Лабиринт. Войти в ту же реку

Сопротивляясь, Надежда ударила бандита ногой в живот. Он споткнулся о кучу мусора и упал. Воспользовавшись этим и темнотой, девица выскочила на улицу и забежала в подъезд расположенного напротив жилого дома. Жильцы укрыли ее, а затем проводили домой. Утром о случившемся она заявила в местное отделение милиции. Как всегда, милиция оказалась не в состоянии оперативно отреагировать на случившееся. Дело попытались спустить на тормозах, да вот только припомнили убийства в Алмазной.

– Что, и все о ней знаешь?

– Обижаешь! Ориентировка на столе у Померанцева побывала, а из подкорки даже то, что забыл, вытащить получилось. Только под этакие приметы в области можно мужиков тысяч сто посадить.

– Отлично. Вот и свидетель имеется.

– У тебя как?

– Все путем. Вы здесь как дети малые живете. С умом банк ограбишь, фиг кто разыщет! Ни видеокамер, ни электронных ловушек, толковой сигнализации и той не имеется! Я так понял, что на «гражданке» личные дела персонала не секретят, а значит, сейфы не опечатывают. Дверные замки и те ногтем ковырнуть можно.

– Собираешься в заводоуправлении пошуровать?

– Сначала отмычки сделаю.

– А сможешь?

– В той жизни учили…

* * *

…Галина мучительно страдала. Знала, что прошлая жизнь просто так не отпустит, и даже смерть не хочет принять ее в свои тенета. Многочисленная родня собралась у смертного одра, но лишь наблюдала за мучениями бабки Гали со стороны, отодвинувшись от кровати умирающей на приличное расстояние, естественно, насколько позволяла площадь комнаты. Детей вообще убрали к соседям.

Кося глазом на пасмурные лица родных, старуха через боль скривила в ухмылке губы. Ушлый народ! Хуторской. Прижимистый. Таких склонить к чему-либо непросто. А уж… Родичам не понаслышке известно, откуда ветер дует. Когда умирает человек, слывший в округе колдуньей, ни в коем случае нельзя принимать из его рук подарок. Умирающий же с удивительной настойчивостью пытается всучить любому подошедшему гостинец.

Казалось бы, что тут такого? Человек, уходя в мир иной, старается оставить о себе память… Но и самые близкие люди, как бы жалобно родич ни просил принять презент, никогда не возьмут из его рук даже конфету. Почему?

А потому, что смерть ведьмы, не сумевшей передать свой магический талант, страшна и мучительна. Душа несчастной словно не может освободиться от пут земных, привязывающих ее к телу, хотя уже подошло время. А передать «науку» можно, лишь лежа на смертном одре, сделав кому-то «подарок» во всех смыслах этого слова.

Народ, собравшийся в бабкиной хате, знал, как надлежало поступать. Обычно добровольцы или родственники разбирали угол крыши и пробивали дырку в потолке над головой умирающей. И тогда… будто бы некая недобрая сила с шумом и воем улетала вверх, а измученная умирающая, наконец, отдавала Богу душу. Если, конечно, Богу… Но всем наследникам жалко ломать добротный дом, вот и мучается Галина Петровна.

Взгляд старушки упал на правнука, обособленно стоявшего у окна. Колюня. Вон какою каланчей вымахал! Не глуп. Статен. На лицо приятен. Девки таких любят. Только ему бабка меньше всего хотела бы передать колдовское знание. Э-хэ-хэ! Мальчишка и так ущербен, с гнильцой в душе. Ей ли этого не увидеть. Родители не доглядели. Смотри-ка, как взор потупил… А взглянет исподтишка, так Галка видит, у него в глазах и без ее помощи зверь таится.

Как же больно-то! Ничего не попишешь. Напряглась. Преодолевая немощь, позвала:

– Колюня! Внучек! Присядь рядом.

Будто только и ждал от нее этого призыва. Уселся на не широкую кровать в ногах умирающей. Родня загомонила. Уже поняла, что сейчас произойдет. Но тут ничего не изменить, человек мог сам сделать иной выбор.

– Вот, прими от бабушки поминок… Пользуйся на благо, он твой.

На ладони протянула ключ от своего дома. Глазом зыркнула по собравшимся потомкам, помимо воли кривя рот в улыбке. А вот вам всем… а не наследство! Как говорится, последний привет от старухи.

Так что же это за таинственный дар такой, когда магические способности можно получить не долгим и упорным путем духовного созидания, а вот так сразу, не напрягаясь, через вот этот самый ключ от дома? В этом сложном мире ничего не дается бесплатно. Какова же цена вопроса?

А в самом деле, что он теряет? Вон бабка при любой власти жила, не тужила. Размышлял не долго, давно желал именно это самое… умение заполучить. Принял, окончательно сделав свой выбор.

– Х-ха!

Бабка удовлетворенно выдохнула воздух из легких. Мысли гончими охотниками пронеслись в мозгу. Перекачала их в сознание наследника: «Мы, люди, счастливые обладатели тела, куда помещены разум и душа, но мы не единственные носители разума, другие сущности, не имея тела, тоже хотят кусочек своего “места под солнцем”. Многим из них приходится скитаться по мирам. Вот и выходит, в обмен на тайную власть, ясновидение и силу нам приходится поступиться частичкой своего физического вместилища. Увы, срок жизни людей весьма невелик. Во всяком случае, в сравнении с потусторонними “партнерами”. Человек смертен. Когда приходит время расставаться со своим телом, требуется куда-то пристроить “напарника”. Но, по законам Вселенной, “наследник” должен принять дар добровольно».

Успела в голос дать напутствие, со стороны опять-таки двояко воспринятое другими родичами:

– Уж куда, в добро или во зло применишь подарок, только тебе решать!..

Старуха скончалась. Похоронив ее, родня разъехалась по разным местам, казалось забыв случай с наследством старухи. Ну, а сам наследник?

Николай вырос. Отслужил в армии. Закончил институт. Женился.

…Николай Скрипкин родился в 1949 году. После окончания школы и учебы в институте работал на ювелирном заводе, заместителем начальника транспортного цеха. Однажды теплым весенним днем его автомобиль притормозила четырнадцатилетняя девочка, которая спешила к матери на работу. Вот тут на свет божий из подкорки мозга выбрался, казалось, давно забытый бабкин подарок. «Подселенец». Сущность, умело действуя, взяла под контроль физическое вместилище человека, а также его разум. Колюня не очень-то и сопротивлялся. Скрипкин надругался над ней и убил, сохранив ценные вещи себе на память. Потом были другие жертвы, как молодые девчонки, так и дамы бальзаковского возраста. Общественность встала бы на уши, если б узнала, что на счету алмазнянского маньяка не двое убиенных, а гораздо больше. И все эпизоды его деяний по разным городам «разбросаны». Вместе с пониманием того, что рано или поздно его могут поймать, все чаще его желанием было совершить убийство кого-то из мальчиков или молодых мужчин. «Нечисть» полностью разделяла желания «партнера». Поэтому Николай начал выбирать жертву планомерно. Каретников-младший даже не догадывался, что своим появлением в заводоуправлении привлек к себе интерес маньяка.

Совершить задуманное Николаю мешал ряд факторов, которых в своей тайной жизни он придерживался всегда. Это только правоохранительные органы считают, что он выходит на охоту, когда и куда ему в голову взбредет. Не привыкли к отлову «штучных» убийц, вот и тыкаются всюду, как слепые котята. Идиоты! Им невдомек, что время совершения нападений не является чем-то случайным. Выбор времени им определяется по двум критериям, временем суток нападения и периодичностью. Но они не связаны друг с другом и решаются по отдельности.

Он охотник. Время суток Николай выбирает, исходя из вероятности появления «дичи» в месте, подходящем для нападения. Что касается второго… На периодичность вылазки влияет уровень нереализованных потребностей, что в свою очередь зависит от погодных условий, времени года, фазы луны, режима работы. Да еще много от чего. Скоро придет зима и можно будет передохнуть от убийств. Но сначала ему нужно разделаться с сыном Виктора Константиновича. Лакомый кусочек дичины. Он снимет с него, еще живого, кожу. Нужно будет озаботиться непромокаемым мешком для трофея.

В полный рост встает вопрос. Как заманить мальчишку в нужное ему место? Полагаться на случай – абсурд! Стоило покорпеть над ситуацией, спланировать этот самый, счастливый случай. Какое-то время понаблюдал за старшим Каретниковым, в обеденный перерыв «случайно» оказался в столовой и за одним столиком с ним. Органической химией увлекался еще в школе, и это увлечение переросло в своеобразное хобби на бытовом уровне. Отравить попутчика в междугороднем транспорте и со стороны наблюдать, как его организм в борьбе пытается сопротивляться, несколько не то, если физически приносить боль жертве, но тоже развлечение…

Глава пятая. Тайно

– Что-то ты зачастил к нам?! – не то вопрос, не то констатация факта.

Вохровец послепенсионного возраста, в потешной для Михаила форме с кобурой на поясном ремне, стоял на проходной «вертушке». Каретников с располагающей улыбкой на лице налег грудью на металл несложной конструкции из трубок, загораживающей основной проход.

– Дядь, дай пистоль в руках подержать.

Кивнул на большой кобур желтого цвета, к которому от ремня протянулась шлея.

– Еще чего! – возмутился «человек при исполнении».

– Тогда хоть покажи. Что у тебя там? ТТ?

Кивком головы проявляя интерес, еще и подмигнул старому служаке. Тот меж тем не повелся на подкол, но было видно, что обида вот-вот готова выплеснуться наружу. Кто его вечно за язык тащит? Ведь без очков видно, перед ним военпенс. Им по Земле мотаться приходится, в войнах, в неизвестных стране и ее людям конфликтах участвовать, а когда «выходят в тираж», еще при жизни становятся душами неприкаянными, мятущимися. После службы многие из них, как правило, год-два отдыхали на пенсионе, а потом переселялись на кладбище. Этому повезло – «нашел себя».

– Иди уж!..

Каретникову пришлось еще раз побывать в гостях у кадровиков. «Девки» встретили доброжелательно, с улыбками на лицах.

– Срочно отца повидать нужно. Ну и к вам «на огонек» заглянул. Пустите?..

Потрепался с ними весь обеденный перерыв. Уже будучи в длинном коридоре с десятком дверей по обеим сторонам стен, подгадал момент, когда люди, прекратив перемещение, на какое-то время сделав коридор пустым и просторным, легкими, но быстрыми движениями ополовинил крохотную масленку на петли двери. В коробке со специальной мастикой давно умостились оттиски ключей Семена Израилевича, начальника «кадров». Всего-то и нужно было Михаилу постоять у стола старого еврея, отлучиться в туалет и вернуть «взятое» на законное место.

Потянет!

Спускаясь со второго этажа здания, со стены лестничного пролета спер план эвакуации на случай пожара. Одним резким рывком выдрав рамку с рисунком из крашенной фисташковой краской стены, оставляя на прежнем месте лишь две маленькие дыры от гвоздей. Запихнул его под куртку, запахнув ее на груди и застегнув на все пуговицы.

Порядок! Вроде никто не видел. А кто увидит уже сами последствия «кражи», на первое время решит, что изъяли на переделку. Такое бывает.

За эту неделю школьные дела несколько запустились. На уроках больше отмалчивался, к доске не выходил, но чтоб не отставать от других, добросовестно слушал ответы вызываемых одноклассников. Под «неусыпным» взглядом деда долго провозился в гараже, но отмычки и дубликаты ключей сотворил. И даже их действие продемонстрировал Константину Платоновичу, без особых усилий отомкнув гаражный навесной замок.

– Н-да! – дед пошамкал губами. – Скажи честно, кем ты по прошлой жизни был?

– Так ведь говорил уже. Военным.

– Что-то я ни от кого не слыхал, чтоб военные таким баловством грешили…

Идя «на дело», из давно не используемого шмотья подобрал себе одежду. Работать придется ночью.

Семейство спало без задних ног. Поднявшийся, вроде бы как до ветру, дед проводил до гаража. Пока внук одевался в приготовленную одежду, сходил, открыл для проезда семейной «Волги» воротные створы. Когда Михаил на выезде чуть притормозил, пожелал:

– Ты это, поосторожней там!..

Машину оставил в квартале от завода. Город спал. Ну, с Богом! По улице частного сектора добрался до искомой точки. Завод работал только в дневную смену. Зная, что человеческая кожа имеет свойство выделяться в темноте, натянул на руки перчатки, а лицо закрыл матерчатой, темной маской. Вперед!

Скользящим шагом, стороной минуя фонари, проник к фасадной двери «главного офиса» предприятия. Его самым надежным помощником была темнота. Михаил отлично знал ее сильные и слабые стороны. Помнил о том, что в кромешном мраке даже слабый свет резко снижает чувствительность ночного зрения, поэтому вохровцы, сидящие внутри здания на проходной, возле вертушки под люминесцентным освещением, вглядываясь в темноту, видят в ней очень немногое. Одной из отмычек поковырялся в личинке замка. Щелчок показался ему очень громким, но он понимал, что все это его домыслы при восприятии происходящего действия. Дверь без единого скрипа приоткрылась, и он проник внутрь здания.

Проскользнув, затих на месте.

Кабина контролеров, как пупок на животе толстяка, светлой отметиной «зияла» в широком холле, металлической вертушкой и перилами отделяя охранную зону от учреждения свободного доступа. А ему и не нужно в «зону». Ему бы только до второго этажа добраться. Напрягало ощущение, что оба старых пердуна-контролера, обсуждавших какого-то Пантыкина, смотрят прямо в темноту, где он схоронился. И чего им неймется? Спали бы лучше! Кому в здравом уме в голову придет покушаться на достояние народа? Тем более на первом рубеже охраняемого объекта.

Только решился прошмыгнуть мимо двери бюро пропусков, когда услышал звук хлопнувшей двери и приближающиеся со стороны «зоны» шаркающие шаги. Оба вохровца встрепенулись, как по команде развернулись к нему спиной. Один из них произнес:

– Гляди-ка, Федорыч, Пантыкин со своим выводком на три минуты припозднился!

– Сейчас первым делом в крыло заводской столовой потащит. А нас…

Именно в этот временной промежуток Михаил очень осторожно, совершенно бесшумно, но в то же время достаточно быстро прошмыгнул опасное, хорошо просматривающееся пространство. Свернув за угол, оказался перед ступенями лестницы, ведущей на второй этаж. Остановился. Перевел дыхание. Выходит, как раз успел совершить передвижение перед обходом «караула». Спешить и подниматься наверх не стал. Прислушался. Самое интересное, что пресловутый Пантыкин обнаружил не запертой входную дверь, теперь распекал обоих контролеров и в хвост и в гриву. Ставя им в вину разгильдяйство, забывчивость и старческий маразм.

Практически на ощупь, придерживаясь перил, поднялся на второй этаж. Можно включить фонарик. Узкий, строго направленный луч взрезал темноту, воткнулся в светлого цвета доску, прямо напротив лестничного пролета «пристегнутую» к стене в коридоре. Стенд с броским названием – «Вестник профсоюзной организации заводоуправления». Шагнув вперед, услышал снизу звуки обхода территории. Судя по всему, Пантыкин дело знал туго и действовал строго по инструкции.

Легким бегом преодолел коридор. В торце стеновой панели, через оконное стекло проникал свет луны. Вот и та дверь, с которой возиться не нужно, замок можно ногтем отпереть. Архив запёрли в самый угол левого крыла второго этажа. По опыту знал, в такие места даже охрана без особой нужды не суется. Оказавшись внутри помещения, ухом приник к дверному полотну, слушал, что происходит снаружи. Спустя какое-то время охрана при обходе осмотрела этаж, отправилась восвояси. Вроде бы тишина. Значит, можно приступать к «прогулке».

Прошел в другое крыло здания. Плакатный дедушка Ленин в напяленной на лоб кепке улыбался со стенда, щурился, казалось готовый подмигнуть Каретникову. Ф-фу! Адский папа! Только тебя здесь и не хватало. Однако за стендом дверь кадровиков. Глаза помимо воли послали информацию в мозг. Социалистические обязательства отдела кадров завода. Раньше на стенд даже внимания не обратил, а тут луч фонаря высветил давно забытое понятие. И в чем же, и с кем кадровики соревноваться могут, о чем обязательства берут? Хмыкнул. Социализм это, конечно, дело хорошее. Ни бомжей тебе, ни безработных нет, но вот такого маразма, как обязательства людей, ничего кроме собственного дерьма не производящих, это что-то…

Идиот! Отвлекся! Дело делай давай!

С сейфами, как и ожидалось, долго возиться не пришлось. Как открывал, так тут же и запирал обратно. Деятели! В отличие от военных, металлические ящики не опечатывали и не пломбировали. Взрослые дети. Хотя по-своему они правы. Кому нужна вся эта макулатура? Наконец-то нашел, что искал. Тонкие папки личных дел работников «шерстил» профессионально.

Год рождения, личные данные… В сторону. Дальше! Дальше! Этот подходит… Изъял фото. На обратной стороне чиркнул адрес. Папку в общую стопку. Дальше!.. Один за другим «проверил» все сейфы. После себя оставил порядок и запертые, как было до него, железные коробки хранилищ бумажных носителей людской биографии. Вот и все, он снова в общем коридоре второго этажа. Мельком глянул на циферблат наручных часов. Ого! Не заметил, как два часа промелькнули…

Уже усевшись на диван переднего сиденья «Волги», освободившись от перчаток и надоевшей маски, включил потолочный плафон, более спокойно рассмотрел «ночной улов».

…Утро красит нежным светом стены древнего… О-о! Как же неохота вставать! И утро вовсе не такое уж и ясное, а совсем наоборот, по-осеннему пасмурное. Скрипинка в голосе деда заставила собраться и, открыв заспанные глаза, сделать над своим организмом усилие.

– Мишаня! Подъем! В школу опоздаешь!

Будто в отместку за него, голос бабаньки встал на защиту:

– Чего раскричался, старый? Пусть дытына еще поспит! Ничего, успеет! Тут до школы-то два шага.

* * *

Линейки гаражных строений тянулись от окраины городского квартала до самых посадок шелковицы и жердели. Этими посадками город поставил границу между собой и сетью заводов, вечно загрязняющих атмосферу своими «выбросами». Лет пятнадцать назад городское начальство, не поскупившись, выделило населению «гуляющую» площадь, и с тех пор в этом месте города появились целые фавелы. Постройки для ремонта и хранения личного транспорта варганили из чего придется. Любой добытый материал шел в дело. В отличие от бразильских трущоб, порядок на территории гаражей все же имел место быть. Автомобилей у граждан СССР было не много, но мотоциклы и мотороллеры советские люди позволить себе уже могли. Ко всему прочему, большая часть гаражей использовалась в качестве сараев с подвалами, что для жителей многоэтажек предполагало удобства хранения накопившегося «хлама» и летних заготовок. А еще в летнее время в гаражах собирались целые «клубы по интересам». Кто-то приходил сюда пообщаться с товарищами, кто-то распить спиртные напитки, поиграть в картишки. На самой окраине собирались «фанаты» футбола, как ни странно – шахмат. Имелся и «автомобильный клан» – умельцы-ремонтники. Но самое главное, это была свободная территория от руководящей и направляющей роли партии… С поздней осени жизнь в гаражах замирала до весны…

Льет ли теплый дождь,Падает ли снег –Я в подъезде против домаТвоего стою…

Голос Ободзинского плакал из радиоприемника. Аккуратно обминая лужи и выбоины, маневрируя на поворотах в «шхерах» проездов и свалках автомобильного мусора, добрался до искомой точки спланированной поездки.

Оставив «Жигуль» на улице, войдя под крышу старой постройки, закрыл за собой дверь, задвинул щеколду, всунув металлический шкворень в паз. Облегченно выдохнул воздух из легких. Задышал ровней, успокаивая повышенное сердцебиение. Вот он наконец-то в своем логове, где все привычно создает иллюзию защищенности от внешнего мира. Этот гараж он прикупил всего лишь год назад, и о его приобретении среди знакомых и приятелей мало кто знал. Даже жена понятия не имела, в каком месте хранится их машина. Что с нее взять, молодая глупая баба! Интеллектом родители не наградили, а ему и не нужно. Так проще, быть как все.

Сгреб на пол с верстака ненужный хлам, раздвинул шторки на стене. На деревянном щите глазу открылась галерея фотографий. Каретников-младший предстал на них во всех ракурсах. Вот он у школы. В коридоре заводоуправления. У ворот дома. Вот в компании сверстников… Лакомый кусочек низменной потребности молодого садиста. Сегодня! Да, именно сегодня! Механизм уже запущен, яд должен подействовать не быстро, набирая обороты к вечеру, а там нужно вовремя оказаться в нужном месте. Он сможет.

Последний штрих. В саквояж собрал нужный инструмент, любовно прикасаясь к хромированной поверхности металла. Уже ощущал в себе возникший трепет, но не было той удовлетворенности, без вида мук и крови жертвы. Ничего, он потерпит, он выдержит до вожделенного мига экстаза…

* * *

Каретников продолжал удивляться метаморфозам, произошедшим с ним. Да, он по внутреннему содержанию так и остался взрослым, но при этом замечал то, что происходило рядом с ним, с его сверстниками и детьми помладше. Слово «гулять» понималось по-своему. Гулять, значит – бегать. Позвали домой поесть – «меня загнали», а самый смак, суметь пулей слетать домой и пулей вылететь обратно с куском черного хлеба, намазанным маслом и посыпанным сахаром. Никакого Интернета, лишь подвижные игры, что в школе, что во дворах. Давно забытые названия ласкали слух. Горелки, царь горы, уголки, лапта, городки, нагонялы, вышибалы, ножички, казаки-разбойники, войнушка, чехарда, футбол. Велосипед! Да-а! Было бы совсем неплохо пожить обычной жизнью «рядового» десятиклассника. Почитать художественную литературу, пригласить в кино подружку, посидеть в тесном кругу сверстников. Только это все нереально. Он – другой! В смысле нынешнего Каретникова, с грузом полтинника лет за плечами, это не торкало, не могло дать выхода эмоций и морального удовлетворения.

Между тем среди четырех фигурантов, по ряду признаков подходивших на роль потенциального маньяка, путем размышлений, общения с их соседями, сопоставлений временного ограничения и поведения в привычной для них среде – отмел троих. Те либо никак «не тянули» примеряемую на них роль, либо находились на глазах у кого-то из свидетелей. Только один подпадал под «выставленные» Михаилом рамки. Теперь следовало еще раз перепроверить полученную информацию и собственные выводы, а затем… Затем кардинально решить проблему съехавшего с катушек человека.

Вернувшийся с работы отец выглядел не лучшим образом. Бледность на лице не добавляла оптимизма в понимании о состоянии здоровья родителя.

– Что-то желудок подводит. Наверное, рыба в столовке не совсем свежей была. Ведь чувствовал, не стоило есть…

Увидав сына, бабуля засуетилась, озабоченно «кудахтая», выразила неудовольствие задержкой с работы невестки.

– Витенька, может, старого позвать? – предложила сыну.

– Не нужно, мама.

К занятиям отца, к приходам болящих людей к старому знахарю коммунист и просто гражданин Союза Виктор Каретников относился отрицательно, но поделать с этим ничего не мог, а потому «отворачивался от проблемы и молчал в тряпочку», терпел.

– Тогда давай «скорую» вызову.

– Не бери в голову, мать. Отлежусь, само пройдет.

– О-хо-хо!

Михаил не стал дожидаться продолжения причитаний старушки, двинулся в зал, где в это время дед смотрел телевизор. Еще в прихожей услышал веселый дедов смех и смутно знакомые голоса из динамика цветного «Горизонта». Войдя в комнату, хмыкнул. Точно! «Кабачок “ стульев”», старая как мир передача. Ольга Аросева – совсем еще не в преклонном возрасте. Сейчас вспомнишь, советский народ вечно интриговала странная дружба пани Моники с паном Профессором. Что-то между ними было?! Не зря же он ее так слушался.

– Слышь, дед! Там батя прихворнул.

– Чего случилось?

– Кажись, в столовке рыбой траванулся.

– Жрут все что ни попадя! Пускай бабка марганцовки разведет и желудок своему чадушке промоет. А-ха-ха! Смотри, как ловко Гималайский пана Спортсмена поддел! Ха-ха!

Не! Дед по поводу батиной болячки палец о палец не ударит. Придется самому идти промывать «предку» желудок, бабулька в этом плане не справится…

«Скорая» приехала еще до прихода матери. Батяню увозили с подозрением на аппендицит. Уже у открытой задней двери самой «таблетки» отец протянул Михаилу связку ключей.

– Миша, сгоняй на завод. Полчаса назад позвонили, из-за проклятой боли толком не понял, но зачем-то они потребовались. Странно, скоро ночь… Может, комиссия из главка ожидается? Ой! Больно-то как!

– Больной, не задерживайте! Себе ведь плохо делаете! – поторопила врач в белом халате, приехавшая на вызов.

Крикнул из-за спины санитара, почти в закрытую дверь:

– Батя! Не волнуйся, ключи передам!

Погода мерзопакостная, на дворе считай ночь, а отцову машину не возьмешь, появившаяся мать не поймет. Придется на трамвайчике добираться, а потом еще и ножками пройтись.

Что за время? Ни тебе «сотовых», ни вызова такси на дом! Можно, конечно, «забить на все» и отнести ключи завтра, так ведь обещал… Мать помчалась в больницу к отцу и тоже «своим ходом», так что контроля над ним никакого. Дед и бабка не в счет! Они всегда на его стороне. Поставил деда в известность: