Оружие Бизанца

– Ты тоже не можешь заснуть, Йоган? Слишком много рискованных событий произошло в последнее время. У Гитлера каждый танк, каждый солдат на счету. Мы в Ковеле этот счет укоротили. Хорошо поработали ребята. Движение эшелонов прервано минимум на 10 дней. Нам есть чем гордиться.

– Вилли, у меня тоже радостное удовлетворение от нашей работы. Но вот, не выходит из головы одна жуткая мысль: что могло бы случиться с командой, если бы немцы захватили Штрейхера?! Ведь счет шел на секунды, когда агенты СД могли опередить наших. Карл подвергся бы пыткам.

– Мне тоже не дают покоя эти мысли , но я их все время гнал , пока разворачивалась операция. Ты, конечно, прав – нам дорого обошелся бы Ковель, не подоспей вовремя наши ребята. Если бы его захватило СД, я думаю, я уверен, – он бы ничего им не выдал. И операция развивалась бы по намеченному плану, пока Штрейхер сидел в тюрьме СД. Их здание разбомбили наши, но уцелел бы Карл при таких разрушениях, вот вопрос? Но более важный вопрос, Йоган, который мне не дает покоя, – мне кажется, в своей работе мы что-то недоучли.

– Женский фактор. Такая, как Мика, могла очаровать не только «железного» Карла, но и тебя, и меня, и любого из нас. Ты только посмотри, как эта сучка, окрутила Штиглица! Начальник СД пишет сам себе доносы, арестовывает по ним немецких офицеров, выносит им смертные приговоры, ставит себе «зачетные» галочки, получает повышение, а ей платит за любовь деньгами, конфискованными у этих же офицеров.

– Они оба друг друга стоят. Ведь ты понял, что Штиглиц не возражал, когда его называли полковником? Когда в детстве я общался с немцами у нас в Кичкасе, я слышал о какой-то их национальной психической болячке, но видеть среди своих знакомых психов мне не доводилось.

– Эта болезнь называется шизофрения. Это, когда человек воображает из себя невесть что. Он может вообразить себя Наполеоном, Цезарем или папой римским. У шизиков явно просматривается мания величия, хотя они могут быть талантливыми математиками, изобретателями или учеными. Вилли, а как ты думаешь, Штиглиц расстреляет Мику?

– Думаю, что да. Зачем ему свидетели его темных делишек? Но меня другое интересует, – Гитлер шизофреник или маньяк? Он же вообразил, что может завоевать весь мир и всюду насадить свой «новый немецкий порядок».

– Наверное, он скорее, маньяк. А может то и другое. Но в первую очередь он фашист. Для него уничтожить несколько миллионов людей – раз плюнуть.

– А ты вспомни, Йоган, как тебя чуть не арестовал фон Альбрехт. У него ведь тоже была мания величия, он хотел подчинить себе все абвер группы юга Украины. Альбрехт шизик или маньяк ? Как ты считаешь?

– Хрен его знает. Этот псих, попортил нам тогда крови и тебе и мне. Тоже ведь могла повернуться судьба команды не тем боком, не поспей ты вовремя в Мелитополь. Вилли, мы так с тобой за разговорами и не уснем.

– Хорошо, помолчим и попытаемся уснуть. Завтра, как всегда, тревожный день.

Заканчивалась последняя декада августа. Мы продолжали, готовить агентов из местного концлагеря. Тиссен высказал опасение, что начальника Ковельского СД, – подполковника Штиглица, вдруг осенит проницательность, и он направит за нами погоню, осознав, кто ему подсунул ложный десант и взорвал станцию. Эту мысль Йоган высказал, когда мы делали утреннюю гимнастику.

– Йоганн ! Связываться с нами он не захочет. Даже, если будет установлено, что вся команда – это советские разведчики. Его же немедленно расстреляют, как идиота и непрофессионала. Ведь Штиглиц проворонил крупную диверсию врага. Это тебе не шуточки, – сорвать снабжение фронта ресурсами больше, чем на неделю. Это, фактически, срыв контрнаступления вермахта!

– Я как- то, Вилли, не подумал об этих тонкостях. Порой, с твоим беспощадным анализом, Вилли, ты мне кажешься таким циничным, особенно учитывая, какую форму мы носим!

– Но нам и дальше должно помогать праведное чувство мести фашистам. Ведь, какие бы мы не были «дикие безбожники» в их глазах, – это они, тевтоны, пришли с войной на нашу землю, а не мы к ним! Никакой пощады! Мстить до полного уничтожения!

– Да кто же против! Если посмотреть, что они сделали с нашим народом, так мне кажется, понятие фашизм надо судить и уничтожить на корню, чтобы у других Гитлеров и Муссолини не было даже мысли начинать войну!

– Во – во, и я о том же! Обязательно должен быть суд! А пока подскажи мне, когда мы должны встретится в Жовкве с группой, которая поехала на разведку во Львов?

– Нам надо до 12-00 выехать, чтобы к 15-00 быть в Жовкве.

– Тогда, получается, у команды есть утром полтора – два часа свободного времени.

– Ну, да. А к чему это ты клонишь, Вилли?

– Йоган, ты хороший историк, и ты должен будешь просветить нам всем историческое лицо Львова. Я вот получил образование на Украине, но не могу понять, – чей же это город, – украинский, польский или австрийский. Я хотел бы уяснить, как нашим солдатам и офицерам, как себя вести с местным населением? На каком основном языке разговаривают гражданские, какие коренные национальности? Как они относятся к немцам? Какого мнения о советской власти, – ведь с сентября 1939-го Галиция входила в состав СССР.

– Вилли, ты сразу поставил столько вопросов! Я так сразу не готов на них осветить. Давай дождемся наших из Львова, – я что-то расскажу, – они добавят, – и тогда картина будет более полной.

– Все, конечно, мы не узнаем, но предложение твое правильное. Тогда лекция переносится в Жовкву, и у нас будет больше времени на сборы.

ИСТОРИЯ УНИАТСКОГО ЛЬВОВА

Команда прибыла в Жовкву. В ожидании группы лейтенанта Паульса из Львова, офицеры команды посетили городской католический собор, строительство которого началось в 17-ом веке еще при гетмане Жовкевском. Собор был величественным и его громада, возносившаяся ввысь над старинными крепостными стенами, как бы увековечивала власть папы римского на западных украинских землях. На богослужении присутствовало человек пятьдесят местных жителей. Тиссен слабо понимал западный украинский диалект и все переспрашивал меня, о чем говорит священник.

– Кто такие «москали», Вилли?

– Йоган, ты же историк! Это трансформированное название жителей Московского княжества. Раньше, при крепостной России, когда служба в царской армии была 25 лет, забрать в «москали», означало пребывание в солдатах полжизни. А теперь все русские стали для них «москалями».

– Без поллитры хрен поймешь. И это наши братья, славяне?

В принципе, братья. Они же в 1939 – ом проголосовали за присоединение Галиции к Советской Украине.

– А, что такое «совьиты»?

– Это священник так называет наших представителей власти. Вместо «советы», – он говорит «совьиты»

– А какой смысл его проповеди?

– Да нет в ней никакого смысла. Этот служитель культа призывает свою паству сплотиться и помочь немцам остановить наступление Красной Армии.

– Вот тебе и братья!

– А как ты думал?! Их греко- католическая церковь управляется Папой Римским и подчиняется Ватикану. Она настраивает местный украинский народ против «москалей» – русских. Ватикану никогда не нравилось православие. Это еще нам – детям, в Кичкасе, рассказывал отец Антоний. И, вообще, они коммунистов, а заодно всех русских считают безбожниками, то есть людьми примитивными и жестокими, которых надо уничтожить.

– А как же любовь к ближнему?

– Это только на бумаге. Я помню, что вытворяли католические священники в Испании, в 1938 году. Они не только настраивали простых испанцев против воинов – интернационалистов из разных стран, но и с оружием в руках сражались в армии Франко. Священники во всех странах должны славословить светскую власть, иначе эта власть не даст им получать доходы от верующих.

– Да нет, Вилли, ты загнул. У нас в Саратове я знал священников, которые выступали против Советской власти. Они делали это не явно, а косвенными намеками, как бы порицая государственный атеизм. После того, как в России начали разрушать церкви, некоторые, глубоко верующие люди, считали, что от коммунистической власти исходит основное зло в мире.

– Йоган, а ты атеист или веруешь?

– Да как тебе сказать… Конечно, я как всякий человек в момент опасности призываю на помощь Бога, как это было в Мелитополе. Ты знаешь, и Бог мне тогда помог!

– Помог тебе не Бог, а я! Хотя я тоже призывал отца Антония и патера Густава обратиться к Богу и спасти тебя от фон Альбрехта! Священники считаются посредниками между землей и небом. Но не всем посредникам можно верить. Я с детства привык доверять только украинцу Антонию и немцу Густаву и менять их не собираюсь!

Эту дискуссию о роли религии и священников в жизни человека, мы, советские разведчики, вели уже выйдя из церкви на немецком языке. Наша горячая дискуссия обращала на себя внимание прихожан, расходящихся после проповеди. Мы не могли знать, кто был из них за немцев, а кто против.

Группа лейтенанта Паульса вернулась только к вечеру. Команду мы разместили (на школы нам везло) в местной школе. С интересом все слушали рассказ директора этой школы о том, что в 1914 – ом, в Первую Мировую войну, под Жовквой, наш русский летчик, киевлянин Нестеров протаранил австрийский самолет. Директор школы, худой мужчина с умными, карими глазами, говорил довольно сносно на немецком. Мне показалось, что рассказывал он как-то бесстрастно, точнее осторожно, не отдавая предпочтения ни русскому ни австрийскому авиаторам. Он показал нам место, где на окраине города, после столкновения в небе, самолеты упали на грешную землю. Подвиг русского летчика приободрил нас.

Как только прибывшие «львовяне» отдохнули, я собрал команду на небольшом школьном подворье. Первым я предоставил слово Паульсу, посчитав, что информация о нынешней ситуации во Львове будет намного важнее, чем история города, которую собирался рассказать Тиссен. Он хорошо подготовился и немного обиделся, что не ему первому я дал слово. Я привел Тиссену сильный довод :

– Йоган! Нас на курсах в Москве психологи учили, что недавно полученная путем наблюдений информация, ценная в своих деталях, держится в мозгу у человека 5-6 часов. Потом многие мелочи (которые могут оказаться совсем не «мелочами») забываются, когда человек уже расслабился. Доклад Пуальса я не ограничивал во времени.

Паульс начал с личных впечатлений, и это было ценно. И ему, и разведчикам его группы, Львов показался сначала хмурым, враждебным и совершенно не похожим на наши города. От военного коменданта города, к которому Паульс обратился, предъявив свое командировочное удостоверение, мой лейтенант узнал прежде всего расположение концентрационных лагерей, где наша команда могла продолжить работу по вербовке агентов.

Я дал Паульсу, на всякий случай, телефон и данные о подполковнике Бизанце, друге полковника Рокито по абверу. К счастью, ему не пришлось пользоваться этим телефоном.

Паульсу, кроме коменданта города, удалось пообщаться и с другими представителями оккупационных властей Лемберга. Это название немцы дали Львову в начале 1942 года, что в переводе с немецкого означало «Глиногорск». В окрестностях города было открыто множество карьеров прекрасного глинозема, из которого производились прочные кирпичи. Незадолго до Первой Мировой войны власти Австро – Венгерской империи выстроили из этого кирпича огромный фортификационный комплекс «Цитадель». Этот комплекс, находившийся в центральной части города на высоком холме, своими основными сооружениями был развернут на северо-запад, в сторону Российской империи. Но ни в первую, ни во вторую мировые войны Цитадель не использовалась как оборонительное сооружение. Фашисты нашли ему другое применение: в казематах крепости они расположили концлагерь для военнопленных со всей Европы. Паульса туда не пустили. Да и не мог нашу команду заинтересовать этот лагерь. Нам нужны были лагеря с русскоязычными узниками. Паульс разузнал, что самым большим лагерем, откуда мы могли брать «полуфабрикат» (прошу извинения у людей, прошедших ад фашистских концлагерей) для переработки его в диверсантов был Яновский трудовой лагерь. В этом лагере содержалось около 15 тысяч заключенных: украинцев , поляков , русских. Расположенный на западной окраине города, лагерь тщательно охранялся эсэсовцами, так как в нем производилась военная продукция.

Ближе к городу, между промышленным предместьем и железнодорожной веткой, по которой поезда двигались на восток, располагалось еврейское гетто, в котором содержалось до 30 тысяч заключенных. Во Львове, до сентября 1939-го, накануне войны проживало около 130 тысяч поляков, 110 тысяч евреев, и только 50 тысяч украинцев. После нападения Гитлера на Польшу и раздела ее между Германией и СССР из зоны германской оккупации в советский Львов бежало 25 тысяч поляков и 50 тысяч евреев. Сразу после оккупации города был прислан особый отряд эсэсовцев для «очистки» населения от особо опасных элементов: коммунистов, советских работников, евреев, а также польской и украинской интеллигенции. К нашему прибытию в самом Львове и области было арестовано и уничтожено порядка 100 тысяч мирного населения.

Я посмотрел на Тиссена. Лицо его мне показалось приунывшим, да и лица других офицеров слегка сникли. Мне нужно было как-то развеять их мрачные мысли, и я остановил докладчика нейтральным вопросом.

– Господин, лейтенант! Вы хорошо поработали, но я хотел бы вас спросить, – сам город, что он собой представляет? Есть ли в нем река, парки, места отдыха?

– Реки нет, но парков много. Из разговоров с офицерами львовского гарнизона я услышал кое-что интересное. Например, девиз Лемберга в сознании немцев: «Всегда верный». Архитектура города, – это монументальные здания, и некоторые говорили, что Львов похож на Вену. Особую гордость у немцев вызывает здание оперного театра, которое сравнивают с венской оперой. Воинственный тевтонский дух чувствуется у многих офицеров. Лемберг они считают крайним восточным форпостом Великой Германии в вековой борьбе со славянами. В городе великое множество частных кофеен и пивнушек. Немцы – большие любители пива, и пьют его из больших граненых кружек или из высоких тонкостенных бокалов.

– А вы пробовали их пиво? – полюбопытствовал наш врач, чем вызвал оживленный смех.

– Ну, да пробовали. Пиво вкусное!

– Ну вот, господа! Есть к чему стремиться во Львов! – заметил капитан Эбергард.

– Все попробуют пиво! Но, как командир и, как спортсмен, я вам должен заявить, что пиво расслабляет не только мышцы, но и ум! Вспомните подполковника Штиглица! Вот вам яркий представитель немецких любителей пива! Заплывший подбородок, огромный живот и красная рожа гипертоника. Как командир, я запрещаю пить пиво всем, кто по заданию будет находиться в городе. Мы закупим пару бочонков этого напитка, так и быть, но пить его будет разрешено только в расположении команды. Прошу вас не теряйте бдительности! Ироническим покашливанием ответила аудитория на мои назидания.

Паульс продолжал:

– В пивнушках мы видели штатских немцев. Не знаю по каким делам они очутились во Львове, но эти господа – любители пива, были не худыми. Кстати, в пивнушках я бы предложил располагать наших агентов, переодетых в цивильное, – пиво делает людей болтливыми. Много интересного можно услышать. Например, один немецкий полицейский жаловался гражданскому немцу, что им часто приходится усмирять драки между украинцами и поляками. Поляки люто ненавидят украинских националистов, а те платят им тем же. Немцы больше ценят украинцев, с помощью которых хотят полностью ликвидировать польское подполье. Украинских полицейских они вырядили в темно – синие мундиры с широкой сине – желтой повязкой на левом рукаве. На головных уборах у них трезубец. Полякам разрешена своя символика – четырехугольный головной убор с белым орлом. В городе имеется один центральный железнодорожный вокзал и три пригородных. Центральный за сутки может пропустить на восток с полсотни эшелонов. Мы насчитали много пунктов для переформирования воинских частей. Практически, все общественные здания, – институты, школы, поликлиники оборудованы под военные госпитали. Город насыщен войсками разного назначения. Имеются штабы воздушных армий. Вроде, я сказал все, – закончил свою речь Паульс.

Настала очередь Тиссена.

– Мой доклад будет в основном о политической истории Львова, – начал Тиссен, – после раздела Польши в конце 18-го века между тремя империями – Австро – Венгрией, Германией и Россией, Львов вошел в состав Австро – Венгрии и находился в ней до 1918 – го, то есть, до конца первой мировой войны. Западноукраинские политики обращались к мировым державам – Англии, Франции, США и Японии, входившим в комиссию по послевоенному переустройству Европы, – с тем чтобы Галицию и Львов передать Украине. Однако, было слишком много политических причин, чтобы Львов отдать вновь возрожденной Польше.

Возникновению Львова, как и многих европейских городов, способствовала география. Городская территория начиналась с центра пересечения древних торговых путей с севера на юг и с запада на восток. В X – XII столетиях эти земли входили в Киевское княжество, потом они принадлежали Звенигородскому княжеству, а позже – Галицкому. Я не буду рассказывать о распрях славянских князей, скажу только, что по преданию Галицкий князь Данила назвал город именем своего сына Льва. Чтобы противостоять набегам соседей: поляков, венгров а также крымских татар, Галицкое княжество объединилось с Волынским. К 1340 году галицкий князь Болеслав Мазур был отравлен в жестокой борьбе за власть. Воспользовавшись безвластием и распрями, польский король Казимир Великий в апреле, в пасхальную неделю вышел со своей конницей из Кракова и напал на русские земли. Он захватил оборонительные сооружения Львова, спалил знаменитый православный монастырь святого Георгия (Юрия) и сжег все замки в окрестностях города. Захватив все драгоценности, принадлежавшие русской короне, он с добычей вернулся в Краков. Так как со стороны галичан никакого сопротивления оказано не было, в конце июня 1340 года Казимир снова вернулся на русские земли с целью их присоединения к Польше. Ему быстро удалось завоевать Перемышльские земли вдоль реки Сян и овладеть большинством замков на них. Осенью того же года он занял Львов и поставил своего градоначальника в нем, а сам вернулся в Краков. И только через пять лет русские князья Дашко из Перемышля и Данило из Острога сделали попытку освободиться от поляков с помощью крымских татар. Они не только освободили свои земли, но и захватили часть польских земель, в том числе часть Краковского воеводства на правом берегу Вислы. Однако, поляки в 1349 году снова вернули себе Львов, и галичане вынуждены были покориться Казимиру. Они присягнули ему и стали его подданными.

Уже с 1356 года Львовом управлял магистрат, состоящий из консулов. Управление осуществлялось на основе немецкого Магдебургского права, по которому Львов был самостоятельным городом, – государством, по типу западноевропейских городов, входивших в состав Священной Римской империи. Король Казимир расширил земли, принадлежащие Львову, выделив общественные пастбища, а жителей города освободил от власти воевод, старост и судей, – с условием регулярной выплаты львовянами налогов в королевскую казну. Потом польский король обратился к папе римскому Урбану за разрешением основать Львовское архиепископство. С этого времени львовские православные церкви начали обращаться в католические костелы, в которых служба велась на латыни. Во Львове уже к этому времени было много армян и евреев, бежавших от турецких завоевателей. Армяне построили во Львове свой собор, а евреи синагогу. Если немцы их не разрушили, мы сможем увидеть творения восточной архитектуры.

После смерти польского короля Казимира все последующие польские короли продолжали насаждать в Галиции католицизм. Во Львове обосновались многие католические ордена: иезуитов, доминиканцев, кармелитов, бернардинцев и других. Русским во Львове приходилось туго не только из-за притеснений православной веры. Родной язык вытеснялся чужими языками – польским, немецким, латинским. В магистратуре Львова было много богатых немецких торговцев, основавших во Львове свои фактории – магазины, склады, миссии и ремесленные цеха. Русский первопечатник Иван Федоров свою просветительскую деятельность начинал во Львове, где он напечатал свою книгу «Апостол» на русском языке.

В 1572 году произошло объединение Польского королевства с Великим княжеством Литовским. Такие исконно русские земли как Волынь, Подолье, Киевское и Черниговские княжества вошли в состав Польши. И хотя, русский и украинские языки на этих землях сохранились, польские короли принуждали народ принять католичество. Особенно давление усилилось при короле Сигизмунде III, воспитаннике иезуитов и бывшим почетным членом их ордена. В 1590 году четыре православных епископа – Луцкий, Львовский, Пинский и Холмский подписали грамоту о согласии принять унию, то есть – объединение православия и католичества. Суть грамоты состояла в том, что эти епископы согласны были признать власть Папы Римского, при условии, что тот навеки сохранит незыблимыми церемонии и священнодействия православной Церкви по греческому обряду. Епископы так же потребовали от польского короля для себя определенных прав. Все это готовилось в тайне, но в июне 1595 году тайна раскрылась. Покровитель Православия в Польше – князь Константин Острожский выведал у Брестского епископа Ипатия Потия и митрополита Минского Михаила Рогозы о завершении подготовки акта подписания унии в Бресте. Князь обратился ко всем православным Польши с резким посланием, в котором обвинял православных епископов в отступничестве и предательстве православной Церкви Христовой. Его поддержал Львовский православный епископ Гедеон Балабан, обвинивший инициаторов унии в нарушении правил и обычаев православной веры. Они обвинялись в принятии проекта унии без согласия и разрешения всех Патриархов, в отсутствии духовного собора и одобрения всеми православными верующими. О созыве такого собора польского короля просили князь Константин Острожский и колеблющийся инициатор унии Ипатий Потий. Однако, король Сигизмунд III, опасаясь что его православные подданные не согласятся даже обсуждать унию не разрешил быть собору и объявил своим указом про объединение в Речи Посполитой всех православных с Римской Церковью. Сигизмунд был талантливым политиком и одновременно он обратился к папе римскому с тайным посланием созвать в Польше съезд «русских униатов» и православных «схизматиков» (отступников веры). Сигизмунд привел папе веские политические доводы: первое – схизматики могут передавать туркам правительственные тайны, и второе – в случае соединения православных Польши с Римом, к Унии может присоединится Великое Княжество Московское, где миллионы христианских душ заражены «греческой схизмой».

Как историк, – продолжал свой доклад Тиссен, – хочу напомнить, что в те годы сильное турецкое войско султана Сулеймана высадилось в Европе и, захватывая христианские земли, присоединяло их к Оттоманской империи. После получения папой послания Сигизмунда, на аудиенции у Папы Климентия VIII, в присутствии католических кардиналов, епископы Брестский Ипатий Потий и Луцкий Кирилл Терлецкий подали прошение об объединении Православной Церкви с Римской. При этом они стояли на коленях и целовали папскую туфлю в знак покорности. Из-за страха перед турками папа Климентий согласился со всеми оговорками, правами и обрядами православных в составе Римской церкви. Православные священники имели право на брак, чего не дозволялось католическим священникам, а митрополит Киевский имел право назначать епископов в своей области. Униатам разрешалось проводить восточные обряды, если они не противоречили учению католической веры. В честь такого важного исторического события Папа Римский отчеканил медаль, на одной стороне которой был изображен его портрет, а на другой – папа, сидящий на троне, благословлял, стоявшего на коленях униатского посла. Внизу была выбита надпись на латыни: «Ruthenus receptis – 1596», что означало – принятие русинов.

Осенью 1596 года в Брест приехали православные и католические иерархи. По существу там состоялось два Собора: униатский и православный. Униатский возглавляли один митрополит, пять епископов и три архимандрита. Всеми ими руководили три католических епископа – папские послы и три королевских посла. Православный Собор был более представительным, – в его составе находились: протоиерей Константинопольского Патриарха, протоиерей Александрийского Патриарха, митрополит Белградский, епископ Львовский и Галицкий Гедеон Балабан, епископ Перемышльский, греческие Афонские архимандриты, десять белорусских архимандритов, полтора десятка протопопов и наместников, и пара сотен пресвиторов. Круг мирян на православном Соборе в Бресте возглавлял киевский воевода, сенатор Польши, – князь Консантин Острожский. Практически на этом Соборе был представлен весь православный европейский мир.

В изданной на латыни соборной униатской грамоте, участников православного собора – Львовского и Перемышльского епископов, а так же вместе с ними и других православных священников предали анафеме и лишили их сана. Мирянам, которые будут общаться с ними, пригрозили проклятием.