Преображение

Преображение

Наталья Комиссарова

© Наталья Комиссарова, 2020

ISBN 978-5-4498-3191-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Приветствую тебя, мой Друг!

Приветствую Вас, мои читатели, мои друзья!

Приглашаю Вас в путешествие в необычный, мистический мир вне времени и пространства.

Эта Книга – размышление, книга – поиск, поиск опоры, поиск души, разговор разума, игра на уровне чувств.

Эта книга для тех, кто ведет поиск света внутри себя и повсюду в окружающем пространстве. Преображаясь от страницы к странице мы пойдем вместе одной дорогой, в мир, где живет гармония, радость, вера, надежда и любовь.

Наадеюсь, у Вас останутся приятные ощущения и Вам захочется вернуться в него снова.

Приятного путешесвтвия!

Рассказы

Не замерзай…

В один из хмурых сентябрьских дней, когда дождь лил целыми днями, хозяин вернулся с работы позже, чем обычно. Я привык к голосам соседских детей, которых приводили из сада домой, и они шумно щебетали на лестничной площадке, наперебой обсуждая свои приключения за день, прежде, чем попадут в квартиру. Их мама, очень интеллигентная женщина, неторопливо доставала из сумочки ключи, аккуратно проворачивала их в замке и, открыв дверь, заводила своих птенцов в дом. Я так слышал. В этот момент я всегда здоровался с ними из-за двери, своим приветствием давая им понять, как мне они симпатичны, а они отвечали мне, я знаю, потому что я слышал своё имя, потом их весёлый детский смех. Дальше я уже не совсем четко понимал, о чем они говорят, потому что дверь закрывалась.

Хозяин вернулся мрачный. Он и раньше приходил с работы не совсем веселый, а в этот день было заметно, что он был чем-то особенно опечален. Я ждал его возле двери, конечно, мы поздоровались, он погладил меня своей рукой и, присев, посмотрел прямо в глаза. Наверное сейчас он поведёт меня на прогулку, подумал я. Но он не особенно торопился. Тогда я понял, что мне нужно ему объяснить, как мне важно скорее на свежий воздух, как хочется вырваться на свободу, бежать, вдыхая влажный воздух, срезая капли дождя на бегу, как я соскучился по своим друзьям, ведь они сейчас тоже где-то там, ждут меня, может даже волнуются, где это я запропостился. Мой хозяин нацепил на меня поводок, почему-то грустно вздохнул, и мы пошли.

На улице, завернув за угол дома и перейдя проезжую часть, мы довольно быстро пришли на «наше» место. Это была небольшая лесопосадка, оставшись нетронутой при строительстве новых домов, стала нашим любимым пристанищем, где мы, как и многие другие, проводили своё свободное время. Ох, как же я люблю, когда хозяин играет со мной. В этот момент я понимаю, что он для меня действительно друг, с которым мне интересно и весело, ради которого я смог бы вытерпеть все на свете. В эти минуты он для меня Андрей, хотя все называют его Андрей Петрович. Да, я знаю, он важный человек, его уважают, на работе многие люди его окружают, но дома у него есть только я.

Сказать по правде, я даже и рад, что у него есть только я. Но как-то на прогулке один из моих приятелей намекнул мне, как слышал разговор своего хозяина с женой о том, как плохо, что Андрей Петрович совсем один, что наверное поэтому он так сильно заболел, я ещё возмутился тогда, как так, да что это ты говоришь такое, ты, мой друг, наверное ошибся, ты услышал что-то другое, тебе показалось. Но он в ответ тихо пролаял, думай как хочешь, я лишь передал, что услышал.

Я думал об этом недолго. Вон ведь как весело он со мной играет, бросает мне тарелки, я их ловлю, за мячом бегает со мной вместе, призывает отобрать у него, сам отбирает, он совершенно здоров, думал я, это просто пустая болтовня. Наверное Джек мне просто завидует. У него всего-то выделенный уголок, ему не разрешают забираться на диван и перемещаться по квартире, куда пожелаешь. А я рассказывал ему, как много у меня места и мне ничего не запрещают, почти ничего. Так я и решил, страшного ничего нет и быть не может. Ведь Андрей ещё совсем молодой, в самом расцвете сил.

Я не особенно понимал, что он так тщательно изучает в каких-то бумагах, только его слова: «ну ничего, как-нибудь справимся», обращённые ко мне, вызывали во мне волнение.

– Придумаем что-нибудь, да? – говорил Андрей.

Я подошёл тогда к нему, сел напротив и заглянул прямо в глаза. Он погладил меня по голове, он знает, как я люблю, а после вздохнул. Взял пачку сигарет и, подойдя к окну, закурил.

– Я поговорю с Аней, она хорошая, дети у неё такие смешные, добрые, ты с ними подружишься.

– Нет, – пролаял ему в ответ я.

Он обернулся, посмотрел на меня и затянулся своим дымом. Странное дело, я так привык, что уже перестал испытывать отвращение к этой его пагубной привычке. И что они находят в этом, люди, никак не мог понять я.

– Не волнуйся, это ненадолго, – сказал он, – может пару дней.

Но по виду хозяина я понимал, что все гораздо серьезнее и моё пребывание у соседей, если те согласятся, может подзатянуться. Чуть позже мы пошли гулять. Я, как обычно, принёс Андрею перчатки, которые сохли на батарее, он потрепал меня в благодарность по спине:

– Спасибо, дружище, я как всегда, забыл.

Мы гуляли с ним недолго, ветер и дождь, быстро намочивший меня, сделали своё дало. Встретились мы только с Джеком, но долгого разговора не получилось. Он лишь успел сообщить, что он с хозяевами едет на дачу, и они пробудут там пару дней. Я пожелал ему хорошо провести время и не скучать, погонять там местных котов и возвращаться поскорее.

Серые осенние дни, один на другой похожие, проходили как во сне, потому что целыми днями я то и дело спал в ожидании Андрея с работы. Он приходил, рассказывал мне свои новости, как и с кем он общается, как продвигаются его дела, что начальство подгоняет, сроки поджимают, что многое не от него зависит, и он порой является заложником обстоятельств.

Я сочувственно смотрел на него, иногда давал советы:

– Не стоит, не волнуйся, ты начинаешь больше курить, а это плохо.

Думаю, он понимал, о чем я ему говорил, потому что тут же тушил сигарету и долго не закуривал следующую. Наступил тот день, когда он должен был лечь в больницу. Меня согласилась приютить соседка Аня, дети которой всегда так весело приветствовали меня из-за двери. Но я, стоило мне только ступить к ним на порог, почувствовал, что этот дом, несмотря на счастливые лица детей при виде меня, никогда не станет моим домом. Я развернулся и выбежал из их квартиры. Сколько Андрей ни пытался вернуть меня, ему это так и не удалось. Его уговоры не помогли, и он, поняв, что все это бесполезно, остановил и детей, пытавшихся завлечь меня к себе домой.

– Что ж, пусть остаётся в привычном ему доме, там, где он хозяин. – сказал он.

Дальше он рассказал, чем меня кормить и когда выводить на прогулку. Аня смотрела то на меня, то на Андрея, кивая головой. Когда Андрей уехал, начались мои самые грустные дни. Даже несмотря на хорошую еду, да, готовила Анна великолепно, надо признать, ничто не могло успокоить меня и развеять тоску, которая все больше овладевала мной.

Прогулки были короткие, я бегал по первому снегу, ловил снежинки, вдыхал морозный воздух и вспомнил вдруг о перчатках хозяина. Он забыл их. И это неудивительно, он так торопился, волновался, что в той суете я совсем забыл принести их ему. Джек рассказывал о том, что езда в их новой машине совершенно отвратительна, что она доставляет ему массу неприятных ощущений, но та свобода, которую он получает по приезду на дачу, стоит того. Он так часто говорил мне об этом, что я призадумался.

А ведь я никогда не знал, что такое свобода. Мне стало интересно, что это такое, что означает это слово – свобода? Андрей стал частью моей жизни, частью меня, а может быть, наоборот, это я стал частью его жизни, не важно, но я с каждым днём ощущал все больше и сильнее отсутствие Андрея, как самой главной составляющей моей жизни. Тоска завладела мною совершенно. Я нашёл на батарее его перчатки, принёс и положил рядом с собой. Я целыми днями смотрел на них, вспоминая, как нам было хорошо вместе.

Однажды, после прогулки, когда Анна привела меня домой, её отвлекли телефонным звонком, она вышла, не закрыв дверь на ключ. Каким-то своим внутренним чутьем я уловил привкус того самого слова, над разгадкой которого я какое-то время был озадачен, до тех пор, пока не заскучал по хозяину сверх меры. Я решил во что бы то ни стало найти Андрея. Вот она, свобода. Он обещал всего на несколько дней оставить меня, прошло уже две недели, а он все не возвращался. По запаху, который я узнаю из тысячи, я легко сориентировался в пространстве. Интуитивно выбрав направление, я побежал. Бежал я долго, запах становился все сильнее, я ощущал его все отчетливее. Была уже глубокая ночь, машин было меньше, люди встречались реже, а я все бежал. Наконец, запах моего Андрея стал настолько отчетливым, что я замедлил темп. Свет в окнах домов уже погас, горели огни придорожных фонарей, я решил, что в этой тишине меня обязательно услышит Андрей, он узнает, что я здесь и обязательно выйдет ко мне.

– Я здесь, Андрей, я пришёл к тебе, слышишь? – пролаял я. Но в ответ я не услышал ни звука. Да, сейчас ночь, видимо, все спят и Андрей тоже, но он мой друг, я – его друг, а друзья всегда должны быть вместе. Я решил позвать погромче: – Слышишь, Андрей? Я здесь!

Я постарался пролаять протяжнее. В некоторых окнах зажегся свет, из одного на меня кричали, кажется, нехорошие слова, я понял, что людям это не очень нравится. Я решил дождаться утра, там мне будет проще все разузнать. Разыскав местечко потеплее, я устроился на ночлег. Тогда я ещё не знал, сколько ночей мне придётся провести здесь, в подвальном помещении, где тёплые трубы спасали меня от холода. Я уже несколько дней ничего не ел, жажду я утолял снегом. Я садился под окнами того здания и до тех пор, пока меня не прогоняли, звал своего Андрея. Я знал, что он был там, я чувствовал это и не мог ошибаться.

Из окон на меня смотрели глаза разных, чужих мне людей. Я всматривался в их лица, надеясь узнать в них Андрея, но ни один из этих людей не был им.

Мне стали приносить еду. Я благодарил, как мог, давал себя погладить и иногда спрашивал: – Вы не видели моего хозяина? Его зовут Андрей. Он здесь, в этой больнице.

Но почему-то вместо ответа люди быстро уходили, словно совсем не понимали, о чем я говорю. И вот однажды мороз ударил жуткий, терпеть его было невыносимо. Холод сковывал все моё тело, моя шерсть уже не могла меня согревать, мне нужно было вернуться в подвал, отогреться возле трубы, но я для себя решил, во что бы то ни стало днём ждать появления Андрея. Я присел, холод быстро сковал мои лапы, я не мог произнести ни слова, только одно я прокричал, пролаяв изо всех сил:

– Андрееййй!

Глаза мои постепенно закрывались, я все меньше ощущал холод, пока в какой-то момент вовсе не перестал его чувствовать. Какой-то сладостный сон погрузил меня в мир, где я видел все в чудном свете. Я уснул. Я полетел…

*** – Вы удивительный человек, только перевелись из реанимации, а вам подавай домой. О чем вы говорите? Андрей Петрович, как вы себе это представляете? – возмущению лечащего врача не было предела.

– Мне очень нужно домой. – сказал Андрей.

– Что у вас там? Кто у вас там? Вы о себе должны подумать, ведь то, что вы перенесли сложнейшую операцию, ещё только самое начало, вам предстоит большой путь реабилитации, – вновь сказал доктор.

– У меня там…

– Что? Ну вот что? Жена, дети? Так ведь знаю, что нет. Что же тогда?

Андрей больно вздохнул, прикрыл глаза и сквозь боль проговорил:

– У меня там Друг.

– Что? Друг? Какой ещё такой друг? Подумаешь, друг. Нет, я, конечно, все понимаю, друг это очень, очень важно, но он, я вас уверяю, проживёт и без вас, а вот вы…

– Нет, – не дал ему договорить Андрей, – он без меня не проживёт!

Доктор провёл рукой по подбородку, посмотрел на Андрея внимательно, оценивая его физическое и психическое состояние с учетом операции, которую ему довелось перенести и тихо произнёс:

– Да… тяжелый случай. После чего развернулся и пошёл к двери.

– Поправляйтесь, больной, – сказал он, выходя из палаты.

Все чувства и мысли смешались, спутались. Так Андрей не чувствовал себя никогда. С одной стороны, радость от того, что все позади и оказалось не настолько страшно, как предполагалось. С другой стороны, внутри сверлила какая-то неуловимая мысль, что это за мысль, Андрей и сам толком не мог понять, лишь чувствовал, что это как-то связано с его Другом.

Выпал снег, мороз посеребрил деревья, солнце сияло в чистом голубом небе. В этот день Андрей решил непременно выйти на улицу, пусть на пять минут, но на свежий воздух, так приучил его любимый пёс, и он, проведя больше двух недель в больничной палате, ощущал словно ломку. Он не спеша спустился по ступенькам вниз и вышел на улицу. Пройдя метров десять, он остановился как вкопанный. Внутри себя он вдруг почувствовал спазм, дыхание сбилось. Там, прямо перед ним, на пешеходной дорожке лежал весь усыпанный снегом, его Друг. Он бросился к нему, прихрамывая. Сколько мыслей пронеслось в этот момент в его голове. Сколько он здесь? Жив ли он? Как так случилось, что он оказался здесь? Что там произошло, как он сбежал? Перчатки… О, Боже, в лапах лежавшего на снегу пса были зажаты две его перчатки.

– Милый, дорогой мой Друг, я ведь не бросил тебя, нет. Я бы никогда не бросил тебя…

Андрей кинулся к Другу, стал обнимать его, пытаясь согреть своим теплом, но ни одного движения в ответ так и не услышал. Он проверил его дыхание, но не смог понять, да разве в этом волнении можно что-то понять. Он попытался растереть лапы, голову, но в ответ снова неизменная тишина. Подошли врачи, приехавшие на смену… Все последующие события происходили помимо воли и сознания Андрея. Он не помнил потом, как оказался снова в палате, как сквозь сон менялись лица медсестёр, врачей, санитарок, как менялись капельницы, как он терял этот мир и возвращался снова. И каждый раз, когда он приходил в себя, он говорил:

– Там Друг…

– Что с Другом?

– Спасите Друга…

Однажды утром я открыл глаза. Странно, никогда ещё я не был в таком ослепительно белом месте. Что это? Собачий рай? Значит, он существует? Значит, я в раю?

Снова наступал сон.

***

Но в один из дней, когда я открыл глаза, я увидел перед собой Андрея. Он разговаривал с доктором, тот говорил ему о том, как они, узнав, чья я собака, спасали меня.

– У вас очень крепкий пёс. – сказал доктор.

– Друг. Это мой Друг. – поправил Андрей, надевая перчатки – самый лучший на свете Друг.

Как хорошо зимой, когда у тебя есть дом и тебе есть к кому в нем вернуться.

Андрей бросал мне тарелки, я ловил их и мчал к нему изо всех сил, снег разлетался от моих лап в разные стороны. И мне не важно, что лапы мои немного подморожены, главное, чтобы Андрей не замерзал.

Старец

Человек шел наугад, не зная пути, при этом он уже и не понимал, он идет прямо или кругами. Он понимал, что заблудился, чувствовал усталость, ведь двигался безостановочно днем и ночью, стремясь скорее дойти. В тот момент, когда ноги потихоньку стали подкашиваться от усталости, когда казалось, что вот-вот и он упадет, вдруг впереди, где-то на окраине, замерцал огонек. Человек не молодой и не старый, бывает, смотришь и трудно определить возраст, то ли хорошо сохранился, оттого моложавый на вид, а то ли слишком рано повзрослел, довольно крепкий и мужественный. Он ускорил шаг, надежда так окрылила его, что, казалось, он летел, а не шел, летел, как мотыльки летят на пламя.

Подойдя ближе, он увидел дом, который стоял на холме, и из окна его лился наружу яркий свет. Он подошел, постучался, и когда дверь открылась, в этой кромешной тьме стало мигом светло как от солнца. Мужчина зашел в дом и, заходя, держал взгляд с открывшим ему седовласым стариком, на доброе лицо которого упал свет. В нем неожиданно для себя он обнаружил невероятное сходство со своим папой. В доме, как он успел заметить, было скромно, но очень тепло и на душе у него стало внезапно тихо, спокойно, словно он попал в свой собственный дом.

В его глазах читался безмолвный вопрос «Папа?». «Да, сынок, заходи, будь, как дома, – ответил ему старец, который казался своим, родным, таким знакомым, даже мысль, «а не чудится ли мне это все?» промелькнула в голове у замерзшего и уставшего путника, оказавшегося где-то во тьме, в какой-то неизвестной ему степи, гонимого страхом ночным, но при этом уловившего родные черты в гостеприимном хозяине. Старец, так по-доброму приютивший заблудившегося человека, впустивший его в столь поздний час в свой дом, накрыл на стол, вероятно положив все самое лучшее, что было у него в доме, заварил горячего чаю, с травами, ароматного, сладкого, с медом, а там потихоньку ожила их беседа.

Говорили они долго, и, выговариваясь, мужчина, как будто высвобождал место внутри себя для чего-то нового, для знаний, которым давно пора было войти в это вместилище, разум жаждал света, но источника в городе, где он жил, ему не довелось найти. Потихоньку, извлекая из глубин своей души, сам, без лишних вопросов, не молодой, но и не старый человек, окаменевшие от времени воспоминания, состоящие из событий его жизни, так сильно запутавшиеся в клубок и приведшие его сейчас в это самое место, неведомым для себя образом, лишь немного направляемый некоторыми нехитрыми высказываниями седого старика, он вдруг стал потихоньку видеть дальнейший свой путь.

И самое главное заключалось в том, что этот путь был не один, их было бесчисленное множество. Путник понял, что этот дедушка, представший почему-то в образе его отца, помогает людям простым советом, так же, как помог сейчас ему, помогает таким же, как и он, людям, в жизни себя потерявшим. На следующий день, когда наступил рассвет, и солнце медленно выплывало из-за леса вдали, старец, провожая отдохнувшего теперь путника, случайно забредшего к нему гостя, как и многие-многие другие, такие же ослепшие на время, он провел рукой по открывшемуся в сиянии солнечного света, завораживающе красиво раскинувшемуся перед глазами горизонту и сказал:

– Вот, теперь ты видишь все. Выбирай.

Посмотрев на ослепительно прекрасные, природой расписанные разных цветов деревья, цветы и травы, ошеломленный таким многообразием восхитительной природы, человек, неуверенно взглянул на доброго дедушку.

Он не знал, в какую же сторону ему пойти, чтобы прийти в нужное ему место. Казалось, не так уж и сложно, стоя в центре, в точке маленькой, самому являясь этой точкой, видя всю картину целиком, теперь издали, выбрать направление, но как определить, какое из них верное?

– Не важно, куда пойдешь ты, важно с чем внутри себя пойдешь. Что внутри понесешь. Ведь тем и с другими поделишься. Обиду понесешь, уныние, недовольство, только это и сможешь посеять и сам в том будешь. Сынок, лучше радость нести.

Призадумался он, даже не заметил сколько времени простоял он в задумчивости, только когда снова вопросительно посмотрел на старца, его уже и след простыл, как будто и не было вовсе. Стоял он один, ни дома, ни старца. И вокруг степь, вся залитая ярким солнцем, такая приветливая с доносимым легким ветром ароматом цветущих растений. Улыбнулся человек и пошел. Он шел, уже сильно не беспокоясь, куда, просто шел и был почему-то необыкновенно счастлив.

Девушка

Девушка шла по вечернему городу, укутавшись в тёмный плащ, накинув капюшон. Воздух вечернего города был тёплым, не по-осеннему, но свежий от тонкого, несильного дождя, который нежно касался ее лица. Она шла неспешным шагом, раздумывая над своим прошлым, думая немного и о настоящем, и не заметила, как дошла до темна. Грусть в ее глазах затаилась, словно боясь, что вот-вот будет обнаружена, да только слез, изливающих эту грусть по капле, уже просто нет, нет их.

Неторопливо идя по мостовой, вдруг поняла она, что ей и бежать никуда не нужно, да и не к кому. Казалось, этот ком в горле от пережитых потерь давит и не даёт дышать спокойно, ей закричать бы, только голос вот уже несколько дней простужен. Она шла одна и никого не было вокруг, лишь лица редких прохожих иногда мелькали, как тени.

В этот вечер она вдруг почувствовала себя, услышала себя саму, поняла свою боль, смогла найти эту больную точку в своей душе. И пусть сейчас, в этом городе, этой дождливо -вечерней порой, она шла одна, вдыхая спокойно струи влажного воздуха, она все же не была одинока и временами ей даже казалось, что с ней говорят камни, небольшие камни, которыми была выложена мостовая, и они живее живых.

Не было вопросов уже, все, что были, растворились, исчезли, оставив лёгкий вкус очарования обманом, обманом кажущейся их сложности, но наступила так долго ожижаемая тишина в душе, наступила она так неожиданно, пусть лишь на минуту, на какое-то неуловимое мгновение, но спасительное, целительное мгновение. Фонари рассеивали свет в бесконечное пространство, поглотившее мерцающие частички света в струнах еле заметного дождя. И в свете фонарей ее тонкая фигура становилась более отчётливо очерченной.

Девушка дошла до середины моста, здесь словно середина ее жизни, жизни полноводной, разной. Шаг замедлив, она остановилась и, повернувшись, взглянула вдаль, дотронувшись до слегка мокрых от дождя перил. Перед ней открылись неописуемо красиво уносимые быстрым течением воды реки, реки широкой, глубокой. Первый осенний лист, желтый, сорвался и взметнулся вверх, во всепоглощающую бесконечную темноту.

Сколько секунд или минут можно смотреть на корабли, виднеющиеся там, вдали, пришвартованные на пирсе, и уже не чувствовать капли дождя на своем лице, неизвестно, но только этот миг здесь, сейчас, подарил ей будущее, в котором ей так хочется понять своё предназначение, придти к нему и придти вовремя. Да, грусть на лице оставляет след в виде паутинки едва заметных морщин, грусть от понимания того, что в пройденной половине моста она будто часть жизни оставила.

Там, за линией, за незримой чертой, остались те, кто дальше идти с ней больше не смог, там путь сворачивал, не дойдя. Там пришлось проститься мысленно с теми, с кем ей нельзя поменяться местами, как бы сильно она того ни хотела. Там остались те, кого она любила, но больше, видимо, Бог. Там остались те, кому верила, как себе. Эта точка поставлена ею в этом месте, на мосту, на его середине.

Она еще не понимала точно, что вдруг произошло с ней в тот момент. Она простилась здесь со своим прошлым, простила всех, кто сделал ей когда-то больно, простила себя за свои ошибки и, повернувшись, уходила в будущее, делая свои первые шаги, все еще касаясь железа перил.

Дальше ей, набравшись сил, идти нужно, продолжая жить, надеяться, верить и любить. Музыкой теперь звучали капли дождя в ее сердце, помогая ей двигаться дальше.

Прощение

Работа отнимала половину жизни, и ей было непросто соотнестись с этим сумасшедшим ритмом жизни. Она – обычная женщина, такая же, как и миллионы в этой стране. Только все чаще стало казаться, что скорость жизни набирает обороты, а успеть за ней не хватает сил. Молодость не знает страха, стремится вперед, сметая все на своем пути. И порой, совершая ошибки, не особо утруждается над размышлениями, чтобы их увидеть, а затем, признав, постараться как-то их исправить. Все больше фальшивых улыбок и ложной доброты, но это принимается как образ жизни, показная доброжелательность, за которой спрятана невероятная бездонная, ненасытная злоба на всех в этом мире.

На работе им хочется получить больше денег, как и большинству теперь, в это время денег, когда за деньги продается улыбка, приветливое показное отношение и любовь.

И вот однажды на ее глазах развернулась интересная картина, невольным зрителем которой она стала. Столкнулись взглядами две ее коллеги. Одна постарше, вторая – молоденькая, недавно университет закончила, оттого наверное у нее было явное преимущество, так как в столкновениях такого рода она была гораздо более теоретически подкованной в силу своей профессиональной компетенции, психолог все-таки.

В тот момент, когда произошла конфликтная ситуация, были высказаны мнения, содержащие нелицеприятную окраску.

Связано это было с тем, что одна из коллег, Надежда, не имевшая, кроме житейского опыта, никакого психологического образования, была чересчур прямолинейна. Не знала она, что для того, чтобы выжить, тактика должна быть более продуманной, более сложной и хитрой, ведь на работе, как на войне. Не зря появилось выражение: «Перед лицом начальствующим имей вид придурковатый, дабы своим разумением не раздражать». Хоть в той ситуации и не было столкновения начальника и подчиненного, Надежде, однако, следовало вести себя более осторожно, о чем она и подумала, но было уже поздно.