Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Раз вы так считаете, – пожал он плечами. – Ваша проблема вам виднее.

– Отлично. Итак, когда вас ждать?

Он быстро прикинул. Откладывать нельзя, но и подготовиться надо.

– Через два дня. Вас устроит?

– Хорошо, – кивнул Бредли. – Вы на машине?

– Да. Думаю, буду у вас около полудня. До обеда управимся?

– Разумеется. Спасибо заранее.

Бредли распрощался самым сердечным образом и ушёл. Ну, ковбой и ковбой. Решительность, натиск, обаяние…

…Старцев посмотрел на карту. Да, уже скоро. Однако, припекло Бредли, если так опасается возможного конфликта. Ну что ж, посмотрим на его клад. И заодно на всё имение. Что рассказывают бывавшие у него с комиссией, так это весьма интересно. Весьма и весьма. И что же это за вторая проблема, которую можно решить только на месте? Интересно и тоже весьма. Золотарёв бы сразу сказал, что заманивают, что похоже на засаду. Конечно, похоже. И на засаду, и на подставу. Но… но тут встаёт один простенький вопрос. Зачем? Убить? Взять в плен? В заложники? Одно глупей другого. И тоже зачем? Воспользоваться его оружием? Так у них своего навалом. Юра говорил, что Трейси без оружия не ходит. Кольт на виду, когда ковбоем, и в кобуре под мышкой, когда столичным хлыщом. Надо думать, у Бредли так же. Документы и форма? Тоже им ни к чему. Не то время и не та ситуация. Так что эту глупость побоку. А вот вариант не засады, а подставы… Скомпрометировать для дальнейшего шантажа или вербовки? Это вероятнее. Но Юре они понравились. Хорошо они тогда в компании с Гольцевым посидели и поговорили…

…– Видел я твоих протеже, Гена. И даже осмотрел, – Аристов говорит серьёзно, и только глаза за стёклами очков смеются.

– Всех? – подыгрывает он.

– Только Бредли упустил. А вот Фредди, – Аристов не выдерживает и открыто хохочет. – Ковбоя вашего я уложил.

– По-нят-но, – раздельно говорит Гольцев. – И много у него дырок?

– Хватает. Но… – Аристов указующе вздымает палец, – Все пулевые и два или три ножевых. Раз.

– На фронте не был, – понимающе кивает Гольцев.

– Все были обработаны очень квалифицированно, два. Все шрамы минимум трёхлетней давности, три.

– Совсем интересно, – хмыкает Гольцев.

– По-настоящему серьёзно только одно. Пулевое под левую лопатку. Выходного я не нашёл. Сам он утверждает, что пулю достали. Засунуть его под рентген было слишком сложно.

– Юра, как тебе вообще это удалось?

– Я взял его на слабо, – смеётся Аристов. – Он самолюбив и импульсивен. Темперамент там… бешеный. Но не холерик. И выдержка… снайперская. Двое суток неподвижности для одного выстрела.

– И три месяца подготовки, – задумчиво кивает Гольцев. – А Бредли?

– Джонатан?

– Ого, вы уже так запросто?

– А что такого, Саша? Кстати, неформальные отношения с пациентом способствуют процессу лечения. Так вот, Джонатан… не скажу, что умнее, но намного хитрее. Быстрее соображает. Любое слово, любую ситуацию поворачивает в свою пользу. И, знаете… хотя у Фредди проскакивает этакое… мм-м… покровительство, но ведущий в этой паре – Бредли. Во всяком случае, сейчас.

– Юра, – Гольцев спрашивает небрежно, будто думает о другом. – Трейси был с оружием?

– Да, наплечная портупея. У Бредли, кажется, тоже. Причём это не особо скрывается, хотя и не афишируется. Как… как нижнее бельё. Его наличие не демонстрируется, но отсутствие не предполагается. Но интереснейшие мужики. Оба.

– Вот тут я согласен на сто процентов, – Гольцев гасит окурок и тут же закуривает следующую. – Ты молодец, Юра. А про парней, ну, их пастухов, что-либо узнал?

– Мне это было не нужно, – пожимает плечами Аристов. – Индеец действительно спальник. Но это я узнал от Слайдеров. Вот тут есть кое-что. Слайдеры утверждают, что парень перегорел чуть ли не пять лет назад и что сейчас ему полных двадцать пять. От этой информации всё общежитие встало на уши. Для них – это крушение мировоззрения. Причём жизнетворное крушение. Слайдерам устроили перекрёстный допрос в моём присутствии. И от меня потребовали вынести вердикт. Первое. Врут ли они? И второе. Если нет, то как такое могло быть?

– Ну, и что ты им сказал?

– Что заочно диагноза не ставят. Посмотрю, побеседую, сделаю анализы, полностью обследую, подключу психолога и других специалистов и вот тогда… Но кое-какой результат уже заметен. Слайдеры уехали открывать своё дело, а мои подопечные, – улыбается Аристов, – впервые заговорили о зимней одежде, постоянных документах и о том, как жить дальше. Понимаете, они поверили, что будут жить. Хотя бы ещё пять лет. Как этот индеец.

– А про второго, Юра? Про белого мальчишку?

– О нём вообще ни слова, – пожимает плечами Аристов.

– Покрывают?

– Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?

– Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.

– Исключено, – резко бросает Аристов.

– Почему? – столь же быстро спрашивает Гольцев.

– Лагерник и спальник?! Больших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а… ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец – не спальник, или этот пацан – не лагерник. Но индеец – спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё… если даже допустить невероятное, невозможное… то один вопрос.

– Как парень спасся?

– Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были… ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки, и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить…

– Нет, – вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. – Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд… ничем от остальных не отличался.

– Вот! – торжествующе кивает Аристов. – В поведении адекватен?

– Да, – твёрдо отвечает он. – Полностью.

– Так что не лагерник он, ребята, нет.

– Мг-м, – Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. – Ну, ладно, ну, допустим… хотя… не договариваешь ты, Юра, есть у тебя… ещё кое-что.

– Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, – «канцелярским» тоном отвечает Аристов.

– Ну, да ладно, – неожиданно покладисто соглашается Гольцев. – Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?

– Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.

– И что?

Аристов пожимает плечами.

– Обещали передать. Если встретят.

– А о втором спросил?

– С какой стати? – Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.

– Спроси, Юра, – очень мягко говорит Гольцев. – Может, тебе они чего и скажут.

И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:

– Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.

Гольцев задумчиво кивает…

…Вот и поворот на подъездную дорогу. Теперь все воспоминания побоку. Хотя задело Бешеного очень серьёзно, раз на поморский говор стал срываться. А здесь что? Ездят не часто, колея слабо намечена, но дорога хорошая, чувствуется, что её делали, и делали недавно.

Старцев сбросил скорость, аккуратно вписывая машину в повороты. Тишина и безлюдье. Погудеть, что ли? Чтоб не заподозрили, что он подкрадывается, да нет, будет уж слишком нарочито.

Когда-то дорога видимо упиралась в Большой Дом, но теперь она делала плавный поворот, огибая полуобгоревшие развалины, и заканчивалась просторным хозяйственным двором. Явно хозяйственные постройки, сараи, загоны для скота, колодец с насосом… Старцев остановил машину, выключил мотор и сразу услышал стук движка и людские голоса. Его, разумеется, заметили. Но никакой суматохи, беготни… Старцев вышел из машины и огляделся. И где же Бредли с Трейси? А, вон и они.

Высокие, одетые оба по-ковбойски, они подошли к машине почти одновременно с двух сторон.

– Добрый день, капитан.

– Рады вас видеть, капитан.

– Добрый день, – ответно улыбнулся Старцев.

«В клещи, однако, берут классически», – усмехнулся про себя Старцев, забирая из машины портфель.

– Как доехали?

– Благодарю, прекрасно.

– Как раз успели к ленчу, – добродушно улыбнулся Фредди.

Так за разговором и шутками они прошли по хозяйственному двору к маленькому домику под двухскатной крышей на отшибе. Веранда-холл во всю длину дома явно необжитая, но чистая, две двери, правая гостеприимно приоткрыта.

– Прошу, капитан.

Комната одновременно и просторна, и заставлена. Огромный украшенный белым мрамором камин с фигурной старинного литья решёткой, дальше у стены узкий высокий бар, в этих местах такие обычно прикрывают вделанный в стену сейф, перед камином два кресла, когда-то кожаных, а сейчас обитых явно первой попавшейся под руку тканью, перед окном большой двухтумбовый письменный стол, тоже в следах свежей починки, шкаф, неширокий диван, в углу высокие напольные часы, стёкол ни в циферблате, ни в футляре нет, но блестящий маятник с выгравированной на диске розой ветров ходит ровно и бесшумно.

Джонатан отметил быстроту и внимательность ненарочитого взгляда, окинувшего комнату.

– Прошу.

В углу за дверью на табурете таз, кувшин с водой, мыльница, чистое холщовое полотенце. Умывались, сливая друг другу на руки, и очень ловко, пока Джонатан вёл Старцева к столу, Фредди вынес всё это из комнаты.

Ленч привёл Старцева в весёлое изумление сочетанием незамысловатых лепёшек и каши с деликатесными консервами. Его явно ждали и столь же явно ничего специально не готовили. Простые стаканы с мастерски сделанными коктейлями. И вся посуда, как и мебель… случайно уцелевшее.

Ленч прошёл в лёгком разговоре о дороге, погоде и прочих пустяках. Никто не спешил, но и не тянули время. Фредди ловко собрал грязную посуду на поднос.

– Приступим к делу, джентльмены.

– Хорошо, – кивнул Старцев.

Фредди переставил поднос на каминную полку. И Старцев, невольно проследив за ним взглядом, заметил над камином красную и синюю призовые розетки. Джонатан спокойно обмахнул щёточкой стол и, не скрывая от Старцева ни одного движения, сдвинул бар, за которым обнаружился старый исцарапанный и явно чиненый сейф, открыл и его. Подошёл Фредди, и вдвоём они перенесли и выложили на стол несколько не очень больших, но даже на взгляд тяжёлых свёртков.

– Вот, это было в тайнике, – голос Джонатана по-прежнему ровен, и пальцы, разворачивающие тряпки, не дрожат. – И у меня возникли… определённые сомнения.

Старцев, сосредоточенно хмурясь, рассматривал блестящие искрящиеся драгоценности. Большой крест, украшенный рубинами, сразу привлёк его внимание, но он молчал. Джонатан и Фредди переглянулись. Старцев стоял, заложив руки за спину, и молчал. Долго молчал. Потом резко встряхнул головой.

– Вот об этом, – он, не дотрагиваясь, показал на крест, – я сразу могу сказать. Это нагрудный крест православного священника. Надевается во время службы. Как он сюда попал…

– Православная – это… русская церковь? – спокойно спросил Фредди.

– Можно сказать и так, – кивнул Старцев. – Но это ещё ни о чём не говорит. Мало ли, как и когда он попал сюда.

Но Джонатан уже отодвинул крест в сторону от остальных предметов.

– А остальное?

– Остальное… – Старцев пожал плечами. – Это надо проверять. Да, чёрт возьми, я же привёз.

Он быстро отошёл от стола, взял свой оставленный у двери портфель и открыл его.

Джонатан и Фредди ожидали всего, но не пачки книжек в мягких серых обложках.

– Это каталоги пропавшего, – спокойно объяснил Старцев. – Попробуем сверить.

Джонатан и Фредди снова переглянулись. Фредди переставил стулья, и они сели за работу. Тем более сложную, что каталоги были на русском. А иллюстраций… Хорошо, хоть цифры могли что-то подсказать.

– Среди музейных ценностей ничего похожего нет, – сказал наконец Старцев.

– Ну да, – хмыкнул Джонатан. – А личное имущество…

– Атрибуция мало реальна, – пожал плечами Фредди.

Старцев вертел в руках золотой бокал, разглядывая герб.

– Нет, не могу понять, – с сожалением сказал он, ставя бокал на стол. – Вообще… я думаю, вы можете спать спокойно. А этот крест… В перечне его нет, если только похищен из какой-нибудь церкви.

– Мне лучше привезти его к вам, или оформим акт здесь? – спросил Джонатан.

– Я думаю, – Старцев улыбнулся, – я думаю, ни то, ни другое. Оставьте пока у себя. Эти каталоги неполные. Здесь самое-самое. Нужен настоящий специалист. Пока…

– Пока, – перебил его Фредди, – это жизнь под дулом. Мало комфортно.

– Согласен, – кивнул Старцев. – Как вы смотрите, если я найду и приглашу специалиста. Он составит заключение, официальный документ.

– Документ всегда хорошо, – улыбнулся Джонатан. – Что ж, это резонно. Но, Генни, – в разговоре они незаметно и очень естественно перешли на обращение по именам, – мне бы не хотелось распространения информации.

– Распространения не будет, – твёрдо ответил Старцев.

– Хорошо, – кивнул Джонатан, заворачивая и убирая в сейф вещи.

Старцев посмотрел на часы в углу, сверил их со своими и присвистнул:

– Ого, сколько времени ушло.

– Да. Пообедаешь у нас, – Фредди встал и привычным движением подтянул пояс с кобурой.

Джонатан захлопнул сейф, поставил на место бар и ловко смешал три коктейля.

– Глотнём с устатку, – сказал он по-ковбойски.

Старцев отпил и удивлённо покачал головой.

– Однако, Джонатан, ты и тут мастер.

– Человек всё должен уметь, – улыбнулся Джонатан.

– Больше умеешь – меньше проблем, – усмехнулся Фредди.

– Согласен, – кивнул Старцев. – Да, а что за вторая проблема?

Джонатан покачал стакан.

– Сейчас пройдёмся по имению, покажу проблему. А за обедом, я думаю, и решим.

– Принято, – согласился Старцев.

Джонатан впервые показывал имение. Те комиссии не в счёт. Тогда проверяли условия жизни и работы бывших рабов, а всё остальное… постольку-поскольку. А этот… С самого начала заявил, что не специалист, а с каким живым интересом рассматривает и вникает. И Джонатан с неожиданным для самого себя удовольствием показывал и рассказывал.

Так дошли до кухни. Там вся пятёрка негритят под присмотром Мамми пила молоко с хлебом. При появлении Старцева только грозный взгляд Мамми удержал их от бегства. Да и бросить недоеденное… как ни были они малы, но это правило – съедай сразу, потом не будет – знали уже твёрдо. И потому, хлюпая и чавкая, продолжали есть, выкатывая белки на лендлорда, старшего ковбоя и русского офицера, явно не решив вопроса, кого бояться в первую очередь.

– Обед готов, Мамми? – негромко спросил Фредди, пока Джонатан показывал Старцеву сушку за плитой.

Мамми кивнула.

– Всё как есть, масса Фредди. Здесь накрыть или…?

– Или, Мамми. Пришли с кем-нибудь.

– Ясненько, масса Фредди.

Мелюзга доела, Мамми деловито обтёрла им мордашки полотенцем, и они воробьиной стайкой, правда, необычно тихо вылетели из кухни. Но не спрятались, а, держась на почтительном расстоянии, сопровождали потом Джонатана, Фредди и Старцева по имению и отстали только возле домика. Старцев, улыбнувшись им на кухне, потом вроде и не замечал, ограничившись вопросом:

– Это что, весь их обед?

– Ну, вы уж скажете, масса офицер! – хихикнула Мамми, сбросила кружки в таз с водой и стала их обмывать. – Обед позже будет, как дневные работы закончатся, а это так, перекус, чтоб под рукой не ныли.

Старцев кивнул и не стал расспрашивать.

Когда они втроём вернулись в домик, на столе уже был накрыт обед. Снова коктейли с чуть большей дозой алкоголя, чем за ленчем. Из-за кустов донёсся визгливый крик Дилли:

– Чтоб вас всех трижды и четырежды, дармоедов…!

И сразу весёлый визг улепётывающих негритят.

Старцев улыбнулся, и Джонатан кивнул.

– Это и есть вторая проблема, Генни. Эта пятёрка.

– И в чём проблема? – не понял Старцев.

– Они ничьи, – Фредди покачивал стакан, перемешивая цветные слои. – Прибились ещё весной. Документов никаких, ни за кем не числятся. Лето пробегали, а дальше что?

Старцев стал серьёзным.

– Понятно. Что ж, есть два варианта…

– За столом продолжим, – Джонатан жестом пригласил садиться.

– Два варианта вдвое больше, чем один, – усмехнулся Фредди.

– И какие же это варианты? – спросил Джонатан, придвигая к себе тарелку с похлёбкой.

– Вариант первый. Приют для безнадзорных детей. Вариант второй. Кто-то записывает их на себя. Как это делалось зимой на фильтрационных пунктах.

– И как это делалось? На фильтрационных пунктах? – спокойно спросил Джонатан.

– Просто, – так же спокойно ответил Старцев. – Документы оформляли со слов. Только год рождения у всех зашифрован в номере. Первые две цифры. А имя, фамилия, степень родства – всё со слов. Назывались супругами, родственниками… – и улыбнулся. – Как это сделали ваши пастухи, Мэроузы.

Фредди с каменным лицом жевал, не чувствуя вкуса.

– И как же… это оформить? – по-прежнему спокойно спросил Джонатан.

– Какой вариант? Первый, – Старцев понимающе улыбнулся, – вряд ли он устроит… и вас, и тем более их. Ведь ни одна комиссия их не видела. Значит, они не хотят уходить отсюда. А второй… элементарно. У вас ведь есть списки живущих в имении, – Джонатан кивнул. – Вот и внесите детей. Такой-то и его дети. Имена и возраст. Вот и всё.

Фредди кивнул.

– Что ж, значит, должны решать они.

– Резонно, – согласился Джонатан. – Фредди…

– Объясню, – кивнул Фредди. – Не проблема.

– Но решать им, – твёрдо сказал Старцев.

– Разумеется, – кивнул Джонатан. – Это очень срочно?

– Затягивать не стоит, – улыбнулся Старцев. – А в бумагах… можно проставить и задним числом. Во избежание лишних вопросов.

– Разумно, – кивнул Фредди. – Для усыновителей какие последствия?

– Родительские права и обязанности.

– Ясно, – улыбнулся Джонатан. – Я-то голову ломал…

– А как они попали к вам? – спросил Старцев. – Остались с того времени?

Вопрос звучал очень естественно, но Фредди чуть не поперхнулся. Если здесь был, как сказал Джонни, частный питомник, то… чёрт, в самом деле. В кладовке с рабской одеждой полно детских вещей.

– Не думаю, – так же естественно ответил Джонатан. – Мы приехали сюда в конце января, дом был пуст. Да и не продержались бы они месяц одни. Нет, Фредди, когда мы их заметили?

– Уже… уже Мамми была, – с облегчением ответил Фредди. – Смотрю, крутятся у кухни.

– Вся пятёрка сразу?

– Нет, – ответил Фредди, чувствуя, что краснеет…

…Джонни остался в городе налаживать отношения с шерифом, а он поскакал в имение. Оставлять хозяйство надолго они ещё не рисковали. Не потому, что опасались подлянки от Сэмми и Мамми, да, больше никого ещё не было, а вообще… шалили в округе, иногда слышалась далёкая стрельба, да и резервация под боком, мало ли что… Майор шёл ходко, легко. Не ошибся он, выбирая коня, кличка дурацкая, да уже привык конь, так что пускай. Отъехав от города, он вытащил из-под куртки армейский «рыгун», привычно откинул приклад, вставил магазин и свернул с дороги напрямик, а то встречи с патрулями ни к чему. И уже в темноте миновал границу имения, когда Майор вдруг всхрапнул, шарахнувшись от бесформенной массы терновника. Человек?! Он вскинул автомат и дал короткую очередь по верхушке куста, одновременно скатываясь с седла на землю и в сторону. И замер, прижавшись к земле. Ответного выстрела не было. И никто, удирая, не выскочил. Но он слышал чьё-то дыхание и как будто всхлипывания. Он осторожно, бесшумной перебежкой бросил себя в сторону, прислушался. Как назло, из-за туч выглянула луна, и на сразу засеребрившуюся от инея землю – март был холодным – легла его чёрная длинная тень. Ну, значит, берём на испуг.

– Руки вверх и вылезай, – скомандовал он угрожающе спокойным тоном, специально громко выдернув и тут же вставив магазин.

Куст зашелестел, зашевелился, и оттуда с поднятыми руками вылезло трое… оборванных негритят. Сверкая белками и зубами в робких улыбках, они выстроились перед ним и наперебой заголосили, что они ягод не рвали, масса, только опавшие подбирали, масса, тут стрелять стали, масса, вот спрятались, масса…

– Цыц! – гаркнул он, чувствуя, как у него загорелись щёки. Нашёл кого пугать автоматом. – Большие где?

И услышал, что они одни, что сами по себе, что никого-никогошеньки тут и не было, масса.

– И откуда вас занесло?

На этот вопрос, как и на вопрос о давности их пребывания на этой территории внятных ответов он не получил. И что с ними делать, не представлял. Они стояли перед ним в ряд, по росту, с поднятыми над головами худыми ручонками. Отпустить? Так они ж тут замёрзнут на хрен к утру. Его сквозь куртку пробирает, а они… Он нашарил в кармане ломоть хлеба – взял с собой для Майора – и сунул его самому старшему.

– Делите.

Ты смотри-ка, поровну поделил, соображает. Он свистнул, подзывая Майора. Что ж, делать нечего, ничего получше он не придумает, а так… ладно, не объедят. Он поправил заседельные сумки, делая из них подобие подушки, отвязал лассо. Увидев длинный, свёрнутый кольцами узкий ремень, негритята дружно взвыли в три голоса, что, ой, масса, не надо, что ягоды уже на земле были, масса, что они ни одной веточки не поломали, масса…

– Цыц, – повторил он, садясь в седло. – Ты иди сюда. Теперь ты. Не трепыхаться, уши оборву. Ты теперь. За пояс держись. Свалишься, подбирать не буду.

Он усадил их, двоих, что поменьше, перед собой, а того, что постарше, сзади, хотя такие тощие и все бы трое впереди поместились. Он охватывал ладонями их тельца, чувствуя, как под его пальцами дышат, шевелятся рёбрышки и часто бьются сердечки. Усадив их, он по-аризонски охватил их всех ременной петлёй и закрепил конец. Теперь если и свалятся, то только с ним. Плакать они боялись, только дрожали и всхлипывали. Майор с места взял в галоп и сам поскакал к дому. Автомат пришлось убрать, чтобы не упирался дулом в затылок меньшому, так теперь если что… только кольтом. Но добрались благополучно. Остановив Майора посреди двора, он отвязал лассо, снял промёрзших перепуганных малышей и спешился.

– Стоять, – бросил он Майору, пинком распахивая дверь кухни и вталкивая туда мелюзгу. – Мамми, ты где?

– Вот она я, масса Фредди, – Мамми быстро зажгла лампу над столом. – Доброго вам здоровьичка.

– Всё тихо? – спросил он.

– Да стреляли тут где-то, масса Фредди, – выжидающе ответила Мамми.

Малыши жались друг к другу, испуганно шаря по сторонам глазами и размазывая по личикам слёзы и грязь. Ни Мамми, ни показавшийся из-за плиты Сэмми ни о чём не спрашивали, ожидая его разъяснений. А он не знал, что говорить, и потому ограничился кратким:

– Займись ими, Мамми. А то шляются, ещё под пулю попадут.

– Ага, масса Фредди, – заулыбалась Мамми. – Щас всё и сделаю. Кофе с устатку, масса Фредди?

– Поставь, – кивнул он и, выходя из кухни, услышал за спиной:

– Сэмми, дров подкинь и лохань вытащи. Ща я вами займусь, уж так займусь…

Он отвёл Майора в загон, расседлал, забросил покупки в кладовку и уже шёл к кухне, когда ночную тишину разорвал отчаянный трёхголосый визг. Что там Мамми с ними делает? У кухонной двери на земле какие-то тряпки. Вроде не было, когда он приехал. А так это их шмотьё. Он вошёл в кухню, и визг моментально прекратился. На углу стола на салфетке его ужин: миска каши с мясом, лепёшки и кофе. А посреди кухни большая лохань для стирки, наполненная горячей водой. Из воды торчали три головки. Две уже в шапках желтоватой пены, а третью Мамми намыливала. Сэмми, раскрыв топку, ожесточённо разводил огонь. Он сел к столу и принялся за еду. Кухня уже так нагрелась, что у него заломило руки.

– И носит вас, непутёвых, – ворчала Мамми.

– Мы ягоды собирали, – хныкали малыши. – А тут стрелять стали… мы попрятались… а потом масса нам выйти велели…

Мамми смыла пену, окуная их в воду с головой, вытащила и усадила у плиты втроём на одной табуретке.

– Сэмми, лохань выплесни. Я их по второму разу сейчас. Масса Фредди, я рванину ихнюю потом постираю, пусть проморозится пока от вшей.

– Сожги, – качнул он головой и, вспомнив, что видел в грудах рабской одежды маленькие вещи, сказал: – В вещевой посмотри. Вроде там есть на недомерков. Подберёшь.

– Спасибочки вам, масса Фредди, – разулыбалась Мамми…

…– Так прибились, – кивнул Джонатан. – Я уже и не помню толком, как это получилось.

– Приблудились, – ухмыльнулся Фредди.