Полная версия
Город вечной ночи
Кантуччи без промедления натянул на себя халат, рывком открыл прикроватную тумбочку, вытащил оттуда «Беретту М9» и магазин с дополнительными пятнадцатью патронами и сунул их в карман халата. В пистолете и без того был полный магазин и еще один патрон в патроннике – так уж он привык, – но он все равно проверил. Все на месте.
Он бесшумно, но быстро вышел из спальни в узкий коридор и встал перед дверьми лифта. Кабина теперь снова поднималась. Кантуччи слышал постукивание и гудение механизмов, на указателе сменялись цифры этажей: третий… четвертый… пятый…
Он ждал в положении готовности к стрельбе, пока не услышал дрожь останавливающейся кабины. А потом, когда двери еще не успели открыться, он принялся стрелять в них. Девятимиллиметровые патроны «парабеллум» пробивали тонкую сталь, сохраняя убойную силу и по другую сторону, грохот в замкнутом пространстве был оглушающим. Стреляя, Кантуччи отсчитывал выстрелы, быстро, но точно – один, два, три, четыре, пять, шесть, – перемещая ствол по горизонтали и вертикали, чтобы наверняка поразить того, кто находится в кабине. У него осталось еще немало патронов, чтобы закончить работу, как только двери откроются.
Двери разошлись. К немалому потрясению Кантуччи, кабина оказалась пустой. Он запрыгнул внутрь и выстрелил два раза в потолок кабины, чтобы быть уверенным, что человек не спрятался там, потом нажал кнопку «стоп», зафиксировав кабину на этом этаже, чтобы ею больше нельзя было воспользоваться.
«Сукин сын». У киллера оставался единственный способ подняться к нему на этаж – по лестнице. Незваный гость был вооружен луком и стрелами. Кантуччи же, опытный стрелок, держал в руке пистолет. Он мгновенно принял решение: «Не ждать, атаковать первому». Узкая лестница с площадками между этажами – неудобное место, чтобы стрелять из лука, но идеальное для стрельбы из пистолета в тесном пространстве.
Конечно, не исключалось, что и у противника есть пистолет, но он явно собирался воспользоваться луком. В любом случае Кантуччи не собирался рисковать.
Держа пистолет наготове, он босиком бросился вниз по лестнице, двигаясь почти бесшумно, готовый стрелять в любую секунду. Но, спустившись до второго этажа, он понял, что незваного гостя вообще нет на лестнице. Вероятно, тот поднялся, а потом вышел на одном из нижних этажей. Но на каком? Где этот мерзавец?
Кантуччи сошел с лестницы на втором этаже и, проверяя углы, скользнул в холл. Здесь никого не было. Один коридор через арку вел в общую комнату, другой заканчивался закрытой дверью ванной.
Кантуччи кинул взгляд на экран системы наблюдения в холле, прокрутил все камеры. Вот он где! На третьем этаже, крадется по коридору к музыкальной комнате. Что ему там нужно? Кантуччи мог бы подумать, что имеет дело с сумасшедшим, вот только его незваный гость двигался уверенно, словно у него имелся план. Но какой план? Уж не собирается ли он украсть Страдивари?
Господи боже, вот оно что. Наверняка.
Самое ценное его владение – скрипка Страдивари «L'Amoroso» 1696 года, которая прежде принадлежала герцогу Веллингтонскому. Из-за скрипки, а еще из опасения за свою жизнь Кантуччи и установил такую серьезную систему безопасности в своем доме.
Он увидел, как человек зашел в музыкальную комнату и закрыл за собой дверь. Кантуччи переключил прибор на камеру внутри комнаты: преступник двигался к сейфу, в котором находилась скрипка. Как он собирается проникнуть в сейф? Эта чертова штуковина считалась стопроцентно надежной. Но ведь мерзавец уже умудрился отключить сложную сигнализацию. Кантуччи понял, что лучше не исходить из предположений.
Незваный гость не мог не слышать выстрелы, а следовательно, он знает, что хозяин дома вооружен и ищет его. Так что же у него на уме? Все происходящее казалось бессмысленным. Кантуччи увидел, как человек остановился у сейфа и нажал какие-то цифры на кнопочной панели. Явно неверные цифры. Теперь он достал серебряную коробочку – какое-то электронное устройство – и прикрепил ее к дверце сейфа. Чтобы сделать это, он прислонил лук и стрелы к стене.
Кантуччи понял, что это его шанс. Он знал, где находится незваный гость и где он проведет как минимум несколько следующих минут, а кроме того, он знал, что лук и стрелы сейчас не в руках преступника. Мысли этого человека сейчас заняты металлическим устройством и сейфом.
Кантуччи бесшумно поднялся по лестнице на третий этаж, выглянул из-за угла и увидел, что дверь музыкальной комнаты закрыта, а гость, вероятно, находится внутри. Проскользив босыми ногами по устланному ковром коридору, он остановился у закрытой двери. Он мог распахнуть ее и расстрелять человека задолго до того, как несостоявшийся вор сможет схватить свой дурацкий лук и стрелу и выстрелить в него.
Плавным целенаправленным движением он схватил ручку левой рукой, распахнул дверь и бросился внутрь с поднятым пистолетом, нацеленным в сторону сейфа.
Никого. Комната была пуста.
Кантуччи замер, мгновенно поняв, что попал в какую-то ловушку, потом повернулся кругом, поливая комнату огнем. Он не остановился даже в тот момент, когда стрела, пролетев по воздуху, пронзила ему грудь и пригвоздила его к стене. Вторая и третья стрелы, выпущенные одна за другой, прочно прибили его к стене – три стрелы треугольником пронзили его сердце.
Незваный гость, который занимал позицию в открытой двери комнаты по другую сторону коридора, прошел вперед и остановился в двух футах от жертвы, удерживаемой в вертикальном положении тремя стрелами. Голова Кантуччи упала на грудь, руки повисли. Убийца включил свет в коридоре. Он прислонил лук к стене и оглядел жертву, медленно и расчетливо, с головы до ног. Потом двумя руками схватил поникшую голову. Приподнял ее и посмотрел в выпученные – но незрячие – глаза. Большим пальцем он поднял верхнюю губу убитого, чуть повернул голову, быстро осмотрел зубы, белые, ровные и без всяких пломб. Стрижка была дорогая, кожа лица гладкая и плотная. Для шестидесятипятилетнего человека Кантуччи очень неплохо заботился о себе.
Незваный гость отпустил голову, и та упала в прежнее положение. Он остался доволен.
6
На следующий день, в четыре часа пополудни, начальник следственного отдела лейтенант Винсент д’Агоста сидел в просмотровой комнате Б205 в здании Уан-Полис-Плаза[5], прихлебывал из чашки пережженный, мутный, холодный как лед кофе и просматривал нечеткую видеозапись с камеры наблюдения, которая выходила на промышленную часть Куинса, где было найдено тело. За просмотром записей последней из трех паршивых камер наблюдения он провел два часа без всяких результатов. Он мог бы поручить это занятие кому-нибудь из подчиненных, но какая-то его часть противилась тому, чтобы загружать своих людей такой нудной работой.
Услышав, как кто-то постучал по открытой двери, д’Агоста повернулся и увидел высокую атлетическую фигуру своего начальника капитана Синглтона, облаченного в моднейший синий костюм; очертания его слегка оттопыренных ушей вырисовывались в тусклом свете из коридора. В руках Синглтон держал две банки пива.
– Винни, на кого ты собираешься произвести впечатление? – спросил он, входя.
Д’Агоста остановил прокрутку, откинулся на спинку стула и потер руками лицо.
Синглтон уселся рядом с д’Агостой и поставил перед лейтенантом одну из банок пива:
– Этот кофе следует арестовать и обыскать. Попробуй-ка пиво вместо него.
Д’Агоста схватил ледяную банку, вскрыл и, когда та издала дружелюбное шипение, приподнял ее:
– Спасибо от всей души, капитан.
Он с благодарностью присосался к банке.
Синглтон открыл свою банку:
– Ну, так что у тебя есть?
– Что касается записей с камер наблюдения, то ничего. Между тремя этими камерами огромные мертвые зоны, и я уверен, что все действие происходило именно там.
– А записи по прилегающей территории?
– В том-то и дело. Это в основном жилой район, ближайший магазин – в добром квартале оттуда.
Синглтон кивнул:
– Никаких связей с убийством прошлой ночи? Этого юриста гангстеров, Кантуччи?
– Кроме обезглавливания – ничего. Методы совершения преступления абсолютно различные. Разное оружие, разные способы проникновения и отхода. Жертвы никак не связаны. К тому же в случае с Озмиан обезглавливание произошло сутки спустя после убийства, а голову Кантуччи отрезали сразу же после смерти жертвы.
– Значит, ты считаешь, что связи между ними нет?
– Возможно, что и нет, но два обезглавливания одно за другим – довольно странное совпадение. Я ничего не исключаю.
– А что с записями камер наблюдения в доме Кантуччи?
– Ничего. Их даже не стерли – просто забрали жесткие диски. Кто-то заранее вывел из строя камеры перед домом на обоих углах Третьей авеню. Парень, который прикончил Кантуччи, был профессионалом.
– Профессионал с луком и стрелами?
– Да. Может, это удар мафии, означающий некое послание. Кантуччи был настоящий сукин сын. Он уничтожил одну из семей, будучи прокурором, а потом пошел служить их врагам. Он грязнее тех умников, которых защищал, в два раза богаче и в три раза умнее. Врагов у него выше крыши. Мы над этим работаем.
– А девица Озмиан?
– Трудный ребенок. Наши криминалисты на всякий случай обыскали ее комнату в доме отца – ничего существенного. А еще мы проверяем ее друзей, тоже живущих на широкую ногу, но до сих пор не нашли никаких ниточек. Мы пока еще только зондируем.
Синглтон хмыкнул.
– Вскрытие подтвердило, что она была убита выстрелом сзади, потом она достаточно долго оставалась в неизвестном месте, где тело потеряло всю кровь, а оттуда ее перевезли в гараж, где спустя приблизительно сутки тело обезглавили. У нас куча волосков, тканей и непроявленных отпечатков, с которыми мы работаем, но у меня предчувствие, что ничего из этого не получится.
– А отец?
– Суперхитрожопый. Мстительный. Абсолютный говнюк. У него бешеный темперамент: вопли, крики, крушит что ни попадя, потом вдруг резко стихает – жуть.
Когда днем ранее Озмиан пришел на опознание тела (опознал дочь по родинке на левой руке), он вел себя так тихо, что у д’Агосты от страха мурашки бегали по спине.
– Готов поспорить, что он дал своим людям команду потихоньку искать убийцу. Очень надеюсь, что мы найдем его первыми. Если люди Озмиана найдут его прежде, чем мы, боюсь, что преступник исчезнет без следа, а нам никогда не удастся закрыть дело.
– Он что, не скорбит?
– Скорбит, да еще как. Если его личная жизнь хоть немного похожа на профессиональную, то мне кажется, что его способ скорбеть будет состоять в том, чтобы отыскать преступника, помучить его хорошенько живого, потом сделать петельку из его кишок и повесить на ней.
Синглтон поморщился, сделал еще глоток:
– Миллиардер-линчеватель. Упаси нас бог. – Он посмотрел на д’Агосту. – Какие-нибудь связи с деловыми интересами отца? Ну, ты понимаешь: убить дочь, чтобы отомстить отцу.
– Мы рассматриваем и такие варианты. Озмиан участвовал в множестве судебных разбирательств, получал немало угроз. Эти люди из интернет-компаний – сущие викинги.
Синглтон крякнул, и несколько секунд они просидели в молчании. Такова была манера Синглтона курировать расследования: присесть вечерком, когда все уже разошлись, и почесать языком. Именно поэтому он был таким хорошим копом и замечательным коллегой. Наконец он зашевелился на стуле:
– Знаешь этого типа из «Пост», Гарримана, который тут все вынюхивает, задает вопросы, преследует моих ребят? От него есть какой-нибудь прок?
– Он сукин сын, но историю состряпать может.
– Очень плохо. Потому что история и без того громкая, а может стать просто вопиющей.
– Да.
– А ФБР? У них какая повестка? И почему они решили, что это дело федерального значения?
– Я с ними могу работать, не волнуйтесь.
– Рад слышать. – Синглтон поднялся. – Винни, ты прекрасно поработал. Продолжай в том же духе. Если понадобится какая-нибудь поддержка с моей стороны – скажем, пнуть кого-нибудь под зад для ускорения дела, – сообщи мне.
– Конечно, капитан.
Синглтон ушел. Д’Агоста кинул пустую банку в корзинку для мусора и вернулся к своему бесконечно нудному видео.
7
Лейтенант д’Агоста припарковал служебную машину в огороженном лентой пространстве перед таунхаусом. Он вышел из машины, с другой стороны вышел его помощник сержант Карри. Д’Агоста несколько секунд разглядывал таунхаус, сооруженный из розового гранита в центре тихого квартала между Второй и Третьей авеню и обсаженный голыми деревьями гинкго. Убитый Кантуччи был худшим представителем гангстерских адвокатов, скользким как угорь. В течение двух десятилетий полиция держала его в перекрестье прицела, несколько раз его дело слушалось на заседании большого жюри, но им так и не удалось лишить его лицензии на адвокатскую деятельность. Он принадлежал к неприкосновенным.
Зато теперь к нему прикоснулись – капитально прикоснулись. И д’Агоста не мог понять, каким образом киллер преодолел сложнейшую охранную систему таунхауса.
Он покачал головой и направился к входу сквозь темноту декабрьского вечера. Карри придержал для него дверь, д’Агоста вошел в холл и огляделся. Дом был серьезный, заполненный старинными редкостями, картинами и персидскими коврами. Д’Агоста уловил слабый запах разных химикалий и растворителей, которыми пользовались криминалисты. Но их работа была уже завершена, так что ему не понадобилось надевать обычные в подобных случаях бахилы, шапочку и халат, и д’Агоста был благодарен за это, вдыхая спертый воздух, поскольку рольставни таунхауса все еще оставались опущены.
– Готовы для прогулки, сэр? – спросил Карри.
– А где консультант по системам безопасности? Он должен был ждать меня здесь.
Из тени появился человек – афроамериканец, невысокий, седоволосый, в синем костюме, державший себя с мрачным достоинством. Говорили, что он один из лучших специалистов в городе по электронным системам безопасности, и д’Агоста удивился, увидев, что этому человеку под семьдесят.
Он протянул холодную руку:
– Джек Марвин. – Голос у него был глубокий, как у проповедника.
– Лейтенант д’Агоста. Скажите мне, мистер Марвин, каким образом этот сукин сын прошел через систему безопасности стоимостью в миллион долларов?
Марвин жутковато хохотнул:
– Очень искусно. Не хотите пройтись по дому?
– Да, конечно.
Марвин резво двинулся вперед по центральному коридору, д’Агоста и Карри поспешили за ним. Д’Агоста не мог понять, почему Пендергаст не появился здесь, хотя он и просил агента об этом. Такое дело ему наверняка понравилось бы, а в свете соперничества между полицией города и ФБР д’Агоста полагал, что оказывает агенту услугу, приглашая его сюда. Впрочем, Пендергаст пока не проявлял особого интереса к этому делу – вспомнить хотя бы, с каким трудом его удалось вытащить к Озмиану.
– Здесь, – заговорил Марвин, сопровождая свою речь непрекращающейся жестикуляцией, – установлена система охранной сигнализации «Шарпс энд Гунд». Эта фирма обгоняет время в своей отрасли, лучше их нет никого. Именно ее предпочитают нефтяные магнаты Персидского залива и русские олигархи. – Он помолчал. – В доме в общем и целом двадцать пять камер. Одна здесь, – он показал на камеру в верхнем углу, – другие там, там и там. – Он быстро тыкал пальцем в разные стороны. – Каждый квадратный дюйм под наблюдением.
Марвин остановился и повернулся, взмахивая руками то в одну, то в другую сторону, как экскурсовод в каком-нибудь историческом особняке.
– А здесь у нас инфракрасный щит с детекторами движения по углам, тут и тут.
Он показал на дверь лифта и нажал кнопку:
– Сердце системы – на чердаке, в специальном стальном шкафу.
Дверь кабины, изрешеченная пулями, открылась, и они вошли внутрь.
Кабина, тихонько гудя, поднялась на пятый этаж, и здесь они вышли. Марвин продолжил:
– Камера здесь, здесь и здесь. Еще инфракрасные щиты, детекторы движения, детекторы давления. Спальня за этой дверью.
Он повернулся вокруг себя:
– Датчики на двери и на всех окнах, а после захода солнца окна забираются стальными ставнями. Система имеет множественные резервы. Обычно она питается от домашней электросети и имеет два независимых дополнительных источника питания: генератор и ряд морских аккумуляторов глубокого разряда. Система предусматривает три независимых метода оповещения живого оператора: по городскому телефону, то же самое по сотовому и то же самое по спутниковому. Даже если ничего не происходит, система каждый час подает сигнал «все в порядке».
Д’Агоста тихонько присвистнул. Он просто жаждал услышать, как эта система была побеждена.
– Система сообщает обо всех аномалиях. Если заряд аккумулятора низок, система дает оповещение. Если вырубается электричество, система дает сигнал. Помехи в сотовой сети – оповещение. Удар молнии, скачок напряжения, паук сплел паутину на инфракрасном датчике – оповещение. У «Шарпс энд Гунд» собственные команды реагирования, которые отправляются на сигнал, если полиция не торопится или если все патрульные машины на вызовах.
– Система кажется неуязвимой.
– Теперь уже не кажется, верно? Как и любая вещь, созданная человеком, эта тоже имеет свою ахиллесову пяту.
Д’Агосте надоело стоять в темном коридоре. Его манила элегантная гостиная с удобными стульями в конце коридора, ведь он провел на ногах почти весь день после всего лишь полуторачасового сна.
– Присядем? – предложил он, махнув рукой в сторону гостиной.
– Я собирался показать вам чердак. Вот лестница.
Д’Агоста и Карри последовали за проворным консультантом к узкому лестничному пролету, который вел на низкий чердак. Когда Марвин включил свет, д’Агоста увидел пространство, наполненное пылью и пахнущее плесенью. Воздух здесь стоял спертый, к тому же им приходилось пригибаться.
– Нам сюда, – сказал Марвин, показывая на большой новенький металлический шкаф с открытой дверью. – Здесь центральный пульт управления системой. По существу, это большой сейф. Открыть невозможно, если вы не знаете кода, а у нашего преступника кода не было.
– Что же помогло ему проникнуть в дом?
– Троянский конь.
– В каком смысле?
– Система «Шарпс энд Гунд» знаменита своей неуязвимостью – хакеры против нее бессильны. Это обеспечивается путем частичной изоляции каждой системы безопасности от Интернета. Ни при каких обстоятельствах вы не можете внедрить в систему свои команды. Даже главный офис «Шарпс энд Гунд» не может передать какие-либо данные в систему безопасности, которая создана таким образом, что передача данных происходит строго в одностороннем порядке – из нее. Хакеры не могут проникнуть в нее удаленно.
– А если требуется сделать обновление или перезагрузку системы?
– Техник должен физически присутствовать на месте, открыть сейф с помощью кода, которого нет даже у владельца и даже у техника, – код создается генератором случайных чисел в центральном офисе и устно передается технарю, когда он прибывает на место, после чего он может загрузить в систему обновление при непосредственном к ней подсоединении.
Д’Агоста переступил с ноги на ногу, стараясь не удариться головой о потолок. Он увидел пару крысиных глаз, горящих в темноте и устремленных на пришельцев. Даже в доме стоимостью в двадцать миллионов водятся крысы. Лейтенант мысленно взмолился, чтобы Марвин поскорее приступил к делу.
– Хорошо, но как же преступнику удалось все это провернуть?
– Первую вещь он сделал несколько дней назад. На улице перед домом он использовал блокирующее устройство, чтобы приостановить ежечасную отправку сообщений о нормальной работе системы. Он мог сделать это из машины довольно простым генератором электромагнитных помех. Было послано несколько произвольных вспышек, которые несколько раз блокировали передачу сигнала по сотовой сети. «Шарпс энд Гунд» таким образом была введена в заблуждение, там решили, что система дает сбой и ее нужно заменить. И тогда они прислали двух человек – всегда двух человек – с новой установкой. Обычно они паркуются во втором ряду, и один остается в фургоне. Но ваш преступник воспользовался двумя дорожными конусами, чтобы заранее занять удобное парковочное место. Чуть подальше по улице. Очень привлекательно. И вот они паркуются там и оба идут к дому, оставив фургон без присмотра приблизительно на три минуты.
– И вы все это проработали?
– Конечно.
Д’Агоста кивнул, впечатленный.
– Ваш незваный гость пробирается в машину, берет сотовое устройство, заменяет карту памяти на другую, с вирусом, кладет устройство на место. Ремонтники возвращаются, забирают свои вещи, идут в дом, кодом, присланным им из офиса, открывают стопроцентно надежный сейф, устанавливают новое сотовое устройство и уходят. После чего вирус пробирается в систему и захватывает ее. Полностью. Этот вирус открыл киллеру входную дверь, потом закрыл за ним. Он отключил все телефоны. Он отрубил инфракрасный щит, детекторы движения и давления, но оставил камеры наблюдения. Вирус даже отпер сейф, чтобы преступник, уходя, мог забрать жесткие диски.
– Откуда этот неизвестный преступник мог узнать о работе системы столько, что сумел создать вирус? – спросил д’Агоста.
– Ниоткуда.
– Вы хотите сказать, это дело рук кого-то из своих?
– Однозначно. Чтобы создать такой вирус, преступник должен был декомпилировать фирменную программу системы. Он точно знал, что делает, а еще он знал о том, что фирма засекречивает все свои деловые операции. Я ничуть не сомневаюсь, что в дело были вовлечены служащие компании или бывшие служащие. И не кто угодно, а люди, очень хорошо знакомые с процессом установки этой конкретной системы.
Это была чертовски хорошая наводка. Но обстановка на чердаке уже начала доставать д’Агосту. Он весь вспотел, а воздух здесь стоял спертый. Он не мог дождаться, когда выйдет на декабрьский холод.
– Скажите, мы уже закончили здесь?
– Пожалуй. – Но вместо того, чтобы пойти к лестнице, Марвин понизил голос: – Однако должен сказать вам, лейтенант, что при попытке получить список настоящих и бывших сотрудников фирмы я уперся в каменную стену. Исполнительный директор Джонатан Ингмар, первоклассный обструкционист…
– Давайте разберемся с этим, мистер Марвин.
Д’Агоста дружески взял Марвина за плечи и направил к лестнице. Они спустились в более прохладную атмосферу.
– Все это будет в моем докладе, – сказал Марвин. – Технические подробности, спецификации системы, работа. Представлю его вам завтра.
– Спасибо, мистер Марвин. Вы прекрасно поработали.
Когда они оказались на пятом этаже, д’Агоста сделал несколько глубоких, благодарных вдохов.
8
– Мартини?
В квартире на Пятой авеню, с гостиной, выходящей на Центральный парк и Резервуар имени Жаклин Кеннеди-Онассис, поверхность которого сверкала в лучах закатного солнца, Брайс Гарриман удобно устроился на диване в стиле Людовика XIV, сохраняя невозмутимый вид, с репортерским блокнотом на коленях. Блокнот, конечно, был только для вида: все записывалось на телефон Гарримана, лежащий в нагрудном кармане пиджака.
Было одиннадцать часов утра. Гарриман знал немало людей, попивающих коктейли до полудня, – он вырос с такими людьми, – но в данном случае он работал и хотел сохранить свои мозги в порядке. С другой стороны, он видел, что Изольде Озмиан, сидевшей напротив него в шезлонге, коктейль крайне необходим… и следует поощрить ее желание.
– Не откажусь, – сказал Гарриман. – Двойную порцию, безо льда с лимоном. «Хендрикс», если у вас есть.
Он сразу же увидел, как посветлело ее лицо.
– И мне то же самое.
Высокий, сутулый, мрачный дворецкий медленно кивнул, произнес: «Да, миссис Озмиан», потом развернулся с явственно слышимым скрипом и исчез в дверях фантастически вульгарной и загроможденной мебелью квартиры.
Гарриман отчетливо ощущал свое преимущество над сидящей перед ним женщиной и собирался воспользоваться им на всю катушку. Он знал таких людей, как она, притворяющихся, будто они принадлежат к высшему классу, и устраивавших из этого презабавный шурум-бурум. Все в ней – от крашеных волос до избытка косметики и бриллиантовых украшений (бриллианты были слишком велики, чтобы быть элегантными) – вызывало у него желание покачать головой. Эти люди никогда ничего не поймут. Они никогда не догадаются, что их вульгарные бриллианты, длиннющие лимузины, ботоксные лица, английские дворецкие и гигантские дома в Хэмптоне являются социальным эквивалентом рекламного щита с надписью:
Я – НУВОРИШ,ПЫТАЮЩИЙСЯ ПОДРАЖАТЬ ТЕМ, КТО ВЫШЕ МЕНЯ,И Я НЕ ПОНИМАЮ, КАК ЭТО ДЕЛАТЬ
Сам Брайс не был нуворишем. Ему не требовались ни бриллианты, ни машины, ни дома, ни дворецкие, которые заявляли бы об этом. Ему требовалось только одно – его фамилия. Гарриман. Тот, кто знал, тот знал, а тот, кто не знал, не стоил его беспокойства.
Свою журналистскую карьеру Гарриман начал в «Нью-Йорк таймс», где благодаря своему таланту пробился наверх из редакторской в отдел городских новостей; но маленькие неприятности – включая его репортаж о происшествии, которое впоследствии стало известным как «бойня в метро», а также тот факт, что великий и несносный, ныне покойный Уильям Смитбек написал о том случае лучше и натянул ему нос, – привели к его бесцеремонному изгнанию из «Таймс». Это был самый мучительный период в его жизни. С поджатым хвостом он прокрался в «Нью-Йорк пост». В конечном счете тот его шаг, как выяснилось, привел к лучшим событиям в его жизни. Вечно бдительная, вечно ограничивающая редакторская рука, которая держала его в узде в «Таймс», в «Пост» оказалась гораздо менее жесткой. Больше никто не заглядывал через его плечо, не калечил его стиль. Гарриман обнаружил, что некая скупая элегантность, свойственная журналистике «Пост», не повредила ни ему, ни его верным читателям. За десять лет в газете он поднялся из рядовых до репортера-звезды в отделе городских новостей.