Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

Эркин повернулся на спину, сдвинул одеяло и потёр грудь, пытаясь хоть так умерить тупо саднящую там боль. И не понять, что болит, и ни ушиба, ни ещё чего нет, а больно, внутри она, и как избавиться от неё – непонятно. Фредди, как же ты мог? Сидеть за одним столом с этой сволочью, пить с ним, стрелять по его слову, и… и кто-то же дал тебе деньги за твой выстрел, не этот шакал, кто-то другой, но ты взял же их, Фредди, ты же не раб, чтобы по приказу хозяина мордовать другого такого же раба, Фредди, а когда пришёл, ты по-другому никак не мог меня позвать? Мальчишку под дуло поставил. За что? Фредди?!

Боль стала невыносимой, и, чтобы не закричать в голос, Эркин повернулся на живот, обхватил руками подушку и, закусив её угол, как когда-то в имении рукав рабской куртки, заплакал. Плакал долго, вздрагивая всем телом, и чувствовал, как боль становится горячей и текучей, выходит из него со слезами.

Выплакавшись, Эркин осторожно приподнялся на локтях, посмотрел вниз, вбок. Нет, вроде никого не разбудил. Он вытер мокрое лицо о подушку, перевернул её и лёг уже удобнее, натянул на плечи одеяло, угол подсунул под щёку, вздохом перевёл дыхание. Выговоришься – станет легче. Рассказать об этом он никому никогда не сможет, но хоть вот так, в подушку. Ладно, надо спать, отрезано, всё в прошлом. Но и засыпая, он помнил и знал, что будет помнить, каким беззащитным стало лицо Фредди при его словах о расчёте, лицо человека, получившего неожиданный удар… Эркин снова вздохнул. Уже во сне.

Нюся осторожно приподнялась на локте, посмотрела на него и снова легла. Хорошо, что всё обошлось. Когда он ушёл, тётя Женя так перепугалась, и они решили, что она присмотрит за Алисой, а тётя Женя будет его ждать и вообще… господи, как хорошо, что всё обошлось. Жалко, если бы с ним что-то случилось. Он такой большой и сильный, просто рядом быть и уже ничего не страшно. Если бы не он… она же одна, ни защитника, ни просто близкого. Нет, она понимает, что слишком большая, чтобы к тёте Жене в дочки проситься, а сама она ему вовсе не нужна, он и не посмотрел на неё ни разу. Вот уедут они, и она опять останется одна. Нюся тихонько всхлипнула, засыпая.

Сдавленные рыдания Эркина разбудили Женю, но, понимая, что он сейчас всё равно ей ничего не скажет, она не шевельнулась. И лежала неподвижно, пока не услышала, как он лёг по-другому, повздыхал, поёрзал, укладываясь, и наконец задышал уже спокойно. Вроде ни Алиска, ни Нюся не проснулись. Ну, Алиса всё проспала, и, слава богу. Ещё бы заревела, переполошила бы всех. Господи, что же там было в городе? Нюся сказала, что Грег ходил с ними и вернулся отдельно и раненый. Эркин из города пришёл сам не свой, а после этого вызова… нет, спрашивать Эркина бессмысленно, если бы он хотел ей сказать, то сразу бы сказал. Может, потом, когда-нибудь… господи, да она и не хочет знать, лишь бы он был жив и здоров. Ладно, раз обошлось, то всё хорошо. Завтра… завтра ему, наверное, лучше к психологу не ходить, ещё сорвётся ненароком. Пусть… ну, хоть поспит. А то он и так из-за врачей извёлся. Женя вздохнула, ещё раз посмотрела на безмятежно спавшую Алису и закрыла глаза, разрешая себе заснуть.

Тим боялся, что этот переполох испугает Дима. Он уже уложил малыша и собирался ложиться сам, когда зарёванный Сашка заметался по казарме, отыскивая Мороза, и сразу понял: то, из-за чего Грег пришёл раненым, а Фёдор и Мороз еле поспели к закрытию, продолжается. Он велел Диму лежать и носа из-под одеяла не высовывать, быстро оделся и пошёл к выходу. Дело оборачивалось очень серьёзно, а он, можно считать, без оружия, только складной нож в кармане и кастет, и всё. Но… обошлось и ладно.

Когда Тим вернулся, Дим смирно лежал в постели, но не спал.

– Чего не спишь? – улыбнулся Тим, снимая куртку. – Спи.

– Ага, – глаза Дима хитро поблёскивали в синем сумраке. – Пап, а чего там случилось?

– Тише, Дим. Перебудишь всех.

– Ну, пап! – шёпотом попросил Дим. – Ну…

Тим укоризненно вздохнул, но присел на край койки Дима.

– Испугался?

– Да не-е. Пап, а ты мамку совсем не помнишь?

Тим покачал головой. Как отвечать на подобные вопросы Дима, он сообразить не мог и обычно соглашался с предложенным Димом вариантом. Говоря о прошлом, Дим, как догадывался Тим, не столько вспоминал его, сколько выдумывал заново.

– Это хорошо, что не помнишь, – задумчиво сказал Дим. – Значит, это не помеха.

– Помеха? – переспросил Тим новое русское слово.

Как и большинство в лагере, он говорил теперь на смеси русских и английских слов, радостно ощущая, что русских становится всё больше.

– Ну, не помешает, – объяснил Дим.

– Чему?

– Мы с Катькой одну штуку придумали. Здоровскую! Вот увидишь.

– Спи, придумщик, – засмеялся Тим и встал.

– Ладно, – не стал спорить Дим и повторил: – Вот увидишь, – повернулся набок, сворачиваясь клубком под одеялом и мгновенно засыпая.

Тим поправил ему одеяло, быстро разделся и забрался на свою койку. Ну вот, ещё один день закончен. Ладно. Что бы там Дим ни придумал, это будет… безобиднее того, что устроили Сашка с Шуркой. Полезли дураки, и едва кровью всё не кончилось. Странная, конечно, история. Киллер, а промахивается. А если стрелял впритирку, почему Грега ранил? Устроил такой шухер, заложника брал и только для того, чтобы Мороза на разговор позвать. Глупо как-то. Ну, о чём с ним Мороз говорил, это их дело, конечно. Но какие дела у спальника с киллером? А везучий парень Мороз: первый раз в город вышел и сразу в такое дерьмо вляпался. Ну, а его и Дима это не касается, пусть спальник сам разбирается. А у него – Тим невольно вздохнул – свои проблемы. Дим стал часто мать вспоминать. Говорит и смотрит, будто ждёт: подтвердит отец или опровергнет. Кого проверяет Дим, себя или его? Ему нечего сказать Диму, он даже выдумать ничего не может. Семьи у раба нет. Если только тебе кого-то в дети дадут, или тебя кому-то. А взяли в телохранители – и этого лишили. У телохранителя никого и ничего нет. Только хозяин. И то… Нет, не хочется об этом. Хорошо, что Дим ничего о рабстве не знает, не понимает, бегает с другими детьми, играет, болтает только по-русски, всюду успевает сунуть нос, а потом выдаёт:

– Пап, а почему где чёрт не справится, туда бабу пошлёт?

И не сразу поймёшь, а поняв, всё равно не знаешь, что ответить.

Тим улыбнулся, не открывая глаз. Спасибо Старому Сержу, Сергею Са-вель-и-чу, да, так правильно, за подсказку и помощь. Конечно, останься они там, ни ему, ни Диму жизни бы не было. Даже не в цвете дело. А хуже. Он летом выехал проверять отрегулированную машину и увидел на улице того… который командовал расстрелом лагерников и посылал его в ров, проверить и добить… а теперь в штатском, сидит, пиво пьёт, сытый, довольный… Вот тогда и понял, что надо бежать. А то ещё на Старого Хозяина нарвёшься, а это конец. И ему, и Диму. Тим на секунду, на долю секунды представил: он идёт по улице с Димом и встречает Старого Хозяина… и покрылся холодным потом. Он слишком хорошо знает, что бы за этим последовало. Холодный взгляд светлых бесцветных глаз, холодный ровный голос, слова… и приказ. Приказ убить Дима.

Тим рывком сел на койке, едва не свалившись вниз. Весь мокрый, впору полотенце брать. Сидел, слушал ночной шум казармы и обсыхал. Засаднило в горле, покурить бы сейчас или попить. Но что за одним, что за другим надо идти в уборную. Уговорились в семейном бараке ночью курить только в уборной. А спускаться – беспокоить Дима, и уйдёт он, а Дим проснётся… Сейчас уже реже, но хоть раз за ночь, но Дим просыпается и сразу: «Пап, ты здесь?». Услышит тишину и испугается. Нет уж, нужно перетерпеть. Хуже приходилось.

Высыхая, пот стягивал кожу. Тим растёр ладонью грудь и лёг. Ладно. Врачей он прошёл, психолога тоже. Теперь… да, теперь ему в справочную. Психолог посоветовал не спешить, а как следует разузнать об областях – в России не штаты, а области и края. Шофёры везде нужны, так что надо выбирать климат и другие условия. Хороший совет можно и приказом посчитать. Дим здоров – уже легче. Конечно, далеко на север забираться не стоит, слишком холодно. А Дим хоть и без ограничений, но всё-таки слабенький, да и расходы на зимнюю одежду большие будут. Но это всё надо ещё как следует обдумать. Лучше не спешить.

Графство ЭйрОкруг КингслейКоттедж № 3715

Проснувшись, Андрей ещё полежал неподвижно, закрыв глаза и напряжённо прислушиваясь. Пока не выяснишь, кто и что вокруг, показывать, что проснулся, нельзя.

Лёгкие быстрые шаги, стук костяшками по дереву и молодой женский голос:

– Вставай и выходи. Он уехал.

И опять шаги. Уже удаляющиеся. Вдалеке стукнула дверь. Да, ушла на кухню.

Андрей открыл глаза, потянулся под одеялом и откинул его. Сквозь плотные белые шторы комнату заливает белый свет. Значит, даже не утро, а день. Однако дал он храпака. В изножье кровати тёмно-красный, почти бордовый халат, а раньше его не было. Значит, пока спал, заходили, а он и не почувствовал. Возьмём на заметку. Так, и шлёпанцы стоят. Отлично.

Андрей встал, всунул ступни в шлёпанцы, надел халат и, завязывая на ходу пояс, вышел в гостиную.

– Элли!

– Я на кухне, – откликнулась она.

Андрей вошёл в маленькую, очень светлую и уютную кухню, шумно понюхал воздух.

– Запахи…! Обалдеть!

Элли обернулась к нему от плиты, невольно улыбнулась.

– Иди, приведи себя в порядок, и будем есть.

– Завтракать? – уточнил Андрей.

– Нет, – засмеялась Элли. – Уже ленч.

Андрей провёл тыльной стороной ладони по своей щеке.

– Однако… Я мигом, Элли.

Она кивнула.

– Хорошо. У меня будет вот-вот готово, – и уже ему в спину крикнула: – Всё, что нужно, в ванной.

В ванной Андрей, кроме уже привычных мыла и полотенец, обнаружил на полочке у зеркала бритвенный прибор и на табуретке одежду. Трусы, рубашка, брюки, носки, под табуреткой стояли лёгкие полуботинки. Так-так, и что сие означает? Изменение условий содержания…

…Он сидит на кровати, а Элли рядом на стуле, сцепив руки на коленях.

– Элли, мне так и ходить нагишом?

– Ох, он же в любой момент может появиться, увидит…

Глаза Элли наполняются слезами.

– Ну, Элли, не надо. Всё так, ты права, но что-то же надо делать.

– Не знаю, – всхлипывает Элли. – Понимаешь, он, когда приезжает, то заходит и смотрит на тебя, и вообще… он всё сразу видит.

Он кивает, напряжённо думая…

…В конце концов решили так: он будет оставаться в своей спальне, а Элли, как и раньше, будет приносить ему всё необходимое и тут же уносить, но есть и бриться он будет, конечно, сам. А Джимми она скажет, что он начал приходить в себя, но ненадолго, говорит отдельные слова, но бессвязно и сам не понимает, что говорит.

Что ж… Андрей оглядел себя в зеркале, ощупал щёки. Что ж, похоже, это сработало, посмотрим, что дальше будет. Джимми… интересно всё-таки, кто это такой. По рассказу Элли – сволочь первостатейная. Скорее всего, уголовник. Ну, таких мы всяких повидали, посмотрим и на этого.

Он быстро оделся, оглядел ванную: нет, всё в порядке. И пошёл на кухню.

Элли уже накрыла на стол. Два прибора. Салат, отбивная с жареной картошкой, стакан томатного сока, на плите ждёт своего часа кофейник.

– Красота! – искренне восхитился Андрей, садясь к столу.

Элли улыбнулась, устраиваясь напротив.

– Тебе нравится?

– Мм! – говорить Андрей не мог: рот уже набит, и он мимикой изобразил неземное блаженство.

Элли засмеялась.

– Ну, на здоровье.

Когда он доел, она легко встала из-за стола, убрала тарелки и поставила кофейный сервиз.

– Тебе кофе с молоком или чёрный?

– Давай с молоком, – кивнул Андрей.

Элли поставила перед ним чашку с нежно-коричневой ароматной жидкостью и, помедлив, вытащила из кармана фартука листок, положила его рядом с чашкой. Андрей скользнул взглядом по аккуратному списку и поднял глаза на Элли.

– Что это?

– Это? Это список, – она вздохнула, – чему я должна тебя научить.

– Так, – задумчиво кивнул Андрей. – Ну и чему? Прочитай, Элли.

– Ты… ты не умеешь читать? – удивилась Элли.

Андрей, не отвечая, улыбнулся ей, она опять села и стала читать. Андрей слушал, и по его лицу как тень скользила злая улыбка. Прослушав список, кивнул.

– Ясно. Этому научиться можно. Он знает, что ты написала список? – Элли кивнула. – Тогда ладно. Что ещё, Элли?

Она молчала, потупившись.

– Ну же, Элли.

– Он… он велел мне рассказать тебе, как ты здесь очутился. Когда ты спросишь об этом.

– Понятно. Душевная, должно быть, история, да, Элли?

Она вдруг всхлипнула и заплакала, закрыв лицо ладонями. Андрей быстро переставил стул и сел рядом с ней, обнял, положив её голову себе на плечо.

– Ничего, Элли, всё будет в порядке, поверь мне.

Она, всхлипывая, тёрлась лицом о его рубашку.

– Это он привёз одежду?

– Да, – ответила она сквозь всхлипывания. – Только для дома, я же должна приучить тебя к… к цивилизации. А твоё он всё сжёг. Я говорила тебе.

– Всё? – спросил Андрей и почувствовал, как под его рукой вздрогнули её плечи.

Он осторожно взял двумя руками её голову, приподнял и поцеловал в мокрые испуганные глаза.

– Спасибо, Элли.

– Ты… ты…

– Т-ш-ш-ш, Элли, – он мягко поцеловал её в губы, вернее, на мгновение закрыл своими губами её рот. – Не надо об этом говорить. Ни что это, ни где хранится. О чём не сказано, Элли, того не знаешь. Чего не знаешь, о том не проболтаешься.

Элли невольно улыбнулась: таким ласково-лукавым был его голос.

– А как же ты тогда это найдёшь? – так же лукаво спросила она.

– А я не буду искать, – Андрей снова коснулся губами её губ и встал, подошёл к окну. Стоя сбоку, у косяка, оглядел всё ещё зелёный газон и блестящую от дождя плитку заднего дворика, обернулся к Элли. – Когда я смогу уйти, ты мне сама это отдашь.

– Ты можешь уйти даже сейчас. У меня есть тёплая куртка, она на молнии, понимаешь, не видно, что женская, – заторопилась Элли. – И с обувью что-нибудь придумаем.

– Ты меня гонишь? – с комичным испугом спросил Андрей и тут же стал серьёзным. – Он приедет, а меня нет. Что с тобой будет, Элли?

– Я тоже уеду.

– Куда? Он легко найдёт тебя. Нет, – Андрей говорил спокойно, но Элли чувствовала, что решение принято и менять его он не будет. – Я не могу так рисковать. Пока я не уверен в твоей безопасности, я буду здесь.

– Он… Джимми опасный человек.

– Да. Тем более. Он ведёт игру, Элли. Пока я не поведу её сам, я буду подыгрывать.

– Ты рискуешь проиграть себя, свою жизнь.

– На кону твоя жизнь, Элли, мне это главное.

Андрей оттолкнулся от окна и вернулся к столу.

– Ой-ёй! Кофе остыл, а такой кофе! – он залпом допил свою чашку и восхищённо причмокнул. – Вкуснота! Ну, Элли, давай, учи меня цивилизации. Что надо делать?

Элли засмеялась и встала.

– Я со всем сама справлюсь. Иди отдохни.

– Нет уж, нет уж. Хочу учиться!

И Элли сдалась. Показала ему посудомоечную машину, сушилку, холодильник, шкафы для посуды… Восторги Андрея трогательно смешили её. Убрав кухню, вышли в гостиную.

– А это холл. Гостиная. После обеда разожгу камин, посидим у огня. А хочешь, можно и сейчас.

– Зачем же порядок ломать? Нет уж, давай как обычно.

Андрей оглядывался по сторонам с детским интересом.

– Тебе нравится здесь?

– Красиво.

– Ну, я рада. Здесь я уже всё убрала. Урок на сегодня закончен. Так что сядь, посиди пока.

Андрей кивнул и сел на диван, потрепал гриву лежащего рядом большого льва.

– Какой зверь роскошный!

– Да, – засмеялась Элли. – Я хотела собаку или кошку. И Джимми привёз мне его. Чтобы мне было не так одиноко. Его зовут Лео.

– Подходит, – одобрил Андрей.

– Ещё бы, – улыбалась Элли. – Лео – это же и есть лев. Только на другом языке.

– Да-а?! – удивился Андрей. – Здорово. Запомню, – и лукаво подмигнул ей. – Постараюсь запомнить.

Элли подошла к дивану и села так, что Лео лежал между ними, а их руки, лежащие на его гриве, встречались.

– Да, а как тебя зовут? – он с улыбкой смотрел на неё, и Элли продолжила: – В твоей справке, Джимми её сжёг, там было написано Эндрю Мэроуз, это ведь твоя справка? Да? Ты – Эндрю?

– А как меня Джимми называет? – после недолгой паузы спросил Андрей.

– Джек-Дурак, – вздохнула Элли.

– Джек-Фулл, – задумчиво кивнул Андрей. – Что ж, Фулл – это для него и нам не обязательно, а Джек имя хорошее. Я не против.

– Но… но на самом деле ты…

– Джим знает, что ты прочитала справку? – перебил её Андрей. Она пожала плечами. – Ну вот. Не надо, Элли. Будем соблюдать правила игры. Буду Джеком. И ты не запутаешься, не назовёшь меня при нём по-другому.

Помедлив, Элли кивнула.

– Хорошо. Джек… и в самом деле неплохое имя, – и повторила, словно пробуя на вкус: – Джек…

– Что, Элли? – готовно откликнулся Андрей.

– Тебе надо полежать, отдохнуть, – решительно сказала Элли. – Ты после такой болезни…

– Слушаюсь, мэм.

Андрей вскинул ладони жестом капитуляции, и Элли рассмеялась.

– Я пойду, уберу у тебя, а ты, если хочешь, полежи здесь.

– Как скажешь, – медленно кивнул Андрей.

Он сильно побледнел, даже губы посветлели. Элли вскочила, столкнула льва на пол, быстро сняла с Андрея ботинки – он даже шевельнуться не успел – и помогла ему лечь, подложив под голову вышитую подушку.

– Ну вот, полежи, сейчас плед принесу, ноги укрою.

Он виновато улыбнулся ей, и Элли погладила его по щеке.

– Ничего-ничего, лежи спокойно. Ты просто устал.

– Да, – тихо ответил Андрей, – устал.

Когда Элли принесла плед, он лежал, закрыв глаза, но дыхание выровнялось, и губы опять порозовели. Элли накрыла его пледом, и, когда она поправляла неловко легший ему на грудь угол, он поймал её руку и на мгновение прижал к своим губам.

– Ну… – Элли сглотнула, – ну, ничего страшного, полежи. Лео побудет с тобой, – попыталась она пошутить, и он улыбнулся её шутке.

Андрей лежал в лёгкой приятной полудрёме, слушал, как Элли ходит, что-то делает, иногда разговаривая сама с собой. Элли хорошая, и на лицо симпатичная, и вообще… какая же ты сволочь, Джимми, ведь она любит тебя, по-настоящему, без любви такого никто не стерпит. Ну, ладно, с Джимми мне за многое, похоже, придётся считаться, ладно, рассчитаемся. Элли надо прикрыть надёжно, с гарантией. Джимми из-под земли её, если что, достанет. Значит… значит, что? Значит, ей нельзя ни уходить отсюда, ни сволочиться с Джимом. Вот Джима не будет, тогда и освободится. Ладно. Сложно, но возможно. «Смерть – не чудо, а закономерный результат совершаемых самим же убитым действий». Любил подлец порассуждать. Убив очередного, кто у него на дороге стоял. Или мог встать…

…– Ты, Малец, зря к полам липнешь.

– Почему?

– Невыгодно. Пайков у них нет, во-первых, на работы гоняют, во-вторых, и на финиш идут первыми, в-третьих, – и щелчок по носу. – Понял?

– Да.

Главное – не заплакать, не показать боли.

– Тогда благодари за науку…

…И благодарил. Хотел жить, выжить. Дожить до Победы. Вот почему и ходил к полам, политическим. Они надеялись. На Победу, на приход русских, на освобождение… а кримы надеялись на одно, нет, не надеялись, а рассчитывали и жили по расчёту: «Умри ты сегодня, а я завтра». А у полов… «Выживем вместе». Вот и ответ. Но враг… ну, с врагом разговор короткий. Главное – не спешить. Поспешишь… «Поспешишь – наследишь», «Ножом махать и обезьяна умеет, а человек думать должен». Ничего, времени навалом. Обдумаем всё, обсчитаем. И сделаем. Комар носа не подточит.

Элли убрала в его спальне, но покрывало не положила. Всё-таки он ещё слишком слаб, и кровать лучше держать наготове. Бедный парень. Она уже привыкла называть его Эндрю, а он не согласился. Почему он отказывается от своего имени? Или… или это была не его справка? Жил под чужим именем? Ну, всё равно. Джек… Так Джек. И Мэроуз совсем ему не подходит. Но он просил не думать об этом. И пусть пока полежит в холле. От кровати устаёшь, какой бы мягкой она ни была. Человеку нужно разнообразие. Ну вот, очень хорошо. Как он там?

Она вернулась в гостиную. Он спал, лёжа на диване, и свесившаяся рука утонула в гриве Лео. Элли улыбнулась мелькнувшей шутке. Ничего, пока нельзя, но когда-нибудь она ему расскажет, и они посмеются этому вместе. Беззвучно ступая, Элли подошла к столу, взяла корзинку с рукоделием и огляделась. Обычно она вышивала или вязала, сидя на диване рядом с Лео, или в кресле у камина. Но у камина ещё рано, а на диване спит… Джек. Ну и ничего, она… она сядет к окну. Ей тогда будет видно и его, и дорогу. Обычно Джимми так быстро не возвращается, но кто его знает, что ему в голову взбредёт.

Было тихо, моросил мелкий зимний дождь. И только ровное дыхание спящего человека. Элли достала пяльцы с вышивкой. За месяц и четверти не сделала. Ну, ей не к спеху, не в магазин на продажу сдавать. Джимми к её рукоделию равнодушен. Ему это не нужно и потому… Элли вздохнула. Джимми любит только себя и ни о ком больше думать просто не в состоянии.

Андрей шевельнулся на диване, открыл глаза. И когда его взгляд встретил со взглядом Элли, улыбнулся ей.

Тетрадь сорок восьмая

Графство ДурбанОкруг СпрингфилдСпрингфилдЦентральный военный госпиталь

Крис с утра работал в приёмном покое. Дежурство не тяжёлое, но суматошное. И работы не очень много, и не отойдёшь никуда. Он взял с собой книгу, как всегда теперь делал, но, конечно, даже не открыл. Не до того было. С обеда он свободен, до курсов. Уроки, в принципе, он все сделал, так что… так что зайдёт в их отсек. Помассирует руки Чаку.

Крис был готов заниматься всем, хватался за любые работы, лишь бы… лишь бы не думать о Люсе. Брошку, что тогда взял для неё у Ларри, он спрятал. Чтоб не была на глазах. И каждый раз прежде, чем лечь спать, доставал, разворачивал и смотрел. И снова убирал. Он понимал, что с ним. О таком шептались ещё в питомнике. Не называя, чтобы не накликать. Ничего, страшнее этого, со спальником и случиться не могло. И вот… с ним случилось. Выбраковка, горячка и… это. Три страха спальника. Горячку он прошёл. Может, и это, как горячка? Боль, потом «чёрный туман» и… и всё кончится. Останется холодная ясная пустота. Но это… это совсем иное. И… и он не хочет, чтобы это кончалось. Остальные наверняка заметили, жалеют его или смеются над ним, но ему плевать. Пока это за его спиной.

Выходя из жилого корпуса, он встретился с доктором Жариковым.

– Ты куда сейчас, Кирилл?

Жариков никогда не путал их прежние и новые имена, и Крис благодарно улыбнулся в ответ.

– К Чаку. Руки ему помассирую. И вообще…помогу парням.

– Думаешь, Сол с Люком не справятся? – озабоченно спросил Жариков.

Крис густо покраснел. Не желая этого, он чуть было не подставил парней. Сол и Люк – надёжные парни, выпендриться, правда, любят. Решили переехать, а имена оставили прежние. Нет, они и крестились и по документам теперь Савелий и Лукьян, а откликаются на Сола и Люка. Специально подбирали, чтоб не менять.

– Если ты не занят сейчас, – продолжал Жариков, – мне бы поговорить с тобой.

– Сделаю Чаку руки и приду. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул Жариков. – Я пока пообедаю как раз. Успею?

– Да, Иван Дормидонтович, – Крис лукаво улыбнулся. – Я не буду спешить.

Жариков охотно рассмеялся, и Крис побежал к корпусу, где когда-то выделили целый отсек для спальников, а теперь лежали Чак и Гэб.

В столовой Жариков от окна раздачи сразу выглядел Аристова. Тот задумчиво, явно думая о чём-то, не имеющем никакого отношения к еде, хлебал суп. «Ничего, Юрий Анатольевич, – улыбнулся Жариков, переставляя к себе на поднос тарелки, – я вам сейчас подсыплю… перчику».

Жариков взял свой поднос и решительно пошёл к Аристову.

– Свободно?

– Садись, Ваня, – Аристов на мгновение повёл на него очками и снова ушёл в раздумья.

Жариков, не торопясь, со вкусом устроился напротив.

– Юра, у тебя информация есть?

– О чём? – рассеянно спросил Аристов.

– Да всё о том индейце, – невинно пояснил Жариков.

Аристов поперхнулся супом.

– Ванька, ты опять?!

– Что значит, «опять»? Я ещё даже не начинал.

– Чего не начинал?!!

– Мстить, Юра. Я обещал тебе ужасную месть? Обещал. А я своё слово всегда держу.

– Ваня, тебе вредно столько работать. У тебя навязчивые мысли появляются. Смотри, маньяком станешь.

– Откуда у хирурга столь глубокие знания в психологии?

– Так, – неопределённо ответил Аристов, явно собираясь опять уйти в свои мысли, – С академии помню.

– Конечно-конечно, – закивал Жариков, – в пустой голове случайные знания долго держатся.

Под зловеще внимательным взглядом Аристова он закончил винегрет и перешёл к супу.

– А вот когда информации много, когда её надо систематизировать, осмыслить… Тут хирургия не поможет, привыкла она, понимаешь, отсекать и выбрасывать. Ну да ладно. Перехожу к главному блюду, – Жариков ел и говорил одновременно, освоив это искусство ещё в детстве. – К мести. Сейчас я задам тебе вопросы. Немного. Но ты на них не знаешь ответов, а я знаю. И уйду. А ты будешь корчиться от сознания своего невежества. Если, конечно, столь сложные и возвышенные чувства тебе доступны.