Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Мне? – искренне удивилась Женя. – На что?

– У вас, как бы вам сказать, Джен, есть своё место в этой жизни. Вы на своём месте. А я… – он комично развёл руками.

– Да, – кивнула Женя. – Меня моя жизнь в принципе устраивает.

– Вот потому я и завидую вам. Вы счастливица, Джен. Вам всё даётся легко.

Женя с трудом удержалась. Это ей-то легко?! Это сейчас, благодаря Эркину, а раньше? Когда она была одна, с ребёнком на руках, без денег, без… да без всего!

– А разве вам плохо, Рассел?

– Нет-нет, Джен, я не собираюсь взывать к вашей жалости. Смотрите, дождь кончился.

Женя выставила из-под зонтика руку – сегодня она была без покупок, только с маленькой сумочкой на плече – и улыбнулась.

– Да, действительно.

Она остановилась и закрыла зонтик, мысленно вздохнув: теперь-то непрошенный кавалер точно не отвяжется.

– Дождя нет, так что можно не спешить, – Рассел словно услышал её невысказанное. – Вы не одиноки, Джен. Это уже счастье.

– Одиночество зависит от человека, – сердито ответила Женя. – Что вам мешает, Рассел, жениться, иметь семью?

– Мешает, – кивнул он. – Я не уверен в завтрашнем дне, Джен. Я могу рисковать собой, но не другими людьми, близкими людьми. Ваши родители живы, Джен?

– Нет, – насторожилась Женя.

– И у вас никого, кроме… вашей малышки?

Женя промолчала. Заминка посреди фразы ей не понравилась.

– Не надо дуться, Джен. Я не предлагаю вам ничего, кроме дружбы. Поверьте. Я не Хьюго. Кстати, вы знаете, он уехал на Русскую Территорию.

– Это его проблемы, – равнодушно ответила Женя.

Ей только дружбы Рассела не хватает! Интересно, Эркин уже вернулся? Наверняка уже дома. И ждёт. Хорошо, что она отговорила его встречать её.

– Вы не слушаете меня, Джен.

– Я устала, Рассел. Вот и мой дом. Спасибо, что проводили.

Эркину сегодня повезло. Они с Андреем отхватили классную работу. Правда, получилась третья смена, но заплатили прилично и сказали, чтобы через два дня они были на месте. И самое главное. Если выгорит то, что Андрей придумал…

…Андрей пришёл с утра таким, что он понял: что-то случилось. И сразу встревожился.

– Что ещё?

– Пока ничего, – Андрей изо всех сил сдерживал себя. – Я, знаешь, с кем вчера вечер просидел?

– Только мне и дела, за тобой следить!

– Дашу и Машу помнишь? – не обиделся Андрей. – Из больницы.

– Помню. Хорошие девчонки.

– Ну вот. Они, знаешь, что сделали?

– Скажешь – буду знать.

Андрей быстро огляделся. Они работали на складе, переставляя в указанном порядке ящики. Работали вдвоём и под крышей. Классная работка!

– Они себе документы выправили и на Русскую Территорию уезжают, – выпалил Андрей.

– Ну, счастливо им, – вздохнул он.

– Ты что, не понял? Мы ж тоже так можем!

– Что можем?! Да как ты это сделаешь? Туда, знаешь, какие документы нужны? Нашим справкам не чета!

– Ты слушай, – быстро шептал Андрей. – Угнанных пускают всех. Ну, кого Империя с Русской Территории согнала. Так вот, они, ну, Даша с Машей, поехали в Гатрингс, в комендатуру, заявили о себе, и им бумаги со слов заполнили и удостоверения выдали, с фотографиями, печатями, как положено. Со слов, понял? И они заявление на выезд подали. Получат ответ и поедут. Здоровско?

– Здоровско, – согласился он. – Но они-то…

– А мы чем хуже? На Русской Территории всей этой хренотени с расами нет. Там же Россия теперь. Ты подумай.

– Ах, чёрт! – он чуть ящик не выронил. Как же он сразу не сообразил?! Все ж говорят, что у русских цветных не прижимают. Живи где хочешь, работай кем хочешь. Это ж, это ж… – Слушай, это ж мы жить будем…

– А я про что? – Андрей победно ухмыльнулся. – Оформимся и айда.

И тут он сообразил. Андрей русский, Женя русская, а он? Его братство с Андреем это ж… так, бумажка, скажут – совпадение, и всё. Как он докажет? Индеец, из питомника, раб… нет, ему не проскочить.

– Ничего, – Андрей, выслушав его, тряхнул головой. – Мы так сделаем. Я рвану, разнюхаю всё, вернусь, и будем решать.

– В Гатрингс рванёшь?

– Посмотрим. Близко слишком, раньше времени светиться неохота…

…На том они и порешили. Андрей остался на станции, чтобы с попутным товарняком добраться до какого-нибудь города с комендатурой, а Эркин побежал домой. По просьбе Андрея заскочил к нему предупредить хозяйку, чтоб не забазарила о пропаже жильца. Эркину повезло: она как раз вешала бельё на заднем дворе под сооружённом Андреем навесом. Встретили Эркина неприветливо, но выслушали.

– А мне по всем хренам, где его носит, остолопа этакого. И ты проваливай!

С этим напутствием Эркин и ушёл. К дому он подходил с непривычной стороны и поздно заметил стоящую у калитки пару. Женя? А с ней кто? Ах, чёрт, и сворачивать уже некуда. Ну, гнида белая, ты ещё попадёшься мне. Лишь бы Женя не окликнула.

Рассел замолчал на полуслове. Женя вскинула на него глаза. Он смотрел поверх её головы куда-то вдаль. Она повернулась и увидела приближающегося к ним мужчину в рабской куртке. И сразу узнала Эркина. Холодная волна страха поднялась по ногам к груди, сдавила горло. Что делать?!

Не меняя шага, Эркин прошёл мимо них, позволив себе лишь мгновенный искоса взгляд. Но столкнулся взглядом с белым и понял: зря посмотрел.

– Идите, Джен. Ну же. Запритесь и ничего не бойтесь.

– Но, Рассел, ради бога…

Рассел вталкивал её в калитку.

– Запритесь, Джен. Спокойной ночи.

Женя попробовала вырваться, но железные пальцы Рассела так сжали её, что боль стала нестерпимой, и она поддалась нажиму, вошла в калитку, захлопнула её за собой и… господи, что же это такое?! Что же теперь будет?!

Она прислушалась. Тихо. И медленно, не ощущая, что плачет, пошла в дом.

Втолкнув Джен и услышав щелчок замка, Рассел бросился вдогонку за индейцем. Нет, больше он не позволит этому… существу вот так здесь разгуливать. Хватит, пора положить этому конец. Куда он пошёл? А, вон же, идёт. Как ни в чём не бывало. Скотина этакая.

Услышав за собой шаги, Эркин обозлился. Теперь эту скотину за собой таскать, уводить подальше от Жени. «Ну, сам напросился, сволочь белая. Я тебе не безгласный спальник, я по команде „руки за голову“ больше не лягу. Хватит! Ты у меня близко к Жене больше не подойдёшь. Ну, ладно…».

Эркин шёл быстро, но не настолько, чтобы его потеряли из виду. Крутил, петлял. Преследователь не отставал. Если у сволочи пистолет, то игра получается слишком рисковой. Но… хотел бы застрелить, так застрелил бы уже. Теперь так…

Рассел старался не отпускать индейца далеко. Сначала он испугался, что индеец сразу сбежит в Цветной квартал, а там одинокому белому слишком опасно, туда и днём полиция только полным составом патруля рискует забираться. Но индеец, похоже, не заметил слежки и не спешил. Крутился среди домов, изредка оглядываясь, и Рассел едва успевал спрятаться в тени или за углом. Ну что ж, тем лучше. В крайнем случае, пистолет с собой. Индеец словно почувствовал что-то, стал чаще оглядываться, прибавил шагу. Рассел вытащил пистолет…

Эркин оглянулся ещё раз, проверяя, не отстал ли беляк, и побежал. Уже по прямой к городскому парку. Там в это время никого нет, никто не помешает, но и не поможет никто. Зато далеко от дома, и если что, то Женя не при чём. Добежав до границы парка, он с ходу перепрыгнул ограду. В этом месте невысокая, со стороны улицы, каменная кладка прикрывала отвесный почти десятифутовый обрыв. Приземлившись на четвереньки, Эркин мгновенно вскочил на ноги и кинулся назад, прижался спиной к холодной кладке, укреплявшей склон. И прислушался. Если слишком оторвался, то, потеряв его, беляк может и обратно попереться. Обидно будет. Эркин подобрал несколько камешков, вытащил из кармана и раскрыл нож. И стал ждать.

Тучи поредели, и луна просвечивала размытым неясным пятном. Задыхаясь, Рассел подбежал к ограде и остановился. Неужели упустил? Обидно. Найти в ночном парке прячущегося практически безнадёжно. Но… но неужели у скотины здесь логово? Хотя… Это днём в парке цветных не бывает, разве только муниципальные уборщики и то на центральной аллее, а ночью ни одного белого. Так что… Вполне возможно. Соорудил себе шалаш в укромном месте, всё-таки индеец, могла сработать генетическая память. Но сейчас ночью… Если б хотя бы фонарик был, или луна поярче… Что это?

Эркин слышал над головой тяжёлое дыхание. Что, сволочь, запыхался? Потерял? Ну, так поможем. Он кинул камушек в ближайшие к откосу кусты, и те отозвались шёпотом, стряхивая дождевые капли и листья. А второй чуть подальше, вот так.

Прячется в кустах? Ну, была, не была. Надо довести до конца. Логического. Рассел встал на низкую каменную ограду, примерился, чтобы попасть на чистое место, и прыгнул. Ему с трудом удалось удержаться на ногах, ботинки разъехались на мокрой траве. Сжимая в руке пистолет, Рассел осторожно шагнул к ещё шелестящим кустам, ещё…

Когда беляк спрыгнул, Эркин разжал кулак, высыпая уже не нужные камешки, и приготовился. За своим шумом беляк не услышал и не обернулся. Удачно. Шагнул к кустам, ещё… Пора, а то вдруг обернётся. Беляк остановился, и Эркин прыгнул ему на спину. Зажал локтем левой руки горло, рванул на себя и с силой ударил рукояткой ножа под дых. И тут же повернул нож рукояткой к себе, чтобы бить остриём. Но тело беляка уже обмякло и висело на локте Эркина. Ну, а теперь так… Только быстрее, а то он уже трепыхается.

Сознание возвращалось очень медленно и очень больно. Рассел попробовал шевельнуться, и сразу ощутил тиски на шее и холод лезвия на животе. И сразу всё вспомнил. Пистолет… он его выронил, когда страшная боль рванула его за горло. Он беспомощен и в полной власти этого… только шевельнись, и тебе взрежут живот.

– Слушай, гнида, – шёпот обжигает ухо, – если я тебя, суку, ещё раз за собой увижу, сильно пожалеешь, что родился. Понял?

– Я понял, – хрипло через боль в зажатом горле выдавил Рассел. – Отпусти меня.

– Ща!

И новый удар в живот бросает его в беспамятство.

Ударив беляка опять рукояткой – здоровский приём показал Андрей – Эркин с силой оттолкнул его от себя. Беляк упал ничком. Эркин отпрянул назад, повернулся к откосу, подпрыгнул, уцепился за верх кладки, подтянулся, скребя носками сапог по стыкам… ну, ещё чуть-чуть, и ещё… есть! Он скатился на другую сторону и быстро вскочил на ноги. Теперь ходу, пока беляк не очухался и не забазарил.

На этот раз он ощутил себя лежащим на земле. Рассел медленно поднял голову, и это движение сразу отозвалось болью в шее. «Да, такой задушит, и никаких следов борьбы не будет», – попытался он пошутить. Преодолевая боль и тошноту, встал на четвереньки, на колени и наконец смог выпрямиться в полный рост. Пистолет… вот он, лежит. Не взял. Хотя… ну да, зачем спальнику пистолет, он и голыми руками… справляется. Рассел нагнулся за пистолетом и страшный приступ рвоты бросил его на колени.

И он опять справился. Подобрал пистолет, выпрямился, повернулся, сделал шаг и едва не упал. Он сначала не понял, что с ним, а поняв… Чёртов индеец разрезал на нём брюки и трусы так, что они свалились при первом же движении и спутали ноги. Рассел сунул пистолет – всё равно сейчас от него никакого толка, дома придётся заняться чисткой – в карман плаща, подтянул трусы и брюки. Вот, дьявол, даже молнию на брюках отрезал. Теперь до самого дома держи руками или… Рассел невольно рассмеялся. Индейца, конечно, и след простыл, погони парень мог не опасаться. Какая тут погоня, когда штаны сваливаются.

– Ладно, парень, – сказал он вслух. – Считай это за мной.

Поясом от плаща он подвязал брюки, плащ застегнул. Теперь надо думать, как отсюда выбраться. И в полицию не пойдёшь. Деньги не взяли, оружие не взяли, а штаны разрезали. Вся полиция будет год ржать от удовольствия, заявись он с такой жалобой. А уж какие комментарии к такому заявлению выдадут… И на весь город ославят. Нет, такого удовольствия милым согражданам доставлять не стоит. Обойдутся. Но неужели этот чёртов индеец был там случайно? Шляется просто по городу, ищет, где бы чего перехватить. Как все цветные. А он уж навообразил чёрт знает что.

Рассел прошёл вдоль откоса до места с осыпавшейся кладкой и кое-как выбрался наверх. У фонаря оглядел себя. Когда-то плащ был светлым, элегантного цвета слоновой кости. Ну, стервец, ну, паскудник. Заманил. А он купился на такой примитив. Но почему не убил? Неужели и через десять лет сформированный когда-то тормоз действует? Остаточно. Ударить может, убить нет? Или здесь что-то другое?

Каждый шаг отзывался болью в животе, болела шея, он никак не мог вспомнить, где лежат запасные брюки, плащ безнадёжно испорчен, пережитые страх и унижение… В довершение ко всему снова пошёл дождь. Шляпа, где его шляпа? Кажется… он её обронил, когда бежал за индейцем. Ну и чёрт с ней! Да, он держал её в руках, когда говорил с Джен, а потом… бросил сразу или позже? Да чёрт с ней! Не идти же её искать. Невелика ценность.

Сделав большой круг, Эркин убедился, что погони нет, и побежал домой. Женя уже наверняка волнуется. В луже недалеко от его калитки что-то плавало. Этот чмырь, что ли, шляпу обронил? Ну и хрен с ней! И с ним тоже.

Эркин достал ключи и перевёл дыхание. Ну, с этим пока всё. Отпереть, запереть. Опять дождь пошёл. Тоже фиг с ним. Нижняя дверь. Отпереть, запереть. Он взлетел по лестнице, но только взялся за ручку, как дверь распахнулась, и руки Жени вдёрнули его в дом.

– Господи, наконец-то!

– Ага, – счастливо выдохнул он, окунаясь в тёплую пахнущую Женей темноту.

– Я свет боялась зажечь, так сидела… Господи, ты же мокрый весь. Раздевайся скорей, разотрись… Сейчас чаю… с мёдом…

Женя говорила быстрым захлёбывающимся шёпотом и металась по кухне с чайником, полотенцем… И только когда он, уже переодевшись в сухое, сидел за столом, сыто отдуваясь и через силу допивая очередную чашку горячего чая, она спросила:

– Ну, как? Обошлось?

– А он не догнал меня, – сразу ответил Эркин. – Я покрутил, попетлял и ходу.

– Ну, и слава богу, – облегчённо улыбнулась Женя. – Я так перепугалась, когда он за тобой побежал. Он точно отстал?

– Точно-точно, – Эркин так энергично кивнул, что слипшиеся пряди волос подпрыгнули у него на макушке.

Женя пригладила их, и он, как всегда, ловко перехватил её руку и поцеловал.

– Ещё чаю? – улыбалась Женя.

– Не-а, – мотнул он головой.

Засыпая на ходу, он дотащился до кладовки, постелил себе и рухнул. И когда Женя зашла к нему, поправила одеяло и подоткнула с боков и под ноги, он уже спал. Она наклонилась и поцеловала его в висок. Он вздохнул, потёрся щекой о подушку, но глаз не открыл. Женя выпрямилась, взяла лампу и ушла.

Ну, слава богу, обошлось. У Рассела пистолет, страшно подумать, что могло случиться. Да, конечно, это не жизнь.

Женя разделась, погасила лампу и легла. Закуталась в одеяло, по-детски подсунув угол под щёку. Да, надо уезжать. На следующий год Алисе в школу, а здесь… господи, она же даже не думала об этом, не может же она вечно держать Алису дома. Ей надо учиться, а здесь… в белую школу её не возьмут как «недоказанную», в цветную… ну, это не школа. Надо уезжать. И как можно дальше, где Алиса сразу пойдёт как белая. Но для этого нужна другая метрика. И вообще… Ой, ну что за жизнь такая? Только всё хорошо, как опять плохо. Ладно. Что-нибудь придумаем. Не сейчас, потом. Сейчас надо спать.

графство Олбиокруг КраунвилльИмение Джонатана Бредли

Они выехали вдвоём, без шофёра.

Ведя машину, Старцев искоса следил за Бурлаковым. Кабинетный учёный, мягкий, деликатный, безукоризненно вежливый… и строгое, словно отвердевшее изнутри лицо, внимательный сосредоточенный взгляд. Фронтовое лицо – определил он. Приходилось такое видеть и не раз.

– Вы как перед атакой, Игорь Александрович.

– Да, Геннадий Михайлович, – сразу ответил Бурлаков. – Этот бой проиграть нельзя. А теперь, если можно, несколько подробнее о кладе. Как вы на него вышли?

– Бредли сам сообщил о нём. Сначала поинтересовался нашим законодательством о кладах. Я его просветил. А потом он приехал и пригласил меня посмотреть. А когда я выразил сомнение по поводу одной вещи, мне её чуть ли не насильно всовывать стали, – Старцев улыбнулся. – Он очень не хочет конфликтов с властями.

– Разумно, – кивнул Бурлаков. – Весьма разумно. Законопослушность в мелочах отлично прикрывает, – он усмехнулся, – более крупные нарушения.

Старцев кивнул.

– У вас есть какой-то план?

– Нет. Видите ли, Геннадий Михайлович, этот пастух, лагерник, да, я знаю, таких чудес не бывает, но он ровесник моего Серёжи. Может быть, они где-то встречались, может… Но это мой единственный шанс что-то узнать о сыне.

– А… ваша жена и дочери? Это точно?

– К сожалению, да.

– Игорь Александрович, по документам все спальники так же были расстреляны.

– Иногда, – Бурлаков грустно улыбнулся, – иногда документы не врут. Спасибо, Геннадий Михайлович, но это так. Скажите, вы так защищали их, почему?

Старцев на мгновение задумался.

– Иногда я сам себя об этом спрашиваю. Понимаете, я о них слышал практически с первых дней в Бифпите. Потом, когда познакомились… Меня удивило не наигранное дружелюбие. Сейчас многие демонстрируют расотерпимость, но за такой демонстрацией всегда махровый расизм, – Бурлаков согласно кивнул. – А Бредли с Трейси… Их расотерпимость не наигранна и не вымучена. Они не идут наперекор общепринятым нормам, но в любом человеке его расу замечают в последнюю очередь. Они многолики, но всегда искренни и естественны. Фредди не изображает телохранителя, когда сидит за правым плечом Джонатана. Он в это время действительно только телохранитель. Ковбой, судья на ковбойской олимпиаде, азартный игрок, гуляка, драчун… он всегда подлинный. Как и Бредли.

– Я понимаю. Что ж, – Бурлаков смотрел перед собой, – с людьми такого плана можно работать.

– Да, – согласился Старцев. – На сотрудничество они идут охотно.

Бурлаков молча кивнул, мягко прекращая разговор. Снова дорога. Тогда они поехали на Озёра. И взяли с собой Анечку. Серёжа был ещё слишком мал. Его и совсем ещё совсем маленькую Милочку оставили у бабушки. Римма переживала за детей, Анечка скучала без брата и сестры, и он уже жалел, что настоял на таком варианте. Нет, было по-другому. На Озёра он ездил вдвоём с Риммой, забыв обо всём и ещё до всего, и у бабушки оставляли Анечку. А в то лето… да, он ехал якобы искать работу с жильём, а Серёжу и Милу оставили на… как её звали? Смешную голенастую соседскую девчонку. Нет, не вспомнить. Ни работы, ни жилья он тогда, разумеется, не нашёл, но отладил необходимые цепочки и связи и нигде не наследил. Так что поездка прошла удачно…

– Скоро приедем, Игорь Александрович.

– Да, спасибо. Вы предупредили их о нашем приезде, Геннадий Михайлович?

– Да, разумеется. Думаю, почта работает уже надёжно.

– Вы не отправили своего курьера? – удивился Бурлаков.

– Да. Решил, что неофициальная форма будет эффективнее.

– Что ж, возможно, вы и правы. Как я понимаю, вон тот поворот?

– Да. Вы неплохо ориентируетесь, Игорь Александрович.

– Я посмотрел карту. А в Сопротивлении… – Бурлаков усмехнулся, – Да, ориентированию я тоже там научился.

Пересекая границу имения, Старцев дал гудок.

– Вряд ли услышат, но надо же поздороваться, – улыбнулся он в ответ на вопросительный взгляд Бурлакова.

Фредди был в слесарне, когда туда влетели с вытаращенными глазами Том и Джерри.

– Русская машина едет!

Фредди кивнул, и они так же стремительно выскочили во двор. Значит, они приехали. Генни и профессор. Что ж, поглядим…

… Появление почтальона произвело лёгкий переполох и здорово озадачило их с Джонни. Рыжий веснушчатый парнишка вручил им письмо, попросил повесить на границе у своего поворота ящик, чтобы ему не мотаться лишнего, и уехал. А они остались стоять посреди двора. Собравшиеся поглазеть на почтальона разошлись по своим делам, и только Марк крутился неподалёку. Под его взглядом Джонатан вскрыл конверт, быстро пробежал глазами по одинокому листку и поднял голову. Марк рванулся к ним и замер в нескольких шагах.

– Нет, Марк, – покачал головой Джонатан, – это не от отца.

Марк попятился, повернулся и убежал. Когда они привезли Монти, то в общей суматохе и беготне он сунул Марку письмо Ларри, бросив на ходу:

– Держи. Это тебе от отца. Письмо.

Письмо Ларри допоздна рассматривали и изучали на кухне. И так же теперь они с Джонни рассматривали и перечитывали незамысловатый текст. Что Генни приедет со специалистом-экспертом, профессором истории, девятнадцатого октября. Им на подготовку оставалось двое суток. Хотя, что там готовиться? Перенести всю эту… дребедень из тайника в сейф. Что они и сделали вчера вечером.

– С крестом придётся проститься, Фредди, – Джонни вертел крест, любуясь рубинами.

– Мы на это пошли сами, – пожал он плечами. – Если только крестом обойдётся…

– Будем надеяться, – кивнул Джонни…

…И вот, значит, приехали. Фредди вытер руки тряпкой, швырнул её на верстак и вышел во двор.

Посреди двора машина, та самая, на которой прошлый раз приезжал Генни, рядом с машиной Джонни, военный… Генни и высокий седой старик в штатском. Профессор. Ну что ж, ставки сделаны, играем.

– Добрый день.

– Здравствуйте.

– Фредерик Трейси.

– Очень приятно, профессор Бурлаков.

– Можно, Фредди.

– Хорошо.

– Пройдём в дом, – Джонатан радушным жестом хозяина приглашает гостей.

На предложение коктейля с дороги Бурлаков ответил отказом.

– Я думаю, что дело в первую очередь. Для ленча поздно, для обеда рано.

– Резонно, – согласился Джонатан, сдвигая бар.

Бурлаков деликатно отвёл взгляд и изучал книжные полки, пока Джонатан и Фредди выкладывали на стол предназначенное ими для осмотра.

– Пожалуйста, профессор, – позвал Джонатан.

– Да, конечно, – Бурлаков оторвался от книг и подошёл к столу. – У вас найдётся лупа?

Фредди молча вытащил из кармана и положил на стол лупу. Бурлаков таким же молчаливым кивком поблагодарил его.

Он рассматривал вещи долго, очень тщательно. И молча. И как ни вглядывался Фредди, так и не мог догадаться, о чём думает этот старик с молодыми блестящими глазами странного тёмно-серого цвета. Однако же и выдержка у старика! Ни на золото, ни на камни душа у него не горит, а видно, что толк понимает. Не так, как Ларри, по-другому, но понимает.

Крест с рубинами Бурлаков взял в руки в последнюю очередь, осмотрел так же тщательно, как и всё остальное. И наконец улыбнулся.

– И что же вас смущает?

– Но, Игорь Александрович…

Вопрос и ответ прозвучали по-русски, но Джонатан перевёл дыхание, а Фредди позволил себе переступить с ноги на ногу.

– Могу вас, – Бурлаков перешёл на английский, – успокоить. Все вещи, безусловно, ценны, но… ни одной, подлежащей конфискации, нет.

– И вы можете выписать… документ? – медленно, очень осторожно спросил Джонатан.

– Да. Я имею такие полномочия. Вы позволите? Геннадий Михайлович, разрешите…

Из потёртого обшарпанного портфеля Бурлаков достал бланк и стал быстро заполнять его, изредка поглядывая на расставленные на столе вещи и занося их в перечень.

– Геннадий Михайлович, вы подпишите от администрации?

– Да, разумеется.

– Вот и всё. Если вы выставите эти вещи на продажу, то акт снимет… возможные трудности.

– Благодарю, – Джонатан бережно принял акт.

– Игорь Александрович, – улыбнулся Старцев, – может, вы нам расскажете об этом, – он показал на бокалы. – Чьи это гербы.

– Охотно, – кивнул Бурлаков. – Гербы подлинные. Это немецкие княжества четырёхсотлетней давности примерно. Династии угасли где-то двести пятьдесят, двести лет назад. Но для более детальной атрибуции и сертификата обратитесь в соответствующие структуры.

– Ну, понятно, – кивнул Фредди.

Он помог Джонатану убрать вещи в сейф. Акт Джонатан положил в папку с документами на имение. Теперь бар на место, и Джонатан взялся за бутылки.

– Ну, теперь-то вы от коктейля не откажетесь, – он улыбнулся, протягивая Бурлакову и Старцеву по высокому стакану.

– Не откажусь, – ответно улыбнулся Бурлаков. – Так что же вас всё-таки смущало?

– В кресте? – Старцев неловко потоптался, пожал плечами. – Ну, размеры, пожалуй. Я принял его за наперсный крест, – последние слова он произнёс по-русски, но тут же перевёл сам себя на английский, – нагрудный крест священника.

– Меня тоже это… смутило, – кивнул Джонатан. – Я никогда не видел раньше такого.

– У православного священника крест украшен иконками, – улыбнулся Бурлаков. – Зайдёте когда-нибудь в церковь, обратите внимание. И немного другие пропорции. Нет, не беспокойтесь. Вещей русского происхождения здесь нет. Немецкая и французская работа, шкатулка с венецианской мозаикой… музейных вещей нет, а если они были чьей-то собственностью, личной, то… – он пожал плечами, – через суд, гражданским иском. Я так полагаю.