Человек-невидимка. Чудесное посещение

Сначала миссис Холл не поняла, о чем он говорил, но, сообразив, в чем дело, решила сама осмотреть пустую комнату. Холл, все еще с бутылкой в руке, пошел вперед.

– Его самого нет, а платье его тут, – сказал он. – Где он шляется без платья? Странное дело.

Когда они поднимались по лестнице из погреба, им обоим, как впоследствии было установлено, почудилось, что кто-то открыл и снова закрыл парадную дверь, но так как они нашли ее запертой, то в ту минуту они об этом ничего друг другу не сказали. В коридоре миссис Холл опередила своего мужа и взбежала по лестнице первая. В это время на лестнице кто-то чихнул. Холл, отставший от своей жены на шесть ступенек, подумал, что это она чихает, она же была убеждена, что это чихнул он. Поднявшись наверх, она распахнула дверь и стала осматривать комнату постояльца.

– Сроду ничего подобного не видела! – сказала она.

В это время сзади, над самым ее ухом, кто-то фыркнул, она обернулась и, к величайшему своему удивлению, увидела, что Холл стоит шагах в двенадцати от нее, на верхней ступеньке лестницы. Он тотчас подошел к ней. Она наклонилась и стала ощупывать подушку и белье.

– Холодное, – сказала она. – Его нет уже с час, а то и больше.

Не успела она договорить, как произошло нечто в высшей степени странное: постельное белье свернулось в узел, который тут же подпрыгнул через спинку кровати. Казалось, чья-то рука скомкала одеяло и простыни и бросила на пол. Вслед за этим шляпа незнакомца соскочила со своего места, описала в воздухе дугу и шлепнулась прямо в лицо миссис Холл. Затем с такой же быстротой полетела с умывальника губка; затем кресло, небрежно сбросив с себя пиджак и брюки незнакомца и захохотав сухим смешком, чрезвычайно похожим на смех незнакомца, повернулось всеми четырьмя ножками к миссис Холл и, нацелившись, бросилось на нее. Она вскрикнула и повернулась к двери, а ножки кресла осторожно, но решительно уперлись в ее спину и вытолкали ее вместе с Холлом из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась, щелкнул замок. Кресло и кровать, по-видимому, еще поплясали немного, как бы торжествуя победу, и внезапно все стихло.

Миссис Холл почти без чувств повисла на руках у мужа. Мистеру Холлу с величайшим трудом удалось при помощи Милли, которая успела проснуться от крика и шума, снести ее вниз и дать ей укрепляющих капель.

– Это духи, – сказала миссис Холл, придя, наконец, в себя. – Я знаю, это духи. Я читала про них в газетах. Столы и стулья начинают прыгать и танцевать…

– Выпей еще немножко, Дженни, – прервал ее Холл. – Это подкрепит тебя.

– Запри дверь, – сказала миссис Холл. – Смотри не впускай его больше. Я все время подозревала… Как это я не догадалась! Глаз не видно, голова забинтована, и в церковь по воскресеньям не ходит. А сколько бутылок… На что порядочному человеку столько бутылок! Он напустил духов в мебель… Моя милая старая мебель! В этом самом кресле любила сидеть моя дорогая матушка, когда я была еще маленькой девочкой. И подумать, что оно поднялось теперь против меня…

– Выпей еще капель, Дженни, – сказал Холл. – У тебя нервы совсем расстроены.

Было уже пять часов, золотые лучи утреннего солнца заливали улицу. Супруги послали Милли разбудить мистера Сэнди Уоджерса, кузнеца, который жил напротив.

– Хозяин вам кланяется, – сообщила ему Милли. – И у нас что-то стряслось с мебелью, она совсем сбесилась. Может, вы зайдете, поглядите?

Мистер Уоджерс был человек весьма сведущий и смышленый. Он отнесся с величайшей серьезностью к рассказу Милли.

– Это колдовство, головой ручаюсь, – сказал он. – Такому постояльцу только копыт не хватает.

Он пришел сильно озабоченный. Мистер и миссис Холл хотели было подняться с ним наверх, но он, по-видимому, с этим не спешил. Он предпочитал продолжать разговор в коридоре. Из табачной лавки Хакстерса вышел приказчик и стал открывать ставни. Его пригласили принять участие в обсуждении случившегося. За ним через несколько минут подошел, конечно, и сам мистер Хакстерс. Англосаксонский парламентский дух проявился здесь полностью: говорили много, но за дело не принимались.

– Установим сначала факты, – настаивал мистер Сэнди Уоджерс. – Обсудим, вполне ли будет правильно с нашей стороны взломать дверь его комнаты. Запертую дверь всегда можно взломать, но раз дверь взломана, ее уже не сделаешь невзломанной.

Но вдруг, ко всеобщему удивлению, дверь комнаты постояльца открылась сама, и, взглянув наверх, они увидели закутанную фигуру незнакомца: он спускался по лестнице и пристально смотрел на них зловещим взором своих необычайных темно-синих стеклянных глаз. Медленно, деревянной походкой он спустился с лестницы, прошел коридор и остановился.

– Смотрите, – сказал он, вытянув палец в перчатке.

Взглянув в указанном направлении, они увидели у самой двери погреба бутылку с сарсапарелью. Тут он вошел в гостиную и неожиданно быстро, со злостью захлопнул дверь перед самым их носом.

Никто не произнес ни слова, пока не замер звук захлопнутой двери. Все молча переглядывались.

– Признаюсь, это уже верх… – начал мистер Уоджерс и не докончил фразы.

– Я бы на вашем месте пошел и спросил его насчет всего этого, – сказал он затем Холлу. – Я потребовал бы объяснения.

Понадобилось некоторое время, чтобы убедить хозяина решиться на это. Наконец, он постучался в дверь, открыл ее и начал:

– Простите…

– Убирайтесь к черту! – крикнул в бешенстве незнакомец. – Затворите дверь!

На этом объяснение и закончилось.

Глава VII

Разоблачение незнакомца

Незнакомец вошел в гостиную трактира «Кучер и кони» около половины шестого утра и оставался там приблизительно до полудня; шторы в комнате были спущены, дверь заперта, и после неудачи, постигшей Холла, никто не решался войти туда.

Все это время он, очевидно, ничего не ел. Три раза он звонил, причем третий раз долго и сердито, но никто не отозвался.

– Ладно, я ему покажу «убирайтесь к черту», – ворчала миссис Холл. Слух о ночном происшествии в доме викария уже успел распространиться, между обоими событиями видели некую связь. Холл в сопровождении Уоджерса отправился к судье, мистеру Шэклфорсу, чтобы с ним посоветоваться. Наверх подняться никто не решался. Чем занимался все это время незнакомец – неизвестно. Иногда он нетерпеливо шагал из угла в угол, два раза из его комнаты доносились ругательства, шуршанье разрываемой бумаги и звон разбиваемых бутылок.

Кучка испуганных, но сгоравших от любопытства людей все возрастала. Пришла миссис Хакстерс. Подошли несколько бойких молодых парней, вырядившихся, по случаю Духова дня, в черные пиджаки и галстуки из белого пике, и стали задавать нелепые вопросы. Арчи Гаркер оказался смелее всех: он зашел во двор и постарался заглянуть под опущенную штору. Разглядеть он не мог ничего, но дал понять, что видит, и еще кое-кто из айпингского молодого поколения присоединился к нему.

День для праздника выдался на славу – теплый и ясный; на деревенской улице выстроилось с десяток ларьков и тир для стрельбы, а на лужайке перед кузницей стояли три полосатых желто-коричневых фургона, и какие-то люди в живописных костюмах устраивали приспособления для метания кокосовых орехов. Мужчины были в синих свитерах, дамы – в белых передниках и модных шляпах с большими перьями. Уоджер из «Красной лани» и мистер Джэггерс, сапожник, торговавший также подержанными велосипедами, протягивали поперек улицы гирлянду из национальных флагов и королевских штандартов (оставшихся от празднования юбилея королевы Виктории).

А в полутемной гостиной с занавешенными окнами, куда проникал лишь слабый луч солнечного света, незнакомец, вероятно голодный и злой, задыхаясь от жары в своих повязках, глядел сквозь темные очки на листок бумаги, позвякивал грязными пузырьками и время от времени неистово ругал шумевших под окном невидимых мальчишек. В углу у камина валялись осколки полдюжины разбитых бутылок, и в воздухе стоял едкий запах хлора. Вот все, что нам известно по рассказам очевидцев, и такой вид имела комната, когда в нее вошли.

Около полудня незнакомец внезапно открыл дверь гостиной и остановился на пороге, пристально глядя на трех-четырех человек, стоявших у стойки.

– Миссис Холл! – крикнул он.

Кто-то нехотя вышел из комнаты позвать хозяйку.

Появилась миссис Холл, несколько запыхавшаяся, но весьма решительная. Мистер Холл еще не вернулся. Она все уже обдумала и явилась с небольшим подносиком в руках, на котором лежал неоплаченный счет.

– Вы хотите уплатить по счету? – спросила она.

– Почему мне не подали завтрак? Почему вы не приготовили мне поесть и не отвечали на звонки? Вы думаете, что я могу обходиться без еды?

– А почему вы не уплатили по счету? – ответила миссис Холл. – Вот что я бы желала знать.

– Еще третьего дня я сказал вам, что жду перевода…

– А я еще третьего дня сказала вам, что не намерена ждать никаких переводов. Нечего ворчать, что завтрак запаздывает, если по счету уже пять дней не плачено.

Незнакомец кратко, но энергично выругался.

– Легче, легче! – раздалось из распивочной.

– Я попрошу вас, сударь, держать свои ругательства при себе, – сказала миссис Холл.

Незнакомец замолчал и стоял на пороге, похожий на рассерженного водолаза. Все посетители трактира чувствовали, что перевес на стороне миссис Холл. Последующие слова незнакомца подтвердили это.

– Послушайте, голубушка… – начал он.

– Я вам не голубушка, – сказала миссис Холл.

– Я сказал вам, что еще не получил перевода…

– Уж какой там перевод! – сказала миссис Холл.

– Но в кармане у меня…

– Третьего дня вы сказали, что у вас и соверена не наберется.

– Ну а теперь я нашел побольше.

– Ого! – раздалось из распивочной.

– Хотела бы я знать, где это вы нашли деньги? – сказала миссис Холл.

Это замечание, по-видимому, очень не понравилось незнакомцу. Он топнул ногой.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.

– Только то, что я бы хотела знать, где вы нашли деньги, – сказала миссис Холл. – И прежде чем подавать вам счета, готовить завтраки и вообще что-либо делать для вас, я попрошу вас объяснить некоторые вещи, которых я не понимаю и никто не понимает, но которые мы все хотим понять. Я желаю знать, что вы делали наверху с моим креслом; я хочу знать, как это ваша комната оказалась пустой и как вы опять туда попали. Мои постояльцы входят и выходят через двери – так у меня заведено; вы же делаете по-другому, и я хочу знать, как вы это делаете. И еще…

Незнакомец вдруг поднял руки, обтянутые перчатками, стиснул кулаки, топнул ногой и крикнул: «Стойте!» – так исступленно, что миссис Холл тотчас умолкла.

– Вы не понимаете, – сказал он, – кто я и что я такое. Я покажу вам. Как бог свят, я покажу вам! – При этих словах он приложил раскрытую ладонь к лицу и сейчас же отнял ее. На месте средней части лица зияла пустая впадина. – Держите, – сказал он и, шагнув к миссис Холл, подал ей что-то. Не отводя глаз от его преобразившегося лица, миссис Холл машинально взяла протянутую ей вещь. Затем, рассмотрев эту вещь, громко вскрикнула, уронила ее на пол и попятилась. По полу, стуча, как пустая картонка, покатился нос – нос незнакомца, розовый и лоснящийся!

Затем он снял очки, и все вытаращили глаза от удивления. Он снял шляпу и стал яростно срывать бакенбарды и бинты. Они не сразу поддались его усилиям. Все замерли в ужасе.

– О господи! – вымолвил кто-то.

Наконец, бинты были сорваны.

То, что предстало взорам присутствующих, превзошло всякие ожидания. Миссис Холл, стоявшая с разинутым ртом, дико вскрикнула и метнулась к дверям. Все вскочили с мест. Ждали ран, уродства, ощутимого ужаса, а тут – ничего! Бинты и парик полетели в распивочную, едва не задев стоявших там. Все кинулись вниз с крыльца, натыкаясь друг на друга, ибо на пороге гостиной, выкрикивая бессвязные объяснения и размахивая руками, стояла фигура, похожая на человека вплоть до воротника пальто, – а выше не было ничего, решительно ничего!

Жители Айпинга услыхали крики и шум, доносившиеся из трактира «Кучер и кони», и увидели, как оттуда стремительно выбегают посетители. Они увидели, как миссис Холл упала и как мистер Тедди Хенфри подпрыгнул, чтобы не споткнуться о нее. Потом они услышали истошный крик Милли, которая, выскочив из кухни на шум, неожиданно наткнулась на безголового незнакомца. Крик разом оборвался.

После этого все находившиеся на улице – продавец сладостей, владелец балагана для метания в цель и его помощник, хозяин качелей, мальчишки и девчонки, деревенские франты, местные красотки, старики в блузах и цыгане в фартуках, – все ринулись к трактиру. Не прошло и минуты, как перед заведением миссис Холл собралось человек сорок, толпа быстро возрастала, все шумели, толкались, орали, вскрикивали, задавали вопросы, строили догадки. Никто никого не слушал, и все говорили сразу – настоящее столпотворение! Несколько человек поддерживали миссис Холл, которую подняли с земли почти без памяти. Среди общего смятения один из очевидцев, стараясь всех перекричать, давал ошеломляющие показания.

– Оборотень! – Что же он натворил! – Ранил служанку? – Кажется, кинулся на них с ножом. – Не так, как говорится, а в самом деле без головы! Говорят вам, нет головы на плечах! – Пустяки, наверное, какой-нибудь фокус. – Как снял он бинты…

Стараясь заглянуть в открытую дверь, толпа образовала собой живой клин, острие которого, направленное в дверь трактира, составляли самые отчаянные смельчаки.

– Он стоит на пороге. Вдруг девушка как вскрикнет, он обернулся, а девушка бежать. Он за ней. Минутное дело – уж он идет обратно, в одной руке нож, в другой – краюха хлеба. Остановился и будто глядит. Вот только что. Он вошел в эту самую дверь. Говорят вам: головы у него совсем нет. Приди вы на минуточку раньше, вы бы сами…

В задних рядах произошло движение. Рассказчик замолчал и посторонился, давая дорогу небольшой процессии, которая с весьма воинственным видом направлялась к дому; во главе ее шел мистер Холл, очень красный, с решительным видом, далее мистер Бобби Джефферс, сельский констебль, и, наконец, мистер Уоджерс, из осторожности державшийся позади. Они были вооружены и получили приказ об аресте незнакомца.

Им наперебой сообщили последние новости, – один кричал одно, другой – совсем другое.

– С головой он там или без головы, – сказал мистер Джефферс, – а я получил приказ арестовать его, и приказ я выполню.

Мистер Холл поднялся на крыльцо, направился прямо к двери гостиной и распахнул ее.

– Констебль, – сказал он, – исполняйте свой долг.

Джефферс вошел первый, за ним Холл и последним – Уоджерс. В полумраке они разглядели безголовую фигуру с недоеденной коркой хлеба в одной руке и с куском сыра – в другой; руки были в перчатках.

– Вот он, – сказал Холл.

– Это еще что? – раздался сердитый возглас из пространства над воротником.

– Таких, как вы, я еще не видывал, сударь, – сказал Джефферс. – Но есть у вас голова, нет ли, в приказе сказано: «препроводить», а долг службы прежде всего…

– Не подходите! – крикнула фигура, отступая на шаг. В одну секунду он бросил хлеб и сыр на пол, и мистер Холл едва успел убрать нож со стола. Незнакомец снял с левой руки перчатку и ударил ею Джефферса по лицу. В следующий миг Джефферс, оборвав свои разъяснения относительно смысла приказа, схватил одной рукой кисть невидимой руки, а другой сдавил невидимое горло. Тут он получил здоровый пинок по ноге, заставивший его вскрикнуть, но добычи своей не выпустил. Холл через стол передал нож Уоджерсу, который действовал, так сказать, в качестве голкипера, а сам хотел помочь Джефферсу; тот вцепился в незнакомца. В яростной схватке противники наткнулись на стул, он с грохотом отлетел в сторону, и оба упали на пол.

– Хватайте его за ноги, – прошипел сквозь зубы Джефферс.

Мистер Холл, принявшийся выполнять это распоряжение, получил сильный удар в грудь и на минуту выбыл из строя, а мистер Уоджерс, видя, что безголовый незнакомец извернулся и начал одолевать Джефферса, попятился с ножом в руках к двери, где столкнулся с мистером Хакстерсом и сиддербриджским извозчиком, спешившим на выручку блюстителю закона и порядка. В это самое время с полки посыпались бутылки и комната наполнилась едкой вонью.

– Сдаюсь! – крикнул незнакомец, несмотря на то, что подмял под себя Джефферса. Он поднялся, тяжело дыша, – без головы и без рук, ибо во время борьбы он стянул и правую и левую перчатку. – Все равно ничего не выйдет, – сказал он, еле переводя дух.

В высшей степени странно было слышать голос, исходящий как бы из пустого пространства, но жители Сэссекса – вероятно, самые трезвые люди на свете. Джефферс также поднялся и вынул пару наручников. Но тут он остановился в полном недоумении.

– Вот так штука! – сказал он, смутно начиная сознавать несообразность всего происходящего. – Черт возьми! Похоже, что они без надобности.

Незнакомец провел пустым рукавом по пиджаку, и пуговицы, словно по волшебству, отстегнулись. Затем он сказал что-то о своих ногах и нагнулся. По-видимому, он трогал свои башмаки и носки.

– Постойте! – воскликнул вдруг Хакстерс. – Ведь это совсем не человек. Тут только пустая одежда. Посмотрите-ка! Можно заглянуть в воротник, и подкладку пиджака видно. Я могу просунуть руку…

С этими словами он протянул руку. Казалось, она наткнулась на что-то в воздухе, ибо он тотчас же с криком отдернул ее.

– Я бы вас попросил держать свои пальцы подальше от моих глаз! – раздались из воздуха слова, произнесенные взбешенным тоном. – Суть в том, что я весь тут – с головой, руками, ногами и всем прочим, но только я невидимка. Это чрезвычайно неудобно, но ничего не поделаешь. Однако это обстоятельство еще не дает права каждому дураку в Айпинге тыкать в меня руками.

Перед ним стоял, подбоченясь, костюм, весь расстегнутый и свободно висящий на невидимой опоре.

За это время с улицы вошли еще несколько мужчин, и в комнате стало тесно.

– Что? Невидимка? – сказал Хакстерс, не обращая внимания на оскорбительный тон незнакомца. – Этого не бывает.

– Это, может быть, странно, но ведь преступного тут ничего нет. На каком основании на меня набрасывается констебль?

– А, это совсем другое дело, – сказал Джефферс. – Правда, здесь темновато и видеть вас трудно, но у меня есть приказ о вашем аресте, и приказ по всей форме. Вы подлежите аресту не за то, что вы невидимка, а по подозрению в краже со взломом. Неподалеку отсюда был ограблен дом и исчезли деньги.

– Ну?

– Некоторые обстоятельства указывают…

– Вздор! Ерунда! – воскликнул Невидимка.

– Надеюсь, что так, сударь. Но я получил приказ…

– Хорошо, – сказал незнакомец, – я пойду с вами. Пойду. Но без наручников.

– Так полагается, – сказал Джефферс.

– Без наручников, – упорствовал незнакомец.

– Нет, извините, – сказал Джефферс.

Вдруг фигура села на пол, и, прежде чем кто-либо успел сообразить, что происходит, башмаки, брюки и носки были брошены под стол. Затем фигура вскочила и сбросила с себя пиджак.

– Стой, стой! – закричал Джефферс, вдруг сообразив, в чем дело. Он схватился за жилетку, та стала сопротивляться; затем оттуда выскочила рубашка, и в руках у Джефферса остался пустой жилет. – Держите его! – крикнул Джефферс. – Стоит ему только раздеться…

– Держи его! – закричали все и бросились на мелькавшую в воздухе белую рубашку – все, что осталось видимого от незнакомца.

Рукав рубашки нанес Холлу сильнейший удар по лицу, что пресекло его решительную атаку и толкнуло его назад, прямо на Тутсома, пономаря; в тот же миг рубашка приподнялась в воздухе и стала конвульсивно извиваться, как всякая рубашка, которую снимают через голову. Джефферс ухватился за рукав, но этим только помог снять ее. Что-то из воздуха ударило его в нижнюю челюсть; он тотчас выхватил свою дубинку и, размахнувшись изо всей мочи, огрел Тедди Хенфри прямо по макушке.

– Берегись! – кричали все, наугад нанося удары по воздуху. – Держите его! Заприте дверь! Не выпускайте его! Я что-то поймал! Вот он!

Началось настоящее вавилонское столпотворение. Тумаки, казалось, сыпались на всех сразу, и мудрый Сэнди Уоджерс, чья сообразительность обострилась благодаря сокрушительному удару, который расквасил ему нос, отворил дверь и первый выбежал на улицу. Все тотчас же последовали за ним, в дверях началась страшная давка. Удары продолжали сыпаться. У сектанта Фиппса оказался выбитым передний зуб, а у Хенфри надорвано ухо. Джефферс получил удар в подбородок и, обернувшись, ухватился за что-то невидимое, втиснувшееся во время свалки между ним и Хакстерсом. Он нащупал мускулистую грудь, и в ту же минуту весь клубок борющихся, разгоряченных людей выкатился в коридор.

– Поймал! – крикнул Джефферс задыхаясь. Не выпуская из рук своего невидимого врага, весь багровый, со вздувшимися венами, он кружил в толпе, расступавшейся перед этим странным поединком. Наконец, все скатились с крыльца на землю. Джефферс закричал придушенным голосом, все еще сжимая в объятиях что-то невидимое и энергично работая коленом, потом зашатался и упал навзничь, грохнувшись затылком о гравий. Только тогда он разжал пальцы.

Раздались крики: «Держи его!», «Невидимка!». Какой-то молодой человек, не из жителей Айпинга, – его имени так и не удалось установить, – подбежал, схватил что-то, но тут же выпустил из рук и упал на распростертое тело констебля. Посреди улицы вскрикнула едва не сбитая с ног женщина; собака, видимо, получившая пинок, завизжала и с воем кинулась во двор к Хакстерсу, и этим закончился побег Невидимки. С минуту толпа стояла изумленная и взволнованная, затем в панике бросилась врассыпную, словно опавшая листва, развеянная порывом ветра.

Только неподвижно лежал Джефферс, обратив лицо к небу и согнув колени.

Глава VIII

Мимоходом

Восьмая глава необычайно коротка; в ней рассказывается о том, как Джиббинс, местный натуралист-любитель, дремал на холмике в полной уверенности, что по крайней мере на две мили кругом нет ни души, и вдруг услышал совсем близко от себя шаги какого-то человека, который кашлял, чихал и отчаянно ругался; обернувшись, он не увидел никого. И тем не менее голос раздавался вполне явственно. Невидимый прохожий продолжал ругаться той отборной и разнообразной бранью, по которой сразу можно узнать образованного человека. Голос поднялся до самых высоких нот, потом стал тише и, наконец, совсем замер, удалившись, как показалось Джиббинсу, по направлению к Эддердину. Последнее громкое чиханье – и все стихло. Джиббинсу ничего не было известно об утренних событиях, но явление это до того поразило и смутило его, что все его философское спокойствие исчезло. Он вскочил и со всей быстротой, на которую был способен, спустился с холма и направился в селение.

Глава IX

Мистер Томас Марвел

Чтобы получить представление о мистере Томасе Марвеле, вы должны вообразить себе человека с толстым, дряблым лицом, с широким длинным носом, слюнявым большим подвижным ртом и растущей вкривь и вкось щетинистой бородой. Фигура его обнаруживала наклонность к полноте, – это было особенно заметно благодаря очень коротким конечностям. Он носил мохнатый цилиндр, а то, что на самых критических частях его туалета вместо пуговиц красовались бечевки и шнурки от башмаков, свидетельствовало, что он закоренелый холостяк.

Мистер Томас Марвел сидел, свесив ноги в канаву, у дороги, ведущей к Эддердину, примерно в полутора милях от Айпинга. На ногах у него не было ничего, кроме весьма ажурных носков; вылезшие из дыр большие пальцы, широкие и приподнятые, напоминали уши насторожившейся собаки. Неторопливо – он все делал не торопясь – Томас Марвел рассматривал башмаки, которые собирался примерить. Это были очень крепкие башмаки, такие ему давно уже не попадались, но они оказались ему слишком велики; между тем старые башмаки его, вполне подходящие для сухой погоды, не годились для сырой, так как у них была слишком тонкая подошва. Мистер Марвел терпеть не мог свободной обуви, но он не выносил и сырости. Собственно говоря, он еще не установил, что ему неприятнее – просторная обувь или сырость, но день был погожий, других дел не предвиделось, и он решил поразмыслить. Поэтому он поставил на землю все четыре башмака, расположив их в виде живописной группы, и стал на них смотреть. И глядя, как они стоят в траве, среди буйно разросшегося репейника, он вдруг решил, что обе пары очень безобразны. Он ничуть не удивился, услыхав позади себя чей-то голос.

– Как-никак обувь, – сказал Голос.

– Это – пожертвованная обувь, – сказал мистер Томас Марвел, склонив голову набок и с неудовольствием глядя на башмаки. – И я, черт возьми, не могу даже решить, которая пара безобразнее.

– Гм… – сказал Голос.

– Я носил обувь и похуже. По правде говоря, мне случалось обходиться и без обуви. Но таких наглых уродов, если можно так выразиться, я не носил никогда. Я давно уже подыскиваю себе башмаки, потому что мои мне осточертели. Крепкие они, что и говорить. Но человек, который постоянно находится на ногах, все время видит свои башмаки. И, поверите ли, сколько я ни старался, я во всей округе не мог достать другой обуви, кроме этой. Вы только взгляните! А ведь, вообще-то говоря, в этой местности обувь хорошая. Уж такое мое счастье. Я уже лет десять ношу здешнюю обувь. И вот какую дрянь мне подсунули.