Забудь мое имя

Лаура вымучивает из себя улыбку, побуждая Джемму слегка улыбнуться ей в ответ:

– Спасибо.

– Как прошла викторина? – спрашивает Лаура.

– Мы выиграли.

– Ура! – тихо восклицает Лаура, поднимая оба кулачка с наигранной радостью. Никого из них она не убеждает. – Вы смогли ответить на какие-нибудь вопросы?

Джемма кивает, вытирая нос:

– Похоже, я многое знаю о России.

– А кто еще был в пабе? Люк? Шон?

– И тот, и другой. Шон всегда так пристально смотрит?

– Всегда. Он чудной, но невредный. Оценивает людей, подыскивая персонажей для своего очередного сценария.

– Могу я попросить вас об одолжении? Еще одном?

– Пожалуйста, – отвечает Лаура, заинтригованная тем, что ей предстоит услышать: «Я люблю спать с ножом под подушкой».

– У вас есть бумага? – спрашивает Джемма. – Тони порекомендовал мне записать все, что происходило сегодня. Понимаете…

– Конечно. Бумага лежит вот здесь, – кивает Лаура на маленький буфет, в котором у полки для писем лежит линованный блокнот, и тут же сожалеет об этом.

Джемма подходит к буфету и вырывает из блокнота две страницы с жутким, скрипучим шумом, разливающимся по всей кухне. А положив блокнот на место, переводит взгляд на нож, берет его и оборачивается. Лаура смотрит на нее широко распахнутыми глазами.

– Вы его искали, когда я зашла? – спрашивает Джемма.

У Лауры перехватывает дыхание, она не может вымолвить ни слова. Вид Джеммы со сверкающим лезвием будто загипнотизировал ее. В голове проносится только одно – присланная Сьюзи ссылка на сайт, снимок Джеммы Хаиш и ее отсутствующий взгляд.

– Его место вон там, – наконец, выдавливает из себя Лаура. Она быстро забирает у Джеммы нож и с отвратительным стуком вонзает его в держатель. – А ручка у вас есть? – спрашивает она гостью нарочито равнодушным голосом.

Джемма кивает.

Лаура отворачивается, чтобы достать пару тарелок из сушилки. Ей нужно чем-то себя занять, перевести дыхание, отвлечься от навязчивых мыслей.

– Я поднимусь через минуту, – говорит Лаура. – Спокойной ночи.

Но когда она снова оборачивается, Джеммы на кухне не застает. Гостья уже наверху. И Лауре остается только молить бога о том, чтобы Тони вернулся домой поскорей.

11

Постель у меня чудесная – белые простыни на ощупь как дорогой египетский хлопок. А на крашеную прикроватную тумбочку Лаура положила горстку свежесобранных диких цветов в миниатюрной бутылочке из-под молока. Вот она – доброта незнакомцев! Сама комната выглядит в точности так, как я ранее описала ее Лауре и Тони, – идеальная для ребенка, хотя цвета могли бы быть чуть более приглушенными.

Взяв за исходный эпизод свое прибытие в аэропорт, я начинаю записывать все события уходящего дня: свою попытку заявить о пропаже сумки, путешествие сюда на поезде, встречу с Лаурой и Тони, посещение больницы, вечерний поход в паб на викторину. Я ни о ком не пишу ничего личного – ведь я уже ощущаю себя «общественным достоянием» и нисколько не сомневаюсь в том, что все записанное мною будет прочитано другими: врачами, полицейскими, специалистами в области психического здоровья. Уверена, у них у всех самые добрые намерения. Но мне необходимо соблюдать осторожность. И на верху бумажного листка я записываю: «Прочитай это, когда проснешься».

Лаура все еще внизу. Она ведет себя со мной довольно странно. То держится подозрительно и опасливо, то вдруг проявляет участие и теплоту, приобнимает и пытается утешить. Мы обе видели реакцию доктора Паттерсон в самом конце нашей консультации в больнице. Не заметить ее потрясения было невозможно. Как и потрясения Лауры после получения за ужином эсэмэски. Речь в ней шла не о йоге. Кто же, черт побери, эта Джемма Хаиш?

Я пока еще не слышала, чтобы Тони вернулся из паба. Он велел мне положить ключ под цветочный горшок у входной двери. Меня подмывало остаться в пабе – посмотреть, действительно ли он так плохо поет, как утверждает Лаура. Но моя усталость оказалась сильнее любопытства.

И сейчас мне ужасно хочется спать. Но я переживаю за завтрашнее утро. Что оно мне принесет? Не будет ли оно еще хуже сегодняшнего? Еще более стрессовым? Я должна двигаться дальше, но чувствую себя во власти других людей, зависимой от мнения докторши, от своей собственной памяти. Образы Флер продолжают всплывать перед моими глазами. Но стоит мне ее увидеть, как Флер мгновенно исчезает.

Вот я закрываю глаза, и она опять появляется откуда-то из темноты. Она здесь – сидит на кровати в своей квартире, а ее лицо скрывает книга, которую она читает: еще одно описание берлинского андеграунда техно-музыки. «Флер», – шепчу я, и мои глаза увлажняются слезами. Она опускает книгу, и я громко охаю: ее лицо искажено, рот распахнут в ужасающем крике.

Мозг – сложнейший, но пугающий механизм, способный помнить многое из того, что мы бы хотели забыть, и забывающий ту единственную вещь, которую нам бы больше всего хотелось запомнить. А потом, с течением времени, он вдруг начинает работать избирательно, словно в автономном нейронном режиме, вызывая ночные кошмары из-за кордона бесплодной пустоты амнезии.

12

Через полчаса я перечитываю все, что написала, и вытягиваю руку, чтобы выключить свет. И именно в этот момент я слышу их разговор внизу. Их голоса приглушены и звучат слишком далеко. Значит, они не прямо подо мной, в гостиной, а на кухне.

Я выскальзываю из постели в хлопчатобумажной пижаме из чемодана и крадучись пробираюсь на лестничную площадку, напрягая изо всех сил свой слух. Насколько я могу судить, Тони защищает меня. Я сознаю это с облегчением. Но Лаура, похоже, склоняется к тому, чтобы выставить меня из их дома, и как можно скорее.

– Мы же не можем взять так просто и вышвырнуть ее на улицу, мой ангел, – говорит Тони.

– Прочти это. Джемма Хаиш заходит в Отделение экстренной медицинской помощи, предупреждая, что способна убить любого. Она умоляет принять ее и осмотреть. Медсестра направляет ее к психиатру на обследование, но та не дожидается осмотра и преспокойненько выходит на улицу. Почему ее никто не остановил?

– Не знаю, мой ангел.

– И глянь сюда: за несколько минут до этого инцидента в больнице Джемма перерезала кухонным ножом горло своей подруге, затем позвонила на 999, также предупредила, что готова прикончить еще кого-нибудь, и попросила о помощи. Но полиция приехала слишком поздно.

Я крадусь ниже по лестнице, отчаянно вслушиваясь в разговор.

– Сьюзи просто посоветовала тебе соблюдать осторожность, – говорит Тони. – У нас нет возможности узнать, она это или нет.

– Я разговаривала с ней весь вечер. Джемме Хаиш сейчас должно быть лет тридцать. Наша Джемма примерно такого же возраста. Двенадцать лет назад, еще студенткой в Лондоне, Джемма Хаиш была осуждена за непредумышленное убийство.

– И где она может находиться сейчас?

– Похоже, этого никто не знает. Освободилась и пропала. Сьюзи также сказала, что она жила когда-то в этом доме. И что у нее диагностировали шизофрению и амнезию.

– Не помню, чтобы я видел имя Хаиш в списке владельцев этого дома.

– Но Сьюзи ничего не выдумывает, Тони. Это все зафиксировано в медицинской карте Хаиш. Карты хранятся в больнице пятнадцать лет.

– И все же из этого не следует, что женщина, заявившаяся к нам сегодня, – никто иная, как Джемма Хаиш.

– Она успела рассказать мне о своей подруге; подруга та умерла. Для меня уже одного этого достаточно. И видел бы ты ее сегодня вечером – то, как она держала кухонный нож…

– Она что-нибудь делала с ним? Угрожала тебе как-то?

– Я восприняла это именно так. Посмотри на эту фотографию.

Молчание.

– Фото размытое, – говорит Тони. – Это может быть она… А может, и нет.

– А как насчет этого рисунка из зала суда?

– По нему судить еще труднее.

– Эта женщина спит в нашем доме! В гостевой спальне наверху.

Кажется, Лаура всхлипывает, но я не уверена. Проходит несколько секунд, пока Тони снова не заговаривает.

– Тут говорится, что Джемма Хаиш училась на художественном. А наша Джемма прилетела из деловой поездки в Берлин. В строгом костюме. Бизнес-леди…

– Каким таким бизнесом может заниматься женщина с татуировкой в виде цветка лотоса на запястье? Я буду спать здесь, внизу, на диване. Пока мы не узнаем наверняка.

– Ну вот еще, ангел мой! В этом нет необходимости, – похоже, Тони моя татуировка не беспокоит.

– Я просто на грани нервного срыва, – признается Лаура. – Ты называешь ее Джеммой, потом приходит эта эсэмэска от Сьюзи…

Я услышала достаточно и на цыпочках возвращаюсь в свою комнату. Но оставляю дверь чуть приоткрытой. Мне не хочется, чтобы кто-то из них услышал ее характерное щелканье. Почему Лаура считает меня Джеммой Хаиш? И что они там с Тони читали? По крайней мере, я теперь понимаю тот взгляд, которым меня смерила Лаура, когда я протянула ей кухонный нож. Она выхватила его из моих рук так, будто разоружала меня. Джемма Хаиш перерезала горло своей лучшей подруге. Я закрываю глаза. Смогла бы я сделать такое? Убить ножом другого человека? Я пытаюсь представить кусок холодного металла в своей руке, гнев или страх, который я должна была при этом испытать.

Я ложусь в постель в тот самый момент, когда Тони поднимается по лестнице наверх. Уж не клаустрофобия ли у меня? Дом кажется мне меньше, чем я поначалу думала; потолок спальни давит на меня. Есть ли у меня время, чтобы закрыть дверь как следует? Тони уже на лестничной площадке. Я все еще лежу в темноте, с закрытыми глазами и колотящимся сердцем. Ну почему я не закрыла дверь? Тони, похоже, остановился, тяжело дыша после подъема по лестнице. А в следующий миг я слышу, как приоткрывается какая-то дверь. Всего на несколько дюймов. Это дверь моей спальни или его? Может, мне закричать?

– Вы не спите? – доносится до меня с порога голос Тони.

Я ничего не отвечаю, притворяясь спящей, лицом к стене. И пытаюсь дышать как можно тише. Но мои губы слишком сильно дрожат. А по щеке скатывается слезинка.

– Добро пожаловать домой, – шепчет Тони.

Мне хочется закричать, но я не могу даже пошевелиться. Что он имеет в виду? Господи, хоть бы Лаура поднялась наверх! Я стараюсь храбриться, но мне чертовски страшно в этом доме.

Я не могу вспомнить свое имя.

13

Вернувшись домой, Люк заглядывает к своим престарелым родителям. Те – уже в третий раз – смотрят по четвертому телеканалу Би-Би-Си передачу о прокладке под Лондоном подземного тоннеля в рамках проекта «Кроссрейл». Недолго поболтав со стариками об их любимых проходческих комбайнах «Аде» и «Филлис», Люк направляется в свой офис в саду. Он больше похож на летний домик, чем на офис, но все-таки обеспечивает Люку возможность спокойной работы – подальше от докучливых просьб его предков, требований восстановить потерянные сообщения электронной почты, найти ключи от машины или «затариться» на неделю продуктами в интернете. (В первый раз, когда его мать попыталась воспользоваться сайтом Waitrose, им прислали восемнадцать банок солнечного грейпфрута; ни больше, ни меньше.)

По крайней мере, он может теперь сполна оценить все, что они делали для него на протяжении стольких лет, помогая в воспитании Майло. Его пятнадцатилетний сын сегодня вечером завис в доме своего приятеля. И Люк точно знает, где он находится, потому что дружит с отцом этого парня в Снапчате, а Майло не отключил локационный сервис в настройках.

Люк включает свой настольный компьютер и снова разыскивает в Фейсбуке старую школьную фотографию. Все девочки на ней в канотье, мальчики – в фирменных кепочках. Он не хотел, чтобы родители покупали ему такую (она стоила дорого, а носить ее потом Люк не собирался). Но родители настояли на своем: нужно же было отметить столь знаменательное событие!

Люк увеличивает лицо Фрейи Лал. Почему он так разоткровенничался сегодня с этой Джеммой? Он очень разволновался, столкнувшись с ней в больнице. Ее голос прозвучал так знакомо. И все же он не узнал ее. А, когда увидел потом в пабе, он словно перенесся обратно в школьные годы. Ее темные выразительные глаза на фоне бледной кожи были точно такие же, как у Фрейи. Но больше всего его поразило не столько физическое сходство, сколько некоторые ее жесты. То, как она заправляла за ухо выбившуюся прядь волос, как наклоняла лицо во время разговора. И еще эта особая мелодичность тончайшего индийского акцента. Впрочем, Люк понимает: возможно, он просто принимал желаемое за действительное, и его стремление подмечать в Джемме подобные черточки подсознательно диктовалось нахлынувшим на него недавно желанием разыскать Фрейю.

Чем больше Люк думает о Джемме, тем настойчивее его преследует одна мысль. Если Джемма не имеет никакого отношения к Фрейе Лал, тогда кто же она – эта загадочная женщина, появившаяся сегодня в их деревне и не помнящая ничего из своей прошлой жизни? И эта татуировка в виде цветка лотоса. Из этого могла бы получиться такая захватывающая история! Отличный кликбейт.

Люк оставил тот мир позади давным-давно. Но до сих пор скучает по нему, хотя все сильно изменилось. Флит-стрит, на которой он работал когда-то, до смерти жены, почти канула в лету. Стандартные методы потеснили технологии Big-Data и поиска информации в «темной паутине», репортеров заменили контент-провайдеры, а места уволенных, вечно пьяных помощников редакторов заняли цифровые аборигены с незамутненным сознанием и нарушенным циркадным ритмом. Майло вырос, ничего не зная о мире без социальных сетей, Гугла или интернета.

Джемма… Женщина без имени и памяти. Это будоражит…

Гудит сотовый телефон Люка. Пришла эсэмэска от Лауры: «Ты не спишь? Л.» И значок – «поцелуй».

Люк колеблется, смотрит на часы. На них 00:50 – поздновато для смс-переписки по понятиям его поколения. Он пытается оправдать ситуацию, но изрядное количество пива, выпитого с Шоном после викторины, прилично затуманило его способность к логическому мышлению. Лаура – женщина с перчинкой, как сказал бы Майло. Но она также замужем за Тони, и, похоже, счастлива в этом браке. Люк был очень счастлив со своей бывшей подружкой Хлоей, но никогда бы не решился завести с ней детей. Ведь он на десять лет старше нее и имеет на попечении сына. Люк пытался объяснить Хлое, что в свои пятьдесят проживает уже совсем иной этап в жизни. Но она не поняла, и они расстались.

Люк набирает ответное сообщение Лауре: «Я не сплю. Все в порядке?» И, помедлив, добавляет поцелуй. Строго симметрично. Никакого заигрывания, как опять бы сказал Майло. Люк даже мысленно увидел, как его сын закатывает глаза.

«Набери в Гугле: Джемма Хаиш + непредумышленное убийство».

Люк смотрит на новое сообщение. На этот раз в конце него нет значка поцелуя – только суть дела. Слегка разочарованный отсутствием заинтриговавшего его аванса, Люк забивает в поисковик Гугла запрос. Сначала высвечивается короткая история об убийстве, совершенном двенадцать лет назад. Люк прочитывает ее отвратительные подробности и переводит взгляд на нечеткое фото женщины: болезненное, затравленное лицо, но красивое даже в своей невменяемости. Почему Лаура попросила его поискать в Гугле?

Телефон Люка снова гудит. Пришла очередная эсэмэска:

«Выглядит знакомой?»

Люк опять вглядывается в фотографию и выпрямляется в своем кресле. Господи!

«Ты думаешь, это Джемма?»

Люк все еще рассматривает расплывчатое лицо. Трудно сказать, но это могла быть она.

«Сьюзи Паттерсон подумала, что это могла быть Джемма. Она жила в нашем доме до того, как переехала в Лондон».

«А где она сейчас?»

«Спит наверху»

«А ты где?»

«На диване в гостиной».

«А что думает Тони?»

«Что я паникерша. Скорее всего, так и есть. Сьюзи полагает, что Джемма Хаиш прошла социальную реабилитацию».

Люк прокручивает результаты поиска и открывает более длинную статью о нехватке мест в специализированных учреждениях и опасностях, исходящих от психически больных людей. В одном отделении Национальной службы здравоохранения за последние пятнадцать лет после выхода на свободу целых восемнадцать пациентов с психическими отклонениями снова совершили убийства. Случай Джеммы Хаиш, жившей в их деревне ребенком, задолго до того, как сюда переехали его родители, приводится в качестве примера потенциальной опасности раннего освобождения. После признания ее виновной в непредумышленном убийстве суд постановил поместить Джемму Хаиш на неопределенный срок в психиатрическую больницу строгого режима. Сначала она находилась в Бродмуре, потом в Эшуорте. А где она сейчас, никто, похоже, не знает.

Люк вздыхает, вспоминая свой разговор с женщиной в пабе. Она не походила на психотическую убийцу. Совсем не походила. Эта Джемма ему понравилась. Он увидел в ней потерянную душу – такую же, какой отчасти был он сам. Человека, отчаянно нуждающегося в помощи. И совершенно неопасного для окружающих. Правда, ему не приходится спать с ней в одном доме…

Люк набивает ответное послание Лауре:

«Ее выпустили на свободу, так как сочли, что она больше не представляет угрозы обществу. Уверен, все нормально, это не она».

Люк хочет добавить, что его немного покоробило такое предположение, – ведь сам он решил, что Джемма могла доводиться родственницей его старой подружке. Но затем раздумывает это писать: «Нет, пожалуй, не стоит!» Пока он оставит эту теорию при себе.

«То же самое сказал и Тони. Мне нужно отвести Джемму в больницу к 9 утра. Но я бы предпочла удавиться».

«Уверен – завтра утром ты будешь чувствовать себя лучше. Выспись хорошенько».

«Вряд ли. И почему мы пустили в наш дом эту незнакомку?!»

«Потому что вы добрые, порядочные люди. Самые добрые во всей деревне. Нам повезло, что вы сюда переехали».

В ответ Лаура присылает Люку один поцелуй. Он медлит. А потом тоже посылает ей поцелуй.

День второй

14

Я смотрю в потолок; сквозь жалюзи в спальню просачиваются лучи утреннего солнца. Несколько секунд я пытаюсь сообразить – где я? Но страха не испытываю, только замешательство. За окном раздается шум трогающегося поезда. Должно быть, это он меня разбудил. Я поворачиваюсь, чтобы взять с прикроватной тумбочки листки бумаги и сажусь на кровати. «Прочитай, когда проснешься» – написано на первой странице.

И в этот момент сознание возвращается, как будто свинцовый покров окутывал мои плечи. Слова, что я читаю, потрясают меня – жестокое напоминание о том, что я делаю в этой спальне. Лишенные всяких эмоций, мои короткие предложения предстают неприукрашенным свидетельством всего, что случилось, – как дневник ребенка. Я потеряла свою сумочку. Села на поезд. Вечером пошла с Тони в паб на викторину. Я дочитываю свои записи до конца и еще раз перечитываю последнее предложение: «Лаура спрашивает, не я ли – Джемма Хаиш».

Кто такая эта Джемма Хаиш? Почему меня ошибочно принимают за нее? Нужно подготовиться к предстоящему дню. Я замечаю просунутую под дверь записку. В ней – думаю, что рукой Лауры, – написано: «Если вы захотите принять душ, воспользуйтесь тем, что находится в нашей ванной комнате (два душа на первом этаже не работают!). Только сначала включите свет – выключатель снаружи».

Тон довольно дружелюбный. Душ великолепный, как раз то, что мне необходимо. Я запрокидываю голову вверх, стараясь сосредоточиться на всем, что мне нужно сделать. Но мое тело напрягается, когда я думаю о том, что меня может ждать впереди. Я подставляю лицо под струйки воды, позволяя мыслям приходить и уходить. И в очищающем потоке вижу дерево бодхи; с его сердцевидных листьев стекают капли дождя. Я должна оставаться сильной.

Когда я прихожу на кухню на завтрак, и Тони, и Лаура вскидывают на меня глаза.

– Как самочувствие? – интересуется Тони, готовящий кофе на буфете. – Спали хорошо?

Лаура разрезает манго, выкладывая толстые сочные ломтики в чашу с йогуртом на столе. Блока с ножами нигде не видно.

– Нормально, – отвечаю я, поворачиваясь к Лауре. Она избегает встречаться со мной взглядом, возможно, потому что ее глаза красные и воспаленные. По правде говоря, я чувствую себя неважно. Но собираюсь с силами и заговариваю. Тихо и робко: – Я знаю, что называю себя Джеммой… – выдержав паузу, я продолжаю: – Я помню, что прилетела вчера в аэропорт Хитроу и там потеряла свою сумочку, а потом приехала на поезде в эту деревню. И вы оба проявили ко мне доброту и заботу.

Лаура смотрит на Тони.

– Отлично! – произносит она, просияв.

– Да? – уточняет Тони, глядя на меня, а потом на Лауру. – Вы нашли записи, которые сделали вчера? На тумбочке у кровати?

Теперь они оба поворачиваются ко мне. Я едва заметно киваю, мои щеки заливает предательская краснота.

– Значит, вы ничего не помнили, когда проснулись? – спрашивает Лаура, не в силах скрыть разочарования.

– Я узнала свой почерк, когда начала читать исписанные страницы. Но, пока я читала, мне казалось, будто там описана чужая жизнь, – замолчав, я вскидываю на них обоих глаза, а потом заставляю себя продолжить: – Что со мной произошло?

– Все нормально, – говорит Лаура. Она встает из-за стола и направляется ко мне.

Едва она приобнимает меня, на мои глаза наворачиваются слезы. Ну почему она такая хорошая…

– Мы ходили вчера в больницу к доктору Сьюзи Паттерсон, – говорит Лаура, отступая назад. – Вместе, вы и я. Она сказала, что если вы, проснувшись сегодня утром, не вспомните, что было вчера, значит вы страдаете антероградной амнезией.

– Я знаю, – тихо говорю я. – Я прочитала это в своих записях. Думаю, что у меня еще и ретроградная форма, – смахиваю я слезы с глаз. – Я до сих пор не вспомнила свое настоящее имя.

– Транзиторная глобальная амнезия, – говорит Тони, приподнимая брови так, словно он глубоко поражен. – Редкий случай сочетанной амнезии.

Лаура кидает на него строгий взгляд.

– Память вернется к вам, – заверяет она меня. – Не волнуйтесь.

– Дело в том, что при чтении своих записей я просто попыталась запомнить их, представить, как я приехала сюда, в деревню, посетила врача в больнице. Но ни одно из событий, которые я записала, не вызывает у меня никаких эмоций и ощущений. Я не могу вспомнить, что я на самом деле испытывала, когда постучалась в вашу дверь и увидела, как вы ее открываете, – я замолкаю и смотрю на Тони с Лаурой. – Кто такая Джемма Хаиш? – Они оба вздрагивают. – В моих записях говорится, что вчера вечером вы спросили у меня, не я ли – Джемма Хаиш.

– Она страдала амнезией, – отвечает после минутного колебания Лаура.

– И все?

– Нет… она жила в этом доме когда-то. Очень давно. Этот факт мог бы объяснить, откуда вы знаете, где тут что находится.

Я не спускаю глаз с Лауры, пока она быстро обводит взглядом кухню.

– И она была похожа на вас, – говорит Тони.

– Поэтому вы назвали меня Джеммой? – спрашиваю я.

– Без понятия, – отвечает Тони. – Просто мне пришло на ум это имя.

– Но вы оба подумали, что я могу быть этой женщиной?

Лаура кидает взгляд на Тони, словно советуясь с ним, а потом признается:

– Да, я так подумала, но сейчас я уже в этом не уверена. Сейчас мы пойдем с вами в больницу – врачи наверняка смогут все прояснить.

– Джемма Хаиш, – повторяю я, наблюдая за тем, как Лаура снова садится за стол. Мне бы очень хотелось ее успокоить, но я не могу этого сделать.

– Будете завтракать? – спрашивает Лаура.

Я присаживаюсь за стол рядом с ней. Лаура отодвигает от меня свой нож, а затем предлагает мне фрукты.

– Что она сделала? – спрашиваю я, угощаясь сочащимся кусочком манго. – Мне правда это нужно знать.

Лаура снова колеблется, обмениваясь взглядом с Тони. И все же решается ответить:

– Она убила свою лучшую подругу.

– Что? – шепчу я, не в силах скрыть своего потрясения.

– Двенадцать лет назад. Ее признали виновной в непредумышленном убийстве и поместили в режимную психиатрическую больницу. Через семь лет она вышла оттуда на свободу. И с тех пор ее никто не видел.

– И она здесь жила? В этом самом доме?

Лаура кивает:

– Она состояла на учете в нашей больнице. Очень давно.

– Мы, правда, не думаем, что вы – это она, – встревает Тони, покосившись на Лауру. – Но, возможно, будет лучше, чтобы за вами понаблюдали специалисты, – откашливается он без всякой надобности: – Простите, но вы больше не можете здесь оставаться. Вместе с нами.

На секунду я встречаюсь с ним глазами, ошеломленная тем, что он только что произнес.

– Мы должны быть в больнице в девять, – говорит Лаура.

На кухне устанавливается неловкое молчание. Я не знаю, что сказать. Они были так добры ко мне, приютили меня на ночь, и я понимаю, что должны быть им благодарной, но… Я не хочу ложиться на обследование в больницу.

– Полагаю, что врачи смогут установить, являюсь ли я Джеммой Хаиш, – говорю я, тщетно пытаясь разрядить напряженную атмосферу. – Если я не Джемма Хаиш, может быть, я смогла бы остаться у вас еще на…