Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Ладно. Объяснение, но не оправдание. Я тебе ещё отомщу. И месть моя будет страшной.

– Иди, Ваня, готовь свою месть у себя. Я спать буду.

– Запомни. Я отомщу.

– Запомню, только спать дай…

…Аристов усмехнулся, потёр лицо ладонями и встал. Собрал и заложил картотеку в шкаф. Однако, как всё сошлось на этом парне, Морозе…

Он не додумал, потому что в дверь осторожно постучали. Аристов невольно поморщился.

– Да!

В приоткрытую дверь заглянул Крис, и Аристов, скрыв вздох, кивнул. Отказать парням в разговоре нельзя. И кто там? Крис, Андрей, Эд, Майкл, Люк.

– Доктор Юра, – заговорил по-английски, задавая тон, Крис, – извините нас, что мы так поздно, но нам очень нужно поговорить с вами.

– Очень нужно, доктор Юра, – просительно улыбнулся Андрей.

– Садитесь, – кивнул Аристов.

Как обычно, парни ловко и быстро расставили перед столом стулья и сели полукругом.

– Доктор Юра, – начал опять Крис, – вот мы подумали и решили вас просить.

– О чём? – удивился Аристов.

Парни быстро переглянулись.

– Доктор Юра, вот как побывал здесь тот парень, индеец, так мы уже два дня спорим, – заговорил Люк.

– Мы ведь как думали, – подхватил Эд, – год протянем и в Овраг. Ну, без мучений, мучиться вы нам не дадите, заснём, скажем, и во сне…

– Ты соображаешь, что несёшь? – не выдержал Аристов.

– Доктор Юра, ну, всё равно помирать.

– Это мы раньше так думали, – заторопился Андрей. – А теперь…

– А теперь получается, что мы жить будем, – снова перехватил Крис. – Мы ведь дальше Рождества не заглядывали, а теперь…

– Теперь дело другое, – понимающе кивнул Аристов.

– Да. Доктор Юра, вы ведь уедете. Не к этому Рождеству, позже, но уедете, – Крис дождался кивка Аристова. – А мы? Мы куда? Вы… вы дали нам жизнь. И когда мы горели, и потом… дали нам жильё, еду, работу… Спасибо вам, больше, чем спасибо, – остальные кивками согласились с ним, – а потом что?

– И что вы решили? – спросил Аристов.

– Мы, – Крис обвёл рукой сидящих, – и ещё… остальные хотим уехать. С вами. В Россию. Это возможно, доктор Юра?

– Я не думал об этом, – честно ответил Аристов. – И… все так решили?

– Нет, не все, – ответил Эд.

– Кто боится.

– Кто здесь стал завязываться.

– Но мы хотим уехать.

– Почему? – Аристов тут же пожалел о своём вопросе.

Парни сразу стали разглядывать стены, пол и потолок кабинета, у Криса и Люка заметно потемнели от прилившей крови щёки, у Андрея даже слёзы на глаза выступили.

– Скажу за себя, – наконец справился со смущением Крис. – Доктор Юра, мы… мы нужны? Нет, работа наша в госпитале нужна? Или вы это просто придумали, чтобы… нам деньги платить. Есть от нас польза?

– Есть, – твёрдо ответил Аристов.

– Раз так… Россия меня спасла, русские. Значит, и я должен… Нет, не спасать, этого я не могу, хотя бы помочь.

– Я тоже… поэтому, – тихо сказал Андрей.

– На нас долг, – кивнул Эд.

Этого Аристов никак не ждал и растерялся. А они смотрели на него серьёзно и требовательно.

– Это возможно? – повторил Крис.

– Да, – наконец кивнул Аристов и твёрдо повторил: – Да.

Парни снова переглянулись.

– Извините, что мы так поздно, – решительно встал Крис. – Спасибо. Всё, что для этого нужно, вы нам потом скажете, так, доктор Юра?

– Спокойной ночи, – старательно выговорил по-русски Андрей.

И остальные попрощались по-русски, бесшумно расставляя стулья и выходя.

– Крис, – окликнул Аристов.

Крис остановился на мгновение в дверях, оглянулся.

– Спокойной ночи, Юрий Анатольевич, – блеснула мгновенная улыбка. – Всё будет в порядке.

И Аристов кивнул. Значит, об этом можно не думать. Не думать?

Их привезли сегодня днём. В тюремном «воронке». Чак и Гэб. Рабы-телохранители. Генерал Родионов предупредил и объяснил ситуацию, как говорится, дал вводную. Поэтому и отправили их сразу в отсек, где раньше лежали парни, и разместили в соседних палатах. Да, и похоже, и не похоже на горячку у спальников. У Чака парализованы руки, и в то же время вся симптоматика второй стадии. А с Гэбом… Ну, там Ивану работать и работать. Да и с Чаком тоже. Крис обещает, что всё будет в порядке, ох, кажется, у парней своё представление о порядке. Сочувствия к этой паре парни явно не испытывают. И похоже, вполне взаимно. Иван несколько часов провёл с ними, ходил из одной палаты в другую. Объяснял, уговаривал, расспрашивал, налаживал контакт. На ночное дежурство встали Крис и Эд. Ну, ладно, если что… Иван тоже собирался там ночью присмотреть. Не было же ещё такого…

Аристов наконец закрыл кабинет и отправился спать, заставив себя не зайти в тот корпус. Всё-таки психолог там нужнее хирурга.

Выйдя во двор, парни разделились. Крис и Эд пошли на дежурство, а остальные в жилой корпус.

Несмотря на ощутимо пробиравший холод Крис и Эд шли медленно.

– Думаешь, получится? – наконец спросил Эд.

– А отчего ж нет? – пожал плечами Крис. – Доктор Юра раз обещал, то сделает.

– Во-первых, ничего он не обещал, – возразил Эд. – А во-вторых, и над ним начальства хватает. Скажут, что не нужны спальники, и всё. Дескать, своих таких хватает.

– Мы ж перегорели, – усмехнулся Крис.

– Это ты свои висюльки показывать будешь, что они у тебя просто так без дела болтаются? – хмыкнул Эд. – И санитаров там и без нас навалом. Это доктор Юра нас утешает, что мы нужны, а на деле…

– Любишь ты себя пугать. Ещё не замахнулись, а ты уже синяки пересчитываешь. Здесь я не останусь. С госпиталем не возьмут, сам буду пробиваться.

В темноте блеснула улыбка Эда.

– Сказать тебе, почему ты в Россию намылился?

– Заткнись.

Крис сказал это спокойно, даже лениво, но Эд почувствовал, что оказался на грани, за которой уже не драка, а убийство, и смолчал.

У самых дверей от стены отделилась тёмная тень.

– Я уж заждался вас.

– Джо? – удивился Эд. – Ты чего не дрыхнешь?

– Я – Джим. Вас жду.

Джо и Джим всегда ходили вместе. Одногодки, оба негры, круглолицые, с одинаковыми причёсками, оба джи. Их многие принимали за близнецов. И даже звали одним именем: Джо-Джим.

– Чего тебе? – спросил Крис.

– Вас предупредить. Вы с этими двумя поосторожнее. Они – палачи. Оба. И горят, когда не убивают.

– По-нят-но, – протянул Эд.

– Спиной к ним не поворачивайтесь, – продолжал Джим. – И, если что, вырубайте сразу насмерть. Они хуже цепняков.

– Слыхал я о таких, – задумчиво сказал Крис. – Ладно, спасибо, что предупредил.

Джим кивнул и исчез, растворился во тьме. Крис и Эд переглянулись и молча вошли в корпус, быстро прошли в отсек, где когда-то сами лежали. Сейчас все палаты пустовали. После Дня Империи больше спальников не привозили. Из той четвёрки остался в госпитале только Новенький, а те трое, встав из «чёрного тумана», ушли. И вот теперь эти двое.

В дежурке – в их отсеке была своя, отдельная – за столом дремал над журналом Жариков. Крис и Эд молча, бесшумно двигаясь, надели глухие халаты санитаров. Затягивая пояс, Крис подвигал плечами, проверяя свободу движений.

– Кулаками махать не придётся, – вдруг сказал Жариков. – Они спят.

Крис и Эд переглянулись. Способность доктора Ивана всё видеть с закрытыми глазами и понимать так, будто… будто сам был одним из них, уже не удивляла. Но всё-таки…

– Иван… Дор-ми-тон-то-вич, – почти не спотыкаясь, выговорил Крис, за что Эд поглядел на него с явным уважением, – вы им дали снотворного?

– Дал, – с удовольствием кивнул Жариков. – Молодец, Крис, хорошо получается, – продолжил он по-русски и тут же перешёл на английский. – Эд, ты всё понял?

– Я понимаю лучше, чем говорю, – медленно, но без ошибок, ответил по-русски Эд.

И дальше они говорили то по-английски, то по-русски. Ведь главное – это понимать друг друга.

– Они… не сопротивлялись?

– Нет. У Чака нет на это сил. А Гэб, – Жариков невесело улыбнулся, – не хочет сопротивляться.

Эд понимающе кивнул.

– Он боится гореть, так?

– Так, – ответил за доктора Крис. – У Чака уже «чёрный туман», – и тут же поправился: – депрессия?

– На грани, – ответил Жариков. – И боль, и паралич.

Эд с сомнением покачал головой.

– У нас ни у одного так не было.

– Это похоже, но не то же самое, – Жариков отложил журнал. – Парни, если я сейчас вас кое о чём спрошу…

– Я отвечу, – сразу сказал Крис.

– И я, – кивнул Эд. – Что вы хотите узнать, доктор?

– Про горячку, да? – догадался Крис.

– Верно. Боль локализована или разлита?

– Начинается с очага, – задумчиво ответил Крис. – А когда выгибать начнёт, то уже ничего не соображаешь.

– Да, – согласился Эд. – Засвербит, задёргает…

Поочерёдно, помогая найти нужные слова, поправляя друг друга, они восстановили почти полную картину болевого периода. И получалось, что и боль, и жжение сконцентрированы в гениталиях, в мошонке, член мало болит, нет, так же, но не сразу, после начинается, а в начале, когда только дёргает, работой всё можно снять, но если пропустил этот момент, то всё, терпи уж до конца.

– А у них, значит, руки, так, доктор?

– Да, – кивнул Жариков. – У Чака руки. Надо бы расспросить, как шёл процесс, но он не может, или не хочет отвечать.

– Странно, что руки, – задумчиво сказал Крис.

– А что странного? – возразил Эд. – Чем работаешь, то и горит.

– Оно так, – кивнул Крис. – Но нас-то кололи туда. Вспомни, так же болит.

– Похоже, – поправил его Эд.

– Я ничего не знаю об этом, – сказал Жариков. – Если можете, расскажите.

Они переглянулись. У Криса потемнело лицо.

– Это… это когда нам уже так по тринадцать там, или четырнадцать… Привязывали и кололи… – Эд говорил тяжело, с паузами, будто и английские слова забыл.

– Инъекции, – глухо сказал Крис. – Потом болит долго и…

– И мы уже такими остаёмся. Это очень больно, – у Эда сорвался голос, и он отвернулся.

– Если тяжело говорить, то не надо, – решительно сказал Жариков.

– Тяжело, – кивнул Крис. – Но я о другом. Их-то, ну, палачей, не кололи. Руки-то обычные.

– Д-да, – согласился Эд. – Правильно. Нечему там гореть.

– Интересно, – как бы про себя сказал Жариков. – Чистая психиатрия… Или всё-таки невралгия… – и уже в полный голос. – Ладно. Пойдём, посмотрим, как они.

Синие ночные лампы в коридоре. Особая больничная тишина. Тёмные двери палат. И только две светятся таким же синеватым светом.

Через дверные фрамуги Жариков заглянул в палаты. Гэб лежал неподвижно, закрыв глаза, но что-то подсказывало, что не спит. Чак спал, всхлипывая и постанывая во сне. Жариков повернулся к молча стоящим сзади Крису и Эду и услышал тихий, но очень чёткий шёпот:

– Один не спит.

– Дыхание не то.

Жариков кивнул и тихо спросил по-русски:

– Кто поговорит с ним?

– Я, – сказал Крис.

И решительно открыл дверь в палату.

Гэб слышал шум и разговор в коридоре, хотя последние фразы разобрать не удалось, на другом языке, похоже. Русские? Сейчас зайдут, найдут таблетку, которую он, схитрив, не проглотил, а зажал в кулаке и потом запрятал под матрас, и начнётся… Ну и хорошо: кончится это нелепое противное враньё про свободу, что нет рабов и всё остальное. Вон здесь какая орава черномазых. И все спальники. Зачем русским столько? Палас, что ли, здесь? Или больных ублажают? Спальника в усладу ему не давали. Ни разу. Спальницы… да, было как-то. А вот обычных рабынь хватало. На случку для приплода. Всё прибыль хозяину. Будь они все прокляты. Все. Все до единого. И прав был Чак, когда кричал, что беляк хорош только мёртвым.

– Ты чего не спишь?

Гэб открыл глаза. Белый глухой халат, белая круглая шапочка. А лицо тёмное, и волосы из-под шапочки чёрные, волной. Метис? Метис. И… спальник, точно.

– Болит что?

Гэб медленно разжал губы.

– Проваливай, погань рабская.

Крис улыбнулся, одним мягким и быстрым движением вынул таблетку из-под матраца и показал ему.

– Ну и дурак.

Гэб приподнялся на локте, одеяло свалилось, открывая мускулистую грудь и плоский живот.

– Беги, доноси, ты… – он длинно замысловато выругался. – Я ж тебя… спальника поганого…

– Не пугай, – Крис опять улыбнулся. – Ты же палач, без приказа ни хрена не можешь. Хочешь боль терпеть – твоё дело. Во сне боли не чувствуешь.

Гэб откинулся на подушку, поправил одеяло.

– Ты… ты откуда взял, что я… палач?

– Узнали тебя, – просто ответил Крис. – И тебя, и второго.

– Врёшь, я никогда… – и осёкся.

– Вспомнил, значит, – кивнул Крис и повернулся к двери. – Пить захочешь, вода в стакане на тумбочке. А вставать тебе нельзя. Лежи и спи, – теперь он говорил через плечо.

– Ещё я тебя, поганца, буду слушаться!

– Будешь, – Крис на мгновение обернулся. – Тебе же всё равно, кто приказывает.

– Ах, ты…!!! – Гэб захлебнулся руганью.

– Ну? – Крис спокойно подождал, пока он закончит. – И это всё, что ты умеешь? Небогато. Послушай тогда.

Крис говорил спокойно, даже участливо. И, закончив длинную, лихо закрученную фразу, сказал уже серьёзно:

– Там, рядом со стаканом, кнопка. Если понадобится что или заболит, нажми. Это вызов. Приду я или доктор. А теперь спи, – и вышел из палаты.

Эд и доктор ждали его. Молча вернулись в дежурку, и уже там Жариков спросил:

– Разве телохранитель и палач – одно и то же?

– У этих – да, – твёрдо ответил Крис. – Я сам, правда, их в работе не видел, повезло, но рассказывали, как в распределитель привозили таких, и они слишком буйных, ну и… на кого укажут, вырубали. И вообще…

– Я тоже слышал, – кивнул Эд. – Говорят, им всё равно кого и как… На кого им хозяин укажет, и всё. И ещё говорили, им нас, ну, спальников, иногда давали.

– В утеху, – подхватил Крис, – вместо женщин. И не джи, а нас, элов. Джи-то умеют, а мы… Ну, и насмерть.

– Говорили, – Эд вздохнул. – Да, много чего говорили. Может, и врали…

– Может, – пожал плечами Крис. – Про нас тоже много врали. Только… правду врали.

– Ты это уже того… заговариваешься, – хмыкнул Эд. – Врали правду? Разве так бывает, доктор Иван?

– Интересно, – неопределённо сказал Жариков.

– Я докажу, – стал горячиться Крис. – Ну вот… Что мы без траханья жить не можем. Это как? Правда или брехня? Ну? Не сейчас, а тогда. Молчишь?

– Ты чего?! Нам это и тогда было по фигу!

– И загореться не боялся? – ехидно спросил Крис. – Чуть задёргает, не кидался к надзирателям, чтоб работу дали, а?

– Ну, было, – неохотно согласился Эд. – Так…

– Значит, правда. Что не можем – это правда, а что нам в охотку – это враньё. Так? – и сам ответил: – Так. И остальное так же. Что нам всё равно с кем. Хоть с уродкой, хоть со старухой, хоть с малолеткой, хоть… ладно. Правда или враньё, ну?

– Твоя взяла, – уныло кивнул Эд.

– И ещё… А, ладно, – не стал добивать его Крис. – Чаю, что ли, поставить?

– Чаю бы неплохо, – одобрил Жариков.

Крис встал и занялся чайником. Налил воды, включил в сеть. Достал заварной чайничек, пачку с чаем, коробку сахара, пакетик с печеньем. Эд, сидя неподвижно, глядел перед собой остановившимся глазами. Жариков рассеянно перелистывал журнал, обдумывая услышанное.

Когда чайник закипел, Крис взялся было за заварной, но тут же повернулся к Жарикову.

– Может, вы сами хотите?

Жариков кивнул и, отложив журнал, встал. Крис уступил ему место у чайного стола и сел рядом с Эдом. Жариков ничего не слышал, только заметил, как еле-еле шевельнулись губы Криса. Эд несогласно дёрнул плечом, но тряхнул головой и вымученно улыбнулся.

И они уже пили чай, когда Эд вдруг сказал:

– Если всё, что о них врали, правда, то… – и оборвал сам себя.

– То страшная это штука, – закончил за него Крис и решительно обратился к Жарикову. – Доктор Иван, вы один к ним не заходите. Опасно. И остальных предупредите.

– Спасибо, – улыбнулся Жариков. – Только опасные пациенты у нас уже были. Кричали, на стены кидались, женщин требовали, себя предлагали. Сёстры не то что в палаты, в отсек заходить боялись.

Эд смущённо зазвенел ложечкой в стакане, Крис заметно покраснел. Жариков прихлёбывал чай, оглядывая их весёлыми, но без насмешки глазами.

– Ну, всё так, – наконец сказал Крис. – И ругались, и с кулаками лезли. Что было, то было, но… Но кулаки-то у нас не всерьёз, а так… на пулю нарывались и всё. Да и не умеем мы этого. А они умеют. И хорошо умеют.

– И убивать вам не приходилось?

– Так не по приказу же! – вырвалось у Криса.

– И мы сразу, чтобы без мучений, – стал объяснять Эд. – А они и убивали, и пытали. Они – палачи.

Жариков задумчиво кивнул.

– Спасибо. И ещё, парни. Они – больные. Ни сил, ни желания убивать у них нет.

Крис несогласно опустил глаза. Жариков ободряюще улыбнулся ему.

– Ну, с чем не согласен? Давай.

– У них нет приказа, – тихо сказал Крис. – А желание всегда при них. Прикажут – и силы появятся.

– Как у вас? – ехидно спросил Жариков. – Желание всегда, а без приказа и смотреть не станете.

– Нет, – сразу сказали они в один голос.

И Эд продолжил:

– Нет же, доктор Иван, наоборот. У нас как раз желания не было, но по приказу мы всё делали.

– Почему же у них должно быть наоборот? Они – такие же рабы, какими и вы были.

– Д-да, – вынужденно согласился Крис и улыбнулся. – Поймали.

– Я вас не ловил, – твёрдо сказал Жариков. – Мы рассуждали. Они – больные люди, и наша задача помочь им.

– Это-то понятно, – кивнул Эд.

– Нам это доктор Юра на Хэллоуин здорово объяснил, – улыбнулся Крис. – Я думал, он прибьёт Андрея. Ну, когда тот одну сволочь узнал и перевязывать отказался.

– Я помню, – тоже улыбнулся Эд.

– Да, Иван Дор-ми-дон-то-вич, – снова постарался Крис, – а что такое клятва Гип… Гиппо…

– Гиппократа, – помог ему Жариков. – Эту клятву даёт врач.

– Каждый? – заинтересованно спросил Эд.

– Да, каждый. Гиппократ – это такой великий врач жил в древности.

И Жариков стал рассказывать, стараясь не забывать, что ни об Элладе, ни о… да ни о чём они не знают. Выслушав его рассказ, они переглянулись.

– Здорово, конечно, – сказал Крис и явно оборвал себя, не договорил того, что вертелось у него на языке.

Эд понимающе кивнул и пустился в длинные рассуждения о преимуществах чая перед кофе. Жариков не настаивал на прежней теме. Рано или поздно, но разговор этот опять завяжется и, насколько он понимает, пойдёт о врачах. Врачи в госпитале и в питомнике. Врачебная профессиональная этика. Здесь есть о чём поговорить.

Они допили чай, Крис вскипятил чайник, чтобы, когда захочется, можно было просто подогреть, и снова пошли в обход.

На этот раз в обеих палатах спали. Чак даже затих и расслабился: видимо, боль отпустила. Как уложили его на спину, укрыв по грудь и руки поверх одеяла, так и лежит. А Гэб завернулся в одеяло с головой и лицо спрятал, только чуть макушка торчит. Эд насмешливо улыбнулся и на вопросительный взгляд Жарикова ответил уже знакомым тому почти беззвучным шёпотом.

– Это он от нас прячется.

Жариков не понял, но кивнул. Парни это заметили и, когда вернулись в дежурку, стали объяснять:

– Это когда хочешь один остаться.

– Да, лицом к стене ложились.

– Или лицом на пол.

– Руками ещё закрывались…

– Вот теперь понял, – вырвалось у Жарикова. – Это… в камерах?

– Да. Но так только работяги спали.

– А вы?

Они негромко фыркнули коротким смехом.

– Нас ещё в питомнике закрываться отучили.

– Да, лечь на спину, руки за голову, ноги раздвинуть.

– Ну, руки вдоль тела ещё можно, или под себя, под поясницу подсунуть.

– И всё.

– И никак по-другому.

– Но почему? – вырвалось у Жарикова.

Они пожали плечами.

– Не знаем, – сказал Эд.

– Нам же не объясняли ничего, – у Криса зло дёрнулся угол рта. – Просто если по-другому лёг, били. Вот и всё. Вы же… вы же видели нас, ну, как мы спим. И сейчас…

Жариков кивнул.

– Я как ложусь, – задумчиво сказал Эд, – пока одеяло не сдвину, не лягу, как положено, то заснуть не могу. А ты?

– Простыню я свободно терплю, а одеяло… на ногах только.

– А Арчи под одеялом спит.

– Так он домашним сколько был? – и, видя изумление Жарикова, Крис пояснил: – Домашний когда, то если на ночь хозяйка или хозяин у себя оставляют, то поневоле под одеялом спишь. А в Паласах одеял нету, – и опять оборвал себя. – Ладно, хватит об этом. Как спят они, так пусть и спят.

Жариков кивнул. Вот так, обмолвками, обрывками, даже не через час, а через день по чайной ложке, но ни о чём расспрашивать впрямую нельзя. Нет, они ответят, но не будет их желания объяснить, впустить в свой мир.

Когда шаги в коридоре затихли, Гэб осторожно сдвинул с лица одеяло. А то душно. Ушли. Чёртовы поганцы. Но, видно, хорошо они здесь устроились, и заводиться с ними рискованно, себе дороже выйдет. Неужели русские заставят его гореть? За что? Что он сделал русским? Ну, не нужен он, ну, хорошо, он – палач, убийца, ну, так расстреляйте. Ведь всё равно перегоревшему нет жизни. Сегодня вот Чака увидел, так страшно стало. Не руки, а так, подвески, и по лицу видно, каково пришлось. Теперь Чака будут исследовать. Нелёгкая смерть, чего уж тут. Но Чака-то хоть за дело, он беляков в Колумбии нащёлкал… сколько захотел, а его-то за что?

Гэб сглотнул готовый вырваться наружу крик. А если… если так… если попробовать договориться с этим метисом? Про таблетку-то всё-таки не донёс, а то бы уже отметелили. Беляки такого – непослушания с обманом – не прощают. Или это ему утром устроят? Публично, чтоб все увидели, в назидание. Вот спальники повеселятся: не часто такое зрелище. Нет, если этот парень придёт один, нужно попробовать поговорить. Руки пока не болят, так ведь белякам если что втемяшится… будешь гореть, и всё. Доведут до горячки, не отступятся. Пойти в раскрутку, чтоб пристрелили? Опоздал с этим. Надо было тогда, когда русские только в кабинет хозяйский вошли, а сейчас чего… опоздал.

Гэб откинул одеяло и потянулся к стакану на тумбочке. Не так хотелось пить, как просто… сделать что-то, хоть это. Вода как вода, ничего не подмешано. И ставя стакан обратно, наткнулся на кнопку и даже рассмеялся. Вот оно! Сам же сказал, чтобы, если понадобится что, то нажал, вызвал. А если беляк, доктор придёт? – ворохнулось опасение. И тут же досадливо мотнул головой. Не попрётся беляк ночью, дрыхнет наверняка. С двумя-то спальниками… Ну… рискнуть? Придётся.

Он осторожно погладил выпуклую кнопку. Шершавая. Чтобы не скользила, наверное. И, помедлив, всё-таки нажал. И прислушался. Но ни звонка, ни ещё чего не услышал. Неужто обманул? Зачем? Жаль, если так. Нет, вот шаги по коридору, открывается дверь…

Гэб откинулся на подушку, едва не выругавшись в голос. В палату вошёл белый. Доктор. Значит, всё-таки поганец сказал про таблетку. Сейчас начнётся… И вопрос доктора он не понял, даже не расслышал.

– Я случайно, прошу прощения, сэр, случайно её задел.

– Ничего страшного, – Жариков подошёл к кровати.

Когда в дежурке замигала лампочка и Крис сорвался с места, он не пустил парня, а пошёл сам. Конечно, звали не его, но… но он не ожидал такого страха. По мере того, как он подходил, этот могучий, налитый силой негр вжимался в подушку и бормотал:

– Не надо, сэр, я не хотел, я случайно, сэр…

Жариков сел на стул у кровати и стал ждать. Наконец негр замолчал, выровнял дыхание.

– Руки болят? – повторил Жариков свой вопрос.

– Нет, сэр, – теперь Гэб говорил осторожно.

– Не спится, – понимающе улыбнулся Жариков.

И по мгновенно исказившегося от страха лицу Гэба понял, в чём дело. Значит, таблетку выбросил или спрятал и теперь боится наказания. Успокоить вряд ли удастся, а вот переключить… можно попробовать.

Гэб настороженно следил за доктором. Бить не будет: позиция не та. Не знает? Простил?

– Вы хотите о чём-то спросить, Гэб?

Гэб судорожно сглотнул. Это не приказ, но… но можно понять, как разрешение.

– Я… я не слышу Чака, сэр, – и вдруг вырвалось: – Что вы с ним сделали?

– Ничего. Он просто спит, а во сне, – Жариков улыбнулся, – боль не ощущается.

– Спит, – повторил Гэб и вдруг с внезапно вспыхнувшей надеждой: – Сэр, а мне так можно? Заснуть и не проснуться? Я же ничего вам не сделал. Я не убил ни одного русского. Можно мне такую смерть, сэр?

– Вы хотите умереть, Гэб?

– Вы всё равно убьёте меня, сэр, – со спокойной усталостью ответил Гэб. – Но сначала… Почему вы хотите, чтобы я мучился, сэр? Простите, сэр, но… что мне сделать, чтобы вы меня убили? – Неужели, – Гэб с ужасом чувствовал, что его несёт, что он говорит непозволительное, но что-то в лице и глазах этого белого словно подталкивало и не давало замолчать, – вам обязательно нужны наши мучения? Зачем?

– Мы не знаем механизма этого процесса, – спокойно ответил Жариков. – Чак сказал, что вы горите, как спальники, это правда?