием и наслаждается моментом.

Прочищаю горло и выдавливаю:

– Да. Только естественные науки. За исключением одного курса. – Я имею в виду курс английской литературы. С точки зрения медицинской карьеры, этот курс бесполезен, но доктор Штейнер будет доволен, что по его «рекомендации» я выбрала один курс, которым мне самой и в голову бы не пришло заняться.

– Попробую угадать. Хочешь посвятить себя медицине?

Киваю и улыбаюсь.

– Детская онкология. – В отличие от многих студентов, которые не представляют, чем заниматься в жизни, я выбрала себе профессию еще в детстве, когда моя подруга Сара Доусон умерла от лейкемии. Тогда мне было девять. Решение пришло само собой. Я плакала и спросила папу, чем я могла бы ей помочь. Папа ласково улыбнулся и объяснил мне, что я ничем не могла помочь Саре, но я девочка способная и, когда вырасту, смогу стать хорошим врачом и спасу жизнь другим детям. Спасать детей – это же так благородно. И с того дня я не ставила под сомнение эту цель и упорно шла к ней.

Однако сейчас, глядя на выражение лица Эштона, можно подумать, я сказала ему, что мечтаю работать ассенизатором. На миг повисает пауза, а потом он резко меняет тему:

– Послушай, по поводу субботней вечеринки… Может, сделаем вид, будто ничего не было? – спрашивает он, засунув руки в карманы.

У меня отваливается челюсть, а мозг лихорадочно переваривает его слова. Последние три дня я сама только об этом и думаю. Сделаем вид? Хотелось бы. Было бы здорово, если бы я могла нажать клавишу «стереть» и больше не осталось бы тех воспоминаний, от которых я краснею и утрачиваю способность сосредоточиваться на. на всем остальном.

– Легко! – говорю я с улыбкой. – Остается только уговорить сделать то же самое мою сестру и Риган.

Он поднимает руку и скребет затылок, в результате чего рубашка натягивается у него на груди, и я вижу рельефные мышцы. И вспоминаю, как ласкала их на злополучной вечеринке.

– Думаю, с твоей сестрой проблем не будет, она ведь уехала.

– Да, не будет, – соглашаюсь я. Просто она станет присылать мне время от времени фотки лысого здоровяка, который трудится над татуировкой у тебя на заднице, чтобы я вдруг не запамятовала. Я предусмотрительно уничтожила это сообщение, но уверена, что получу еще не одно подобное послание.

– А Риган не проболтается, – продолжает Эштон. Опустив руку, он смотрит в сторону и бормочет, скорее себе самому: – Она свой парень.

– Отлично. Тогда все в порядке… – Может, я тогда смогу отодвинуть все это и снова стать собой. Ливи Клири. Будущий врач. Хорошая девочка.

Эштон смотрит мне в лицо, опускает взгляд на губы: наверное, потому что я усиленно кусаю нижнюю, еще чуть-чуть – и прокушу. Мне кажется, надо еще что-то сказать:

– А я почти ничего не помню, так что… – И я умолкаю, удивляясь тому, с какой легкостью я лгу. Оказывается, это так просто.

Он наклоняет голову и снова отводит взгляд в сторону, словно глубоко задумался. Потом чуть удивленно улыбается и говорит:

– Признаться, впервые слышу такое от девушки.

Я чувствую, как уголок рта у меня поднимается в улыбке, и опускаю глаза на его кроссовки, а сама думаю: Ливи, ты заработала один балл. Правда, общий счет после этой беседы разгромный, и не в мою пользу.

– Все бывает когда-нибудь в первый раз.

Его смех вынуждает меня снова поднять взгляд: он качает головой, словно смеется какой-то своей шутке.

– Что?

– Ничего. Просто… – Он держит паузу, словно решает, говорить или промолчать. Все-таки решает сказать и усугубляет мое унижение широкой улыбкой: – Просто у тебя, Ирландка, в ту ночь много чего было впервые. Каждый раз ты сама загибала пальцы.

Лучше бы мне сразу умереть на месте. Похоже, так оно и будет: сердце сейчас остановится. Не знаю почему, но руки слабеют, и все мои учебники валятся на траву. Рядышком с последними крохами моего растоптанного достоинства.

Я чуть не падаю, чтобы поднять их, и пытаюсь припомнить подробности вечеринки. Дело в том, что я не помню, как разговаривала с Эштоном. И точно не помню, как загибала пальцы, подсчитывая все свои…

И тут на мою беду сейф в моей памяти приоткрывается, и я вижу еще одну картинку. Кирпичная стена у меня за спиной, передо мной Эштон, я обвила ногами его за пояс, и он прижимает меня к себе. А я шепчу ему на ухо, что ничего подобного раньше не чувствовала и что это, оказывается, намного тверже, чем я предполагала.

– Боже праведный! – со стоном выдавливаю я, и у меня сводит живот. Нет, сейчас меня точно вырвет. Прямо на глазах у всех.

Сердце начинает колотиться еще сильнее, когда я осознаю, что моим унижениям нет конца. Ведь тогда на вечеринке я говорила точь-в-точь как актриса из того ужасного видео, которое меня силком заставила смотреть Кейси. Я случайно зашла к этим чудикам, когда они его смотрели. Кейси буквально приковала меня к дивану и не отпускала, а Трент, Дэн и Бен ржали, как кони, над тем, как я краснела и вопила от ужаса.

Нет, это не сестра, а Антихрист. Это она во всем виновата. Она и Штейнер. И этот проклятый коктейль. И…

– Ирландка! – Услышав голос Эштона, я вздрагиваю, и до меня доходит, что он сидит на корточках рядом со мной и держит в руках учебник, и вид у него озадаченный. Он берет меня за локоть и помогает подняться на ноги. – Похоже, ты с головой погрузилась в свои мысли, так? – говорит он, протягивая мне книгу.

Не знаю, что ответить, поэтому молчу. Выдерживаю паузу, беру учебник и тихо говорю:

– Можешь считать, что субботняя вечеринка забыта.

– Спасибо, Ирландка. – Он трет лоб кончиками пальцев. – Не хотел, чтобы так все вышло. Мне жаль. То есть… – Он смотрит на меня и морщится, словно столкнулся со мной и проверяет, не ушиблась ли я. Я слышу чуть заметный вздох, а потом он отступает назад. – Еще увидимся.

Я чуть заметно киваю и выдавливаю улыбочку. А про себя ору изо всех сил: «Не дождешься!»

* * *

– Черт возьми! – бормочу я, когда прихожу на место встречи с опозданием в десять минут. Смотрю по сторонам: ни автобуса, ни экскурсантов. Уехали знакомиться с достопримечательностями этого замечательного университета, а я торчу тут одна, снова и снова прокручивая в голове разговор с Эштоном. Каждое его слово застряло в памяти. Особенно эти два: «Мне жаль».

Он сожалеет, что связался со мной. Этот повернутый на сексе тип так сожалеет, что выслеживает меня и просит, чтобы я никому ничего не сказала.

Ему даже неприятно вспоминать об этом. Поэтому он и поморщился.

Одно дело, когда я сожалею о том, что у меня с ним было. То есть я совершила глупость, нечто абсолютно для меня нехарактерное. В результате у меня впервые случилось столько всего – и с кем? С парнем, которого я совсем не знаю. С типом, у которого до меня была сотня пьяных девиц-однодневок, и наверняка дело заходило намного дальше, чем со мной.

И теперь ему, видите ли, жаль.

Сажусь на ступеньку лестницы и невидящим взглядом смотрю на свои руки. Все, что есть во мне разумного, твердит мне: хватит думать об этом. Но я не могу остановиться. Несколько раз сглатываю слюну, но во рту по-прежнему сухо, а я все перебираю в голове мыслимые и немыслимые причины, по которым Эштон может сожалеть о случившемся. Может, он считает меня непривлекательной? Проснулся в воскресное утро, увидел меня трезвым взглядом и подумал: «Какого хрена я тут делаю рядом с этой серой мышкой?» Ясное дело, видок у меня был еще тот: волосы всклокоченные, глаза опухшие, а изо рта разит так, что цветочки вянут.

А может, дело в моем «уровне мастерства»? Разумеется, опыта у меня нет, но… неужели я настолько плоха?

Я настолько погрузилась в свои мысли, что, когда рядом какой-то парень сказал «извините», не подняла головы, решив, что он разговаривает с кем-то еще. Но услышав то, что он сказал потом, вернее, как он это сказал, подняла глаза, чтобы взглянуть, кто это.

– С вами все в порядке?

Смотрю, приоткрыв рот от удивления, а он садится рядом со мной, и я молча киваю, глядя на его темно-зеленые глаза и приятную улыбку.

– Вы уверены? – спрашивает незнакомец с легкой усмешкой. Такой же приятной, как и его улыбка.

– Вы из Ирландии? – выпаливаю я, не успев совладать с собой. Закрываю глаза, пытаясь объяснить себе, почему я это спросила. – То есть… я подумала… У вас акцент… Мне показалось, вы приехали из Ирландии. – А ты, Ливи, сбежала из дурки.

– Меня зовут Коннор. Вы правы. Я родом из…

– Дублина, – перебиваю его я, а внутри поднимается волна радостного возбуждения.

Он кивает с лучезарным видом, словно ему очень приятно.

– Живу в Штатах с двенадцати лет.

Улыбаюсь еще шире. Не могу остановиться. Наверное, здорово похожа на слабоумную.

– А вас как зовут? Или мне называть вас просто «мисс Улыбка»?

– Ой, извините. – Пытаюсь придать лицу серьезность и протягиваю ему руку. – Ливи Клири.