Полная версия
Лабиринт. Войти в ту же реку
– Ну и?..
– Сморщила лицо, будто килограммов пять переспевших слив слопала, потом с ехидной улыбочкой сделала вид, что поверила.
– А на самом деле?
– Хрен по всей морде! Она не дура. Не удивлюсь, если завтра кого из нас к «смежникам» на разборку потащат.
– Куда?
– В Комитет государственной безопасности…
Кажись, пронесло! Уж времени сколь минуло, а Мишкина немка молчит. О-хо-хо! Хоть бы друзей, что ли, завел, ведь даже по воскресеньям делом занят, как бирюк, все один да один, все спешит да спешит. Опоздать куда-то боится. Скрытный. Что там у него в мыслях, сейчас даже по лицу не угадаешь.
Захотелось старому глянуть, каким-таким спортом внук занимается. Не поленился, пошел к Ваньке.
– Как тут мой упражняется? – спросил.
– Ну, Константин Платоныч, вы мне и фрукта подсунули…
Попросил:
– Ты мне на эти его занятия хоть одним глазком посмотреть дай!
Дал посмотреть в неприметное оконце.
В спортзал Мишка прибежал уже в спортивной форме. Осень прохладная, а он в легкой футболке и тонких штанах, в кедах. Боксеры, те переодевались, выходили на общую разминку, он же в одиночку, лишь обувь переобул и на турник полез… Потом отжимания на кулаках в упоре лежа. Дед сначала счет вел, потом бросил. Мишка приседал на одной ноге, потом на другой. Переход из положения лежа в сед, без рук. Снова перекладина, теперь уже подъем переворотом. Чуть отдышался, к гире перешел. Раз двадцать ее милую рванул, да каждой рукой. Ребята в зале уже боксировали в парах. На ринге спарринговались парни постарше, а внук прыжки со скакалкой затеял, выкладывался. Чувствовалось, форму он уже поднабрал.
Старый очумело наблюдал за казалось совсем не нужными упражнениями. Внук вращал колени внутрь и наружу, потом, поставив ступни вместе, вращал колени влево-вправо. Снова невидаль, принялся тянуть сухожилия вправо и влево, вперед и назад. Затем растягивать мышцы голени в упоре руками о стену. Махи ногами, наружу и внутрь. Зачем так над собой издеваться? Вон парни мутузят друг дружку, мешки мочалят перчатками и все довольны…
Услышал сопение за спиной. Оглянулся. Ванька тоже глазел на Мишку. Наверно, пора заканчивать этот просмотр. Спросил:
– Ну что? Чайком угостишь гостя?
– Да, вы подождите. Сейчас самое интересное увидим. И кто его этому учил? Вы не в курсе?
– В курсе чего?
– Понятно. Смотрите.
Судя по всему, парням в зале и самим было интересно необычное рукомашество «одинца». Будто подгадав специально, освободили для него один из мешков. Молча кивнув, тот занялся отработкой ударов по нему. Дед приметил, что Михаил натянул на руки старые отцовы перчатки, почему-то обрезанные в районе пальцев на руках. Издали толком так и не рассмотрел.
На «многострадальный» боксерский мешок посыпалась серия ударов, удары в связках. Бил только руками, только ногами, ногами и руками. Иван вновь засопел и стал комментировать происходящее:
– Он ведь четко знает, куда и как ударить. Вот, прямой удар правым кулаком в корпус, крюк левым кулаком в голову и апперкот правым кулаком в солнечное сплетение… Сейчас прямой удар правой стопой в пах. По-восточному сработал – лоу кик левой стопой по бедру, удар правым коленом в живот. Боковой удар правой стопой в колено, прямой удар правым кулаком в предполагаемое лицо, захват за плечи обеими руками и удар левым коленом сбоку в подреберье. Кто его тренировал?
– Э-хе!..
– Имитация быстрого, внезапного перехода от защиты к контратаке… Рационально работает, не на эмоциях. Я сначала думал, в школе кто обидел, ну и пришел парень поднатаскаться «верхов», чтоб отомстить, кому-то морду «начистить»… Нет, здесь подход иной. У Михаила навык имеется, и удары ему мастер ставил. Не за один день, не за месяц и даже не за год нарабатывается такое. Ему считай семнадцать?
– В марте восемнадцать стукнет…
Отвлеклись. Стояли оба друг напротив друга, взглядами «бодались». Ванька первым нарушил молчание. Высказался:
– Вот-вот!.. Смотрел я, как каратисты занимаются. Вещь, запрещенная у нас в Союзе, хотя ничего особенного нет… А то, что ваш тут… – мотнул головой в сторону окна, – …преподносит, ни в какие рамки не лезет. Боюсь, скоро накатают на меня «телегу» в органы. Мол, так-то и так, с моего попустительства… ну и так далее.
– Ваня, он с кем-нибудь спаррингуется?
– Пока нет. Но прецеденты имели место. Сами понимаете, народ молодой, насмотрятся, а потом хотят проверить себя в деле… Короче, пресек все на корню. Так ведь за порогом вольному воля.
– Не волнуйся. У Мишки голова на плечах имеется. На «дешевку» не клюнет, вывернется.
– Хотелось бы в это поверить, дядя Костя!
– А ты поверь, Ванюша. Я со своей стороны молодому политику партии объясню.
– И все же, у кого он учился?
– Не знаю. Помнится, лет пять назад Витька к кому-то водил. Только когда это было?!
– Значит, не скажете!
– Запамятовал…
Глава четвертая. С добрыми намерениями
Учеба в школе не напрягала, а вот общественная работа доставала его конкретно. Сбор макулатуры, стенгазета, конкурсы постановок, самые разные рейды и встречи с ветеранами в комплексе портили нервы и отнимали время. Прибавить к этому комсомольские собрания, и картина вставала в полный рост.
…Пришлось корректировать ранее распланированный день. То, что после последнего урока назначено собрание, стало известно перед уроком алгебры. Комитет комсомола тряхнул весь класс не по-детски. В их классной организации почти ЧП. Опять Шпика отличился. Каретников, когда узнал тему сбора, чуть не захлебнулся смехом. Подумаешь, перецеловал пятерых девчонок из их класса и двоих из десятого «А». Тем более всё по обоюдному согласию. Он же не завуча школы склонял к сексу в учительской! Дело-то молодое, а эти придурки из юных коммунистов такой хай подняли. Уж Михаил, как никто, знал, что творилось в городских, областных и выше… комитетах комсомола. Секретари и водку жрали, и молодых комсомолок «портили», и… ничего, а тут волну на пустом месте подняли.
Как раз из «А» класса о произошедшем «наверх» и стукнули. Девки тупо не поделили парня, а подгадили всем. Серега, высокий, спортивно-подтянутый, даже слегка перекачанный, стоял «на лобном месте» у доски. От волнения покусывал верхнюю губу с едва пробивавшимся на ней темным пушком. Волосы на голове густые, чуть волнистые, давно не видели стрижки и спускались на плечи. Если прибавить ко всему этому, что он, по мнению школьной администрации, еще и чуть-чуть хулиган, то для девочек влюбиться в такого парня было вполне естественно. В старших классах любовь вовсю занимала умы и сердца всех без исключения девочек и мальчиков. А когда же ещё влюбляться и целоваться, как не в семнадцать лет?
Когда само разбирательство началось, класс загудел как разбуженный улей. Глупым было решение «старших товарищей» отдать на откуп комсомольцам класса все «представление». Тимоха Горностаев, стараясь перекричать других, выпалил вопрос:
– А пусть секретарь поименно назовет всех, с кем Шпика целовался!
Услышали предложение. Проняло. Любопытство шкалило всех. Класс затихарился.
Галка Евченко встала от такой прямолинейности в ступор. Привыкла, что наш паровоз, который вперед лети, то есть обсуждение вопроса, набирал обороты медленно и все по загодя заготовленной «бумажке», а тут такое!.. Каретников, поднявшись из-за парты, проследовал к доске, встал рядом с «потухшим», чувствующим, чем «пахнет», Шпикой. Под звук напряженной, звенящей тишины произнес:
– А пусть подследственный сам назовет всех поименно.
Затравленный взгляд был ему ответом. Прорезался голос секретаря. Галка чуть ли не завизжала:
– Каретников, ну какой подследственный? Какой подследственный? Шпика – провинившийся комсомолец!
– Перед кем провинившийся?
– Перед всем комсомолом!
– Минуточку! Галочка, напомни, чем он там провинился?
– Своим аморальным поведением…
– Так значит, помощь товарищам это у нас аморально?
– Как? – удивление на беспомощном лице комсомольского лидера класса.
– Да все просто. Это Шпика молчит, никого подставлять не хочет, а нам с Самариным терять нечего. Мы и рассказать обо всем можем. Так, Игорь?
Игорь Самарин дебилом никогда не был. Был по жизни обычным «тормозом». Вот и сейчас, пока в себя от сказанного приходил, пока соображал, что к чему, Михаил перешел в атаку. Он построил картину на основании подмеченных в течение не одного дня фактов и ситуаций, сторонним наблюдателем каковых был.
– Значит так, объясняю. Линка и Светка! То есть Мазур и Иванова…
Обе девушки сидели за одной партой с лицами цвета кумачового полотна.
– …на сборе металлолома чуть не надорвались, тащили болванку. Тяжесть адская! Поверьте! Сергей им помог ее дотащить. Вот они его и отблагодарили. Одна в левую щеку поцеловала. Другая в правую. Это был дружеский поцелуй. Правда же, Игорек? Мы с тобой лично это видели. Скажи!
Самарин с тормоза снялся. Сам по себе он парень мелкий, метр с кепкой. Было дело, когда-то Каретников вступился за него перед мальчишками из соседнего класса. С тех пор Игорек готов был для него на многое.
– Мишка чистую правду сказал. Я видел!
– Вот!
Михаил толкнул Шпику в спину.
– Ты чего молчишь? Так было?
Проглотив комок воздуха в пересохшем горле, Шпика выдавил слово:
– Т-так.
– По первому эпизоду информацию прошу занести в протокол собрания. Дальше поехали!..
Своими примерами, ситуациями и умозаключениями Каретников свел дело к тому, что не известный никому доброжелатель своим оговором попытался подвести доброго комсомольца Шпику в лучшем случае под выговор с занесением. Кроме голословного заявления никакой конкретики начальство «вниз не слило». «А раз вы к нам с пустым брёхом, то и мы к вам голым задом», как говорится!
Одноклассники с одобрением кивали головами.
Кириленко, член школьного комитета комсомола, подошел в класс только к «шапочному разбору», дернулся с голой грудью на амбразуру, но поделать ничего не смог, класс объединился вокруг Каретникова и готов был стоять «насмерть». Вот тогда «член» и «сдулся»…
Ребята помаленьку покидали класс, посмеиваясь, подкалывая шуточками виновника события. Торопились домой, вспомнив о неотложных делах, уроках, секциях и прочем. Настроение ни у кого не было испорчено. Шпика подошёл к Михаилу. Как-то по особенному отводя взгляд, тихо произнес:
– Спасибо!
Каретников кивнул. Отвернувшись, глазами нашел Самарина. Позвал:
– Игорек! Красава!
Поднял вверх большой палец. В ответ получил широкую улыбку на лице приятеля.
– Что-то ты долго сегодня? – посетовал дед.
– Комсомольское собрание было.
– В спортзал побежишь?
– Сегодня уже нет. Так. Во дворе разомнусь и за уроки сяду. Кое-что подтянуть нужно.
Пообедав, уселся за учебники. Осенний день короток, не заметил, когда на улице стемнело. Дверь в его комнату закрывалась, не сразу обратил внимание на словесную перепалку под боком. Ага, значит, родоки с работы вернулись, опять мать батю из-за чего-то «строит». Что за женщина?! Характером вся в деда. Ей бы только покомандовать! На работе не накомандовалась. Пора выручать отца, пока пополам не распилила.
Войдя в зал, тут же напоролся на разнос от матери.
– Чтоб с сегодняшнего дня в темное время суток из дому ни ногой! Понял?
Вопросительно глянул на сидевшего в кресле отца.
– Не понял!
– Нина, не пори горячку. Объясни ему толком, – спокойно сказал отец.
– Толком? Да он, наверное, уже знает.
– Ничего я не знаю. Вы о чем?
Оказывается, батя с матерью вовсе и не ругались. Это неуемная мама на повышенных тонах выражала негодование работой милиции. В городе два убийства, а менты не чешутся, урку разыскать не в состоянии. Дошло! Вспомнил! В городе появился маньяк, и орудовать он будет в течение семи лет. Пока что два убийства случилось. Но это в городе. Скольких этот гад за пределами города замочил, одному богу ведомо.
– Хорошо. Дома сидеть буду, – покладисто пообещал Михаил.
От греха подальше ретировался в свою комнату. Усевшись на кровать, призадумался, вспоминая занятие по курсу из «бурсы». Тогда ознакомительно им дали информацию о маньяках, промышлявших в стране. Для военной разведки дело несущественное, но ознакомиться с ним они были обязаны. Мало ли с чем в повседневной жизни столкнуться придется. «Головастик» – психолог в белом халате, войдя в класс их учебной группы, долго распинался, два часа «лил воду в решето». Если отбросить ненужную шелуху, то в остатке выходило следующее.
Понятие серийного убийцы появилось впервые в зарубежной криминалистике. Такой преступник совершает периодически убийства, перерывы между которыми в психиатрии называют «эмоциональным охлаждением». Маньяк испытывает некую зависимость, подобную наркотической или алкогольной. Он живет от убийства до убийства. Совершая преступление, нелюдь получает моральное и физическое удовлетворение, которых никак иначе он достигнуть не в силах. Затем он на некоторое время забывает о своих страшных потаенных фантазиях и ведет абсолютно нормальное открытое существование. Но позже приходит чувство опустошенности и требуется новая жертва. Преступник испытывает ощущения, подобные наркотической ломке. Избавить его от таких мук может лишь очередное убийство. Интервал между преступлениями имеет особенность уменьшаться с годами, а жестокость по отношению к жертвам – расти. Условно маньяков разделили на две категории. В первой – преступники изощренные, с высоким уровнем интеллекта, имеют как минимум одно высшее образование. Желание самоутвердиться приводит к тому, что в обычной жизни они делают карьеру, создают семьи. А в другом мире, скрытом от родственников и знакомых, реализуют свои жуткие потаенные желания. Ко второй категории можно отнести более примитивных личностей. Убивающих ради убийства. Но эти упыри совершают свои действия более хладнокровно. Обладая невысоким уровнем интеллекта и скудным душевным миром, они не мучаются и не страдают от совершенных ими деяний. Раздвоение личности – это не о них. Убийства совершают не столько ради удовлетворения противоестественных желаний, сколько потому, что в силу нравственной неполноценности не считают эти действия такими уж страшными.
Та-ак! А ведь про алмазнянского маньяка он ничего толком не знает. В школе учился, не до того было. В военном училище – дома только наездами присутствовал. Кажется, мать и предупреждала о такой беде в их области, да все как-то мимо ушей прошло. Почему он четко вспомнил о семи годах действий упырка? Ведь четко вспомнил! Не на пустом месте прорезалась ассоциативная память. Думай, голова! Думай! Вытаскивай крохи воспоминаний из приездов домой.
Когда время не торопило, не подгоняло с выполнением какой-либо задачи, Каретников имел привычку, расположившись вольно и расслабленно, при удобном положении тела, в уме разложить все по полочкам, а после, если дело с государственными секретами не связано, то и схемку действий набросать.
Многого из памяти о юности не выжать, но… Стоп-стоп-стоп! Семь лет…
Может, не озарение, подсказка свыше. Может, воспоминание, выплывшее из подсознания… Не так уж и часто он приезжал в отпуска. Семь лет… В памяти отложились именно эти два слова, сказанные матерью. Когда он их слышал? Где? Почему только голос втемяшился в мозг, а не картинка при нем? Думай!.. Если взять сегодняшнее время, к нему приплюсовать семь лет, то… Но судя по тому, что два убийства уже произошли, значит, отбросить назад как минимум год… Когда он приблизительно сам был дома в расчетное время? Так-так-так…
Картинка как живая выплыла из подсознания.
Первый офицерский отпуск. Летний, теплый вечер. Уже в густых сумерках вернулся из центра города. На щеколду заперев дворовую калитку, мимо зеленой стены виноградных листьев прошел к порогу дома. Остановился. Огромный куст чайной розы у ступенек, своим запахом успокаивает, снимает напряжение, от избытка цветов даже дурманит разум. Потянувшись рукой, привлек цветочный бутон к носу, вдохнул аромат. Хотел войти в дом, но услышав голос матери, доносившийся из оплетенной виноградной лозой беседки, тихо двинулся к ней. Кто там с ней?
– …ведь добропорядочный семьянин! Еще такой молодой! Высшее образование. Двое детей. Квартира, машина. Ну чего ему не хватало? Семь лет не могли изловить! А все потому, что милиция у нас мышей не ловит. Пораспускали животы, в кабинетах сидят, а маньяк спокойно по городу столько лет разгуливал! Сколько он у вас в учреждении проработал?
– Одиннадцать лет. – Голос отца.
– Вот! Это вы его в своем коллективе и вырастили. Распознать не смогли.
– Да как же?..
– Присмотреться нужно было!
– Распознаешь такого, как же! К асоциальным элементам не относился, был примерным семьянином, образцовым членом партии, народным дружинником, в конце концов. Он ведь, сукин сын, в качестве дружинника участвовал в поисках самого себя.
Ага, не ругаются, уже хорошо! Это они о ком? А, впрочем, какая теперь разница. Пойман маньяк, и слава богу! Тихо отошел прочь. Пора и на боковую…
С тех пор, как он попал в прошлое, как-то не очень задумывался над такой мелочью, «а что же дальше?». Ну, подкорректировал слегка свое пребывание здесь. И всё! Ой! Всё ли? «Идти» по накатанной? Зачем? Глобально менять будущее? Есть сомнение, но стоит подумать. Этот маньяк… Это для него вход в другой лабиринт, коррекция судьбы, можно сказать, начало совсем другой жизненной стези. К чему она приведет? Поздно уже, спать пора. Обо всем он подумает завтра.
На следующий день, вернувшись из школы, к удивлению деда и бабки, из дому никуда не пошел. Перелопатив чердак и кладовку, вытащил на свет божий все, какие нашел, газеты местного печатного органа, «Алмазнянские вести», за прошлый и нынешний год. Сидел в своей комнате и листал пожелтевшие страницы. Даже не расстроился, когда ничего о первом убийстве не нашел. Тайна следствия, мать ее так!
Ладно, придется по другому пути идти. Что он имеет…
Взбудораженный город бурлил, возмущался, негодовал, теряясь в догадках, фактах и измышлениях. По городу ползли самые невероятные, фантастические слухи, один страшнее другого. Для всеобщей тревоги и панического настроения были серьезные основания, в городе и даже по области зверствует кровожадный охотник на девочек и молодых женщин.
Опыт Каретникова подсказывал, что маньяку особенно бояться нечего и некого, знал, как медленно, неуклюже, лениво действуют в подобных случаях те, кто поставлен на стражу людей и правопорядка.
…В батиной «конторе» он раза три был. Территория ювелирного завода не слишком большая. Работников человек четыреста. Это если включать в состав предприятия транспортный цех. Отбросим женщин. Минус шестьдесят процентов персонала. Мать говорила, «еще такой молодой»… Молодыми она всех, кто моложе бати, считает. Значит, потенциальных фигурантов становится меньше. …Семьянин. Двое детей. Убираем холостяков, бездетных. Тех, кто высшего образования не имеет. Да! Чуть не забыл! Он, кажется, в общественной дружине числится, сам на себя охоту ведет. Как там Карабас Барабас по такому случаю восторгался? «Ну, это же праздник какой-то!» Действительно праздник. Осталось всего ничего, каких-то процентов шесть. Не больше!
Откуда нитку потащим? Позвал:
– Де-ед!
Константин Платонович вошел в «логово» внука.
– Чего тебе?
– Не подскажешь, кто из ментов за привлечение народа в городскую общественную дружину отвечает?
– Из кого-о?
– Блин! Знаешь кого из милицейской верхушки?
– Ну, знаю.
– Кого?
– А тебе зачем?
– Ты как тот раввин, на вопрос вопросом отвечаешь. За надом! Так знаешь?
– Знаю. Василий Эрнестович Померанцев ко мне мужскую слабость лечить ходит.
– Импотент, что ли? И кем Эрнестович в ментуре окопался?
– Зам начальника милиции. Его и твой батька хорошо знает.
– Толку-то! – в раздумье побарабанил пальцами по столу, невесело изрек: – Батька, не я. Эх, годочков мне мало!
– Да что случилось-то!
Ладно, от деда скрываться нет смысла. Считай, он же его сюда и вытащил.
– Про маньяка слыхал?
– Ха! Весь город гудит. Милиция вся на дыбы встала. Видать, областное начальство вздрючку дало. От Витьки знаю, что Билым происходящим в городе очен-но недоволен. Всеми карами грозит.
– Слушай, а кто такой Билым?
– Глупак! Начальство в твоем возрасте в лицо знать надо. Не такой уж и большой у нас город, всего-то двести тысяч населения. Билым – это первый секретарь горкома партии. Так что там с маньяком?
Рассказал все как есть. Ко всему прочему присовокупил выводы. Дед пошамкал ртом, хотя зубы у него были крепкие и здоровые. На лицо старика наползла тень сомнения. Поразмышляв, выдал фразу, от которой Каретников встал в ступор.
– Понимаешь ли, Мишаня… «Ювелирка» предприятие ведомственное. Я тебе и без Померанцева скажу, людей с него в дружину не привлекают. Витька говорит, что все же после Нового года из-за этих убийств припрягут и в дружинники, но не факт.
Казалось бы, прочную паучью нить срубили на корню. Облом! Да этот гаденыш до новогодних праздников, может, еще кого завалит! Михаил вспомнил, что на совести ублюдка в будущем под сорок загубленных душ было… Остается корячиться «от печки», то есть от порога завода.
Что делать? В отдел кадров не пойдешь. Само предприятие действительно режимное. Золото, серебро, «камешки» охрана стережет добросовестно. Это им на людей наплевать, а за государственное имущество будут жопу рвать на британский флаг! Когда отец пришел с работы, «подкатил» к нему.
– Па-а! Что-то давно я у тебя на работе не был. Хотелось бы посмотреть.
– Н-ну, ты сказанул! Зачем тебе это надо?
– Скоро школу закончу, а куда потом, еще не определился.
– Что тут определяться? Мать сказала, высшее образование получать нужно, значит институт.
– А профессия? Или без разницы?
– Профессия, это конечно… Так ты уже вон какой взрослый. На тебя пропуск выписывать надо, а это согласовывать придется.
– А у вас заводоуправление разве на закрытой территории находится?
– На открытой. Только сам завод ты точно не увидишь.
– А я склоняюсь к тому, что профессия управленца мне бы подошла.
– Кого?
Твою ж мать! Прокололся! В это время такая трактовка профессии отсутствует как класс. Хорошо про менеджера не ляпнул. Выкручивался бы потом.
– В смысле хотелось бы посмотреть на работу кадровиков.
– Что на нее смотреть? Рутина. Работа для пенсионера. А уроки как же?
– Ты матери не говори, а остальное мои проблемы.
На закрытую территорию ему и не нужно. Двухэтажное, выстроенное из серого силикатного кирпича здание, украшенное подстриженным кустарником на подходе к двери фасадной части, утопало в пожелтевшей листве старых деревьев под окнами. Как вошли, сразу попросил отца провести в нужный кабинет. Выразив свое неудовольствие на лице, батя тем не менее просьбу исполнил.
О! Да тут цветник! Престарелый мужчина-начальник сидел в окружении двух десятков металлических сейфов армейского образца, выкрашенных в серый цвет, и пятерых симпатичных дам разного возраста, в промежутке от двадцати до сорока лет. «Боевой конь, постучав об пол копытом», с места в карьер ринулся запудривать и охмурять мозги добрым гражданам страны. Плюнул на внешность недоросля-переростка, на время забыл о своем возрасте, подключил мужское обаяние. Когда часа через два отец наконец-то вспомнил об отпрыске и зашел в «кадры», Михаил уже сидел в тесном окружении персонала отдела, пил чай с принесенным им же печеньем и травил байки. Действительно, обаял всех, включая начальника.
– Ну, что? Идем?
– Сейчас, па!
Поднявшийся на ноги начальник «кадра» увлек пришедшего в коридор.
– Виктор Константиныч, поделись опытом. Как такого парня воспитать смог?
– А в чем он от других отличен, Семен Израилевич?..
Когда Каретников, провожаемый всеми дамами прямо в коридор, на прощание улыбаясь махнул рукой, удивленный батяня услышал всеобщее пожелание:
– Миша, заходи к нам еще! Всегда рады будем!
…покачал головой. Кем вырастет, если уже сейчас бабы на грудь вешаться готовы?
Только на порог, а дед навстречу.
– Мишка, по твоему маньяку разузнал кое-что!
– Откуда?
– Померанцев приезжал. Я ему вопрос закинул. А когда понял, что милиции что-то известно стало, в гипноз ввел и всю информацию вытянул.
– Рассказывай!
А дело было так! В Канашине, городе этой же области, в ночь на тринадцатое ноября после вечерней смены домой возвращалась шестнадцатилетняя работница одной из фабрик. Молодой мужчина, по виду может быть чуть постарше тридцати лет, завел с ней разговор, узнал, что девушку зовут Надеждой, предложил ее сопроводить. Ночь, темно, страшно. А еще зарплату получила. Дуреха согласилась. Когда они оказались в районе новостройки, мужчина затащил девчонку в ближайший подъезд недостроенного дома и, сопровождая свои действия угрозами, стал раздевать. Девушка отдала ему девяносто восемь рублей с тем, чтобы он отпустил ее. Изувер стал избивать ее ногами. Девушка кричала. Мужик достал нож и дважды ударил ее. Потерпевшая увернулась, и сталь клинка ножа причинила повреждения лишь одежде, каковая еще оставалась на теле.