Северина

Моей дочери Дикиной Наталье, автору сюжета этого произведения, посвящается.

Валерий Бронников родился 1 апреля 1949 года в с. Заяцкий Мыс на южном берегу Белого моря. По образованию инженер-механик по самолётам и двигателям, работает по профессии более 50 лет и по настоящее время. Автор многих произведений прозы и стихов, а также детской литературы. Член творческого объединения «Вашка».

Северина

Раннее утро выдалось туманным и тихим. В это августовское время года, когда летнее тепло ещё не отступило, а осенние заморозки пока не предвиделись, поутру было особенно приятно пройтись босиком по выступившей росе. Солнце ещё не появилось, но рассвет набирал силу, проявляя из темноты очертания кустов и деревьев.

Северина, совершенно обнажённая, стояла у кромки лесного озера, то ли не решаясь войти в воду, то ли растягивая удовольствие, ощущая утреннюю свежесть каждой клеточкой своего тела. Она не боялась так стоять. Видеть её могли только лесные обитатели. Двуногих обитателей в это время суток в лесу не бывает. Она специально выбирала эту пору, чтобы ей никто не мешал наслаждаться утренней прохладой, последующим купанием в тёплой озёрной воде. В этом озере били холодные ключи, но вода не была ледяной. Просто в летнюю пору она сильно не зацветала, как в других озёрах. Девушка отражалась в озёрной глади, как лесная фея.

Северина распустила свои пышные волосы, которые закрывали её плечи. Волосы были слегка рыжеватые, но это не портило её внешнего вида, наоборот, все говорили, что волосы у неё очень красивые. Она никогда их не красила и не умела это делать, и просто не понимала, для чего это делают другие женщины, тратя на это своё время, пытаясь менять красоту, которую создала природа.

Со стороны это было похоже на сказку: туман в утреннем лесу и волшебница-фея на берегу озера, завораживающая своим колдовством всё живое. Она знала, что ею можно любоваться, но стеснялась своей наготы и не хотела, чтобы её вот так кто-нибудь увидел. Хотя её фигура была почти совершенной с белым почти не загоревшим телом. Загар виднелся только на тех местах тела, которые обычно открыты в повседневной жизни. Специально загорать у неё не имелось времени, а лето клонилось к своему закату. Утренние прогулки не в счёт, во-первых, для загара нет солнца, а во-вторых, утреннее купание у неё вместо умывания строго по графику: умылась, поплескалась и сразу домой готовить завтрак.

Девушка шагнула в воду, как бы проверяя её на ощупь, сделала ещё шаг и с размаху плюхнулась в зеркальную гладь озера. По воде побежали гармошкой в разные стороны круги, сделав поверхность воды не зеркальной, а морщинистой и тёмной, скомкав отражение наступающего летнего утра.

Стайка уток, ночевавшая в траве, метнулась в сторону, испугавшись внезапного всплеска. Взрослые утки только ещё становились на крыло после линьки, а утята пока не научились по-хорошему летать. Они устремились следом за матерью, стукая по воде своими крохотными крылышками. Вскоре утки скрылись опять в траве, и всё стало тихо, только иногда раздавался всплеск от рук плавающей женщины.

Северина привыкла встречать рассвет на природе. Таинства рождения солнца больше нигде не увидеть, только своими глазами и только в назначенное время. То, что показывают в кино, ни в какое сравнение не годится. Настоящий рассвет надо смотреть вживую, находясь в единой гармонии с природой. А в кино она и не ходила, слышала, что в городе жители посещают его почти ежедневно, но ей оно было недоступно. В редкие свои посещения цивилизации она занималась своими хозяйственными вопросами, а о кино некогда было даже думать.

Перед появлением солнца лесные пичуги запели свои песни на все лады. Это происходило какое-то неистовое пересвистывание, перепискивание, перешёптывание, в котором ощущалась радость встречи солнца, утра и нового дня. Самих пичуг не было видно, только иногда перелетая с ветки на ветку, они раскачивали эти самые ветки, обнаруживая своё присутствие.

Туман образовывал огромные белые комья, которые, несмотря на отсутствие ветра, перемещались вдоль озера по одним им известным законам. В таком случае ещё говорят, что туман надвигается волнами.

Северину с берега совсем не видно, как и ей берег. Она знала, что берег не далее пятидесяти метров, ориентировалась по солнышку, а точнее по тому краю неба, где светлее, а ещё она видела утренние звёзды, которые хорошо просматривались. Видимость вверх намного лучше, чем в стороны. Также смутно виднелись вершины деревьев. Девушка и без ориентиров знала, где край её берега. Привычка быть всё время на природе снабдила её особым лесным чутьём, интуицией, которые никогда не подводили.

Вдоволь наплескавшись, Северина вышла из воды. Она сразу заметила, что её вещи лежат не так, как она положила, точнее не вещи, а халат. Больше у неё, кроме полотенца, ничего не имелось. Пришла она по тропинке босиком. Халат лежал, она заметила, не так, как она его оставила лежать. Девушка хорошо помнила, в каком положении он остался, когда соскользнул с её плеч. Она оглянулась по сторонам, оглядывая ближайшие кусты, но никого не увидела. Беспечно продолжали щебетать птицы.

Северина быстро накинула на себя халат, даже не вытираясь. В этот момент на другом конце озера взошло солнце. Его сквозь туман совсем не видно, но разом всё вокруг посветлело, и туман стал казаться ещё гуще, почти осязаемым. Всё стало молочно-белым. Нельзя сказать, чтобы она сильно испугалась. Как-никак жить в лесу девушка привыкла и видела всякое, но сегодня просто всё происходило как-то неожиданно. В это время суток девушка не ожидала кого-либо встретить или даже увидеть издалека. Она, конечно, никого и не встретила, но кто-то же здесь был? Кто-то ведь трогал её халат? Не могло же ей всё это привидеться!

Она зашлёпала босыми ногами к дому, осматривая скрывающиеся в тумане кусты.

* * *

В тот день Иван Жуков пришёл домой днём. Он забыл утром документы и вот теперь зашёл, чтобы их забрать. Он остановился в дверях напротив спальни. С семейной кровати торчали четыре ступни. Жена сидела на соседе в известной позе к Ивану спиной, а точнее не спиной, а тем местом, что ниже спины.

– Милый, ты чего остановился на полдороги? – проговорила она, – Смелее!

Иван даже опешил. Она не могла его видеть, но потом он сообразил, что вопрос относился не к нему. Сосед лежал и смотрел на него, не двигаясь. Светлана проследила за его взглядом и обернулась. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас мужа. Она быстро дёрнула на себя одеяло и проговорила:

– Ваня, это совсем не то, что ты сейчас подумал!

– Я подумать ещё ничего не успел, но ты права – это не то. Мне такая жена не нужна. Ты всегда говорила, что я тупой. Просто я вижу только то, что вижу. Надеюсь, к моему возвращению тебя здесь больше не будет. Возьми всё, что захочешь, и переселяйся к своему любовнику.

– Ваня! – крикнула она уже вслед, – Извини, я не хотела!

Но он уже ничего не слышал и, закрыв дверь, вышел на лестничную площадку. В висках стучали молотки. Он давно подозревал, что с женой что-то не ладно, но сейчас убедился в этом сам. «Хороши! – подумал он, – У соседа жена очень крутого нрава. Интересно, знает она о его похождениях или не знает? Скорее всего, не знает, иначе ему несдобровать».

Он решил отпроситься с работы. Сегодня пятница, скоро всё равно конец рабочего дня. Иван принял решение уехать на природу и всё, как следует, обмозговать. Надо начинать жизнь сначала, так нелепо оборвавшуюся внезапно на полпути. Куда ехать, он знал. Присмотрено у него любимое место на Лебяжьем озере, где всегда он скрывался от людской суеты в выходные дни. На озере бывали и другие любители природы, но друг другу не мешали. Озеро находилось в стороне от трассы. Любителей дальних путешествий находилось не много. Была около озера и заимка, в которой постоянно жил дед, а если и уезжал, то ненадолго. Иван к нему наведывался редко, предпочитал обитать в своём шалаше на другом берегу озера.

С работы раньше уйти не удалось. Появились какие-то неотложные дела, которые требовалось решать именно сейчас и сегодня, причём, их к концу дня оказалось много. Завершил все дела Иван только к вечеру. А потом решил просто расслабиться. Ему сейчас было всё равно где и с кем этим заняться, лишь бы на время забыться от одолевавших его мыслей.

На вокзале сразу нашлись желающие разделить с ним трапезу. Два мужика неопределённого возраста в потёртой и видавшей виды одежде стояли за столиком, тянули пиво. К ним он и пристроился.

– К вам можно?

– Присоединяйся, мил человек, – ответил тот, что был в кепке и уже навеселе.

– Я не один, – сказал Иван, доставая из-за пазухи бутылку водки.

– Тем более присоединяйся, мы хорошему человеку всегда рады. Вот ждём автобуса, решили по пиву ударить, дорога длинная, – проговорил скороговоркой тот же мужик.

– Я тоже жду автобуса.

– Вот вместе ждать и будем, – вступил в разговор коренастый мужик с лицом, которым по его виду, пахали землю. Оно выглядело помятым, опухшим и в ссадинах. На голове торчали жидкие слежавшиеся волосы.

– Вы, мужики, простите, но мне надо расслабиться, что-то тоскливо на душе.

– Правильно, если тоскливо, надо отвлечься, – сказал коренастый, – Жора, – он протянул руку.

– А я Алексей, – сказал в кепке.

– Иван, – коротко ответил Иван.

Он разлил по стаканам всем водку, они, молча, не чокаясь, выпили. Потом выпили водку с пивом, а потом коренастый сходил, принёс ещё.

– Мне тоже тоскливо, – сказал он, – Сколько живу, а не разбогател.

– Где ты видел, чтобы простые мужики были богатыми? – спросил Алексей.

– Богаты те, кто близко сидят к деньгам, – сказал Иван, – На них и мёртвые души работают, и мы грешные. Ещё ни разу я не встречал, чтобы за работу заплатили много. Всё стараются урезать и отнять.

– А ты как хотел? Если у нас не отнять, им, – Жора махнул куда-то в сторону, – ничего не останется. А с кого налоги брать? Штрафы? Всё с нас грешных! Надо, чтобы обороноспособность страны была на высшем уровне. За наш же счёт государство держит сотни домов для умалишённых, слаборазвитых и прочих.

– С доходов мы платим подоходный налог, чтобы государство наше могло твёрдо стоять на ногах.

– Мы-то платим, а всё ли платят толстосумы? Мне кажется, что, чем больше человек получает, тем меньше старается заплатить государству – это было всегда так, – заключил Алексей.

Жора в этот диалог не вступал. Ему было ровным счётом наплевать и на доходы, и на подоходный налог и на своё окружение: у него болела голова. Боль закралась в голову нудная, постоянная, мучительная. От водки, которой он хотел вылечить свою голову, она ещё больше болела. Боль только на время притуплялась после очередного приёма во внутрь. Он смотрел на своих собеседников, но витал от них где-то далеко, занятый мысленно своей головой.

Около ног вертелась куршивая собачонка, выпрашивая всем своим видом себе подачку. Она то садилась, внимательно рассматривая всех по очереди, то обегала вокруг ног, то пересекала подстольное пространство по диагонали и снова садилась. Иногда ей что-то и доставалось. Мужчины бросали ей всё без разбору: корочку хлеба, огрызок помидора, чешуйку от лука. Иногда, конечно, расщедрившись, угощали и маленьким кусочком сала, которое лежало самым вкусным деликатесом на их столе. Иван щедро выложил припасы, приготовленные для своей поездки.

Вокруг текла обыкновенная вокзальная жизнь с её собственными законами и порядком. Люди приезжали, уезжали, таскали свои вещи, куда-то спешили; плакали дети; кто-то, наоборот громко хохотал, реагируя, очевидно, на какую-то шутку; иногда проходили мимо милиционеры, что-то высматривая среди пассажиров; объявляли посадки на очередной рейс. Всё это двигалось, шумело, скрипело, скрежетало, шипело, шуршало, образуя вокруг своеобразный мир. Только маленький столик с тремя, забывшими о времени мужчинами, стоял, как центр вселенной.

Застолье со случайными знакомыми затянулось. Выехал Иван только ночью.

Автобус довёз его до развилки с грунтовой дорогой, а дальше он пошёл пешком в густом тумане, который окутал все окрестности. Тропа вела к заимке, поэтому он свернул раньше и пошёл вокруг озера. На берегу Иван и наткнулся на женский халат. Не сообразив сразу, что здесь может быть человек, он попытался его поднять, но потом, услышал плеск со стороны озера. Жуков положил осторожно халат на место и пошёл своей дорогой вокруг озера на своё прикормленное место.

Его немного развезло, пошатывало, но ориентировку Жуков не потерял. Просто хмель ещё не начал выветриваться. Кое-как добравшись до шалаша, он улёгся на своё ложе и сразу уснул. Ни ночная прохлада, ни отдельные заблудившиеся комары его не донимали. Он ничего не чувствовал, как и задумал накануне, отключившись ото всего.

Проснулся, когда солнце стояло высоко. Тумана, который навалился ночью, не виднелось. По всему телу пробегала дрожь. Хотелось есть, точнее, не столько есть, сколько пить. Кое-какие припасы он купил в ларьке на вокзале, но половина оказалась съедена, ушла на закуску. Хотелось свежей ухи, но голыми руками рыбу не наловить. Он принял решение, идти на поклон к деду, у которого в хозяйстве имелось всё.

* * *

Дед расхворался. Огромный, широкоплечий, обладающий недюжинной силой, он мог запросто побороться и с «мишкой», взял и расхворался от какого-то микроба, которого и в микроскоп-то не увидишь! Он лежал на кровати с мокрым полотенцем на голове с закрытыми глазами. Со стороны непонятно, то ли он спал, то ли просто так лежал, прикрыв глаза. Торчала во все стороны седая щетина, называемая бородой. Бороды, как таковой, не выросло, а имелся просто давно небритый подбородок. Эта щетина нисколько его не портила. Он так жить привык. В лесу не перед кем особенно красоваться, а Северина, дочка, не в счёт. Она его любила и такого, она просто не обращала внимания на его внешний вид. Он для неё являлся просто дедом. На самом же деле он по возрасту совсем не старый, всего каких-то шестьдесят с хвостиком. При его атлетической фигуре – это совсем не возраст, но Северина смотрела на мир со своей колокольни. Ей казались старыми все, кому перевалило за сорок.

Северина хлопотала по хозяйству, варила деду снадобья из трав, обед, грела воду, которую предварительно наносила из колодца, делала мелкие дела по хозяйству, коим не видно конца.

В это время и появился Иван Жуков. Он подошёл незаметно к калитке. Северина увидела его в последний момент. Она тут же протянула руку за дверь и взяла ружьё. Стрелять из ружья дед научил её ещё в детстве. В меткости она могла посостязаться и с дедом, и с кем угодно.

– Не подходи, выстрелю! – крикнула она незнакомцу.

– Нет такого закона, в человека стрелять! Да и не выстрелишь ты, а пугать не надо, я не боюсь, – Иван сделал шаг от калитки к дому.

Северина выстрелила. Выстрелила она по горшку, который висел на штакетнике рядом с калиткой. Горшок разлетелся вдребезги. Иван опешил, даже попятился назад. Такого проворства и наглости он от какой-то девчонки не ожидал.

Северине стало до слёз жалко разбитый горшок, но она не подала виду, спросила грозно:

– Кто таков?

– Я к деду. Дед дома? – спросил Иван.

– Нормальные люди сначала спрашивают, здороваются, а потом шагают к дому. Какое тебе дело до деда?

– Нормальные люди по гостям не палят!

– Я в гости никого не жду. Это надо ещё посмотреть – гость ты или проходимец.

– Разве по мне не видно, что я гость?

– По твоему внешнему виду ты – бандит с помятым бандитским лицом и наглый! Гости по ночам по лесу не шастают, – наугад брякнула Северина. А вдруг попадёт в точку?

– Если хозяева ночью вместо рыб плавают в воде, значит, гостям можно гулять по лесу, – ответил Иван.

«Значит, он», – подумала Северина.

«Выстрел» оказался точным.

– Не ты ли это хотел спереть мою одежду?

– Одежды я не видел. Если ты одеждой называешь халат, то я подумал, что его кто-то обронил. Хотел просто поднять на куст. А в одежде ты наверно плавала.

– Так я тебе и поверила. А зачем за мной подсматривал?

– Я и не думал подсматривать. Никого не видел, а потом услышал плеск и пошёл своей дорогой дальше. Да и кого я мог увидеть в густом тумане!

– Так я тебе и поверила, – повторила Северина,– Зачем-то ты ходил ночью по лесу? Значит, что-то высматриваешь или шпионишь, или зарываешь в лесу трупы. Может, ты и в самом деле бандит?

– Может, и бандит, – не стал спорить Иван, – Так ты дашь мне поговорить с дедом или нет?

– Нет, не дам. Дед болеет.

– Я хотел попросить у него спиннинг, чтобы случайно не умереть с голоду. Так получилось, что пришлось приехать без снастей. Так бывает, стечение обстоятельств.

– Спиннинг я дам. А где гарантия, что ты его вернёшь? Давай залог! – потребовала Северина.

– Верну обязательно. Поймаю пару щук и верну. А в залог мне оставить нечего, кроме своей одежды.

– Что и документов нет?

– Кто же носит в лес документы?! Ещё дай немного соли, буквально щепотку.

– Может тебя ещё надо помыть в бане и, накормив, уложить спать?

– От бани не откажусь, а спать я ложусь сам и еду себе готовлю тоже сам.

– Интересный ты всё же фрукт и наглый. Бери свой спиннинг и скатертью дорога, а соль лежит на столе, можешь отсыпать, – показала она на дощатый стол, который стоял во дворе. Повернулась, чтобы войти в дом, но не удержалась, обернулась:

– А будешь подсматривать, пристрелю точно, так и знай! – и пошла с чувством выполненного долга, – Ходют тут всякие! – на всякий случай бросила она на ходу услышанную где-то ранее фразу.

Собака Тучка за всё время разговора даже не высунула морду из будки. «Хорош охранник!», – подумала Северина. Обычно собака чужих чует заранее и поднимает лай, а тут даже не подняла голову, чувствует, что хозяину плохо и тоскует.

Когда Северина вышла обратно, держа в руках чугунок с картошкой, незнакомец всё ещё стоял посреди двора.

– Дай ещё кусок хлеба! Всё равно у тебя в руках ружья нет и выстрелить ты не можешь. Тогда я точно уйду и буду опять в лесу закапывать и прятать трупы.

Она открыла рот, но от такой наглости не знала, что ответить. Этот гость явно проявлял все признаки сверхнаглости. От неожиданности Северина повернулась назад и вынесла из дому краюху хлеба.

– Возьми и избавь меня от своего присутствия!

Гость повернулся и пошёл к калитке.

– Я живу на другом берегу озера, – зачем-то сообщил он, не оборачиваясь, уже на ходу.

– Северина, кто приходил? – спросил Николай Николаевич, когда она снова зашла в дом.

– Какой-то ненормальный. Я дала ему спиннинг. Живёт на другом берегу озера, сказал, что спиннинг вернёт, – выпалила она всё сразу, – А ещё сказал, что тебя знает.

– А как зовут?

– Я не спросила, да и не было нужды знакомиться. Он какой-то наглый и чокнутый что ли.

– Это наверно Иван. Он иногда приезжает на озеро, а живёт действительно на другом берегу в шалаше.

– Разве в шалаше можно жить?

– Можно, если хочется отдохнуть от мирской суеты. Так теперь многие делают. Он не пакостит, вокруг мусора нет, вреда никому не делает. Живёт день-другой и уезжает обратно.

– Мне он показался каким-то странным, похожим на бандита.

– Тебе, девочка, ещё надо учиться разбираться в людях, а не стрелять во всех без разбору.

– Это я так, для уверенности.

– А если бы случайно попала? Ружьём нельзя баловаться!

Кот Кешка спрыгнул с кресла, подошёл к Северине и начал тереться о ногу. Это пушистое создание мурчало, жмурило глаза и пыталось любым способом обратить на себя внимание.

– Завари-ка мне травку. Что-то никак хворь не отпускает. Разболелся в жару, среди лета. И заразиться ни от кого не мог, не было у нас последние дни гостей, сегодня – первый.

– Он пришёл под утро, когда я купалась. В тумане я его не видела, но определила, что он прошёл по берегу.

– Странно, он обычно приезжает или вечером, или с утра. Ты бы не купалась по ночам. Мало ли что… Никто не видит и помочь некому.

– Я привыкла. Без купания уже не могу. А красота-то какая!

– Красота – это точно. Только тот, кто мало спит и встречает рассвет, может всё это увидеть. Вот и туман – он по утрам бывает, а если и днём, он совсем не такой. Нет, днём такой красоты не увидишь! – заключил дед.

– Ладно, дед, ты пока лежи. Сейчас я тебе принесу настойку, подышишь, а потом чай с малиной и прочими приправами. Завтра я тебя на ноги поставлю. И чего ты разболелся среди лета? Собака и та, глядя на тебя, приуныла, даже не лает.

– Ничего, всё наладится. Собаки первыми чуют беду. Я Тучку взял совсем маленькой, она ко мне привыкла. Второй день не выхожу, вот она и затосковала.

После обеда Северина пошла в лес по грибы, благо ходить далеко не надо. Грибы росли прямо у тропинки, ведущей к озеру, по обе стороны. Она их заготовила впрок, а на свежую жаренку собирала почти каждый день. Для двух человек, чтобы поесть, не так уж много и надо. Попадались среди других грибов и белые. Они росли семейками. Эти места Северина знала наизусть. Ходила по одним и тем же местам и всегда находила там молоденькие, вылезающие своими шляпками из-под листьев, грибы. Коричневые шляпки белых грибов виднелись всегда недалеко друг от друга, необходимо в этом случае только хорошо оглядеться вокруг себя, а потом следовало переместиться на другое известное место и опять разглядывать среди мха, сухих веток и листьев маленьких толстеньких красавцев. Она любила и маленькие маслята. Приготовленные, они годились в любом виде и отличались хорошим вкусом. Красные подосиновики она старалась брать только маленькие, не успевшие обзавестись гнёздами личинок от вездесущих насекомых. Большие грибы она собирала глубокой осенью для сушки. В холодное время они вырастали до больших размеров и не червивели, что было очень удобно при их чистке и сушке.

Тучка просилась с ней в лес. Почуяв, что хозяйка уходит, она вылезла из будки и всем своим видом старалась показать, как ей хочется прогуляться, но Северина её не взяла. Охота ещё не открылась, поэтому отпускать собаку в лес нельзя, чтобы она не разоряла семьи лесных жителей, занимающихся выводом потомства.

Северина дошла до озера, зачем-то внимательно посмотрела на противоположный берег, но ничего там не увидела. Яркое солнце отражалось от зеркальной глади воды, слепило глаза. Пришлось невольно жмуриться. На середине водоёма плавала стайка уток. Раньше всегда на озере жили лебеди, поэтому оно и называлось Лебяжьим, а теперь уже второй год лебеди не прилетают. Возможно, им не нравится близкое соседство людей, которые не прочь поглумиться над птицами. Народ бывает разный: кто-то приезжает отдохнуть, а кто-то уничтожает всё живое, что движется. Никакие сроки начала охоты их не останавливают, никаких правил и никакой жалости.

Трава возле берега зашевелилась, что-то плюхнуло и всё стихло. Очевидно, какая-то рыбёшка, греясь на солнышке, зазевалась и очутилась во рту зубастой щуки, став очередным обедом. Щука обедала где-то в осоке, больше не выдавая себя ничем. На воде то и дело появлялись большие и маленькие круги. Всякая озёрная живность касалась поверхности воды, вылавливая планктон и наслаждаясь жизнью в верхних слоях воды, насыщенных живительным кислородом. Мелководье озера покрыто сплошь зелёными водорослями, которые вверху лежали плашмя на воде. Торчала вверх только трава, которая росла прямо из воды. В месте, где причаливала лодка, трава не росла. Под воду уходил глинистый пологий берег. Место причала просто не успевало зарастать, вытаптывалось регулярно ногами. В этом же месте находился и приволок, когда в редкие дни лесные обитатели забрасывали невод. Деревянная лодка подтащена к самому берегу и зачалена цепью за огромную ель, росшую на самом берегу. Цепь схвачена надёжным замком, чтобы случайные заблудившиеся туристы не угнали лодку. Ель служила Северине дозорным маяком. Иногда она забиралась на самую вершину и сидела там, на огромном суку, как в кресле, свесив ноги и рассматривая окрестности. Это любимое место девушка присмотрела, чтобы помечтать и поскучать, оставаясь один на один со своими девичьими думами.

Дед её растил один. Родители погибли, когда ей не исполнилось и трёх лет. Их она почти не помнила. Дед ей был и за папу, и за маму. Органы опеки пытались её отнять, чтобы поместить в детский дом, но она, кроме деда, никого видеть не хотела, устраивая дикий визг и рёв. В конце концов, от них отступились и больше ребёнка отнять не пытались.

Школу Северина окончила. Жила, пока училась, у тётки, а летом непременно перебиралась к деду, где чувствовала себя, как дома, где всё для неё стало родное. Николай Николаевич, пока работал, приезжал на заимку только летом во время отпуска, а, когда вышел на пенсию, переселился совсем, уезжая в город только на время по делам или по какой другой надобности, к примеру, закупить продукты. Северина в доме его незаменимая помощница. Она неплохо научилась управляться с хозяйством, умела охотиться, рыбачить. Не имелось, правда, для неё сверстников, но она не скучала или, по крайней мере, не подавала виду, что скучает по подругам. От деда у неё не водилось тайн, они привыкли друг другу доверять и делились самым сокровенным, а теперь вот дед заболел, и она стала в доме главной хозяйкой. Её имя, несколько необычное, ей дали родители, когда поехали на Север, а она умудрилась там родиться. Вот девочка Севериной и стала.