Дети стихии. Глория

– Анна, Катарина… Да, да, да? Я, мы… – радостно произнес старик.

– Ваше Величество, – холодно поклонилась Анна, – рада вас видеть. Надеюсь, вы доехали без происшествий? Долгие лета Королю.

* * *

– За последние три года, Ваше Величество, ситуация в Конфедерации… изменилась, – произнесла Консул.

– Да, да, да… Только быстрее, я устал… – ответил Король задыхаясь.

Он сел в кресло у окна и начал раскачиваться. Его трясущиеся руки временами передергивались на подлокотниках, а сам он судорожно вздыхал и оглядывался. Аудиенция Короля с леди Ингрид проходила в его кабинете с давящими бордовыми стенами, в которых потолок уходил далеко ввысь, а полы не ощущались под ногами. Этот тёмный зал освещался тусклым оконным светом, наполовину перекрытым тяжёлыми бархатными портьерами. В глубине комнаты можно было разглядеть мутное от пыли огромное зеркало над давно потухшим камином, большой глобус в углу и большой шкаф, забитый книгами и свитками. Они сидели за массивным дубовым столом напротив окна, выходящего на недавно достроенный Замок Совета. Его хрустальные купола заманчиво сверкали вдалеке, а массивный фасад приглашающе светился в солнечных лучах.

– Вас долго не было. Мы потеряли всякую надежду. Я понимаю вашу потерю.

Наступило молчание. Послышался скрип старого кресла, Франклин развернулся и почти гневно посмотрел на нее, его челюсть сотрясалась, а глаза вылезли из орбит. Эти симптомы предвещали очередной приступ гнева, однако Консул продолжила.

– Я потеряла двух сыновей в этой войне. Сразу после начала кризиса на ханборгском фронте, как вдовствующая королева Альфхейма, я отправила своего второго сына командовать нашим флотом Внутреннего моря, а старшего сына, наследного принца, – на северный фронт, на континентальную Гиперборею. Второй сын трагически погиб вместе с Королевой при Багряном побережье, а месяц назад северный фронт был прорван, мой первенец погиб в страшном бою, когда Гиперборея лишилась земель на континенте.

Франклин тяжело вздохнул и продолжил слушать.

– Я продолжила служить нашему делу потому, что долг обязал нашу семью, нашу страну и наш союз защищать собственные интересы и идеалы. Оплакивать родных мы будем после окончания войны, а сейчас у нас нет на это времени.

– Мне жаль вашу утрату, ваше величество, – спокойно сказал Король, – и я выслушаю отчеты за прошедшие и настоящие события, произошедшие в мое отсутствие, если такова ваша воля.

Его потухшие глаза озарились здравым пониманием и смирением, которых не появлялось за прошедшие года. Казалось даже, на мгновение он перестал дрожать. Консул удивилась, но Франклин продолжил.

– Вы напомнили мне, что являетесь не только Консулом Конфедерации, но и вдовствующей королевой Альфхейма. Неужели предписания протокола изменились, все внезапно позабыли, что обращение к королевской крови, по дворцовому этикету, идёт по титулу, а не по занимаемому посту? Вашему роду более тысячи лет, насколько мне известно. Разве не за эти идеалы мы боремся?

– Да, я – вдовствующая королева, так редко можно встретить человека, который помнит и чтит старые обычаи, Ваше Вели…

– Не стоит, – прервал Франклин, – я не был коронован или помазан, в отличие от вас. Мой брак даровал мне приставку королевского высочества, как у членов королевской семьи, но я никогда не был помазанным правителем. Я – сын торгового рода судьбой породнившегося с двумя королевскими семьями Альбиона, Величеством меня начали называть позже, хотя прав на это у меня недостаточно до сих пор. Этикет ныне поменялся, во времена покойной Королевы тут все было по-другому.

– Её высочество, принцесса Анна, теперь регламентирует все порядки при альбионском дворе.

– Мы же говорим о Конфедерации, а не об Альбионе. Тем более, Конфедерация была создана не как наследная монархия, но как альянс держав, скреплённый одной целью – победой над Федерацией. Как Верховный Совет допустил мысль о том, что кто-либо может унаследовать пост главы Конфедерации? Ни один избранный глава Конфедерации не был коронован, ни Элеонора, ни я. Он был назначен, это пост, Господь тут не причём. Хотя корона Конфедерации, что подарили супруге нидавеллиские ювелиры-огранщики, подлила масла в огонь. Не припомню, чтоб она надевала её хотя бы раз, были дела поважнее.

– Так или иначе, вакуум власти случился. Вы удалились, не оставив наместника, по праву крови, именно принцесса Анна стала негласным регентом в Альбионе. Ни Большой Совет, ни Малый не собирались в полном составе очень давно, вся связь с миром лежит сейчас на плечах амбассадорств.

– Я думаю об отставке. Слишком много произошло, чего пропускать мне не следовало, я утерял… утерял суть. Тем более, возраст напоминает, что одна нога уже по ту сторону.

– Как бы превратно это ни звучало, напомню, что я старше вас и старухой себя пока не считаю. Нет политика в Конфедерации мудрее, вас не отпустят.

– После того… после долгого лечения, я… мы начали сомневаться в понятии мудрости. Разумеется, я внесу некоторую ясность касательно хода выборов, и вынесу их на рассмотрение в Совет. Да, да… Затем дождусь избрания нового главы союза и уйду в отставку. Эта элементарная ошибка с постами и титулами выросла в большую проблему. У человека вообще есть такая гадкая способность, трактовать что-либо себе в угоду. Сил у меня хватит разобраться только с этим. Да, да… На другое, боюсь, у меня не хватит сил.

– Многие будут против этого.

– Вы же были знакомы с моей супругой, Королевой Элеонорой. Значит, вы должны помнить, что она говорила про «многих».

Леди Ингрид слабо улыбнулась.

– «Коронованная молодёжь»… Да, да… «Многие» всегда будут против, к чёрту их, к чёрту их всех! Однако, отдавая свой долг нашей идее, каждый смирится с этим решением, ибо это верный шаг. Сейчас мы можем только надеяться, что нас поймут позже. Я придерживался этой позиции при жизни дорогой Элеоноры и стараюсь придерживаться и сейчас.

– Мудрые слова, достойные Короля.

– Это не мои слова, дорогая Ингрид. Это слова моей покойной супруги. Да, да… Рассмотрим другие проблемы.

– Атлантический флот понёс большие потери от эскадры Пацифиды в водах Гранд-Му. На Элесийских островах, после смерти предшественника избрали нового консула из Эвемонитов, его пока официально не назначило на пост вице-протектора Конфедерации Ваше Величество, хотя прошёл год его правления. Со стороны республиканской Агартии происходят регулярные воздушные атаки на Золотой континент. Пока Агартия не может похвастаться силами в воздухе, но идут упорные слухи о том, что Эрум поставит оружие. Как я уже говорила, в Гиперборее, после нападения Бархии произошла гражданская война, страна раскололась на северных роялистов и континентальных республиканцев, называющие себя лукоморцами, боюсь, Гиперборея утеряла связь с Восточным континентом, ровно, как и мы. Ряд островов по обе стороны Медузьего пролива не принял ни одну сторону и отделился, сам Геркуланск подвергается регулярным морским атакам с Салтанова моря, однако верховная ставка и царский двор отказались переезжать вглубь Северных просторов. Ханборг по-прежнему вынужден в одиночку поддерживать восточный фронт, вице-герцогиня Мирела просила у вас немедленной аудиенции.

– Нет, нет, нет, мы… я так… нет, не думаю, что сейчас подходящее время для аудиенций с главами государств, я устал. Да, да, да… Но я вас прошу, как Консула, огласите список моих требований и координаций в Совете. Я его составлю. Позже. Кхм… Да, да, да… Это… это все?

– К сожалению, нет. В Конфедерации начались массовые волнения по поводу распада Конфедерации.

– Сепаратизм? Измена?

– Пока нет, но, если не предпринять меры, это может стать результатом в лучшем случае. В худшем, наши головы покатятся по мостовым Карлеона, а Федерация будет господствовать в мире.

– Да, да… ладно, благодарю вас за доклад, ваше величество… Боюсь, у нас меньше времени, чем все думают.

* * *

Неделя долгих ожиданий прошла после возвращения Короля. Большой Совет был созван немедленно, со всех столиц прибывали делегации, направляясь в Замок Совета. К гавани прибывали пёстрые знамёна, которыми вскоре заполнилась почти вся бухта Мрачного залива. Своды Замка отражали крики делегатов, перебивающие друг друга. Причиной этого шума стал страх, что собрал их всех в этом здании. Непреодолимый страх перед участью Офира и Шамбалы, где республиканские настроения привели к расхищению священных гробниц древних: полуразложившиеся тела лам, почётных хранителей и императоров выбрасывали из искусных нефритовых пещер как ненужный хлам, вырывали украшения, а потом топтали. Консул Ингрид ждала вестей из Элеоноринского дворца, Короля всё ещё не было. Вряд ли он появится пред этим буйным скопищем, тогда придётся зачитать его волю самой. Она ждала и боялась негодования общественности, что неминуемо обрушилось бы на неё. Посол из дворца принёс шкатулку с бумагами, что выставил посреди зала. Украшенная монограммой Короля, она была открыта, её содержимое, согласно протоколу, было зачитано.

Требования, что предъявлял Король, вызвали противоречивую реакцию в правящих кругах. «Титул Короля Конфедерации вовсе не формален и не должен передаваться путем выборов!» – утверждали старорежимники. Многие не поняли концепцию неготового до конца проекта союза, исполненного в кратчайшие сроки, грозились выйти из альянса. Наследной главой альянса сторонники старого режима видели молодую принцессу Анну, которая, по мнению остальных, не смогла бы управлять сверхдержавой. Тем не менее, обе стороны ждали подтверждения требований дворца по вариантам исполнения этого безумного плана, но тот молчал. Эхом отзывались эти голоса, пока не затихли в ночной тьме.

И только ранним осенним утром, несколько фигур промелькнуло за окном Элеоноринского дворца. Немногочисленная прислуга, оставшаяся после роспуска штата, была уже на ногах и спешно суетилась внизу. Из ворот дворца выехал экипаж и направился в Замок Совета. Тёмно-синее небо постепенно озарялось ярко-розовым светом, стёкла домов, дороги и деревья отражали кровавые оттенки лучи грядущего жаркого дня, последнего в этом году. Лёгкий ветер постепенно приобретал агрессивный характер, намекая на скорое похолодание. Экипаж проехал по главной улице столицы, украшенной золотыми кронами Королевского парка, стуча колёсами по брусчатке.

Карета остановилась на пустынной площади Памяти, из неё неспешно вышел Король. Поднявшись по лестнице, он миновал Триумфальную арку, где огромными золотыми буквами было высечено «NOS MEMENTO»5. От арки по обе стороны Замка Совета расходилась высокая Стена Памяти, одно из чудес мира, возникшее за одну ночь в день первых жертв этой войны. С каждым днём неизвестной силой высекались имена воинов, что пали в боях. Вдоль подножья стены горело авалонское холодное пламя, освещавшее надписи и напоминающее основополагающий закон жизни, особенно во время войны, memento mori6. Медленной поступью Король подошёл к тому заветному месту, где три года назад, вместе с тысячами других, появилось это имя, Элеонора Дарлинг. Единственное упоминание о её существовании, так просто, без излишних титулов и приставок, даже без даты, среди других имён неизвестных людей, мимо которых столичные горожане проходят каждый день.

– Прости меня, если я неправильно тебя понял, – тихо сказал Франклин.

* * *

Принцесса Катарина сидела в библиотеке, продолжая разбирать бумаги, до которых сестра не успела добраться. Огонь весело потрескивал в камине, превращая пожелтевшие страницы бумаги в свернувшиеся серые трубочки. Личная переписка, старые приглашения на балы и приёмы. Некоторые она отправляла в камин, а некоторые бережно складывала в ящики. На письменном столе лежала приличная стопка различных бумаг, ждущих праведного суда. В этой стопке Катарина обнаружила маленькое старое изображение, обрамлённое в плотное бумажное паспарту, отголосок прошлого. На ней сидели бабушка Бесс, отец, мать и две маленькие девочки: она с Анной. Катарина помнила, как огромную картину писал какой-то старый зарубежный художник, а эти маленькие графические копии заказал им, ей и Анне, отец. Оригинальная картина была утеряна, как и те далёкие, мирные и беззаботные времена, когда семья была целой, когда все они дружно бегали по дворцу, как отец с хохотом догонял маму и Катарину с Анной, увлеченный игрой, а бабушка Бесс наблюдала за всеми и иногда смеялась над безобидной неуклюжестью внучек. Тогда не было ни пышных платьев, ни воинских инсигний, ни каких-либо знаков отличия друг от друга. Катарина вглядывалась в веселые молодые глаза матери, на не покрытое морщинами лицо отца.

Она побежала по тем же анфиладам, как бегала в детстве, звук ее каблуков гулким эхом отдавался по коридорам и залам, а полы платья разлетались по полу тихим шорохом накрахмаленного шёлка. Ярким светом счастливого лица озарялись давно заброшенные, тёмные коридоры, что опустели и помрачнели из-за плотных портьер, наглухо закрывших окна. Она бежала в кабинет к отцу, сжимая в руках эту крохотную гравюрку, в надежде поддержать его в эти трудные времена, напомнить о поддержке семьи, чтобы посмеяться, а может, и поплакать вместе.

Девичьи грёзы прервали обшарпанные двери кабинета, что встали на её пути. Справившись с отдышкой и переведя дух, она постучала. Этот звук пронёсся по коридорам и был поглощён тишиной. Катарина медленно отворила скрипучую дверь. Мрак, что царил в комнате, проник в коридор, отчего холодок пробежал вниз по шее. Тихо захрустел ворс пыльного ковра под ногами, оклик Катарины раздался в этой тьме, но ответа не последовало. Она подошла к окну и резко отдёрнула тяжелую пыльную портьеру с окна. Облако пыли поднялось и отразило свет жаркого дня, последнего в этом году. Когда оно рассеялось, свет озарил выражение лица Катарины, на котором отразился беззвучный ужас. Также свет озарил кованную позолоченную люстру и свисающий с неё тёмный продолговатый силуэт. Король повесился.

ГЛАВА II. Дни минувшего прошлого

Все, кто размышлял об искусстве управления людьми, убеждены, что судьбы империй зависят от воспитания молодёжи.

Аристотель

Середина весны 293 года Эпохи Феникса

Политика – это прекрасное чудовище, заставляющее нас произносить то, чего не хочется произносить, улыбаться, когда этого совсем не хочется и делать то, за что тебя в любом случае осудят. Так сказала моя почтенная тетушка, королева Бесс на смертном одре. Жизнь может показаться многим волшебной сказкой, полной беззаботным смехом и счастливыми солнечными днями, но это далеко не так. Можно лишь радоваться тому, что было даровано свыше. Увы, я так не умею.

Я родилась в одной из аристократических семей, однако детство у меня было несчастным. Мать не любила меня, отец не любил мать. При крещении, мне дали имя Элеонора, "милосердная", в надежде, что именно милосердие станет будущим нашего рода. Вместо ожидаемого семейного счастья по поводу рождения наследницы, начались регулярные скандалы. Моя мать, источник драмы, графиня Жанетта, запомнилась мне лохматой, небрежно одетой, сухой женщиной, вечно ругавшейся на больного отца, лицо которого я давно забыла. Мы жили в поместье Чармвел, в столичном районе Кэпелль, куда нас разместила троюродная сестра матери, правящая королева Шарлотта. Спустя десять лет после моего рождения, умер отец, мать добилась своего и выжила его, после чего начала страдать алкоголизмом. Я всё чаще стала просыпаться от звука бьющегося фарфора и пьяного крика матери. Она кричала о том, что я свалилась ей на голову, что она была абсолютно счастлива, пока «эта полоумная» не выдала меня за «этого ублюдка», что я – результат недоразумения, очередная выходка отца. Очевидно, мать, в девичестве Мельвинг, не признавала брака с Артуром Чарм, считая это очередной политической насмешкой старших кузин, ведь он был потомком королей, которых когда-то свергли Мельвинги. Тогда я искренне не понимала даже этого, ведь она не дала мне соответствующего образования, на которое, откровенно говоря, у нас не было средств. Хотя я до сих пор не могу понять, как олицетворением династической ненависти мог стать родной ребёнок. Во время очередной утренней попойки, мать стащила меня за волосы с постели и поволокла по холодному полу анфилад, на глазах зашуганной прислуги. Она дотащила меня до Охотничьего зала, дала тяжелую пощечину и ушла, сказав, что желания видеть меня больше не имеет. Это был последний раз, когда я видела свою мать; пьяной походкой, с вывернутыми лодыжками, она дошла до софы и рухнула на неё, забывшись сном. Я сильно ударилась о косяк двери, лежала на полу, никому не нужная, и рыдала, не в силах подняться. Даже прислуга тогда мне не помогла, опасаясь гнева мегеры-матери. Я доползла до своей комнаты, умылась и наспех оделась, безуспешно попытавшись припудрить щеку трясущимися руками. Мне было четырнадцать лет и это было первое в моей жизни испытание.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

гиперборейские

2

Regina – (лат.) – «королева»

3

Gloria – (лат.) – «слава», в данном контексте, «славные времена»

4

Ханборг, в переводе с староанбергского, «земля бледных людей», вампиров

5

(лат) «Мы помним»

6

(лат.) «Помни о смерти»