Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Русскому тебя ведь лагерник учил. Или ещё кто? Ну? Для какого дела тебя готовили? Для этого и в Джексонвилл привезли. К кому?

Молчание Эркина не остановило его.

– Бабу эту ты хоть сам нашёл? Или тебя к ней в постель Бредли положил? Или это так, для блезира? Ну да, ты ж перегорел, от тебя сверху никакого толку нет. А снизу ты с кем работал?

Орлов всё с большей тревогой вглядывался в невозмутимое лицо Эркина.

– Николай Алексеевич.

Золотарёв вздрогнул и посмотрел на него.

– Я бы хотел продолжить работу.

Тон у Орлова спокойный, даже чуть извиняющийся. Золотарёв зло улыбнулся.

– Ладно. Не горит, – и опять Эркину: – Ты подумай, парень. Тебе здесь не один день сидеть, мы ещё не раз поговорим.

Когда за Золотарёвым закрылась дверь, Орлов прошёл в угол к столу с графином и стаканами, налил полный стакан воды, молча поставил его перед Эркином, вернулся на своё место и занялся бумагами. Он писал, листал, перечитывал, делал пометки, сортируя и подкалывая исписанные листки и карточки. И, подняв голову, увидел настороженное, но живое лицо. Стакан пуст. Уже хорошо.

– Мы остановились на твоей семье. Продолжим?

Помедлив с секунду, Эркин кивнул.

– Давай всё-таки я запишу их. Мало ли что.

– Их убили, – глухо сказал Эркин.

– Ты видел их мёртвыми?

– Нет, – медленно покачал головой Эркин. – Мне рассказали.

– Тогда всё может быть, – бодро сказал Орлов. Самого неприятного не случилось – контакт не разорван. Золотарёв, конечно, ас, ему самому до майора как до неба, но здесь тот явно не в цвет сработал. Ну да ладно. У майора своё дело, а у него своё. У парня пометка в карточке «вожак?». Да, похоже. Смел, выдержан, не теряет головы. Может, удастся получить более полную картину событий в Джексонвилле. А то и в самом деле странно. Тихое захолустье и такой взрыв, настоящие бои.

Золотарёв быстро шёл по коридору. Надо же, какая удача! Приехал взглянуть на старого знакомца – Сторма и напомнить тому кое-какие нюансы, чтобы на амнезию не вздумал жаловаться, прошёлся по кабинетам… И надо же какое совпадение! Ну, теперь он этого чёртова индейца вывернет до донышка. А пока пусть с ним желторотик по мелочам пройдётся, в «доброго следака» поиграет, раз уж решили всех бывших рабов не давить, а упрашивать. Подготовит, так сказать. А потом как врежем по этой наглой морде… расколется, никуда не денется.

Он забежал к связистам.

– Мне есть что?

– Да, майор, – сержант протянул ему карточку с текстом.

Проглядев его, Золотарёв присвистнул, не скрывая счастливой улыбки. Нет, это он молодец, что оставил запрос об извещении. Пожалуйста. Бредли и Трейси взяты на дороге с оружием. И где они? Дарроуби. Занесло их в тот сектор. Но неважно. Ну, голубчики, теперь не отвертитесь. Так. Закончить здесь и в Дарроуби. Ночь в дороге и там с утра как раз. А пока опять же пускай там их подёргают. Так что на лагерника с любой стороны выход есть. А то и с двух. Что совсем даже не плохо. Сдадут лагерника, побрыкаются, но сдадут, все трое молчать не смогут. Ну, полоса удач началась.

Когда Эркин вошёл в камеру, его пошатывало, как после полной смены. Не глядя ни на кого, никому не отвечая, он добрёл до своей койки, подтянулся и сел, свесив ноги. Куртка на месте, а это что?

– Нам тут одеяла выдали, – подошёл к нему Арч. – И ужин. Кашу твою и это пойло мы поделили, а хлеб держи.

Эркин взял четыре ломтя.

– Это по стольку дают?

– Два твоих и два за поделенное.

Эркин медленно кивнул.

– Выводить ещё будут? – спросил он, с трудом ворочая языком.

– Сказали на оправку ещё, и дадут отбой. Разувайся, не бойся. Мы тут все, – Арч усмехнулся, – заодно решили.

И отошёл. Эркин положил хлеб на подушку, разулся, сапоги засунул в изголовье под матрац. Сговориться-то сговорились, но если ночью подменят, то хрен ты что потом докажешь. Портянки… ладно, многие повесили. Он смотал их с ног и повесил на ножную перекладину. Куртка… пусть пока так и лежит. Одеяло… тоже, не холодно. Одеяло хорошее, как те, что были на выпасе, не протёртое. Ладно. Он лёг, вытянул гудящие ноги – с чего бы это, ведь не ходил, а сидел, но ломит – и стал есть. На третьем куске покосился на соседнюю койку. Мартин опять потолок рассматривает. Если запсихует…

– Тебя о чём спрашивали, Мартин?

– Как всех. Что, да кто, да когда, – неохотно ответил Мартин.

– Слушайте, – подал вдруг голос Башка. – Все слушайте. Мартина мы насильно увели. Понятно?

И сразу откликнулись из разных концов камеры:

– Точно.

– Ага, дело.

– Идёт.

– А если спросят: зачем? – задумчиво спросил Арч.

– Как заложника, – ответил Эркин. – И на завале его для этого держали. Прикрывались им.

И опять пошло по камере:

– Правильно, Меченый.

– А так он не при чём.

– Ну, понятное дело.

– Спасибо, парни, – ответил Мартин. – Но не надо. Я сам за себя отвечу. Перед Богом у меня одна вина. Поздно начал этих гнид давить, дураком был. А на людской суд мне накласть.

– Так ведь…А шлёпнут если? – неуверенно сказал кто-то.

– Плевать, – спокойно ответил Мартин. – Здесь у меня никого нет, а там мне есть с кем встретиться.

Эркин дожевал хлеб, вытянулся в полный рост на спине и стал гонять по телу волну, напрягая и распуская мышцы. Он боялся заснуть и увидеть всё заново.

АлабамаГрафство ЭйрОкруг КингслейКоттедж № 3715

Элли размешала молоко с яйцами и ещё раз заглянула в книгу. Разумеется, она умеет готовить. Как все женщины. Но не более. Хорошо, что Джимми в этом плане нетребователен. Но специальное питание – это нечто малознакомое. Весьма муторное. И, к сожалению, необходимое. Теперь взбить, вмешать немного сливочного масла и сахара и взбивать до необходимой густоты. Какую густоту можно считать необходимой? И достаточной? Ну вот, это уже похоже на крем. И оставить охлаждаться. Вот так. Она переложила густую белую массу в фарфоровую миску и поставила на стол. Задумчиво облизала ложку. Мм, не так уж плохо. Питательный крем. Высококалорийный и легко усвояемый. Она всегда знала кремы для кожи. Для лица, для рук, для тела… Вот здесь Джимми разборчив и привередлив. Это тоже крем для тела. Но внутренний.

Элли хихикнула и тут же шлёпнула себя по губам. Из-за Джимми она уже стала сама с собой разговаривать вслух. Вернее, из-за одиночества. Но в её одиночестве виноват Джимми с его оголтелой ревностью и подозрительностью. Он её доведёт, что она действительно рехнётся. Она ему как-то даже сказала об этом…

…– И что ты тогда будешь делать?

– Не бери в голову, крошка, – он по-кошачьи потянулся под одеялом, похлопал её по бедру. – Прирежу и закопаю в саду, что ещё. Псих хуже пьяного за языком не следит…

…И ведь сделает. Элли вздохнула, поставила кастрюлю в мойку и, вытирая на ходу руки, пошла в дальнюю комнату. Посмотреть, как он там. Сколько времени комната для гостей пустовала и наконец понадобилась. Хоть…

Но она уже вошла, и все мысли и соображения мгновенно вылетели у неё из головы. Потому что он лежал, по-прежнему не шевелясь. С закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Укрытый до подбородка. Элли подошла к нему, тронула лоб. Прохладный… как неживой. И он никак не откликнулся на её прикосновение. Элли вздохнула…

…– Привет, крошка!

Она ахнула, увидев необычно весёлого Джимми.

– Господи, Джимми! Я так волновалась за тебя. Ты слышал стрельбу?

Он потрепал её по щеке.

– Пустяки, крошка. Я кое-что тебе привёз. Иди и приготовь дальнюю комнату. Я принесу это прямо туда.

Она взвизгнула, поцеловала его в щёку и побежала в дальнюю комнату, как Джимми называл спальню для гостей. Джимми часто баловал её подарками. Если она что-то просила, то обязательно привозил. Не совсем то, но всё-таки… И вот сам привёз… что-то. Что бы это такое было? Она обернулась и ахнула: Джимми втащил и как… как тюк бросил на пол перед ней безжизненное тело. Она даже не разглядела, кто это. Не стала разглядывать.

– О, Джимми, нет!..

– Ну-ну, крошка, – рассмеялся Джимми. – Он жив, но в небольшой отключке. Я спешу, крошка. Теперь тебе не придётся скучать. Займись им. Я наведаюсь через неделю, – он подмигнул ей. – И кое-чего привезу.

Джимми обнял и поцеловал её.

– Прости, крошка, я и впрямь спешу. Да, – обернулся он в дверях, – не вздумай заложить его в ванну. Захлебнётся. А мне он нужен живым.

И ушёл. А она так и осталась стоять над распростёртым на полу телом…

…Элли ещё раз вздохнула и отошла от кровати. Господи, как она с этим справилась? Самой не верится. Раздела, обтёрла влажной губкой и полотенцем. Неужели можно так, до такой степени изувечить человека? Живого места на парне нет. Еле-еле прощупала сердце. Уложила, укрыла. Как она его ворочала, ведь и задевала, и… наверняка ему больно было, а он ни на что не реагировал. Как неживой.

– Как неживой, – с отчаяньем повторила она вслух.

Элли наводила порядок. Убирала, вытирала пыль, переставляла с места на место давно привычные вещи. Её дом. Джимми привёз её сюда два года назад…

…– Ну вот, крошка. Ни бомбёжек, ни чего другого.

– Да, Джимми, спасибо, – она растерянно улыбнулась, оглядывая миленькую, очень уютную гостиную. – Джимми, это не сон? Но…

– Крошка, давай так. Ты делаешь то, чего хочу я. Поняла? Тебе будет хорошо, – он поднял её голову за подбородок. – Пока ты меня слушаешься, тебе будет хорошо.

Он улыбался, но ей стало страшно. А его условия… ни с кем не общаться. Ни с кем.

– Джимми, но ведь мне надо ходить за покупками…

– У тебя всё будет, крошка. Всё, что надо, – он снова улыбнулся. – Я не хочу, чтобы на тебя глазели.

– А соседи, Джимми?

– Они не любопытны.

– Но?

– Запомни, крошка. Никогда не задавай вопросов. Каждый вопрос укорачивает жизнь, – и опять улыбка. – И того, кто спрашивает, и того, кто отвечает. Я не люблю дважды повторять, крошка.

– Но ты даже не спросил меня, согласна ли я?

– А зачем, крошка? Свои проблемы я решаю сам…

…Джимми сдержал слово. У неё было всё. Всё, что он считал нужным.

Элли оглядела безукоризненно убранную гостиную. Очень милый дом. Веранда, холл-гостиная, она же столовая и две спальни. Большая и маленькая. И ещё кухня, ванная, две кладовки: для вещей и для продуктов. И маленький садик. С лужайкой, клумбой, хозяйственным двориком и высокой – в полтора человеческих роста – густой живой изгородью. Вначале клумбы не было…

…– Давай я сделаю клумбу.

– На здоровье, крошка, – Джимми благодушно полулежит в кровати и пьёт кофе. – Пошарь в кладовке.

– Да, а семена, рассада?

– Будут, крошка, – он отдаёт ей поднос с чашкой. – Только руки не испорть…

…Нет, Джимми ни разу не ударил её, даже голоса не повысил, но она боится его. Хотя… он же любит её. Ведь это же любовь. Он заботится о ней, выполняет все её просьбы… если согласен с ними.

Элли прошла на кухню, попробовала миску. Да, достаточно остыл. Можно попробовать его накормить. Она переложила пару ложек в блюдце, а всю миску убрала в холодильник. Лучше его кормить часто, но помалу…

…– Джимми, я хочу кошку. Или собаку.

– Не хоти, крошка.

– Но почему?

– Чтобы ты не отвлекалась, – смеётся Джимми.

– От чего?

– От меня, крошка…

…А потом привёз ей большого мехового льва с пышной гривой. Она положила его на диван в холле, расчёсывает гриву, чистит мех щёткой. И старается считать это заботой, вниманием, а не насмешкой. А теперь привёз этого парня.

– Сейчас будешь кушать, – весело сказала Элли, присаживаясь на край узкой – не сравнить с её – кровати. – Это питательный крем. Высококалорийный и легкоусвояемый. Ну-ка, попробуй.

С таким же успехом она может разговаривать со львом в холле или с любым столом. Но его губы поддавались нажиму ложки. И он бессознательно глотал. Надо будет сварить бульон или ещё что. По книге.

– Ну вот, правда, вкусно? Сейчас я вытру тебе губы. Вот так. Хороший мальчик. А теперь поспи.

Интересно, может ли заснуть не просыпающийся? Элли поправила ему одеяло и встала.

– Спи. Я ещё зайду к тебе.

И это называется лёгкая отключка? За сутки не шевельнулся. Хорошо ещё, что в неисчерпаемой кладовке нашлось всё необходимое по уходу за лежачим. И хорошо, да, хорошо, что три страшных мучительных года она ухаживала за паралитиком, так и не найдя другой работы. Из того ада её спас Джимми. Сказал:

– Забудь об этом, крошка.

Она с радостью забыла. И подумать не могла, что вспомнит. Вспомнит с радостью. Пожалуй… да, пожалуй, даже большей, чем забывала.

Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

К вечеру небо затянули тучи и пошёл дождь. Он успокаивающе шелестел по крыше и журчал в водостоках. И Норме Джонс казалось, что она слышит, как шипят заливаемые дождём пожарища. Неожиданно заглянула соседка – миссис Риббок. Не найдётся ли у Нормы несколько прищепок для белья? Она задумала стирку, а прищепок может не хватить. Норма пожала плечами.

– Разумеется, миссис Риббок.

Она пошла за прищепками, а миссис Риббок осталась в гостиной, оглядываясь по сторонам. Норма принесла прищепки, но гостья не спешила уходить.

– Жизнь ведь продолжается, миссис Джонс.

– Да, конечно, миссис Риббок.

– Живой должен думать о живых, не правда ли? – Норма кивнула, и миссис Риббок продолжила: – Жизнь не останавливается. Конечно, да упокоит Господь в своих объятьях всех ушедших, но живые важнее.

Она болтала, болтала, болтала… и всё одно и то же, как слепая лошадь ходила по кругу. И всё о том, что живой важнее и дороже мёртвого. Конечно, когда оба её племянника в форме и с оружием в руках арестованы русскими… Это её живые, и для неё они важнее чужих убитых. Это так понятно. Разве её Джинни не важнее для неё всех чужих? И живых, и мёртвых.

После её ухода Норма расправила шторы, оглядела гостиную – никаких следов разгрома – и пошла к Джинни.

– Ну, как ты, моя девочка?

– Я сумерничаю, мама. Не зажигай света.

– Конечно.

Норма села в кресло у кровати Джинни. За окном шелестел дождь.

– Это была миссис Риббок?

– Да, Джинни. Она передаёт тебе привет.

– Передай ей мою благодарность.

Показалось ли Норме, или в самом деле в голосе Джинни прозвучала несвойственная ей злая ирония.

– Она волнуется за своих племянников. Её можно понять.

– Конечно, мама. Она беспокоится, что те не успели совершить всё задуманное? Убить всех намеченных. Изнасиловать всех женщин, разграбить все дома… О да, серьёзная причина для беспокойства.

– Джинни! – не выдержала Норма.

– Мама, я же видела их вчера. В нашей гостиной. Разве не так?

Норма поникла в кресле. Она так надеялась, что Джинни никого не узнала.

– Мама, – голос Джинни очень спокоен. – Я же узнала. И вспомнила. Всё вспомнила. Тогда зимой были они же.

– Нет, Джинни!

– Я говорю не о Джеке и Хью. А о них вообще. Те тоже были… в форме.

– Джинни, – Норма не знала, чему ужасаться: спокойному тону Джинни или её словам. – Ты же сказала, что это были… цветные… рабы.

– Нет, мама. Вспомни. Так решили миссис Риббок и миссис Поллинг. А я… я побоялась спорить с ними. А сама я никогда не говорила, кто это был. Они посчитали меня умершей и бросили. Там, на дороге, в грязи.

– Джинни, девочка моя, не вспоминай.

– Нет, мама. Мне и было плохо оттого, что я не сказала правды. Это были белые, в форме. Наши доблестные защитники. Джентльмены, – Джинни остановилась и мягко попросила: – Не плачь, мама. Не надо. Года не прошло, и они всё повторили.

– Их всех арестовали. Русские, – всхлипнула Норма.

– Да. Но русские не будут их держать вечно. Арестованные вернутся. И всё начнётся заново. Мама…

– Джинни, но что мы можем сделать?

– Уехать, – просто ответила Джинни.

– Куда?!

– К русским, – Джинни откинула одеяло и встала, подошла к матери и села на подлокотник кресла, обняла. – Я устала умирать от страха и ждать. Что встречу кого-то из тех, что они узнают меня и поймут, что не добили.

– Хорошо, Джинни, – Норма погладила её по руке. – Мы уедем, я согласна. Но…

– Что, мама?

– Не обязательно же к русским. Можно… ну, скажем в другой штат. Луизиану, скажем, к морю. Или уж совсем далеко, в Аризону.

– К ковбоям? – Джинни рассмеялась, и в этот момент Норма согласилась со всем. Её девочка вернулась к жизни! Но голос Джинни уже стал серьёзным. – Они могут оказаться и там. И потом, мама, они тоже прячутся, бегут. И если наши пути пересекутся… Нет, мама, в безопасности мы будем только у русских.

– Джинни, это всё не так просто.

– Конечно, мама. Я понимаю. Но нам надо уехать. Здесь я больше жить не могу.

Норма кивнула.

– Хорошо, Джинни. А сейчас… сейчас ложись, ты простудишься.

– Хорошо, – Джинни встала и подошла к кровати.

В комнате было уже темно, и Норма не увидела, а услышала, как Джинни легла и закуталась.

– Ложись и ты, мама. Завтра с утра начнём действовать. Спокойной ночи, мама. Я люблю тебя.

– И я, – Норма встала, – и я люблю тебя. Спокойной ночи, Джинни.

Норма поцеловала её в щёку, как в детстве, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Да, уже поздно. Лучше и ей лечь спать. Дождь всё не прекращается. Под дождь хорошо спится. Пусть Джинни спит.

Она прошла в свою спальню и села на кровать, по-прежнему не зажигая света. Ей он не нужен. Здесь ничего не изменилось. Уезжая на фронт, Майкл видел эту спальню именно такой. И она осталась такой. Только фотография Майкла на тумбочке у изголовья теперь в чёрной рамке. И это всё придётся бросить. Этот дом. Его купил Майкл. Для них двоих. Для их детей. Как они обставляли этот дом. Майкл смеялся: «Вьём гнездо», – и становился серьёзным: «Город глухой, не город, а городишко, бомбить его не будут». Майкл не ошибся. Джексонвилл не бомбили. Ни разу. Всё бросить… Майкл воевал с русскими, они убили его, и туда, к ним? Но… но если Джинни это нужно, то… то какие могут быть разговоры? И Джинни права: не ждать же, пока Джек и Хью вернутся. Да, завтра она начнёт хлопотать.

АлабамаГрафство ДурбанСпрингфилдЦентральный военный госпиталь

Госпиталь засыпал. Страшный поток израненных, избитых, обожжённых людей схлынул. И Ларри решил рискнуть выйти пройтись перед сном. Он уже знал, что поворота не случилось, не допустили. Так что всё в порядке. Он переобулся и, натягивая на ходу поверх пижамы куртку, пошёл к выходу. Из пятого бокса его окликнули.

– Постой, ты… гулять?

Ларри остановился и вежливо ответил:

– Да, сэр.

– Может… – юноша замялся. – Тебе она не нужна сейчас?

Ларри посмотрел на торчащую из кармана газету. Давным-давно, вчерашним утром, когда ещё ничего не было, он собирался отдать её Майклу.

– Сэр, это не моя газета, я должен её вернуть. Но… но у меня в палате есть книга. Если вы хотите, сэр…

Юноша покачал головой.

– Нет. А ты… Где ты берёшь книги?

– Здесь есть библиотека, сэр, – улыбнулся Ларри.

– Но… но она же для русских.

– Там есть книги на английском, сэр.

Юноша кивнул. Он стоял в дверях своей палаты, как в раме, упираясь ладонями в косяки.

– Ты… ты завтра покажешь мне, где она.

Интонация была неопределённой: не вопрос, не просьба и никак не приказ.

– Да, сэр. Сочту за честь, сэр, – вежливо склонил голову Ларри.

Юноша вдруг улыбнулся.

– А поворота не получилось, – сказал он совсем тихо.

– Не сочтите за дерзость, сэр, – ответил улыбкой Ларри, – но я смею думать, что уже и не получится.

– А когда русские уйдут?

Ларри задумчиво пожал плечами.

– Не знаю, сэр. Я не знаю, когда это будет.

– Да, ты, – и с еле заметным усилием, – прав. Но ведь навсегда они не останутся. Ты ведь… разговариваешь с этим… седым. Он командовал, когда всё началось.

– Его зовут Майкл, сэр, – кивнул Ларри.

– Да. Вот спроси у него, сколько они будут ещё здесь.

– Хорошо, сэр. Я спрошу его об этом, сэр.

Ларри ещё раз поклонился и ушёл.

Сидней Кроуфорд проводил его тоскливым взглядом и вернулся в свою палату, лёг на кровать. Как там мама? Будем надеяться, её не тронули. Конечно, дороги сейчас перекрыты, ей не проехать. Хорошо, если она дома, а если выехала и застряла в дороге? И ничего не сделать, ничем и никак не помочь. Чувствуя, как подкатывают слёзы, досадливо мотнул головой. Ещё чего?! Хватит того, что вчера разревелся, да так, что чёрный пришёл. Зря мама его боится, он тихий. И вежливый… Как его зовут? А, вспомнил, слышал, как его называют цветные, что здесь работают. Ларри, да, правильно. Нет, неплохой он, и понимает всё, и не нагличает.

Ларри вышел из корпуса и прислушался. Тихо. Да, пока разговаривал с этим белым, совсем стемнело.

– Далеко собрался, Ларри? – окликнул его, подходя, Арчи. – Привет.

– Привет, – улыбнулся Ларри. – Ну, как там?

– Сказали, можем идти спать, – Арчи зевнул, пришлёпнув себе рот ладонью. – Так ты куда?

– Так, пройтись. Два дня не гулял.

– Ладно, давай, проводи меня.

– Отчего же и нет.

Они не спеша пошли к жилому корпусу.

– Кого привезли, белых?

– Всех хватает. Понимаешь, вчера, ну, когда началось, к нам со всего города и всех подряд тащили, да ещё прятаться прибегали тоже… разноцветные. А теперь из других городов везут, но только тяжёлых, ну, кого сильно поранило или побило.

– Я понял. А что, и белым досталось?

– Н-ну! – Арчи с удовольствием засмеялся. – Мы тоже… отмахивались. Да и до старых добрались, ну, кого в заваруху упустили, старые счёты не ржавеют. Есть и такие, кто просто… под руку подвернулся, а есть кого прицельно отметелили. И тоже со всех сторон и всех цветов. Друг дружку беляки тоже покрошили. И у наших всякое было.

– Тяжело пришлось? – сочувственно спросил Ларри.

Арчи повёл плечами.

– Врачи говорят, в войну хуже было. Ну, вот такая же гонка, но неделю, а то и больше, да ещё бомбят и стреляют вокруг.

Ларри поёжился.

– А сейчас как? В городе.

– Говорят, тихо.

Они уже подходили к корпусу. На крыльце стояло несколько парней, лениво покуривавших одну на всех сигарету. Ларри поздоровался, обменялся парой каких-то незначащих замечаний и ушёл. Чего им мешать? У них свои дела и проблемы, а у него свои.

Значит, обошлось. Может, до имений и не докатилось, и Марк уцелел. Как малыш тогда цеплялся за его куртку, плакал, Мамми силой отрывала. Как он там? Все с родителями, а он один. Мамми обещала присмотреть, но у неё своих двое. Нет, она и раньше никого куском не обделяла, но всё же… своему из своей миски и добавишь. А Марк один.

Ларри вздохнул. Тут ничего не поделаешь. Но осталась всего неделя. Он быстро прикинул в уме числа. Да, его должны выписать седьмого числа. А сегодня… кажется, первое, но день закончен и его можно уже не считать, так что осталось… всего пять дней. Столько он выдержит. Жаль не успел до Хэллоуина купить те две книги. Смотрел, смотрел на витрину, да так и не решился. Книжный магазин на Мейн-стрит, негру могли и не продать. И дорогие к тому же. Считал, считал… а потом махнул рукой и купил себе ещё две рубашки, Марку азбуку и три книжки. Две – картинки почти без слов, а одну – сказки. И на те книги теперь бы точно не хватило. Так что пошёл тратить остаток, не глядя. Нет, главное – инструменты – он купил. А без тех книг он проживёт. Он многое помнит. Справится. И теперь в город совсем не выйдешь. Денег осталось немного. Думал, там конфет Марку и остальной мелюзге, ещё кое-чего по мелочи… Ну, без всего этого тоже можно обойтись. Главное – вернуться в имение.

За этими мыслями он незаметно дошёл до своего корпуса. Поздно всё-таки, пора ложиться спать. Да, а Майкла же он так и не встретил. Занести газету этому… как его медсестра тогда назвала? Да, Кроуфорд. Ну, будет идти мимо и заглянет. Если тот ещё не спит, предложит.

В пятом боксе горел свет. Ларри осторожно постучал и приоткрыл дверь. Кроуфорд, сидя на кровати, пил молоко с пирожным.

– Приятного аппетита, сэр. Извините за беспокойство, сэр, но вы хотели почитать газету.

– Спасибо, – Сидней торопливо прожевал кусок пирожного и улыбнулся. – Положи на тумбочку.

Ларри прошёл в палату и положил газету на тумбочку.

– Приятного вам отдыха, сэр.

Сидней кивнул и повторил:

– Спасибо, – и добавил: – что запомнил.

Ларри пожал плечами.

– Спокойной ночи, сэр.

И уже был у двери, когда Сидней окликнул его.

– Подожди.

– Да, сэр, – обернулся Ларри.

Сидней встал и подошёл к нему.

– Я… я хотел попросить тебя.

– Пожалуйста, сэр.

– Я… плакал тогда, – Сидней судорожно вздохнул. – Как девчонка. И вообще… ты не рассказывай об этом.

– Хорошо, сэр, – кивнул Ларри.

– Я просто… – Сидней оборвал фразу, пытливо глядя в лицо Ларри. – Ты ведь всё понимаешь. Мужчине стыдно плакать, я знаю…

– Нет, – перебил его Ларри. – Нет, сэр. В этом нет стыда.

Сидней по-прежнему смотрел на него, и Ларри продолжал: