Волна безумия

А сколько зелени! Гигантские ивы, клены, дубы вымахали втрое выше самого высокого здания и тягаются разве что со шпилем вокзала. Огромный парк, по сути тот же лес, только огороженный полуразвалившимся от старости забором. Городок, казалось одинаково спокойно перенес и суетливую перестройку, и лихолетье девяностых.

В последние годы цивилизация добралась и до этого «заповедника». Повырастали яркие супермаркеты, сразу за вокзалом открылся стриптиз-бар. Это при населении в несколько тысяч человек. Автовокзал отремонтировали, рынок открывался два раза в неделю. Былой шарм медленно пропадал. Но избы, колонки с водой, амбары и вековые деревья никуда не делись. Еще можно было найти тихую улочку, не тронутую современностью.

Конечно, все это было лишь в ощущениях Максима. Так, это был обычный городок, каких сотни. Все, с кем он выходил на станции с нетерпением ждали открытия кассы, а затем прибытия автобуса. Редкие отчаянные головы будили таксистов, стоящих неподалеку. Недовольные, похмельные мужики, которых жены, очевидно, выгоняли с утра пораньше на заработки, ломили непомерные цены.

Вариант ехать в деревню на «Субарике», Земцов даже не рассматривал. Он не боялся поломки, японский конь был надежен, но вот не лежала, душа к путешествиям на машине. И превращать поездку в головную боль не хотелось. Гораздо приятнее наблюдать из окна купе, проносящиеся за ним пейзажи.

Максим шел по тротуару и даже не обращал внимания на дождь, погруженный в мысли. Однако вскоре его отвлекли громкие голоса, вскрики и гомон. Сосредоточившись на действительности, он увидел скопление людей на проезжей части метрах в пятидесяти. Поблескивая маячками, но без сирены, к ним приближалась полицейская машина. Предчувствуя недоброе и, движимый профессиональным интересом, Максим ускорил шаг. Он подошел, когда стражи порядка уже громогласно требовали очистить место пришествия. Какая-то бабка, вцепившись в рукав одного мертвой хваткой, быстро частила:

– Что ж это делается, товарищ милиционер? Средь бела дня. Шел себе человек, вдруг головой дернул и упал. Я сзади шла как раз. Смотрю, выскакивает машины детина и начинает обшаривать его. Я думала, врач, помочь хочет, а он по карманам рыться начал. Я говорю, что ж ты делаешь, ирод, человеку плохо. А он как зыркнет на меня, потом опять в машину прыг и уехал. Так и не успел ничего украсть. С пустыми руками в машину залез…

– Разберемся, гражданка,– пожилой «полисмен» тщетно пытался освободить руку.

– Да знаю я, как вы разберетесь.

– Какая машина была, номер запомнили?

– Да откуда ж я знаю, какая машина. Черная, иномарка. Номер был грязью заляпан.

– Понятно. Кто-нибудь еще слышал выстрел? – Громко спросил мент у толпы.

– Да не было выстрела. Говорю же – дернул головой и упал,– не сдавалась бабка.

Толпа понемногу расходилась, и вскоре Максим с изумлением увидел, из-за чего она собралась. Точнее, из-за кого. На асфальте, раскинув руки, лежал недавний посетитель кафе. Голова его была повернута, и Земцов не увидел лица. На виске отчетливо виднелось входное отверстие. Возле головы, смешиваясь с дождем, расплывалось кровавое пятно. Плащ был широко распахнут, и дождь уже успел намочить всю одежду.

Земцову что-то показалось странным, хотя куда уж еще странностей за вечер. Он огляделся. Метрах в двухстах ярко горела буква «М». На близстоящих домах камер видеонаблюдения не было. «Похоже, ребята поймали глухаря», – подумал Максим. Он снова посмотрел на несчастного. Что-то было не так…

Максим, погруженный в невеселые мысли, уже подходил к дому, когда его сзади похлопали по плечу. Обернувшись, он увидел дядю Гришу, своего участкового. Тот стоял, улыбался, наверно где-то вмазал.

– Чего невеселый такой? – Осведомился дядя Гриша.

– Да так, мысли, – уклончиво ответил Земцов. Говорить об убийстве у метро не стал. Дядя Гриша снова врубит дотошного мента, и отвязаться получится с большим трудом. А что ты там делал? А что видел и слышал? А кто жертва? А знал ли ты жертву? А с чего решил, что убийство? А кто тебя на место происшествия пустил? И так далее.

Вообще участковый был неплохой мужик и работу свою знал. К Максиму он сразу проникся уважением, как к военному, тем более «чеченцу». Случалось, вместе посидеть за бутылкой. Дядя Гриша, не парясь о тайнах следствия, травил свои милицейские байки, не опасаясь, что Земцов станет их описывать. Но тот и не собирался. Хоть и его тема. Под градусом дядя Гриша становился подозрительным, разговор переходил в полушутливый допрос и начиналось всеобщее разоблачение всех вокруг в связях с криминалом.

Когда началась канитель с переименованием в полицию, дядя Гриша громко заявил:

– Все, пишу на увольнение! Даже аттестацию сдавать не буду. Уйду на пенсию ментом. И так уже, почти тридцать лет ярмо это тяну! Все, хватит!

Однако, после этого сдал зачет на «отлично», и теперь носил гордое звание «полицейского». Правда, ни к нему, ни к новой форме привыкать не хотел, и сильно обижался, когда Земцов за его пьяные загоны, называл его полицаем.

– Ну, мыслитель, с тебя анекдот, – участковый знал кучу разнообразных анекдотов и баек и был всегда рад пополнить свою коллекцию. Максиму было сейчас не до них, но обижать дядю Гришу не хотелось, и он выдал первое, что пришло на ум:

– Сидит семья за столом, ужинает. Вдруг теща начинает кашлять, подавилась. Ну, постучали ей по спине, отдышалась. «Не в то горло», – говорит, – попало». А зять ей раз – ложкой по лбу: «Ты еще и в два горла жрешь!»

Дядя Гриша тихо и с хрипотцой засмеялся, потом как-то резко сник, и хмуро и с тоской посмотрел на Земцова.

– Тут недавно случай был. Не помню, в каком районе. Теща зятя траванула. Причем непонятно, за что. Подсыпала ему чего-то. Представляешь, жена возвращается домой, а муж уже остывший в комнате лежит на полу, а мать, как ни в чем ни бывало, посуду на кухне моет. Говорит, борщ ему мой не понравился. Ага, хорошо она зятя задобрила. Сколько с ней ребята ни говорили, так ничего и не добились. Несет какую-то чушь про обиды и испорченную жизнь дочери. Угу, всего полгода женаты были. Сейчас в психушке какой-то отдыхает. И ведь, по слухам, неплохая семья была, дружная. Вот ты скажи мне, журналист, бывает такое, что люди в одну минуту с ума сходят?

Максим пожал плечами. Он подумал, каково было бедной жене в одночасье потерять мужа и сдать мать в дурдом. Мда, врагу не пожелаешь. Он хотел что-то спросить, но участковый перебил.

– И ведь сейчас по всему городу такая херня твориться, – сказал он, доставая из внутреннего кармана старый металлический портсигар. – Будто девяностые вернулись. Тогда тоже, сколько психов по городу шастало, ужас. А ты говоришь…

Дядя Гриша закурил, и не глядя на Земцова и не прощаясь, побрел дальше по своим делам. Он настолько погрузился в свои невеселые думы, что не заметил замершего и задумчивого взгляда Максима. Он уже скрылся за поворотом, а журналист все стоял, пытаясь поймать ускользающую мысль. Что в этом коротком разговоре заставило его вспомнить об инциденте у метро? Какая-то маленькая деталь не давала ему покоя всю дорогу домой. И сейчас в этой встрече промелькнуло то, что усилило тревогу.

Земцов нахмурился, посмотрел вслед участковому, и внезапно его осенило, а затем прошибло холодным потом. Даже не додумав мысль до конца, он снова бросился к метро. Нужно было срочно вернуться в то кафе, конечно если он не опоздает. Про машину он даже не подумал. На машине по Москве можно ехать, только когда реально никуда не торопишься. В другом случае лучше пользоваться метрополитеном. Сейчас же на счету могла быть каждая минута.

Глава 4

Земцов быстрым шагом вышел из метро на улицу и посмотрел вдаль. Ничего, конечно, не разглядел, далеко. Но, кажется, ничего не случилось. Люди ходили по проспекту как обычно, разве что их стало меньше. Максим сбежал со ступенек и трусцой припустил в сторону кафе. На ходу он пытался привести свои мысли в порядок.

Что, собственно его насторожило? Может он просто себе все придумал? Жест дяди Гриши, когда он полез во внутренний карман за сигаретами, был один в один похож на жест странного посетителя, когда он доставал бумажник, чтобы расплатиться. Огромный, потертый, даже на вид внушительный и старый, он тогда привлек внимание Максима. Но тогда он не успел подумать, зачем человеку, носящему барсетку такой кирпич. Ведь это портмоне займет почти все ее место. Да и носил его он в пиджаке. Но самое главное – барсетка. Земцов вспомнил положение трупа. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и расстегнутый плащ тоже был широко распахнут. Но, ни на одном плече сумочки не было.

Бабка-свидетельница говорила, что обыскивающий тело человек убрался с пустыми руками. Куда тогда подевалась барсетка? Максим изо всех сил напрягал память, стараясь вспомнить, была ли она на мужчине, когда он выходил второй раз из уборной.

Он не слышал, чтобы террористы прятали свои бомбы в барсетках. Хотя, если в нее запихнули кило гексогена с детонатором, мало не покажется ни посетителям кафе, ни жильцам над ним. О том, похож ли этот странный мужик на террориста, Земцов не думал. Избитая фраза, что терроризм не имеет национальности, была проверена на горьком опыте. Да и внешность людей, как известно, обманчива.

Мысль позвонить в полицию пришла только в поезде метро, когда пропала уже всякая мобильная связь. А сейчас казалось, стоит только остановиться и достать телефон, как впереди громыхнет и разлетится вдребезги уже показавшаяся вдалеке витрина. Глупо, конечно, но Максим упорно бежал вперед, не представляя, как заставит себя зайти в кафе. Лезть в возможный эпицентр взрыва самостоятельно было не по науке, и не по уму. Но он все бежал и бежал.

Место происшествия уже было свободно. Полиция сработала быстро и слаженно. Тело увезли, а меловой след смыло дождем. Умеют же работать, когда мокнуть не хотят.

В радиус возможного поражения он вбежал, стараясь не остановиться, иначе дальше сдвинуться с места было бы сложнее. В само кафе зашел уже шагом, тяжело дыша от долгого бега и вытирая ладонью мокрое лицо. Вниманием его никто не удостоил, даже бармен. Нервы были натянуты, но Земцов вдруг понял, что его чеченская чуйка не бьет тревогу. Ей он привык доверять, поэтому пока не стал поднимать шум и выгонять всех посетителей на улицу. Он глубоко вдохнул и направился к туалету. Ни бармен, ни официантки и ухом не повели. Надо запомнить, подумал он, что сюда просто по нужде заходить можно, ничего не покупая.

Зайдя в уборную, он заперся и осмотрелся. Небольшое помещение, одна кабинка, писсуар на стене, раковина с зеркалом. На ремонт денег не пожалели, чисто, ничем не пахнет. Хоть ревизоров с канала «Пятница» приглашай. А куда можно спрятать сумочку? Да практически некуда. Заглянул в корзину – ничего. В кабинке тоже ничего не оказалось. Крышка сливного бачка не открывалась, а щели между ним и стеной почти не было. Больше мест, которые можно использовать, как тайник, Максим не заметил. Неужели он что-то упустил. Куда незнакомец мог ее деть. Потерял на улице, выбросил? А может, украли. Ладно, тут делать уже нечего, пора валить.

Земцов подошел к раковине, сполоснул лицо и посмотрел в зеркало. Внезапно он уловил какое-то несоответствие у себя за спиной и, обернувшись, посмотрел на потолок – обычный подвесной. Подойдя ближе к выходу, он посмотрел наверх. Одна из гипсовых плиток неплотно лежала на перекладине. Такое чувство, что ее недавно поднимали. Потолок был не высокий, и Максим осторожно приподнял ее. Плитка легко ушла вверх, открывая небольшое пространство сантиметров в двадцать. Земцов пошарил рукой по соседним плиткам, и почти сразу она легла на какой-то предмет из мягкого материала. Он оказался не тяжелым, и Максим аккуратно достал его на свет. Так и есть, небольшая сумочка из кожзама. Судя по весу, бомбы там нет.

Земцов успокоился. Хотя и странное место было бы для закладки. Да и зачем заряжать такую маленькую сумку. В нее ведь и взрывчатки немного влезет, а про поражающий элемент и говорить нечего. Несолидно как-то.

Он ощупал барсетку. Внутри лежало что-то плоское и еще какая-то мелочь. Немного подумав, он все же решился ее открыть. Внутри оказался футляр с двумя дисками и маленькая флешка. Он внимательно осмотрел их. Никаких надписей или пометок. Ну, ясно. Сложив вещи обратно, он сунул барсетку под куртку и покинул помещение.

И опять никто из работников кафе не обратил на него внимания. Жалобную книгу, что ли потребовать, чтоб заметили? Народу в кафе прибавилось, официантки сновали между столиков, бармен беседовал с каким-то датым посетителем.

Максим вышел на улицу и, отойдя немного, достал барсетку, чтобы повесить через плечо. И в этот момент на него из-за угла остановки налетел какой-то дедок. Столкнувшись, он, казалось, проснулся от мыслей, и виновато посмотрев на Земцова, начал бормотать извинения.

– Ничего страшного, – улыбнулся ему Максим, и, проводив мужичка взглядом, проверил карманы. В кино в такие моменты, обычно, герой лишается ценных вещей. Или наоборот – приобретает новое отверстие в организме. Не природного происхождения. Но нет, все имущество оказалось на месте.

Мужичок был чем-то сильно озабочен и, казалось, тут же забыл про Земцова. Однако Максим увидел, как он целенаправленно дошел и скрылся за дверями того самого кафе.

Глава 5

Алексей Арнольдович Кревенко, по прозвищу Капитан, сидел за столом на маленькой кухне конспиративной квартиры и нетерпеливо посматривал на часы. Он ожидал своих сотрудников, которые должны были появиться здесь уже час назад, и сильно злился. Собственно, Капитан – было его не прозвищем, а званием, с которым он уволился из конторы много лет назад. Хотя, можно сказать, что просто сменил хозяина, ушел из государственной организации в частную. И остался, по сути, тем же цепным псом. Этим он занимался всю жизнь и ничего другого попросту не умел. Пройдя путь в семнадцать лет и дослужившись всего лишь до капитана, Алексей Арнольдович не питал иллюзий по поводу патриотизма, долга, чести мундира и тому подобной ерунды.

Служба государству не была легкой, тем более на смене эпох, периода развала империи, хаоса, наступившего позднее, под крики о счастливом будущем и обещаний построить идеальное общество с лучшим уровнем жизни. Много чего пришлось повидать, попробовать, почувствовать на своей шкуре. Афганистан, Ангола, Таджикистан, Чечня, Косово. Все тяготы и лишения, мать их, кровь, грязь, смерть, предательство, боль, страх…

А ради чего все? Ради страны? Какой страны? Страна, которой он когда-то присягал рухнула так давно, что казалось, это было в прошлой жизни. И Капитан со временем понял, что служить надо только самому себе. Только он сам сможет о себе позаботиться, обеспечить и не дать пропасть. Эта мысль поначалу была из тех, которые отбрасываешь, как недееспособную. Но она все равно возвращается, крепнет, усиливается, и вот, она уже захватывает все сознание и становится смыслом жизни. И Кревенко начал раскручивать свою тему, как ему тогда казалось, беспроигрышную и почти безвредную. Глядя, как остальные проворачивают свои нехитрые махинации и не карабкаются по служебной лестнице, а просто поднимаются на лифте, он был почти уверен, что и у него все выгорит.

А потом был крах. Крах всему, надеждам, мечтам, желаниям, карьере и безбедной жизни. Алексей Арнольдович был хорошим исполнителем, но вот разыграть свою партию так и не смог. Выносить сор из избы контора не стала бы, и пропасть бы капитану Кревенко без вести, однако опекунство над ним взял один новоиспеченный генерал, Юрий Дмитриевич Павлов. Уволиться, правда, все равно пришлось, но страданий по утраченной карьере Капитан не испытывал.

Кревенко поднялся со стула и снова начал мерить шагами квартиру. Ну, где эти два дятла? Когда все дело только начиналось, Павлов озадачил его двумя досье, которые, якобы, собрал сам. Это были парни, предназначенные для самой грязной работы. Не брезгливые, молчаливые и сообразительные в меру, но они всего лишь были разменной монетой в намечавшейся игре. И было просто чудо, что за все три года их не пришлось «списывать», как засветившихся, накосячивших, или зарвавшихся. Завербовать их Капитану труда не составило. Два не обремененных интеллектом индивида, безработных и без каких-либо перспектив в жизни, они легко пошли на контакт. В саму цель акции Капитан их не посвящал, так как был уверен, что они не доживут до нее. Параллельно работе он подбирал новых кандидатов на их роли, но они так и не пригодились. «Отморозки», как мысленно он прозвал помощников, пока ни разу не засветились и всю работу выполняли вовремя. Да и честно говоря, эксцессов за три года было не много, в основном, технического характера, чем занимались другие люди. С чисто силовой точки зрения было всего четыре случая необходимого вмешательства.

О самой акции Капитану думать совершенно не хотелось. Со слов генерала, после перехода ее в заключительную стадию, не требующую наблюдения, из Москвы нужно будет не просто бежать, а спасаться. Алексей Арнольдович только морщился, до того ему надоели эти намеки будущих ужасов. Если надо, он покинет Москву пешком, никем не замеченный и не пойманный. Генерал же с упоением и деланным апломбом причитал о том, что случится вскоре. Как бабка базарная!

Меряя шагами комнату в ожидании, он все-таки провалился в воспоминания. Тогда, три года назад, в этой самой квартире собрались четыре человека. Только они были посвящены в суть дела. Павлов, Кревенко и еще два каких-то мутных хрена. Один из них оказался профессором физики. Алекс Новак, поляк по национальности, но по-русски чесал без акцента. Он отвечал за техническую сторону операции. Его помощник, Аркадий Игнатьев, присутствовал в качестве фотографии, которую генерал с Капитаном внимательно изучили. Вообще, людей, используемых в темную, решено было не знакомить друг с другом. Разве что в крайнем случае.

Техническая сторона вопроса не обсуждалась. Видимо, она была обговорена заранее, более узким кругом лиц. Кревенко было все равно, он бы и не стал вникать не в свою часть дела, тем более в науку. Больше всего его интересовал размер оплаты. Когда речь дошла и до него и была названа цифра, Капитан потерял дар речи. Опомнился он, только когда три пары глаз внимательно уставились на него в ожидании ответа. Денег на свою задумку заказчик явно не жалел.

Второй неизвестный хрен так и не представился. Как потом догадался Кревенко, он был представителем заказчика и наблюдал за процессом со стороны. Это была их единственная встреча, и мужчина не сказал на ней и двух десятков слов. Он отмалчивался, поглядывая на генерала, который объяснял задачу. Это было косвенным доказательством того, что Павлов был одной из ключевых фигур, а не обычным наемником. Капитан это видел, но ничего не говорил. Он доверял генералу не сильно, но не выказывал этого, да и подвоха пока не чувствовал. Хотя и понимал, что рассказали ему не все даже из того, что ему надо знать, что людей в операции задействовано больше, и что задачи придется выполнять весьма специфические, даже для видавшего виды наемника.

Заказчику не нужны были лишние свидетели, это понятно. Но Кревенко имел основания полагать, что его не «разменяют». Такими людьми не принято разбрасываться, без ложной скромности, думал он. Генерал обещал ближе к концу операции обговорить условия получения денег, и разойтись, не создавая друг другу опасных и подозрительных ситуаций. Это было три года назад. Конец всей операции уже был не за горами. Нервы натягивались все сильнее.

В общем и целом, задача у Капитана была не сложная. Какой-то прибор, стоящий в определенном месте, должен получать бесперебойное питание и не быть обнаруженным посторонними лицами. И все! Говорить, что информации мало, Капитан не стал. Он понимал, что никто с ним откровенничать не станет, даже Павлов. Да и сам генерал, по размышлениям Кревенко, не знал всего расклада, хотя и несравнимо больше. Всей информацией, по тем же размышлениям, владели двое. Одним из них был профессор Новак. Другому же ученому, Аркадию Игнатьеву, отводилась роль помощника и ассистента, использовали его втемную.

Вторым всезнающим представитель заказчика. Он, по сути, и давал все указания по работе, следил за новостями, за окружением и обстановкой, сам же оставался в тени и не отсвечивал. По обрывкам информации дошедших до него, Алексей Арнольдович подозревал, что этот человек имеет какой-то вес в высшем свете, хотя фейсом ни по телевизору, ни в печатных изданиях не мелькал. На кого он работает, Капитану было очевидно, да и скорее всего не только ему, а всем. Две аббревиатуры из трех букв, одна – это название страны, вторая – название организации. Кроссворд несложный.

Не сказать, что за три года все было гладко. Но все проблемы решались четко и в срок. «Отморозкам» было запрещено пить и ширяться под страхом смерти. За Игнатьевым следили поляк с генералом. Но тот даже не замечал этого, полностью погруженный в работу, отчеты и расчеты. Первое время Кревенко конечно опасался утечки, но со временем чувство тревоги поутихло. А зря!

Гром грянул сегодня. Во второй половине дня Кревенко позвонил Новак. Дрожащим голосом просил срочно приехать. Почувствовав неладное, вместе с «Отморозками», Капитан добрался до лаборатории, где и узнал, что Игнатьев исчез. Послав бойцов по следу, Алексей остался и допросил ученого на предмет случившегося. Как оказалось, Новак часто оставлял коллегу в лаборатории одного, хоть и ненадолго. Вернувшись сегодня после своих дел, примерно час назад, он обнаружил безлюдную лабораторию и включенный компьютер. На экране была открыта только одна папка.

– Он видел видео.

– То самое? – опешил Капитан.

Ученый подавленно кивнул. Кревенко матерился и орал минут десять. Не взирая на субординацию, отчитал Новака, как школьника. Надо было все же настоять на контроле за всеми, используемыми втемную. Хочешь сделать хорошо – сделай сам!

– Ему три года по барабану было! Какого хрена он сейчас туда нос сунул?! Ай, дурак!

Неудивительно, что Игнатьев сбежал. Он три года думал, что они проводят неутвержденный эксперимент. И тут увидеть такое. Вот ему и сорвало крышу от страха.

– Он мог это скопировать?

– Теоретически мог. Да, у меня пропала барсетка.

– И что? Постой. А его портфель здесь?

– Да, вот лежит.

–Да твою ж ты мать! – выругался Алексей, приказал Новаку сидеть в лаборатории и не высовываться. Сам же поехал к генералу. По данным инструкциям, при непредвиденных ситуациях запрещалось пользоваться мобильными телефонами. Все контакты строго наедине, в проверенных местах. Отчитавшись перед Павловым и заверив, что все под контролем, Капитан приехал на явочную квартиру и стал ожидать Весельчака с Жуком. Их не было очень долго. Кревенко злился на себя, что забрал у них телефоны, чтобы они не нарушили правило. Сейчас он и сам бы рискнул его нарушить, чтобы узнать, где они и что с беглецом.

Вся операция строилась в строжайшей секретности от всех: силовиков, госбезопасности, разведки, журналистов. В России об акции знало только четыре человека. Мда, теперь уже пять. Ситуация в одночасье стала смертельно опасной. И зависела только от того, как сработают его бойцы. Все осложнялось тем, что на Игнатьеве был всего один жучок – на одежде. Второй же был в портфеле, который остался в лаборатории. Почему он оставил его, неужели догадывался о слежке? Не должен, с виду же обычный ботаник. Невысокий, лысеющий, полный. Новак, кстати не такой. Хоть и за пятьдесят ему, все равно молодится, вон – барсетку на поясе носит. Точнее носил, ха-ха. И одевается как потасканный жиголо. Просвещенный европеец. Ну, Игнатьев, ну дурак. Ведь головой ответишь за такой косяк.

От мыслей его отвлек звук ключа в замочной скважине. Он взглянул на часы и вышел в прихожую, готовясь дать разнос. В квартире не было ничего, ни телевизора, ни интернета, ни даже радио. Даже выпивки и еды не было. Так что он скрашивал ожидание, накручивая себя до нервного срыва. Однако отчитывать их не стал, понимал, что парни импровизировали, и что без связи с начальством им приходилось самим решать, как поступить правильнее.

– Ну! – Поторопил их Кревенко, опустившись в продавленное кресло.

– В общем, когда включили слежение, маяк уже находился почти вне зоны локации. – Начал рассказывать Жук. В их паре он считался старшим, так как имел более подвешенный язык. – Еле догнали. Он еще через дворы ломанулся, как заяц, зигзагами бегал. На машине особо не разгонишься.

Капитан терпеливо ждал. Он не подгонял, потому что понимал, если парни вернулись – проблема решена. Так или иначе. Поэтому не требовал выкладывать результат сразу. И нужно узнать подробности, не рапорт же им писать.

– Потом маяк остановился, – продолжал Жук. – Мы подъехали к какой-то школе, осмотрелись. Оказалось, мужик в дыру в заборе пролезал, и плащ порвал. Как раз кусок воротника с маяком. Я-то думал, он в школу зашел, а Веселый свою ментовскую дедукцию включил, говорит, кусок лежит снаружи забора, значит, не в школе он.