Семь сестер. Сестра ветра

Ма послушно присела на предложенный стул, а я стала собираться с мыслями, не зная, с какого конца начать рассказывать о том, как я наблюдала в бинокль папину яхту «Титан».

– Я была на сборах в Эгейском море. Готовилась к предстоящей регате Киклады. Регата должна начаться на следующей неделе. Но тут в преддверье выходных один мой приятель предложил провести уик-энд на его моторной яхте. Погода стояла прекрасная, и я решила, что для разнообразия можно и расслабиться на пару денечков.

– А чья яхта? – немедленно поинтересовалась у меня Электра, хотя я уже заранее знала, что она обязательно спросит об этом.

– Говорю же, одного моего приятеля, – ответила я уклончиво. Разумеется, мне очень хотелось рассказать сестрам про роман с Тео, но сейчас не самый подходящий момент, и я благоразумно удержалась от поспешных признаний. – И вот два дня тому назад, – продолжила я свое повествование, – приятель сообщил мне, что его друг, тоже яхтсмен, видел папин «Титан».

Я закрыла глаза, заново переживая все то, что последовало потом. Глотнула кофе. После чего как сумела поведала сестрам и все остальное. Как все наши радиосообщения, отправленные на «Титан», остались без ответа, как папина яхта, когда мы попытались подойти к ней поближе, снялась с якоря и на большой скорости стала удаляться от нас прочь. Все слушали мой рассказ с огромным вниманием, но краем глаза я заметила, какими грустными взглядами вдруг обменялись между собой Майя и Ма. Потом я набрала в легкие побольше воздуха и озвучила свою главную ложь. Дескать, в той части Эгейского моря, где мы находились, очень плохая мобильная связь, а потому я лишь вчера смогла наконец ознакомиться со всеми посланиями и прослушала те сообщения, которые поступили на голосовую почту. В эту минуту я презирала себя, ненавидела всеми фибрами души за столь наглую ложь, но ничего не могла с собой поделать. У меня не хватало духу признаться сестрам, что я попросту отключила свой телефон. Я также ни словом не обмолвилась еще об одной яхте, «Олимпии», которую мы с Тео видели в заливе в то же самое время.

– Вот я и спрашиваю, – обратилась я ко всем своим слушательницам, – может кто-нибудь из вас объяснить мне толково, что происходит? И почему папина яхта находится в Греции, когда его самого… уже нет в живых.

Все взоры устремились на Майю. Она медлила с ответом, видно тщательно взвешивая каждое слово.

– Алли, у папы случился острый сердечный приступ. Это произошло три дня тому назад. Ничего нельзя было сделать. Врачи оказались бессильны.

Услышав известие о смерти отца уже из уст старшей сестры, я поняла, что все действительно кончено. Раз и навсегда. Я с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Между тем Майя продолжила:

– Его тело доставили вертолетом на яхту. Потом «Титан» вышел в открытое море. Папу похоронили на дне океана, согласно его воле. Папа не захотел расстраивать нас всякими похоронными мероприятиями.

Я уставилась на сестру в немом шоке. Наконец-то до меня все дошло. Пазл сложился.

– О боже! – потрясенно прошептала я. – Получается, что я невольно попала на папины похороны. Ничего удивительного, что яхта удирала от нас со скоростью звука. Я…

У меня не было больше сил притворяться сильной и спокойной. Я обхватила голову руками и постаралась сделать несколько глубоких вдохов, чтобы хоть как-то подавить нарастающую панику. Сестры сгрудились вокруг меня и стали успокаивать, кто как мог. Вообще-то я не привыкла давать слабину перед девочками, а потому даже попыталась извиниться за то, что совсем расклеилась, изо всех сил стараясь восстановить душевное равновесие.

– Понимаю, как тебе сейчас плохо, – участливо проговорила Тигги. – Ты узнала, что на самом деле происходило в тот момент на борту яхты. Поверь, мы все, Алли, очень сожалеем, что так вышло.

– Спасибо, – растроганно прошептала я в ответ и тут же озвучила какую-то банальность на предмет того, что папа действительно однажды признался мне, что хотел бы упокоиться на дне морском. И вот надо же было случиться такому нелепому совпадению, в результате которого я стала невольным свидетелем того, как «Титан» провожает отца в последний путь. От этих мыслей у меня снова стала кружиться голова. Не хватало воздуха.

– Не возражаете, – обратилась я к своим, – если сейчас я побуду какое-то время одна?

Все согласно закивали в ответ, и я ушла из кухни, провожаемая добрыми словами напутствия и поддержки.

Выйдя в холл, я беспомощно огляделась по сторонам. Куда бежать? Где найти покой своему страждущему телу? Где искать утешения, которого так жаждала моя душа? Нигде. Куда бы я ни бросилась сейчас, в какую бы сторону ни побежала, папы там уже нет. И нет мне ни утешения, ни покоя.

Я толкнула массивную дубовую дверь и вышла на улицу. Только бы подавить в себе это чувство безысходности, которое со страшной силой давило на грудь. Тело мое непроизвольно само устремилось к пристани. Я облегченно вздохнула, увидев, что наша гоночная яхта «Лазер» стоит на своем обычном месте, пришвартованная к берегу. Я тут же вскарабкалась на борт, подняла паруса и отпустила линь.

Немного отплыв от берега, я поняла, что ветер благоприятный. Я подняла спинакер и стала носиться по озеру как угорелая. Через какое-то время, поняв, что силы уже на исходе, я бросила якорь в небольшой бухточке, окаймленной со всех сторон каменными утесами.

Мысли мои поплыли хаотичным потоком. Чтобы хоть как-то упорядочить их, я попыталась еще раз проанализировать все то, что только что сообщила мне Майя. Увы, мысли продолжали лихорадочно метаться в голове, и тогда я бездумно уставилась на воду, словно идиот какой. Но в глубине души все еще теплилась надежда, что мне откроется нечто такое, что сможет помочь понять и все остальное. Как все произошло. И почему так вышло, что именно мне выпал случай присутствовать при том, что, скорее всего, было погребением Па Солта? Почему так? В чем причина? Или все это простое совпадение?

Постепенно сердце перестало колотиться в груди как бешеное и в мозгах немного прояснилось. Уже появились какие-то силы, чтобы взглянуть в лицо фактам, так потрясшим меня. Па Солт умер, и хотя сама мысль о том, что его больше нет, представлялась абсурдной и нелепой, это так, и от этого никуда не деться. Чтобы принять смерть отца как данность и на- учиться жить дальше уже без него, я должна смириться с его смертью и примириться с действительностью. Однако все мои аргументы, все привычные критерии истины, все всплывшие в памяти трюизмы мгновенно разбивались о выстроенную мною стену из горя и неспособности поверить в случившееся. В конце концов я поняла, что пока мои усилия найти утешение хоть в чем-то будут тщетными. И отныне меня всегда будет преследовать не только горечь утраты, но и осознание того, что отец ушел от меня, даже не попрощавшись.

Я еще долго просидела на корме яхты. Размышляла о том, что еще один день близится к своему завершению и он прожит уже без папы. И надо мне как-то собраться с силами и побороть в себе то острое чувство вины, которое гложет меня. Страшно подумать, но я ведь поставила на первое место собственное счастье, и это в то время, как сестры, а может быть, и папа тоже, так отчаянно нуждались во мне. Получается, что в самый критический момент я подвела их всех. Я глянула в небеса, слезы градом катились по моим щекам. Снова и снова я просила Па Солта простить меня.

Я зачерпнула воды и сделала несколько глотков, а потом откинулась на корму, подставив лицо приятному теплому бризу, порхающему вокруг. Лодка мерно покачивалась на воде. Эти ритмичные звуки всегда успокаивали меня. Незаметно для себя самой я задремала.

«Помни, Алли. Каждое мгновение самоценно. Мгновение – это все, что у нас есть. Не забывай об этом. Никогда».

С этой мыслью я проснулась и подумала, что это один из самых любимых папиных афоризмов. И хотя краска смущения выступила у меня на лице, когда я вспомнила, чем конкретно занималась с Тео в ту минуту, когда папа, быть может, испустил последний вздох, и подумала о том, как же причудливо сплелись в этой жизни ее начало и конец, я тем не менее сказала себе, что ни для вселенной, ни для папы, обретающегося сейчас совсем в иных мирах, не так уж и важно, чем и когда я занималась. Пила ли чай или просто спала мертвецким сном. Для папы отныне все это не имеет значения. Но одно я знала точно и наверняка. Папа был бы счастлив, как никто на свете, если бы узнал, что я встретила такого человека, как Тео.

Домой я вернулась в уже более спокойном настроении. Оставалось еще кое-что, о чем я пока не рассказала сестрам. Каким именно образом мы с Тео отыскали яхту отца. Я чувствовала, что для начала мне стоит рассказать свою информацию кому-то одной из них. В нашем ограниченном мирке, состоящем из шести сестер, разумеется, были свои группировки и объединения. Нас с Майей, как двух самых старших, тоже связывали особые узы приязни. С ней-то я и решила поделиться всеми своими секретами.

Я снова привязала «Лазер» к швартовой тумбе и подалась в дом. В груди хоть и немного, но отлегло. Запыхавшаяся от быстрой ходьбы Марина встретила меня на лужайке. Я поприветствовала ее слабой улыбкой.

– Алли, ты что, гоняла по озеру на «Лазаре»?

– Да. Мне надо было немного проветрить мозги.

– Тогда придется тебе пока коротать время в одиночестве. Девочки тоже отправились на озеро.

– Все?

– Нет, Майя осталась дома. Вернулась к себе в Павильон. Сказала, что у нее есть какая-то работа.

Мы с Ма обменялись короткими взглядами, и я лишний раз убедилась в том, как сильно подействовала на нее смерть отца. Я очень люблю Ма, в том числе и за то, что она всегда первой приходит к нам на помощь, взваливает на себя все наши беды и несчастья. Вне всякого сомнения, ее очень сильно беспокоило будущее Майи. В глубине души я всегда знала, что Майя была ее любимицей.

– Вот и отлично, – ответила я. – Я как раз собиралась к ней заглянуть. Составлю ей компанию, если она не будет против.

– Тогда передай ей, пожалуйста, что Георг Гофман, нотариус вашего отца, вскоре прибудет в Атлантис. Правда, вначале он хочет перекинуться парой слов со мной. Уж и сама не знаю, что такого он собирается мне сказать. Но в любом случае предупреди Майю, чтобы через час она явилась в дом. И ты, конечно, тоже.

– Хорошо, – пообещала я.

Ма с нежностью пожала мою руку и, развернувшись, зашагала в направлении Атлантиса.

Я подошла к Павильону и негромко постучала в дверь. Ответа не последовало. Зная, что Майя никогда не запирает входную дверь, я вошла в холл и окликнула сестру по имени. И снова молчание в ответ. Тогда я направилась в гостиную. Сестра, свернувшись калачиком, спала на софе. Прекрасные черты ее лица разгладились, блестящие шелковистые волосы рассыпались по сторонам в живописном беспорядке, словно она позировала для какой-нибудь гламурной фотосессии. Когда я подошла ближе, Майя проснулась и с немного смущенным видом уселась на софе.

– Прости, Майя. Я тебя разбудила. Ты, наверное, спала, да?

– Кажется, я действительно заснула, – призналась Майя, заливаясь краской смущения.

– Ма сказала мне, что девочки пошли прогуляться на озеро. Вот я и подумала, зайду к тебе и немного поболтаю. Ты не против?

– О чем ты говоришь, Алли!

Судя по всему, она действительно крепко спала. Чтобы дать ей время немного прийти в себя после сна, я предложила заварить чай для нас двоих. Когда мы уселись за стол и я попыталась поднять чашку с горячим чаем, я тут же заметила, как дрожит моя рука. Наверное, надо принять на грудь что-нибудь покрепче, чем чай, прежде чем приступить к своей исповеди перед сестрой.

– В холодильнике стоит початая бутылка белого вина, – понимающе улыбнулась Майя и вышла на кухню, чтобы налить мне бокал вина.

Сделав хороший глоток, я наконец собралась с силами и рассказала сестре о том, что два дня тому назад видела яхту Крига Эсзу, стоявшую на приколе рядом с яхтой папы. К моему удивлению, Майя побледнела, выслушав эту новость. И хотя я сама разболтала ей о том, что видела «Олимпию» рядом с нашим «Титаном», сейчас, когда я знала, что именно происходило в этот момент на борту папиной яхты, «Олимпия» меня совсем не интересовала. А вот Майя была просто потрясена известием, чего я от нее никак не ожидала. Я исподтишка наблюдала за тем, как она пытается успокоиться и прийти в себя, а затем по ходу нашего разговора Майя даже принялась успокаивать меня.

– Алли, бог с ней, с этой «Олимпией». Все это для нас несущественно. А вот то, что ты волей случая оказалась в том самом месте, где отец пожелал упокоиться, – вот это очень важно. Вполне возможно, через какое-то время, уже в конце лета, мы поступим так, как предложила Тигги. Снова соберемся все вместе и отправимся в короткий круиз, возложим венок на воду в память об отце.

– Но самое страшное, Майя, я так виновата! Чувствую себя кругом виноватою! – воскликнула я, не в силах более таить свои переживания.

– Почему, Алли?

– Потому… потому что эти несколько дней, которые я провела на яхте своего приятеля, – они были такими прекрасными! И я была так счастлива… Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой счастливой. И признаюсь тебе как на духу, я не хотела контактировать с посторонним миром. Ни с кем! А потому я попросту отключила свой мобильник. И вот надо же такому случиться! В то самое время, когда он валялся бесхозным в моем рюкзаке, папа умирал. Быть может, я была нужна ему, а меня не оказалось рядом. Это ужасно!

– Успокойся, Алли, прошу тебя! – Майя пересела поближе ко мне, откинула пряди волос с лица и стала ласково укачивать меня в своих объятиях, словно малое дитя. – И перестань себя накручивать. Рядом с папой на тот момент не оказалось никого из нас. Разве ты забыла, что я безвылазно живу здесь? И что? Когда случилось страшное, меня в Атлантисе тоже не оказалось. Со слов Ма я поняла, что помочь папе действительно было невозможно. И мы все должны поверить в то, что так оно и было…

– Да, умом я все понимаю. Но, знаешь, мне еще о стольком хотелось расспросить его, рассказать… А теперь папы больше нет.

– Думаю, все мы испытываем сходные чувства. Но, во всяком случае, у нас есть все мы.

– Это правда. Спасибо тебе, Майя, за поддержку, – поблагодарила я сестру. – Невероятно, как в одно мгновение жизнь может перевернуться вверх дном.

– Все так, все так, – задумчиво бросила Майя и неожиданно улыбнулась. – Между прочим, могу я поинтересоваться, что или кто стали причиной твоего счастья?

Я тут же вспомнила Тео, и на душе стало тепло.

– Можешь. И в скором времени я обязательно расскажу тебе все. Обещаю. Но только не сейчас, ладно? А как ты сама, Майя? Как твои дела? – резко поменяла я тему разговора.

– У меня все в порядке, – слегка пожала она плечами в ответ. – Конечно, сейчас я тоже пребываю в шоке, как и все остальные.

– Само собой. Но тебе ведь было еще труднее. Пришлось сообщать сестрам эту печальную новость. Представляю, каково это было. Мне так стыдно, что на тот момент меня не было рядом. Чтобы помочь… Снять с твоих плеч хотя бы часть груза…

– Но, слава богу, ты отыскалась в конце концов. А это означает, что коль скоро все мы в сборе, то можем встретиться с Георгом Гофманом, а потом начнем уже новую жизнь. Будем двигаться дальше.

– Ой, совсем забыла! – Я поспешно глянула на свои часы. – Ма просила, чтобы мы с тобой через час явились домой. Гофман должен прибыть в Атлантис с минуты на минуту. Но он изъявил желание вначале о чем-то переговорить с Ма, а уже потом встретиться со всеми нами. – Я подавила тяжелый вздох. – Майя, можно мне еще один бокал вина, пока мы будем дожидаться адвоката?

5

Ровно в семь вечера мы переступили порог Атлантиса, чтобы встретиться с Георгом Гофманом. Сестры уже поджидали нас, собравшись на террасе. Все наслаждались красивым вечерним закатом, хотя и заметно волновались: напряжение буквально витало в воздухе. Электра, как всегда, пыталась скрыть свою нервозность за саркастическими комментариями по поводу того, что Па Солт всегда тяготел к драмам и мистериям. Но тут своевременно появилась Ма в сопровождении Георга Гофмана. Высокий, седовласый, безукоризненное облачение – темно-серый костюм. Словом, живое воплощение процветающего швейцарского юриста.

– Простите, девочки, за то, что заставил вас немного подождать, но вначале мне нужно было решить кое-какие организационные вопросы, – пояснил он. – Прежде всего примите мои самые искренние соболезнования. – Гофман прочувствованно пожал руку каждой из нас. – Могу я тоже присесть?

Майя жестом указала на стул рядом с собой, и Гофман уселся. От моего взгляда не ускользнуло, что он заметно волнуется. Все время вертит на запястье свои внешне неброские, но очень дорогие часы. Марина попросила разрешения удалиться к себе, оставив нас одних.

– Что ж, девочки, – начал Гофман. – Мне очень жаль, что я впервые встретился со всеми вами при столь печальных, я бы даже сказал, трагических обстоятельствах. Хотя, разумеется, у меня такое чувство, что я прекрасно знаю каждую из вас, и все благодаря вашему отцу. Хочу еще раз подчеркнуть, как сильно он любил вас, каждую из вас. – Я заметила, что на его лице отразилось искреннее переживание. – И не просто любил. Он безмерно гордился всеми вашими достижениями. Я разговаривал с ним совсем незадолго до того, как он… как он ушел от нас. И он попросил меня обязательно сказать вам все это.

Он бросил ласковый взгляд на каждую из нас по очереди. Потом придвинул к себе какую-то папку.

– Но вначале поговорим о финансовой стороне дела. Хочу сразу же уведомить вас, что все вы, каждая в отдельности, получите надлежащее обеспечение, которое позволит безбедно существовать до конца ваших дней. Однако ваш отец никогда не хотел, чтобы вы жили подобно ленивым и капризным принцессам. А потому вы получите скромный, но весьма разумный доход, такой, чтобы ни у кого из вас не маячили за спиной нищета и голод. Но при этом никаких излишеств и никакой роскоши. Он особо подчеркнул в разговоре со мной, что хотел бы, чтобы каждая из вас самостоятельно зарабатывала себе на жизнь, как это делал и он сам. Все состояние вашего отца переходит отныне в специальный трастовый фонд, записанный на всех вас. Мне оказана высокая честь стать распорядителем этого фонда. Именно мне в дальнейшем дано право решать все вопросы, связанные с оказанием финансовой помощи любой из вас, если вы обратитесь ко мне за такой помощью или с какими-либо иными своими проблемами.

Все мы промолчали, напряженно вслушиваясь в каждое слово Гофмана.

– Имение Атлантис тоже является составной частью этого фонда. И Марина, и Клавдия обе любезно согласились и далее проживать в этом доме и ухаживать за ним. В тот день, когда скончается последняя из вас, трастовый фонд прекратит свое существование, а Атлантис может быть продан или поделен в равных долях между вашими будущими детьми. Если же прямых наследников не будет, тогда все деньги будут перечислены в один из благотворительных фондов, на котором ваш отец остановил свой выбор. – Гофман отодвинул от себя бумажки и добавил: – Хочу сделать одно чисто личное замечание. Мне представляется, что ваш отец очень разумно распорядился своим состоянием. И прежде всего потому, что решил сохранить в неприкосновенности этот дом. Это означает, что у каждой из вас есть место на земле, куда вы всегда сможете вернуться, если возникнет такое желание или какая-то необходимость. Хотя повторяю еще раз: больше всего на свете ваш отец желал, чтобы все вы разлетелись из родительского гнезда и продолжили жить уже своей жизнью.

Мы с девочками обменялись взглядами, словно прикидывая, какая жизнь ждет каждую из нас впереди. Что касается меня, то финансовое благополучие как раз беспокоило меня меньше всего. Во-первых, я и так была финансово независимым человеком. Правда, работала как каторжная. Но обеспечивала себя целиком и полностью. А что касается личной жизни… Что ж, теперь с появлением в ней Тео я вполне искренне надеюсь, что у нас с ним сложится что-то стоящее, причем на долгую перспективу.

– А сейчас, – прервал мои размышления Георг Гофман, – осталось еще кое-что, что ваш отец поручил мне сделать. Попрошу проследовать за мной. Вот сюда, пожалуйста.

Мы, немного сбитые с толку предложением нотариуса, молча поплелись за ним, не понимая, куда и зачем он нас ведет. Он свернул за угол дома и повел нас по саду куда-то вглубь. Наконец мы вышли к укромному уголку, который так любил Па Солт. Такой скрытый от посторонних глаз сад посреди сада, огороженный со всех сторон аккуратно подстриженной живой изгородью из тиса. На нас пахнуло ароматами лаванды, пряными запахами любистока и бархатцев, которые в летнюю пору всегда привлекали к себе уйму пчел. Скамейка, на которой любил в свое время посидеть папа, располагалась в нише, окруженной со всех сторон белыми розами. Пышные гроздья соцветий лениво свисали прямо на то место, где он обычно сидел. Когда мы были еще детьми, Па Солт любил наблюдать за тем, как мы играем на усыпанном галькой берегу небольшого мыса, выступающего из сада прямо в озеро. А когда мне исполнилось шесть лет, отец подарил мне небольшое зеленое каноэ, и я начала учиться управлять лодкой.

– Вот что я хочу вам показать. – Голос Гофмана снова оторвал меня от мыслей о прошлом и вернул в день сегодняшний. Он махнул рукой в центр террасы. Мы подошли ближе к тому месту, чтобы рассмотреть, что там стоит. На каменном постаменте, доходящем мне почти до линии бедра, был установлен шар золотистого цвета. Шар был проткнут насквозь тонкой металлической стрелкой, а вокруг нее расположились металлические полоски, изящным образом обвив собой весь шар. Приглядевшись, я увидела на нем очертания морей и океанов, искусно выгравированных кем-то на золотистой поверхности шара, заключенного в специальный корпус. Да ведь это же самый обычный глобус, догадалась я. А стрелка наверняка указывает направление на север. Более широкая металлическая полоска опоясывала глобус по экватору. На ней были выгравированы двенадцать знаков зодиака. Похоже на старинный навигационный прибор. Да, но зачем он понадобился папе?

– Вы видите перед собой армиллярную сферу, – пояснил Гофман, обращаясь ко всем нам. После чего рассказал, что этот прибор существует уже многие тысячи лет. Древние греки сверяли по армиллярной сфере местонахождение звезд и определяли время суток.

Глянув на золотистый шар уже со знанием дела, я невольно восхитилась великолепной конструкцией этого старинного навигационного инструмента. Девочки тоже разглядывали прибор в полнейшем восхищении. Лишь Электра нетерпеливо воскликнула:

– Да, но какое отношение все это имеет к нам?

– К сожалению, в мою компетенцию не входит давать вам разъяснения по этому вопросу, – сказал Гофман извиняющимся тоном. – Могу сказать лишь одно. Если вы повнимательнее вглядитесь в сферу, то обнаружите, что на каждой металлической полоске выгравированы ваши имена.

Так и оказалось! Четкие, красиво выгравированные буквы на металле.

– Вот твое имя, Майя, – указала я на одну из полосок. – Там еще какие-то циферки рядом. Сдается мне, что это координаты. – Я погрузилась в изучение цифр. Потом нашла свое имя и тоже стала изучать цифры рядом с ним. – Да, точно! Это координаты! Вот только чего?

Рядом с координатами виднелись еще какие-то слова, написанные на незнакомом мне языке. Майя определила, что это греческий, и пообещала, что позже она переведет для нас все эти надписи.

– Ладно! – не выдержала Сиси. Судя по всему, ее терпение тоже лопнуло. – Все прекрасно. Изящная такая скульптурная композиция для садово-паркового комплекса. Но что на самом деле все это означает?

– Повторяю еще раз, – терпеливо ответил ей Гофман. – Я не уполномочен давать разъяснения по этому поводу. Пора нам возвращаться в дом. Наверняка Марина уже разлила по бокалам шампанское, как ей было велено вашим отцом. Он хотел, чтобы вы отметили его уход именно шампанским. После чего я вручу каждой из вас конверт с письмом от него. Надеюсь, эти письма скажут вам много больше того, что знаю я.

Продолжая размышлять над загадкой таинственных координат, я медленно двинулась в дом вслед за остальными. Все мы были немного сбиты с толку, не понимая, что именно завещал нам отец. Ма молча разлила шампанское по бокалам. Глядя на то, как она методично обходит всех нас, я вдруг подумала: наверняка она знала заранее то, о чем нам сегодня вечером сообщил Гофман, но лицо ее хранило обычное непроницаемое выражение.

Георг Гофман поднял бокал.

– Попрошу всех присутствующих поднять этот тост и почтить замечательную жизнь, которую прожил ваш отец. Могу лишь сказать вам, девочки, что он сам захотел устроить свои похороны так, как они прошли. И он уже заранее был счастлив, зная, что все вы соберетесь в Атлантисе, в доме, в котором прожили бок о бок с ним столько лет. Чем он всегда гордился.

– За Па Солта! – воскликнули все мы почти одновременно, поднимая бокалы.