По ту сторону фортуны. Книга 3. По воле случая

Подруга, преисполненная важностью и сложив руки на груди, как монумент, одобрительно кивала:

– Очень даже гут! Молодец, Брит, к концу недельной стажировки мы из тебя такую домохозяйку сделаем! Твой Конрад ахнет и распустит всю прислугу!

Охранник Густав особо не мельтешил и не надоедал. В основном, он целыми днями валялся на шезлонге возле бассейна и подтягивался только поесть. В общем, находился как на курорте. Единственное, что мешало – его громкий храп по ночам на весь дом. Я обкладывала голову подушками, прижимала их к себе и так засыпала.

– Натушка, ты узнала что-нибудь о владельцах вещей? – ранний звонок Лешека застал меня за приготовлением кофе.

– Привет, мой дорогой! Не успела ещё, сегодня займусь. Пойду по соседям, может кто-то что-то знает, – виновато ответила я. Никак у меня ни руки, ни ноги до этого не доходили.

– Узнавай быстрее, я пока окончательную цену не обозначаю, – поторопил поляк и отключился.

Дело в том, что ещё месяц назад коллекционер дал мне задание найти какую-нибудь информацию о наших артефактах. Есть такое понятие «провенанс», обозначающее историю происхождения и владения предметов антиквариата, таким образом подтверждается подлинность ценностей. Проведения экспертизы никто от нас не требовал, здесь срабатывала репутация Лешека, но известное прошлое каждой вещи могло значительно поднять продажную цену. В этом плане статья Светы в калининградском журнале сослужила хорошую службу, подтверждая легитимность обладания мной всеми реликвиями. Материал показался интересным для центральных российских изданий и его напечатали в двух журналах. Моя персона в старинном платье засветилась на всю страну и мне на электронную почту начали поступать предложения из России о покупке антиквариата. К тому же, я приблизилась к избранному кругу коллекционеров, о чём жаждала давно. В итоге, все оказались в плюсе.

Рабочий уголок оборудовал Добрыня, необходимая офисная техника заняла своё место на небольшом столике у камина, и мы могли заниматься работой не выходя из дома.

– Так жалко чайный сервиз отдавать, – сказала я, мысль эта мучила уже несколько дней.

– Зачем нам столько посуды? – возразила Светик. – А пятнадцать тысяч долларов тебя не прельщают? Зная цену, захлебнёмся чаем из этих чашек. У меня дома один уже есть, стоит годами. Пользы никакой, одно осознание, что это круто и дорого, ничего больше.

– Ладно, пакуйте, только осторожно, – пересилив себя, я дала добро.

Коробки, пупырчатая плёнка, пенопласт – всё было заготовлено заранее. Из сундука с посудой для своей коллекции я выбрала одну статуэтку, вазу, расписанную растительным орнаментом, три разных чайные пары и большое блюдо. Два бронзовых подсвечника также приберегла для себя, они очень красиво будут смотреться в любом интерьере, особенно в рождество, с мерцающими огоньками свечей. Хотя, где у меня теперь дом – в Калининграде, Берлине, или здесь, во Фьезоле? Не успеваю жить в каждом из них. Я человек мира, везде чувствую себя хорошо. Чтобы украсить в соответствии с моими вкусами каждое жилище, необходимо оставить все находки, а это слишком большая роскошь. Пусть и не жадная до денег, но мысль в одночасье стать независимой миллионершей тоже грела душу. Тем не менее, ежедневно перебирать и раскладывать бумажки с адресами клиентов для меня было мукой мученической. Сердце кровью обливалось, что такое добро из рук уходит.

– И стоны её разносились по дому, заполняя каждый угол и всякое пустое пространство! – чопорно сказала Света, упаковывая в коробку сервиз и время от времени косясь в мою сторону. – Слёзы лились и лились рекой, шумным потоком выплёскиваясь на улицу! Синьорина Наталья заламывала руки, страстно целовала каждую плошку и прощалась с ней навек!

– Всё сказала? – спросила я, дождалась пока принтер выплюнет бумаги, и повернулась к подруге. – Оставь свои язвительные выступления при себе. Вон, Брит работает потихоньку и помалкивает.

– Если бы наша Брит знала причину твоего женского недомогания, она бы пальцем у виска покрутила. Убиваешься, как на похоронах.

– Почему нельзя с уважением относиться к моим страданиям? – повысила я голос.

– А я и уважаю! Даже можно сказать – отношусь с преклонением! – Света также перешла в другую тональность. – Слава тебе и почёт! Только ты мне объясни сначала, от того, что ты ходишь как чёрная туча, что изменится? Решение принято, всё, проехали!

– Тебе этого не понять! Люди такие деньги платят, чтобы отыскать редкие вещи, а мы их сами из дома выталкиваем!

– Вот и хорошо, что нам огромные деньжищи за них дадут, причём в валюте. Ты хоть предварительно посчитала, на сколько это потянет, Лобачевский?

Света прекратила паковать и сердито бросила на меня взгляд из-под нахмуренных бровей.

– Пока только сундук с посудой. По моим прикидкам, от ста до ста десяти тысяч долларов.

Светик присвистнула от невообразимости этой цифры.

– А ты думала? Не копеечным ширпотребом из супермаркета торгуем. А если ещё два сундука продадим, то это плюсом по три – четыре тысячи. Ну, Лешек хотел один забрать, ему скидку пятьдесят процентов сделаем, – мне доставляло мстительное удовольствие дразнить ошеломлённую Светку. – Пойдём, покурим.

– Ты снова решила разбудить дурные привычки? – спросила взбудораженная подруга, беря со стола сигареты. – Правда, такая сумма офигенская?

– Шуточки шучу! Ещё надо взять пару книг и во Флоренции в центральную библиотеку заехать. С платьями что-то придумать, хотела в театры какие-нибудь предложить. У меня голова кругом идёт, когда всё успеем? Ты уедешь, а я буду по всей Италии носиться с этой стариной в зубах. Измаюсь, пока последнюю книжку не пристрою.

– Так давай завтра и рванём, чего ждать? – разумно предложила Светик. – Пойдём, покурим и обсудим.

Я позвала Бригитте. Всё это время она с немецкой педантичностью скрупулезно сверяла фарфоровые изделия с фотографиями в каталогах. Проверяла номера в реестре и отмечала их на бланке, заведённом мной для каждого заказчика. Брит отмечала галочки простым карандашом и расставляла по всей гостиной уже отработанные заказы. Света делала контрольный выстрел, то есть с точно такими же бумагами проходила следом за немкой, не дай Бог, что-то уйдёт не по адресу.

Для меня организация этого процесса не составила никакого труда, а пользы принесло много. Документацию вели на русском и английском языках. Таким образом, все вместе плодотворно трудились третий день.

Друг за дружкой мы направились в беседку. В Италии, а тем более в Тоскане, осень ещё не наступила. В это время года, в промозглом от частых дождей Калининграде, муторно и сыро. Здесь же лето продолжалось в своих ярких красках и жаркой погоде. Для кого-то из России его продавали за деньги, а для меня летний сезон продолжался бесплатно. Двор ещё утопал в цветах, кусты олеандра опоясывали дом пышным розовым кушаком. Мои взлелеянные клумбы пестрели весёлым ковром, притягивая взгляд. По всему двору были расставлены большие горшки с бушующими в них разноцветными растениями, название которых я даже не знала. По весне мы с Добрыней скупали рассаду на местном рынке и просто втыкали её где придётся. Повсюду развешаны горшки с ампельными цветами, всё в точности соответствии с итальянскими традициями. Беседка, увитая со всех сторон бугенвиллией, манила под свою сень сиренево-розовым покровом. К сожалению, насыщенный цвет немного потускнел и цветы начали опадать. Но скорбное увядание не оказывало никакого влияния. Тоскана прекрасна всегда. Имея за плечами целый год владения этим подарком, я никак не могла привыкнуть к нему. Каждый раз, оглядывая двор, какая-то жаба внутри тщеславно начинала квакать: «Это моё! Это всё принадлежит мне»!

Мы с подругой закурили. На удивление, Брит тоже попросила сигарету у Светы и с видимым наслаждением дымила вместе с нами.

– Не думала, что ты куришь, – я обратилась к ней по-немецки.

Она улыбнулась и пожала плечами:

– Иногда балуюсь. Мне у вас очень нравится, красиво, уютно. Не ожидала, что работа принесёт такое удовольствие. Вы всё продали?

– Да, почти.

Я взяла ещё одну сигарету, подумала – надо заехать в магазинчик, взять несколько пачек, раз уж мы все подсели на Светкин никотин.

– Я бы хотела что-то купить для себя на память, – сказала Брит.

– У тебя же есть браслет.

– Это талисман, я его никогда не снимаю. Тепло идёт от него, – ответила она, подняла руку и любовно посмотрела на украшение.

Я улыбнулась. У мечтательной фрау Майер возникали такие же ощущения, как и у меня. Моё первое впечатление от старинного изделия – мягкость и нежность.

– О чем вы говорите, Наташ? – негромко спросила Светик. Непонимание сути разговора для неё неприемлемо, нужно обязательно воткнуть хоть какую-нибудь фразу.

– Да так… Брит считает, что я должна оставить всё себе, такую красоту продавать нельзя. Ещё велела не слушать подруг, которые ни черта не понимают в антиквариате, – я с вдумчивым видом высказала это Свете.

Она удивлённо распахнула глаза:

– Серьёзно?.. А она-то сама разбирается?

Я засмеялась и обняла её.

– Да ну тебя, Натка! Тебе верить – себя не уважать, – она нарочито грубо оттолкнула меня, фрау Майер усмехнулась.

– Учи языки, Светик, – наставительно сказала я. – Ладно, вы тут работайте, а я по соседям пройдусь, может кто-то подскажет, что тут случилось. Да и время обеденное, что-нибудь поесть сообразите.

– У нас ещё лишний рот в виде Густава, а к нему солидная утроба. По-моему, он опять в бассейне бултыхается, – проворчала Света. Если сами мы могли обойтись лёгкими перекусами, то из-за мужчины приходилось готовить мясное каждый день.

Я взяла деньги и корзинку и вышла из калитки. Моя Тоскана поднималась вверх брусчатой улочкой, с двух сторон окаймлённой рядами старинных домов. Привязанность к Фьезоле оказалась сильнее любых цепей и канатов. Влюблённая в этот край, сроднилась с вековыми строениями, душа взлетала высоко-высоко, в лазурную синь неба, от осознания того, что я здесь своя!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Однажды я прочитала в какой-то книге об Италии, что в этой стране настолько бережно относятся к постройкам, что трёхсотлетний дом считается новым. Именно по этой причине в первую очередь направилась к соседям. Их жильё тоже было очень старым и, возможно, они владеют какой-то информацией.

С пожилой синьорой Фелисой у нас сложились замечательные отношения с самого начала моего самостоятельного проживания в Тоскане. Добродушная и открытая, как все итальянцы, она частенько заходила ко мне. Во время моего отсутствия синьора Фелиса по-прежнему присматривала за нашим домом. Когда я жила во Фьезоле, то постоянно бегала к ней за сыром, молоком и фруктами. Раз в неделю рассчитывалась за покупки, а она была довольна этим приработком и накидывала поверх корзины ещё гору винограда, персиков или цитрусовых, в зависимости от сезона. Завидев меня, её супруг, синьор Алберто, тут же подскакивал с возгласами «Уффа! Ла Реджина!» (Королева). По жизни вечно недовольная своей внешностью, поначалу мне это резало слух. Непревзойдённой по красоте знатной особой себя никогда не считала, но льстило, что тут жеманничать. Пусть синьор и не слишком молод, однако покорить Италию я намеревалась всерьёз, можно начать и с него. Со временем поняла, что это обычные для итальянцев восторженные восклицания в адрес любой женщины, неважно пожилой или молодой.

– Чао, синьора Фелиса! Чао, синьор Алберто! – поприветствовала я, стуча в дверь, и зашла в дом.

– Чао! Ла Реджина! – последовало радостное непременное восклицание от хозяина, подхват под руку и усаживание на стул.

– Чао, синьора Наталья! – отозвалась итальянка, что-то помешивая ложкой в большой кастрюле. Сладкий запах сразу перенёс в детство, когда мама варила варенье. Точно так же, только в тазу. Она собирала пенку на блюдце и это было удивительнейшее лакомство на свете. Здесь же, у синьоры Фелисы, неуловимо ощущалось что-то ещё, похожее на базилик.

В своё время мне даже удалось пристроить соседям единственного детёныша моей рыжей Лиски. Сейчас он мирно спал на стуле, свернувшись пушистым комочком. Милая домашняя сцена.

Я повела носом и сказала:

– Божественно пахнет!

– Джем из персиков, внуки любят, – пояснила хозяйка.

Маленькая девчушка лет пяти выбежала из комнаты. Хорошенькая как эльф, с огромными глазами, похожими на тёмные маслины, пухленькими щёчками, пурпурными губками и густыми, почти смоляными, кучерявыми волосами.

– Чао, Мичела! – я улыбнулась самой младшей внучке соседей и протянула ей шоколадку.

– Алонка! – с умилительным придыханием воскликнула она. Схватила гостинец, прижала его к груди, затем отставила ручки, полюбовалась на картинку, поцеловала фантик и снова: – Ало-онка!

Я засмеялась. Эмоциональная натура чувствовалась в каждом жесте и каждой мимической гримаске ребёнка. Синьора Фелиса снисходительно улыбнулась, поглядывая на свою любимицу.

– Грацья, синьора Наталья! Мичела выучила русское имя.

Специально для их внучки я привозила запас шоколада «Алёнка». Маленькая итальяночка просто влюбилась в изображение щекастой матрёшки, знакомой нам с детства. Мы с ней совсем недолго учили это слово и смышлёная девчушка быстро усвоила незнакомое имя.

Я объяснила, что меня интересует. Хозяева выслушали внимательно, с неподдельным любопытством, затем синьор Алберто погрузился в раздумье, а я напряглась от предчувствия – вот оно!

– Есть одна история про ваш дом.... Это было очень давно, меня тогда на свете не было, бабушка рассказывала. Правда или нет – не знаю. Больше похоже на легенду, – он начал говорить, внутри у меня всё затрепетало от волнения. Почему я сразу не додумалась спросить у людей, здесь живущих, что произошло? Разве нужно было ждать так долго, чтобы услышать местное предание?

– Алиссия Коваччи, девушка, которая повесилась в оливковой роще, – итальянец продолжал повествование. – Большая любовь… большая… с молодым служащим из ратуши. Отец имел свои планы и нашёл для единственной дочери другого жениха. Не знаю точно, но говорят – намного старше по возрасту. Молодая синьорина умоляла родителей позволить ей выйти замуж за любимого, но отец был непреклонен. Назначили свадьбу, а за день до венчания она пропала. Искали её всем городом и нашли с петлёй на шее неподалеку.

– А что дальше? – спросила я, оглушённая такими новостями.

Господи!.. Сердце разрывалось от страдания за мою юную синьорину. Боже, бедная девочка предпочла наложить на себя руки, но не отказаться от любви. Вечная, самая сильная и самая хрупкая земная тема – любовь и преданность. Не могу поверить, что всё случилось в нашем доме! Значит, не Катерина она, Алиссия….

– Мать сошла с ума. Да… Отец почернел от горя. Он продал дом и увёз жену к морю. Куда пропал возлюбленный синьорины, никто не знает, – задумчиво сказал он. – У нас говорят, Алиссия Коваччи приходит к тем, кто не может найти свою любовь. Это старое дерево считается священным. Нужно идти в рощу, дотронуться до него рукой и попросить. Тогда она поможет, всегда есть какой-то знак.

– Почему ты ничего не рассказывал? – налетела на мужа синьора Фелиса и в сердцах отшвырнула ложку. – Почти пятьдесят лет здесь живу, ничего подобного не слышала!

– А тебе зачем? Ты не можешь найти свою любовь? – синьор Алберто соскочил со стула и широко взмахнул рукой, как бы показывая всю абсурдность вопроса его дражайшей половины. – Давай, отведу тебя в рощу, попроси себе молодого синьора!

На моих глазах, причём не в первой, горячая кровь закипала у супругов одновременно. Я вжала голову в плечи и сидела тихонько, ожидая, когда буря закончится. Странно, по нашим понятиям, итальянцы должны бурно ругаться и размахивать руками в громких долгих ссорах. Почему укоренился такой стереотип – непонятно. На самом деле всё заканчивается быстро. У этого народа не принято раздуваться по нескольку дней от обиды, молчаливым зверьком затаиться в углу и накручивать себя вплоть до кровавой вендетты. Пар выпускался и через некоторое время конфликтующие стороны щебетали, как ни в чём не бывало. Нам многому можно поучиться у темпераментных итальянцев.

– У меня уже есть один синьор, зачем мне ещё? Мы могли бы молиться за эту молодую девушку, упокой, Господь, её душу! – фыркающая, как раздражённая кошка, хозяйка подобрала ложку с пола и принялась вытирать липкое пятно.

– Я в Бога не верю, если бы он был, то мы бы жили лучше! – запальчиво сказал сосед, вновь усаживаясь на стул.

Они ещё немного побурчали и на этом ссора закончилась. Выждав, когда страсти улягутся, я спросила:

– Синьор Алберто, вы можете показать это место?

Все несколько минут неожиданной бури мои мысли были там, в старой оливкой роще. Как она решилась? Плакала или нет? Боже милостивый, совсем ребёнок, возможно, на то время Алиссия Коваччи была младше Сашки! О чём думала юная синьорина, когда вместо того, чтобы украшать вышивкой приданое, она вязала страшный последний узел в своей короткой жизни?

Итальянец кивнул:

– Конечно, когда? Это рядом.

– Сегодня, сейчас, если можете, – нетерпеливо сказала я. Отдала хозяйке деньги за прошлую неделю и попросила ещё продуктов.

Синьор Алберто пошёл собирать для нас фрукты, а его супруга складывала в корзину мои неизменные покупки – молоко и домашний сыр. Вдобавок к этому набору она положила банку почти горячего джема. Вот такие замечательные у нас соседи!

– Я тоже хочу пойти,– сказала синьора Фелиса, снимая фартук. – Через полчаса будем у вашего дома.

Я поблагодарила хозяев, потрепала по пухлой щёчке Мичелу, перепачканную шоколадом, и поспешила домой, нагруженная тяжёлой поклажей.

Гостьи накрывали на стол в беседке. Брит уверенно строгала салат и была увлечена этим процессом. Светик же таскала из дома только что изжаренные стейки из свинины и отварную картошку. Немка совсем не привередничала в еде и с видимым аппетитом поглощала обычную для простолюдинов еду.

– Ну, узнала что-нибудь? – спросила подруга.

Она уселась на скамейке и зорко вглядывалась в моё лицо. Как статью в своём журнале, Светик считывала с меня информацию:

– Что случилось?

Я водрузила ношу на стол и перевела дух.

– Собирайтесь, в рощу пойдём. Пока ещё не переварила, но не знаю, что делать, – сказала я, рука машинально отщипывала лежащий сверху пыльный виноград. Мысли о том, имеем ли мы теперь право распоряжаться находками, не давала покоя.

– Объясни, что происходит? – спросила Света, отодвигая корзину. – Грязный, не ешь.

Ничего не понимающая, но чувствующая какую-то напряжённость, Брит прекратила свои кулинарные эксперименты и примостилась напротив Светы. Немка с интересом смотрела на меня и ждала рассказа.

Я изложила историю на двух языках. Обе женщины сидели потрясённые. Поздний обед был забыт, новость, как разорвавшаяся бомба, произвела сильное впечатление на всех.

– Синьора Наталья! – послышался громкий голос соседки.

Я опомнилась и побежала к калитке.

– Что с обедом-то делать, назад отнесу? – вдогонку выкрикнула подруга, сорвалась с места и потащила тарелки в дом. Брит, недолго думая, схватила миску с салатом и чашку с картошкой и устремилась следом за Светиком. Резвая, она всё-таки, дамочка, ни грамма заносчивости в ней нет! – с удовлетворением отметила я. – Наш человек!

Уже когда мы собрались у калитки, Бригитте спросила:

– Можно цветы сорвать?

Я кивнула. Умничка, какая ты умничка, фрау Майер!

Интернациональная группа из семи человек направилась вниз по улице. Первым важно выступал синьор Алберто, за ним его супруга с подпрыгивающей Мичелой, следом три женщины, замыкала шествие тень отца Гамлета, наспех успевшая натянуть шорты и футболку.

– Может, медальон с Мадонной, который мы нашли, этой Алиссии, как думаешь? – спросила подруга, забежав вперёд. Она с надеждой смотрела на меня, лицо выражало крайнюю увлечённость – и без того большие глаза расширились, зрачки уменьшились до точки, тонкие ноздри вздрагивали от возбуждения. Светик походила на гончую.

– Всё возможно, не знаю…. Медальон очень старый, может, от бабушки ей достался.

– Ну да! Я его дома на кровати на двусторонний скотч приклеила, перед сном всегда трогаю.

– Его не просто трогать надо, а молиться.

– А я и молюсь, как умею так и молюсь. Это же неважно, какие ты слова говоришь, главное суть, – она по понятной причине возлагала большие надежды на маленький невзрачный образ.

Я же вообразила, как молоденькая синьорина Алиссия Коваччи каждую ночь взывала к Мадонне, прося уберечь от ненавистного брака. Складывала тонкие руки к груди, склоняла головку и шептала одними губами «Спаси и сохрани»! Горестные слёзы скатывались тонкими горячими ручейками по нежному личику. Юное сердечко трепетало от отчаяния, но она надеялась до последнего, если решилась на такой шаг накануне свадьбы. Не спасла её Мадонна, не спасла! От этого видения я содрогнулась.

Мы миновали окраину Фьезоле и в полном молчании гуськом шли по обочине дороги. Маленькая Мичела устала и синьор Алберто взял её на руки. Его супруга семенила следом за ним, за ней Светик, потом я, за мной Бригитте Майер, крепко зажавшая в кулачке букетик цветов, последним Густав. Только изредка пролетающие мимо автомобили да насвистывания охранника нарушали возвышенную церемониальность процессии.

Полуденная жара спала и идти было нетрудно, да и недалеко. Взгляд мой кружил по окрестностям – милая сердцу Тоскана простиралась на триста шестьдесят градусов, заставляя на глаза наворачиваться слёзы. Думаю, ни одного человека не могут оставить равнодушными здешние пейзажи. Любовь – это то, что постоянно заставляет вернуться сюда. Бескрайние волны холмов, каждый поворот дороги, открывающий новые живописные картины, повергают душу в священный трепет. Я упивалась моей Тосканой в любое время года и в любую погоду.

Оливковая роща, конечный пункт нашего следования, находится на подступах к городу. Вскоре синьор Алберто повернул налево, на небольшую извилистую тропинку, и мы вошли в удивительное место. Вековые деревья с полыми, как будто запутанными толстыми стволами, походили на сказочных монстров. Некоторые из них были просто огромными! Гигантские кроны склонялись до земли, образуя серебристо-зелёный купол. Сезон сбора оливок ещё не начался и спелые плоды облепили тяжёлые ветви.

Священное дерево увидели почти сразу. Она росло неподалёку от дороги и выделялось среди остальных яркими пятнами повязанных ленточек.

Безмолвная команда остановилась возле него, да и нужны ли были слова? Синьора Фелиса и Бригитте что-то шептали одними губами, Света как-то сникла, обняла себя руками и о чём-то думала. Синьор Алберто поставил малышку на землю и прижимал к себе. Девчушка, не осознающая происходящего, но чувствующая какую-то общую сосредоточенность, притихла, опустила тёмную головку и ковыряла землю носком красного сандалика. Густав прислонился к соседнему дереву и просто ждал. Я же думала о том, что вот эти зелёные исполины, окружающие жуткое место, и стали свидетелями страшной сцены. Более ста лет назад, в тишине, они наблюдали драматичный конец моей юной синьорины. Человеческие жизни исчезали под натиском войн, эпидемий и личных трагедий, а деревья, как немые очевидцы, впитывали в себя катастрофы без права высказаться.

И ещё одна мысль прорезалась через грусть – мы все, люди разных национальностей, совсем непохожих стран, стоим сейчас здесь. Пришли для того, чтобы отдать дань памяти девочке, так мужественно пытавшейся отстоять право на любовь.

Брит положила букетик цветов к подножию дерева, синьора Фелиса воткнула свёрнутую бумажку в переплетение ствола, Светик сняла резинку с волос и зацепила её на одной из веток. Я ласково погладила тёплый шершавый ствол. Нет, просить не о чем, у меня есть то, зачем люди приходят сюда, просто мысленно поздоровалась с Алиссией Коваччи. Может это и неправильно, но мне казалось, что нужно сделать именно так.

– Ну что скажешь, Лешечек? – спросила я. После изложенной поляку трагедии, разыгравшейся под крышей нашего дома, мучительно ждала его заключения.

– Ты видишь, моя дивчина, – ответил он и замолчал. Пауза затянулась.

– Ты здесь, Лешек?

– Да…, – голос на другом конце линии отозвался глубоким вздохом. – Мы правильно предположили, что все находки – приданое для невесты. Но люди умирают, Натушка, принимай это спокойно.

– Ты хочешь сказать, мы должны продавать? Разве это этично по отношению к ней? – я колебалась и не хотела, чтобы вещи Алиссии Коваччи ушли с молотка.

– Дело не в приличиях. Всё, что продаётся на антикварном рынке, имеет свою давнюю историю. Владельцы ценностей давно почили в бозе, но их предметы продолжают служить людям и приносить счастье настоящим ценителям. Думаю, ничего плохого в этом нет. Синьорина бы порадовалась, что её наряды будет кто-то примерять и любоваться ими. Ты только подумай… . Рано или поздно, всё перейдёт в тлен, время сделает своё дело и вещи умрут. Не переживай так, Натушка, это нормально для антикварного бизнеса, – спокойный и уравновешенный голос поляка немного притушил мои запутавшиеся чувства. – Как моя Светличка? Она не звонила несколько дней.