Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Ты меня подожди, – обернулась в дверях Алиса. – Ладно?

– Ладно, – улыбнулся Эркин. – Иди.

Он улыбнулся девушке и отошёл. На дворе у столовой в «молочный час» стояли, в основном, родители. Здесь шли разговоры о школах, детских болезнях, что кому сказал врач, а что психолог. Женя была уже здесь. Эркин сразу пробился к ней и встал рядом. Женя взяла его под руку, продолжая слушать рассказ немолодой женщины, как она дома занималась со своими мальчишками, чтобы языка не забывали. Общего разговора не было, так и стояли группами, парами, а кто и сам по себе. Мельком Эркин заметил, что Тим о чём-то тихо говорит с женщиной в синей куртке и сером платке. Но не обратил на это внимания. Да и… не лезь в чужие проблемы, так и своих меньше будет.

Наплакавшийся Дим спал крепко, и Тим с трудом разбудил его.

– Вставай, сынок. На молоко пора.

Дим сел в постели, протирая кулачками глаза.

– Па-ап, а что мне снилось…

И не договорил, хотя любил рассказывать свои сны. Тим подозревал, что большей частью сны выдуманы. Даже когда Дим плакал и метался во сне, жалобно кого-то звал, то проснувшись, рассказывал какую-то весёлую белиберду.

– Одевайся, Дим. Нехорошо опаздывать.

– Ага.

Дим, сосредоточенно сопя, оделся и пошёл в уборную умываться. Тим быстро привёл в порядок его постель. Значит, Диму снилась мать. Та, кого он выбрал себе в матери. Тим сокрушённо вздохнул. Ну, что он может тут сделать? С психологом, что ли, поговорить… а ну как скажут, что он не справляется с воспитанием ребёнка? Тогда Дима у него отнимут. Отправят в приют или… или передадут этой женщине. Тим задохнулся на мгновение как от удара, когда с размаху все весом бьют в грудь, в самый дых… Он помотал головой, перевёл дыхание частыми резкими выдохами. И когда Дим вошёл в их отсек, был уже спокоен. Что ж, иного пути сохранить сына у него, похоже, нет. Ради Дима… да, ради Дима он на всё пойдёт.

– Готов? Тогда пошли.

– Ага, – согласился Дим, испытующе глядя ему в лицо.

Вместе они прошли по проходу между отсеками, вышли из казармы. Дим завертел головой по сторонам, кого-то выглядывая. Хотя… почему кого-то? Тим отлично понимает, кого. А вон и они. Ждут их? Неужели…? Да, так и есть.

Катя, увидев Дима, побежала к нему, таща за собой мать, схватила Дима за руку. Тим с удивлением отметил, что и у Кати, и у её матери глаза заплаканы.

И, как и на обед, они пошли к столовой вместе. Катя и Дим впереди, держась за руки, а Тим и Зина сзади. У дверей столовой Дим сам гордо заявил:

– Дмитрий Чернов.

– Катя Азарова, – тихо сказала Катя.

Девушка в форме сержанта отметила их в своих списках. Входя в столовую, Дим обернулся и, встретившись глазами с отцом, улыбнулся ему. Тим ответил ему такой же улыбкой.

Когда дети ушли, Тим и Зина, не глядя друг на друга, но по-прежнему рядом, отошли чуть в сторону и остановились. Зина теребила свисающий на грудь угол платка. Тим вытащил сигарету, но не закурил, мял её в пальцах.

Первой заговорила Зина.

– Катя плакала так, весь тихий час проревела. Что, значит, она плохая, что из-за неё… что, – Зина вздохнула, – отказались от нас.

– Нет, – сразу ответил Тим. – Нет, это не так.

– А что я ей скажу? – словно не слыша его, снова вздохнула Зина.

– Она… Катя хорошая девочка, – Тим тщательно подбирал русские слова. – Дим мне говорил о ней. Много говорил.

– А Катя мне. У неё только и разговоров, что о Диме и… и о его папке, – Зина неуверенно улыбнулась.

И столь же неуверенно Тим ответил на её улыбку. И Зина решилась:

– Так скажи правду, ладно? Я не обижусь, ничего такого, я знать хочу. Почему ты отказываешься? Чем мы не угодили тебе?

Она смотрела на Тима открыто и требовательно. И он ответил так же открыто.

– Я негр, а вы белые.

– Так… – Зина потрясённо расширила глаза, – так ты из-за этого…? – и перешла на английский. – Так я же условная, а Катя… – она запнулась.

– Недоказанная? – удивился Тим.

– Хуже, – Зина отвернулась, смаргивая слезу. – Ей… ей даже сомнительного не хотели ставить. Я же… – и совсем тихо, еле слышным шёпотом: – я её из выбракованных, считай, что из Оврага унесла.

– Что?! – Тим подался к ней, даже руки у него дёрнулись, чтобы схватить её за плечи, еле удержал себя. – Как это?! Она… с номером?!

– Ей и годика ещё не было. В чирьях вся, – всхлипнула Зина, – ну, в нарывах. Я и прятала её, и… да чего там… – она махнула рукой.

– Как… это… было? – медленно спросил Тим.

– Нет, – Зина твёрдо посмотрела ему в глаза. – Не хочу об этом. Ты… ты любишь про… ну, где ты сына нашёл, вспоминать?

Тим покачал головой и спросил:

– Ты знаешь об этом?

Они опять говорили по-русски, и он смог обратиться к ней без положенного обращения «мэм». Да и после услышанного…

– Катя рассказывала. Дима сказал ей… что с Горелого Поля вы вместе ушли.

– Да, – кивнул Тим, – так и было.

Зина вздохнула, поправила платок, затолкала выбившуюся сбоку прядь обратно.

– Ну, так что ж… решать надо.

– Я… – Тим облизал пересохшие губы, – я… не знаю, что сказать… если… если ты… – он беспомощно умолк.

– Я-то что, – пришла ему на помощь Зина. – Было бы Кате… детям хорошо. Ради детей ведь.

– Да, – благодарно кивнул Тим. – Было бы детям хорошо.

Из дверей столовой шумно вываливались дети. Дим, держа Катю за руку, оборачивался и грозил кому-то кулачком.

– Я тебе ещё не так ввалю!

Подойдя, Дим строго посмотрел на них.

– Вы договорились, или мы сейчас реветь будем? Катька, готова?

– Ага, – выдохнула Катя, преданно глядя на Дима.

– Ещё чего выдумали, – строго сказала Зина и поглядела на Тима.

Тим улыбнулся и кивнул.

– Значит, договорились! – взвизгнул Дим и полез к Тиму на руки. – Катька, давай сюда!

Катя, робко глядя вверх, протянула Тиму руки. Тим присел, левой рукой обхватил её и выпрямился. Теперь он стоял, прижимая к себе, держа на руках сразу и Катю, и Дима. Зина хлопотала, обдёргивая на них пальтишки, поправляя Кате ноги, чтобы она ботинками не пачкала куртку Тима. Зина улыбалась, что-то тихо бессвязно приговаривая и не замечая текущих по щекам слёз.

Если кто и смотрел на них… Да нет, никому ни до кого здесь особого дела нет.

Но вот Тим опустил Дима и Катю на землю, вытер лицо, Зина ещё раз оглядела детей, поправила окутывающий Катю платок и завернувшийся воротник на пальто Дима.

– Идите, погуляйте пока.

– Ага, а переезжать потом будем? – спросил Дим.

– Что? – удивилась Зина. – Куда переезжать?

– Ну, мы теперь же в одном отсеке жить будем, – удивился её непонятливости Дим. – Вместе.

Зина посмотрела на Тима.

– Это с комендантом решать надо, – сказал Тим.

– Ну, пап, мы тогда гулять пойдём, а вы к коменданту, да?

– Всё-то ты уже решил, – рассмеялась Зина.

– Ну-у… – Дим поглядел на них, улыбнулся и взял Катю за руку. – Ладно, мы пошли.

Зина покачала головой, глядя им вслед, и повернулась к Тиму.

– А… а ведь и вправду к коменданту надо идти, да? – она осторожно коснулась его рукава. – Да, Тима? Тебя ведь Тимофеем зовут?

– Да, – кивнул Тим. – А… тебя?

– Зина. Полностью Зинаида, – она смущённо рассмеялась. – Смешно. Сначала договорились, а потом знакомимся. Но это ж ничего?

– Ничего, – согласился Тим. – Ну, идём?

– Да, конечно, Тима, идём.

Зина снова поправила платок и, когда Тим пошёл к корпусу комендатуры, пошла рядом с ним.

Коменданта они нашли быстро. Выслушав их несколько сбивчивую просьбу, он сказал:

– Зарегистрируетесь, предъявите мне бумагу, тогда и будет вам переезд.

– Какую бумагу? – спросила Зина.

– А брачную. Свидетельство о браке называется. А за просто так я отсеки тасовать не буду.

Сказал, как отрубил, и ушёл. Тим и Зина поглядели друг на друга.

– Что делать, Тима?

Тим пожал плечами.

– Регистрироваться. Пошли в канцелярию, там всё узнаем.

– А документы? Ну, удостоверение же нужно, метрики…

Тим хлопнул себя по груди.

– Ага, – понимающе кивнула Зина, – А я не ношу с собой, потерять боюсь, пошли, я возьму всё, я быстренько, Тима.

Тим хотел было сказать, что подождёт её здесь или у выхода из барака, но пошёл вместе с ней. В барак, в её казарму, и даже в отсек зашёл.

Здесь всё было так же, как и в их казарме. Такие же узкие проходы, гул голосов, теснота… и отсек у Зины тоже, как у него. Казённое с большими чёрными печатями бельё, жёсткие грубые одеяла. Но, когда он следом за Зиной вошёл в отсек и за его спиной опустилась пятнистая занавеска, сердце у него вдруг так забилось, что он испугался, как бы другие не услышали этого стука.

Зина, покопавшись в тумбочке, откуда-то из-под белья вытащила плоский свёрток, захлопнула дверцу и повернулась к нему.

– Вот, нашла.

В узком пространстве между двухъярусной койкой и щитом перегородки они оказались вплотную лицом друг к другу. И стояли так. Зина была ниже ростом и смотрела на Тима снизу вверх. Он впервые глядел вот так, в упор в глаза белой женщины. И не знал, что ему сейчас надо говорить и делать. Молчание длилось долго. Очень долго. Наконец Зина тихо сказала:

– Пойдём, Тима?

– Да, – так же тихо ответил Тим. – Пойдём.

Пропустить её первой к выходу он не мог: слишком тесно. Тим повернулся, вышел и, пока шёл по проходу, напряжённо прислушивался: идут ли за ним. Она шла. А на дворе опять пошла рядом.

И вроде всё бок о бок, все корпуса недалеко и рядышком, а пока туда, обратно, пока нашли нужный кабинет в канцелярии, уже время к ужину подошло. Но… успели сдать заявление, заполнить анкеты, а за брачным свидетельством, новыми удостоверениями и метриками придётся прийти завтра. До обеда. Сегодня уже не успеют всё оформить.

Когда они вышли из канцелярии, их уже ждали Дим и Катя. А у столовой собиралась первая смена.

– Нагулялись? – улыбнулась детям Зина. – Ужинать сейчас пойдём.

И уже привычным порядком – Дим и Катя впереди, Тим и Зина за ними – они направились в столовую.

Дим за столом пытливо рассматривал отца и Зину и, когда уже пили чай, спросил:

– А переезжать, когда будем?

– Так быстро не делается, – улыбнулась Зина и посмотрела на Тима.

Тим понял, что объяснить должен он.

– Мы подали заявление. Завтра нам выпишут новые документы, и тогда комендант даст нам новый отсек.

– Завтра? – тихо пискнула Катя.

– Завтра, – кивнул Тим и улыбнулся ей.

Раньше он и не разглядывал её, как и остальных детей, но сейчас… худенькая, большеглазая, глаза на пол-лица, тёмные волосы стянуты в короткую толстую косичку, но на висках выбиваются прядки и видно, что волосы вьются. Мулатка, трёхкровка? А… а не всё ли ему равно? Дима он брал, на расу не смотрел, не так, что ли?

Дим рассеянно выковыривал из булки изюмины.

– Дим, – окликнул его Тим, – ты что?

Дим покраснел и запихнул остаток булочки в рот, допил чай. Зина быстро собрала посуду, и Тиму, когда они встали из-за стола, пришлось вести сразу и Дима, и Катю. Катина ручка была маленькой, меньше Диминой, и если Дим крепко держался за его руку, то Катя давала себя вести. Она… она боится – понял Тим. Он довёл детей до выхода, помог Кате застегнуть пальто, Дим сам застегнулся. Подошла Зина и обвязала Катю платком, поправила воротник на Димином пальто, и они не спеша пошли к своему бараку.

Уже стемнело, и зажглись прожекторы на ограде и фонари у бараков. У столовой толпилась вторая и подтягивалась третья смена. Перед канцелярией разворачивался автобус, высадивший только что приехавших. Суета, гомон…

– Если семейных много, – вздохнула Зина, – с отсеком может и не повезти.

– Щиты переносные. Думаю, – ответил Тим, – не проблема.

– Точно, – веско подтвердил Дим. – Всего-то делов: из двух один сделать.

– Всё-то ты знаешь, – улыбнулась Зина.

Возле своего барака они остановились. Медлили, не зная, что сказать и что сделать. Слишком длинным был этот день, слишком насыщенным, а случившееся – слишком неожиданным и важным. Надо было прощаться, расходиться по своим казармам и отсекам, а не то, чтобы не хотелось, а как-то неловко, что ли. И неожиданно для всех подала голос Катя. Глядя снизу-вверх на Тима, она вдруг очень серьёзно спросила:

– А завтра ты тоже будешь моим папой?

И так же серьёзно Тим ответил:

– Да. И завтра, и всегда.

Катя вздохнула и неуверенно улыбнулась.

– Тогда, спокойной ночи, так, да?

– Спокойной ночи, – кивнула Зина.

– Ну, ладно, – Дим выпустил Катину руку. – До завтра и спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – закончил прощание Тим.

Они вошли в барак и разошлись по своим казармам.

Войдя в свой отсек, Дим, стаскивая пальто, посмотрел на Тима.

– Завтра мы уже вместе будем, да?

– Да, – Тим взял у него пальтишко, повесил. – Давай ложиться спать, сынок.

– Ага, – согласился Дим.

Привычный вечерний ритуал. Отправив Дима в уборную, Тим быстро разобрал свою и его постели, взял полотенце и пошёл следом. Ничего так особо случиться не должно, хотя новенькие приехали, и тут всякое может быть.

В уборной была толкотня. Действительно много приехало. Тим появился вовремя: Дима уже оттесняли от раковины, и он, зажмуренный с намыленным лицом, вслепую тыкал кулачком в воздух:

– Отстань… я папе скажу…

– Я здесь, – спокойно сказал Тим, отодвигая незнакомого мальчишку лет так тринадцати. – Давай, Дим, умывайся.

Мальчишка смерил взглядом фигуру Тима и перешёл к соседней раковине.

– Что? – засмеялся кто-то. – Получил?

– Не груби незнакомым, – сказал ещё чей-то голос по-английски.

Тим насторожился. Эту фразу он слышал раньше не раз и знал, что она означает. Хреново, что такие… знатоки здесь появились, но… ладно, это потом. Он помог Диму смыть мыло и вытереться и отправил его в отсек. И только тогда нашёл взглядом сказавшего. Его тяжёлое квадратное лицо показалось смутно знакомым. Когда их взгляды встретились, мужчина раздвинул губы в улыбке и кивнул.

– Сын? – спросил он по-русски.

– Сын, – твёрдо ответил Тим так же по-русски.

– Святое дело, – хмыкнул мужчина.

Он разглядывал Тима, тоже не узнавая и явно пытаясь вспомнить.

Тим быстро привёл себя в порядок и ушёл. И по дороге к своему отсеку, вспомнил: этого человека он видел на Русской Территории, ещё… да, тогдашний хозяин, Джус Армонти, разговаривал с молодым капризно-надутым хлыщом в охотничьем клубном костюме, а этот стоял за правым плечом хлыща. Коллега, выходит? Хреново. И чего такому здесь надо? Как вообще попал в лагерь? Да ещё в семейный барак? Надо с Димом поговорить. Чтобы не разговаривал с незнакомыми. И ничего ни у кого не брал.

Подходя к своему отсеку, чуть не столкнулся с Эркином. Обменявшись улыбчивыми кивками, разминулись, не задев друг друга, но Тим уловил лёгкий запах спиртного и удивлённо покачал головой. Однако, что это с Морозом? Никогда за ним такого не водилось. Если парень запьёт, а индейцы пить не умеют и сразу срываются в запой, так визу потеряет, как нечего делать. Жалко, хороший парень, хоть и спальник.

Когда Тим вошёл в отсек, Дим уже лежал под одеялом, но не спал.

– Пап, ты наподдал ему?

– А зачем? – спокойно ответил Тим, раздеваясь и складывая одежду.

– Ну-у… чтоб не лез больше.

– И так не полезет, – улыбнулся Тим. – Спи.

– Ага, – согласился Дим, поворачиваясь набок и, по своему обыкновению, сворачиваясь клубком. – Я тебе чего-то сказать должен был. И забыл.

– Завтра вспомнишь и скажешь.

Тим поправил, подоткнул ему одеяло и залез на свою койку. Пока не сменили свет, он почитает. Вытащил из-под подушки разговорник, перелистал. Да, раздела «семейные беседы» нет. Ну, перечитаем «служебные». Тоже пригодится.

Эркин никак не ждал, что день закончится выпивкой. Да и остальные тоже.

Сразу после ужина, когда все выходили из столовой, к нему подошёл Терёха и, буркнув, чтобы шёл к Дальней пожарке, тут же отошёл. Эркин пожал плечами, успокоительно улыбнулся Жене и пошёл.

Пожарок или пожарных лестниц в лагере много. Обычно возле них курили. Большая пожарка у мужского барака, Ближняя – у семейного, а Дальняя – это за баней. Там собирались не все, а кого позвали и по делу. И туда просто так не подваливали.

Недоумение Эркина – никаких дел у него с Терёхой не было, Терёха вообще ни с кем дел не имел, занятый своим выводком и Доней, даже что у Большой, что у Ближней пожарок не каждый день бывал – только возросло при виде собравшихся. Роман, Грег, Фёдор, ещё двое семейных мужиков, знакомых ещё по тому, первому, лагерю, зачем-то Сашка с Шуркой. Ни хрена себе, какая компания!

Эркина встретили хохотом.

– Мороз, и тебя позвали!

– Знать бы ещё, зачем, – ответил Эркин, прикуривая у Грега.

– Ну, мужики, – покрутил головой Фёдор, – если это… купили нас, я ему…

– Это мне? – вынырнул из темноты и вдвинулся в их круг Терёха. – Ни хрена ты мне, Федька, не сделаешь.

– Дони побоится, – понимающе вставил Сашка, получив сразу несколько щелчков по макушке и затылку.

Все рассмеялись, и Сашка гордо ухмыльнулся, потирая затылок.

– Смена, Федь, растёт, а? – подмигнул Грег.

– Ладно, мужики, – Терёха шумно выдохнул. – Не будем тянуть. Времени в обрез.

– Чего так, Терёха?

– Зачем звал-то?

– Случилось чего?

– Тихо, – оборвал гомон Терёха. – Не галдите. Во, – и откуда-то извлёк бутылку, – давайте отвальную, мужики. Уезжаю я.

– Че-го?! – потрясённо переспросил Фёдор.

– Когда?

Терёха зубами сорвал с бутылки колпачок и ловким ударом ладони по донышку выбил пробку. Отпил глоток и передал бутылку стоящему рядом Роману.

– Сейчас. Вот сей минут и уезжаю.

Бутылка пошла по кругу, а Терёха необычно быстро говорил:

– Автобус там высадит всех, шофёр поменяется, мы погрузимся и айда. К утру обещали к границе подкинуть.

– А там куда? – спросил Грег.

– На Ополье. Землю беру. С домом.

– Ополье велико, это, – Грег свёл на секунду брови, – это ж… это сколько графств, тьфу ты, областей.

– И климат там, говорят…

– Холодно, знаю. Но холод сухой, и климат здоровый. И не самый север, – Терёха дышал, как на бегу.

– А спешишь чего?

– Я ж говорю. Дом беру. До больших холодов обиходить надо. И сад там, огород, земля же… Ну, – Терёха прислушался к далёким голосам, – ну, мужики, чтоб и вам пофартило.

– Счастливо, Терёха.

– В добрый час.

– Счастливо оставаться. Может, и встретимся когда.

– Может.

– Деньги-то есть? На обустройство много надо.

Терёха ухмыльнулся.

– Мы ж из-под Горелова, Питборн теперь. Дома, что мой, что Дониной семьи, целы, там другие живут. Ну, я и подписал, что претензий не имею, а мне компенсацию за дом. И Доне. Да ещё ссуду дают. До урожая хватит. Счастливо, мужики.

И ушёл.

– Да-а, – покрутил ему вслед головой Фёдор, – вот не ждал, не гадал.

– Что ж, – Роман оглядел бутылку, где на донышке плескался остаток, посмотрел на Сашку с Шуркой, – вам хватит, мальцы, а мы допьём. По полглотка как раз. Пусть повезёт Терёхе.

– Пусть, – согласился Эркин, прикладываясь к бутылке.

Пить он не хотел и наклонил бутылку так, чтобы жгучая бесцветная жидкость коснулась губ и только. Ему и одного глотка хватило, чтобы ощутить себя… ну, не пьяным, но выпившим. Передавая бутылку дальше, заметил взгляд Грега и ответно улыбнулся. Если и ещё кто заметил его жульничество, то промолчал.

Быстро допили, пустую бутылку отдали Сашке с Шуркой – пусть поменяют на что-нибудь, сами сообразят, не маленькие – и ушли от греха. Пока не застукали.

– Рот прополощи, – посоветовал Эркину Фёдор. – А то учуют.

– Это кто меня нюхать будет? – удивился Эркин и, чтобы Фёдор не подловил на слове, добавил: – Комендатура дрыхнет уже.

– Ну-ну, – хмыкнул Фёдор. – А так-то запомни. Спитой чай хорошо запах отбивает.

– Чеснок ещё, – сказал один из мужчин.

– Чеснок не все любят, – возразил Роман.

– Жевать? – удивился Эркин.

– Нюхать, – рассмеялся Грег. – Иной раз пусть лучше спиртным пахнет, чем чесноком. А так… и кофе жуют, и мяту. Да чего только ни придумывают. Ладно. По домам, мужики.

– Где он, тот дом? – вздохнул второй из приглашённых.

– Будет, – неожиданно для себя твёрдо ответил Эркин, входя в семейный барак.

Если Женя и заметила что-то, то вида не подала. Она сидела на своей койке, расчёсывая на ночь волосы, когда Эркин вошёл в отсек. Алиса уже спала. Нюся тоже лежала у себя, закутавшись с головой в одеяло. Эркин улыбнулся Жене, взял полотенце и пошёл в уборную.

Чеснок, спитой чай, мята – запомнить, конечно, надо, но здесь ничего такого не достанешь. Водой, как всегда, прополоскать рот, пальцем промять дёсны – это он тоже с питомника знает. Разминувшись с Тимом, он вошёл в уборную. И опять, как всегда, снял рубашку, обвязался ею по поясу, умылся, обтёрся холодной водой до пояса и отошёл, уступая место. Много незнакомых, ну да, автобус пришёл, новеньких привёз. Сколько ж народу рвёт отсюда, скольких припекло. Ну… чей-то взгляд на затылке. Растирая натянутым полотенцем плечи и спину, Эркин медленно, чтобы не спугнуть, повернулся на взгляд. Индеец? Да, точно. Лицо не старое, а волосы с проседью. Стрижен коротко, но не наголо, как уже на впуске сразу стригут вшивых. Одежда старая, но всё зашито, залатано. С семьёй, значит, ну да, других в семейном бараке не бывает, хотя… Индеец так же внимательно, но вполне дружелюбно оглядывал его. Вместо полотенца у мужика кусок мешковины, чистый, аккуратно подшитый. А казённое куда дел?

Вытерев лицо, индеец подошёл к Эркину, улыбнулся и что-то сказал. Сказанного Эркин не понял и ответил так же, как и тем пятерым.

– Не понимаю. Говори по-русски или по-английски.

Русского индеец не знал, и разговор пошёл по-английски.

– Ты давно здесь?

Эркин пожал плечами.

– Неделя скоро, и в промежуточном… – он даже запнулся, припоминая, – да не помню точно. А ты?

– Я сразу сюда. Как здесь, есть ещё наши?

– Индейцы? – уточнил Эркин. – Видел пятерых, но они в другом бараке.

Индеец кивнул.

– Да, здесь только семьи, мне говорили, так?

– Так, – подтвердил Эркин.

– Я Чолли, Чарльз Редокс.

– Эркин Мороз.

Чолли с уважительным интересом посмотрел на Эркина.

– Имя сохранил? А у меня хозяйское.

– Ну, так чего оставил? Назвался бы по-другому.

– Привык уже, – вздохнул Чолли, – да и не в имени же дело.

– Это верно, – согласился Эркин.

За разговором они незаметно вышли из уборной.

– Тебе в какой проход?

Чолли не слишком уверенно показал на второй слева.

– А тебе?

– Мне сюда, – Эркин показал на свой. – До завтра тогда.

– До завтра, – кивнул Чолли.

Пока Эркин шёл по проходу к своему отсеку, выключили большой свет, и на казарму обрушился синий ночной сумрак. Стукнув костяшками пальцев по стойке, Эркин вошёл в свой отсек. Женя уже легла, но, увидев его, приподнялась на локте.

– Всё в порядке?

– Да, – шёпотом ответил Эркин и присел на корточки у её изголовья. – Терёха, помнишь его? Вот уезжает сегодня. Прощался с нами.

Женя высвободила из-под одеяла руку и погладила его по затылку.

– Устал, да?

– От чего? – улыбнулся Эркин. – Я же не работаю.

– Ничего, – Женя подалась к нему так, что их лбы соприкоснулись. – Немного осталось. Ты потерпи ещё, ладно?

Эркин, кивнув, потёрся своим лбом о лоб Жени. Конечно, он потерпит.

Тетрадь сорок девятая

АлабамаГрафство Олби

Войдя в вагон, Фредди удовлетворённо вздохнул. Преимущество класса-люкс – едешь один. Ни разговаривать, ни следить за лицом он больше не мог. Устал. Слишком много всего было. Бросив кейс в сетку над сиденьем, Фредди снял и повесил плащ, шляпу и сел. Ну вот. С Джонни он разминулся, они так и планировали. Тратить время на состыковки в этот раз не стали. Так, теперь… Подобьём у стада края и пересчитаем. По головам и по хвостам. Атланта. Сколько мог, столько и взял. Равновесие там ненадёжное, достаточно хоть одному сгореть, и начнётся новый передел. Завязываться с Атлантой не стоит. Стационарной точки не открыть, а разовые мало доходны. Доля в Атланте не для выгоды, а для голоса в Ансамбле. Правда, и Ансамбль это понимает, тоже не дураки. Передел прошёл слишком шумно, теперь там полиция надолго завязнет. Сам Робинс, бульдожина, прикатил.

Фредди поморщился. Атлантой он был недоволен. Эркин… как по живому режет. Чёрт, до сих пор случайности работали на них, и вот так сорваться. Стечение обстоятельств. Просто стечение обстоятельств. Чёрт принёс этого Полди. Если бы не этот гнусняк, могло повернуться совсем по-другому. Да, а Полди убил, конечно, Эркин. Это-то точно…

… «Чёрный вестник» стал выходить ещё сразу после первых больших бомбёжек и сохранялся до сих пор. Все трупы за сутки. Фотография, если лицо не размозжено. Анкетные данные, если в наличии документы. Особые приметы, если документов нет. Причина смерти и адрес морга. Тогда это помогало найти пропавших в бомбёжку или после налёта, сейчас… Он давно подозревал, что у полиции свои игры с «Чёрным вестником», но решил рискнуть. Кого он проверял, покупая газету? Себя, Эркина, полицию? Но, пробежав глазами листок, нашёл. Физиономию Полди с закрытыми глазами и синяком на лбу. А рядом текст. Леопольд Джереми Уоллстерн, тридцати пяти лет, без определённых занятий, состояние алкогольного опьянения, перелом второго шейного позвонка. Досмотрев так же внимательно газету до конца – вдруг, кто-то следит за ним – , он выбросил её в урну и ушёл…