К развитию реалистического мировоззрения

Первое событие – знаменательное. Оно произошло ещё до моего рождения, – оно произошло с моей матерью, когда она была беременна мной, но имеет отношение ко мне. Она рассказала мне об этом событии следующее. Однажды, незадолго до моего рождения, она проснулась утром в доме, где жили родители моего отца. В комнате было уже довольно светло, а во всём доме тихо и спокойно. Она ещё лежала, когда вдруг увидела, что свисающий с кровати угол одеяла приподнялся и из – под него вышел… медвежонок! Он спокойно прошёл по комнате и скрылся за дверью. Моя будущая мама очень испугалась, – она ясно поняла, что это была галлюцинация, привидение, ведь в Ростове не может же быть никаких гуляющих на свободе медведей, а она, как она мне сказала, никогда раньше не видела привидений (через много лет после этого, ещё только один раз, она увидела свою умершую мать). Ей посоветовали обратиться к гадалке, и та ей сказала, что она родит мальчика, который сделает что-то очень большое и станет знаменитым человеком. Может быть, конечно, это был обычный ответ гадалки, но я всегда помнил об этом её предсказании, всегда пытался найти в себе какую-то выдающуюся способность, которая позволит мне сделать это что-то очень большое и важное, но такой способности в себе я не находил. Однако я надеялся, даже чувствовал и верил, что что-то необыкновенное и очень большое неожиданно, как сюрприз, всё же произойдёт со мной, изменит всю мою жизнь и выполнит то, что было предсказано видением и гадалкой. То есть я, можно сказать, верил в необыкновенность своего будущего, своей судьбы. Этой моей вере очень способствовало то, что, с одной стороны, я всегда чувствовал в себе, хоть и не очень определённо и осознанно, русские националистические мотивы, чувствовал стремление сделать для своей России что-то значительное; а с другой стороны, увиденный моей матерью и «предсказавший» моё появление медведь есть ведь именно выбранный русскими из животного мира и общепризнанный символ России! И я как-то интуитивно, каким-то предчувствием связывал эти два момента воедино. И вот, наконец, это что-то необыкновенное и неожиданное, как я думаю, всё же со мной произошло! – Оно сложилось из следующих двух слагаемых: первым слагаемым стало моё общение с двумя необыкновенными людьми, которые познакомили меня с философией и разбудили спящие во мне интерес к ней и желание иметь своё мнение по её вопросам, существование чего в себе я раньше даже и не предполагал; и вторым слагаемым стал потрясший меня момент моего «озарения», который дал мне идеи, изложенные в этой моей книге. Об этом более подробно я расскажу чуть ниже.

Событие второе, как сейчас говорят, – «знаковое». Оно произошло со мной летом 1944 или следующего года, точно не помню, но это и не очень важно, главное, – что я был тогда ещё совсем малыш. Под Ростовом есть большой Зелёный остров, который делит реку Дон на Новый и Старый. И на этом острове был у нас свой маленький огородный участок, а на нём был выкопан неглубокий колодец, который назывался – копанка, и моя бабушка Нюся выращивала на этом огороде помидоры и огурцы. Однажды она взяла меня с собой на этот огород. В один из моментов, когда бабушка работала над грядками, я, глядя на большую тёмно-зелёную бутылку с питьевой водой заметил, что когда я приближаюсь к ней, то я становлюсь очень большим, а когда удаляюсь от неё, то становлюсь очень маленьким и даже куда-то исчезаю. Меня это открытие очень удивило и заинтересовало. Мне захотелось узнать, куда же я исчезаю. И чтобы лучше видеть на расстоянии своё отражение в бутылке, я взял в руки белую тряпку и помахивая ею и глядя на бутылку стал пятиться уходя от неё всё дальше и дальше. И вдруг! – Я оказался стоящим в копанке по колено в воде, а в следующий момент я увидел бабушку, которая сверху протягивала мне руку. Бабушка потом рассказывала: «Я работаю, вдруг слышу шум, оборачиваюсь – нету Юрочки».

Много лет спустя я узнал, что подобная история произошла в древности с одним известным мудрецом. – Он шёл ночью по дороге, но смотрел не на дорогу, а в небо на звёзды, и поэтому упал в яму, которая оказалась на его пути. Какой-то прохожий сказал ему: «Когда идёшь, нужно смотреть под ноги». А мудрец на это возразил: «Но тогда я не увижу звёзд».

Итак, я, совершая первый в своей жизни «научно – исследовательский эксперимент», провалился – в самом прямом смысле – в настоящую яму. То же самое произошло со мной и в переносном смысле после моего тридцатитрёхлетия, – заглядевшись на звёзды философского неба, я провалился в яму жизненных несчастий. Этой ямой стали: мой побег из СССР, заключение по самой позорной статье, эмиграция, все её тяготы, бедность и страдания моих детей. Но, может быть, эта моя книга, пусть хоть в какой-то небольшой её части, покажет, что всё это было не зря? Надеюсь только на это, иначе, конечно, всё будет совсем плохо.

Событие третье – предсказывающее. Мне было тогда лет семь. Мои бабушка и дедушка повели меня в цирк. Одним из номеров его представления было выступление музыкальных эксцентриков. Артисты играли на разных музыкальных инструментах, но моё внимание больше всего привлёк тот инструмент, который раздвигался. И я сказал дедушке: «Когда я буду большой, я буду играть на этой раздвижной трубе». А сидящий перед нами мужчина вдруг обернулся ко мне и сказал: «Этот инструмент называется тромбон». Но я и не очень расслышал это название, а вскоре и забыл об этом инструменте вообще. Прошло несколько лет, я уже жил в Ленинграде и учился в восьмом классе. Однажды мать приходит с работы, а работала она врачом – рентгенологом в детской поликлинике, и говорит мне: сегодня я осматривала одного мальчика, которого привёл ко мне в кабинет учитель из музыкальной школы; этот мальчик чем-то раньше болел и учитель беспокоился о его лёгких, так как не хотел терять этого очень талантливого ученика; мальчик, слава богу, оказался здоров; я сказала учителю, что у меня есть сын такого же возраста, как и этот его ученик, что он любит музыку, часто чего-то напевает, и я хотела бы, чтобы он на чём-нибудь умел играть (в Кадиевке она уже отдавала меня в музыкальную школу в класс фортепиано, но это дело у меня совершенно не пошло); и учитель сказал: пожалуйста, приводите вашего сына в нашу школу, в такие-то день и час, я веду там класс тромбона. Я спросил маму, – а что же это за инструмент такой? Но она не знала. И вот, мы с ней входим в музыкальную школу и сразу же слышим ужасный рёв и треск, идущий из-за двери, которая находилась в прихожей рядом с гардеробом. Я сразу подумал, – надеюсь, что это не тромбон так ужасно звучит. Мы спросили у гардеробщицы, – где находится класс тромбона? И она указала нам на эту дверь. Мы вошли, и я просто замер от удивления, – я вспомнил тот инструмент из циркового представления! Так я начал учиться играть на тромбоне.

Так исполнилось то судьбоносное предсказание, которое я сделал сам себе в раннем детстве. Если бы оно не исполнилось, то моя судьба была бы совсем иной, – я не стал бы музыкантом; я не встретился бы в оркестре Мюзик-Холла с теми музыкантами, которые познакомили меня с философией; я не познал бы горя этой ямы несчастий, в которую упал, но я не познал бы и радости общения со звёздами философского неба; и я, конечно же, никогда не написал бы эту книгу.

Событие четвёртое – общеобразовательное, открывшее мне особый секрет взрослых. Это событие, по-моему, имеет довольно комический характер из-за несвоевременного, слишком раннего получения мной некоторого особенного знания. Оно произошло со мной, когда мне было приблизительно лет 6.

До этого события я или никогда не видел беременных женщин, или видел, но не обращал никакого внимания на их большой живот, так как, конечно, совсем не смог бы себе представить, что это означает. И поэтому моё происхождение оставалось для меня, как и для каждого ребёнка, ещё острой загадкой. Взрослые на мои вопросы отвечали в лучшем случае – «ты родился». А когда я спрашивал – что такое «родился», они говорили – «подрастёшь – узнаешь». Из-за этой неясности эти вопросы иногда крутились в моей голове. И вот однажды просто так, из любопытства, я залез на чердак нашего дома, где хранились разные старые вещи. Среди них я увидел один довольно большой сундук. Я его открыл и увидел в нём множество книг. А так как я к тому времени уже более-менее умел читать, бабушка меня научила, то сразу и понял, что это были различные медицинские учебники моих родителей. Я начал как-то не очень заинтересованно перелистывать одну книгу за другой, и вдруг в одной из них я увидел нечто потрясающее – там была нарисована обнажённая женщина, внутри которой, в нижней части её живота, вниз головой лежал ребёнок! Вот это было открытие! Я впился в текст к этому рисунку, и постепенно за несколько дней я прочёл всё, или почти всё самое главное об органах размножения человека. По этому настоящему учебнику для высших медицинских учебных заведений я получил в том возрасте такое знание по этой теме, к которому, даже став взрослым, я уже почти ничего существенного не добавил. Это знание позволило мне уже в том возрасте смотреть на мир гораздо более понимающим взглядом. Но ребёнок всё же остаётся ребёнком, и я, несмотря на свои знания о размножении людей, ещё не мог понять – почему наш петух так жестоко обращается с курами, почему он прыгает на них, как лютый зверь, топчет лапами, бьёт крыльями и клюёт в шею? А когда я спрашивал об этом бабушку, она говорила – это он наказывает кур за то, что они не слушаются его и далеко от него отходят. И я ещё какое-то время верил этому бабушкиному объяснению, сердился на мерзавца петуха и жалел бедных кур.

Событие пятое – это предмет моей особой гордости, я им всегда горжусь. В чём же оно состояло? – Моя бабушка Нюся очень меня любила, как своего погибшего на войне сына – моего отца, и очень усердно меня развивала читая мне массу интересного, за что я ей вечно благодарен. Это были и русские народные сказки, и сказки Пушкина, Андерсена, братьев Гримм, Свифта, Ершова, сказы Бажова, рассказы Чуковского и Бианки, стихи Михалкова и Маршака, басни Крылова, и много другого, что всегда давало мне массу всяких различных впечатлений. А кроме всего этого, бабушка ещё читала мне некоторые истории из Библии и водила меня в церковь. Библейские истории мне были тоже довольно интересны, но я всегда как-то интуитивно воспринимал их именно как сказки несмотря на то, что бабушка, конечно, подавала их мне как нечто совершенно реальное. А походы в церковь мне просто не нравились, так как там всегда было скучно и душно, да я, конечно, не очень-то и понимал, что там действительно происходит. Однако выполняя бабушкино желание, я всё же ходил с ней в церковь. Но вот где-то около своих семи лет, то есть ещё до первого класса школы, я чётко почувствовал, что бабушка всё более настойчиво направляет меня на то, чтобы все эти библейские истории о боге и чудесах я понимал так же, как и она, чтобы я верил в их истинность и чтобы в церкви я эту веру проявлял, молился бы этому богу. В ответ на это во мне родился протест, – сначала я пытался очень мягко высказывать бабушке свои сомнения в истинности этих библейских историй, но затем, поняв, что убедить её мне не удастся, я упёрся и наотрез отказался слушать больше любые такие истории и ходить в церковь, чем, конечно, я её очень огорчил.

С тех пор я и определился как атеист, хотя, конечно, я и раньше никогда не был верующим, и этим очень горжусь! Почему? – Потому, что я, уже в таком раннем возрасте и не имея ещё почти никаких знаний о жизни и природе (кроме случайно полученных настоящих знаний о природе зачатия и рождения людей), сумел всё же своими инстинктом, интуицией и детским сознанием отделить реальное от нереального, от мифа, от выдумки, правду от заблуждения или даже обмана, чего сегодня, к сожалению, ещё не могут сделать миллиарды взрослых и образованных людей. А сколько сегодня существует ещё даже и таких людей, которые носят высокое звание людей науки, являются известными учёными, но которые, как дикари, всё ещё обожествляют непознанное и тем самым, конечно же, позорят своё высокое звание и унижают свой ум! И я, по своему отношению к религии, хотя бы только в этом смысле, пусть только в этом одном, но очень важном моменте всего нашего бытия, ещё будучи ребёнком, оказался выше и умнее их всех! Разве не так? И разве этого недостаточно для гордости?

Событие шестое – тоже предсказывающее. Оно – совсем маленькое, мимолётное, почти незаметное, но оно так явилось ко мне в детстве, как будто выскочило или выпало каким-то образом из моего будущего.

Мне было тогда приблизительно лет десять и жили мы ещё в Кадиевке. Ничто не предвещало этого события, не было совершенно никаких причин для его появления, и тем не менее оно произошло. Что же произошло? – Однажды зимой, поздней ночью и в состоянии глубокого сна я совершенно бессознательно и с чувством какой-то тревоги встал с кровати, подошёл к вешалке, снял своё зимнее пальто и начал в спешке надевать его на своё полуголое тело. Моя мать быстро слетела со своей кровати и подбежала ко мне: «Юра, ты куда»? И я пробормотал в ответ: «Там печатано, а здесь непечатано…». Мать сняла с меня пальто и уложила опять в кровать. Я отчётливо помню, что я произнёс именно «печатано», а не «напечатано», и что я стремился податься куда-то очень – очень далеко. Куда, зачем, где это «там», и что там «печатано», а здесь нет? – Я не имел ни малейшего представления, – это был просто бессмысленный бред во сне. Но вот прошло много лет, мне почти тридцать четыре года, и я опять в такой же тревоге и спешке стремлюсь куда-то очень – очень далеко, туда, где я смогу напечатать свою книгу. А после неудачи и тюрьмы я стремлюсь туда же опять… Удивительное совпадение, не правда ли? Оно меня даже несколько пугает, как будто это стремление «туда» было у меня, как говорится, на роду написано… А сейчас у меня есть очень сильное стремление – обратно…

Событие седьмое – открывающее новую страницу в моей жизни. Оно произошло совершенно неожиданно, – к нам, в оркестр Мюзик – Холла, году в 1969, пришёл новый музыкант – саксофонист Сергей Герасимов. Спокойный, серьёзный, замкнутый в себе, чуть старше меня парень, он поначалу ни с кем близко не общался, но постепенно нашёл для своего общения двоих – это были я и наш скрипач – Анатолий Б… Наше общение с ним было общением учеников со своим «гуру». Его разговоры с нами были как лекции или проповеди, или какие-то замечательные наставления и поучения на бесчисленные темы о человеке вообще, о свойствах его ума и души, о взаимных отношениях людей и явлениях их обычного повседневного бытия. И очень часто свои впечатления от этих его бесед я невольно сравнивал со впечатлениями от прочитанной интересной, умной книги. Вскоре, увидев нашу положительную реакцию на его беседы, он начал предлагать нам для прочтения очень интересные и необычные книги. Первой книгой, которую он предложил мне прочесть, была книга Мишеля Монтеня «Опыты», затем «Афоризмы житейской мудрости» Артура Шопенгауэра, затем «Так говорил Заратустра» и «Антихрист» Фридриха Ницше, затем «С того берега» А. И. Герцена. Такой вот мощный начальный толчок дал мне Сергей своими беседами и этими книгами, которые так и остались для меня главными навсегда. Я могу уверенно сказать, что после всего этого я стал совершенно другим человеком, я нашёл какое-то новое и очень интересное содержание своего бытия. Но Сергей вскоре перешёл в какой-то другой гастролирующий оркестр, мы, к сожалению, стали встречаться гораздо реже, и дальше я читал и развивался главным образом уже сам.

Я также должен отметить и то, тоже очень большое влияние, которое оказал на меня в этот период ещё один наш музыкант – скрипач Аркадий А… В чём состояло это его влияние? – Мы общались довольно часто, так как наши дома на окраине Ленинграда были почти рядом и мы часто ездили домой вместе после спектаклей. В наших разговорах я иногда касался тем, встреченных мной в читаемых книгах, и обсуждение этих тем нередко вызывало наши споры. И для своих доводов в этих спорах Аркадий часто обращался к положениям диалектического материализма (диамата), который он изучал ранее, как и все студенты консерватории и других высших учебных заведений, и упрекал меня в том, что я, интересуясь философией, всё ещё незнаком с этим философским учением. Наконец, эти приводимые им положения диамата так меня заинтересовали, что я приобрёл учебник марксистско-ленинской философии и стал его изучать. И здесь я понял, что этот тип философии, изучающий всеобщие законы природы и их специфические проявления в жизни человеческого общества, есть именно тот тип философии, который интересует меня больше всего. Я нашёл массу моментов в диамате, с которыми был и согласен, и несогласен; и я нашёл, что я почти полностью не согласен с историческим материализмом (истматом). Темы и положения этих двух частей этой философии почти постоянно вращались в моей голове, но своего какого-то довольно определённого мнения по вопросам этой философии у меня, конечно, тогда ещё не было. Оно появилось у меня только после того события, которое я опишу ниже как момент моего «озарения».

Итак, это большое, седьмое событие моей жизни состояло в том, что один мой друг – Сергей Герасимов – познакомил меня с философией вообще, а другой мой друг – Аркадий А. – познакомил меня с ней в частности. Встреча с этими людьми полностью изменила всю мою жизнь, и я всегда благодарен за это им и моей судьбе, которая свела меня с ними.

Обязательно и с огромным уважением назову ещё русского академика Виктора Ивановича Корчагина – руководителя русского национально-освободительного и патриотического, антисионистского и антихристианского общественного движения «Русская Правда» и его издательства «Витязь». Книги этого издательства, которые я получил уже в Канаде в начале 2000-х, неоценимо просветили меня по вопросам иудаизма и христианства.

Назову ещё тех людей, которые тоже оказали очень большое влияние на всё течение моей жизни и за встречу с которыми я также благодарю мою судьбу, – это учитель музыки тромбонист Борис Васильевич Юдин и джазовый трубач Ярослав Янса, который привёл меня в тот знаменитый настоящий джаз – оркестр, и это, конечно, все музыканты этого оркестра во главе с Геннадием Гольштейном, которого я особенно благодарю за его музыкальное влияние на меня, за его поддержку и дружбу.

Событие восьмое – «озарение», давшее начало этой моей книге. Об этом событии до сих пор я рассказал только моей жене и больше никому, ни одной душе. Почему? – Потому что, с одной стороны, оно выглядит слишком необычно и для реальности просто совершенно невероятно, что я сам, конечно же, подтверждаю. Однако я подтверждаю невероятность этого события лишь частично, то есть я говорю: что увиденное и услышанное мной могло быть только галлюцинацией и ничем другим; но то, что я всё же совершенно отчётливо увидел и услышал эту галлюцинацию и как я это прочувствовал, – есть абсолютная, истинная правда. Я не покривил перед Вами ни одним словом рассказывая о своей жизни, не кривлю и сейчас. А с другой стороны, поверив моему рассказу, Вы можете подумать, что в момент этого моего «озарения» я сошёл с ума? – И вот именно из-за опасения возможных подозрений в обмане или потере разума я и не рассказывал никому об этом событии, кроме своей жены, потому что она знает меня и доверяет мне больше, чем кто – либо. От неё таких подозрений после моего рассказа об этом событии я не получал никогда. Но сейчас я решил открыто рассказать всем о себе всё своё самое главное и надеюсь, что содержание моей книги покажет Вам, что я нахожусь в здравом рассудке несмотря на вполне возможные и даже необходимые большие или меньшие ошибки в некоторых её положениях и расхождения в наших с Вами взглядах.

Так что же произошло? – Как-то мне попалась книга, в которой автор (кажется, американец, его фамилии и названия его книги, к сожалению, не помню) предлагал свою теорию развития человеческого общества. Эту свою теорию он строил на всё большем увеличении доли капиталовложений в тяжёлую промышленность, в машиностроение, по сравнению с долей капиталовложений в сельское хозяйство. Прочитав эту книгу, я был очень удивлён тем, как можно так ошибаться, как можно на таком принципе строить теорию развития общества? Ведь более-менее одинаковые в разных странах соотношения капиталовложений в тяжёлую промышленность и сельское хозяйство сами по себе ещё ни о чём не говорят! Эти соотношения могут быть одинаковыми при совершенно различных общественных системах этих стран – при капитализме и социализме, которые различны и по принципам государственной власти, и по принципам отношения к собственности на средства производства, и по принципам распределения материальных благ среди людей. Мои мысли несколько дней были заняты этой книгой, меня удивляло и раздражало то, как человек, претендующий быть серьёзным, имеющий, кажется, какие-то научные или философские звания или степени и профессорские кафедры, может говорить такие несерьёзные вещи? Я понимал, что эта теория гораздо дальше от истины, чем теория Маркса – Энгельса – Ленина, ведь марксизм, по-моему, всё же очень правильно говорит, что законами развития человеческого общества могут быть только специфические проявления в его бытие законов всеобщих; а ошибается марксизм главным образом лишь в том, как он раскрывает и применяет этот свой верный принцип.

И вот однажды, через несколько дней после прочтения этой книги, когда голова моя была вовсю занята указанными выше мыслями и чувствами, я вышел из дома на работу. Это было в воскресенье утром, летом 1970 (или 1971?) года, я шёл на дневной спектакль нашего Мюзик – Холла. Я был так взволнован последующим событием, что я совершенно не запомнил его точную дату, о чём всегда ужасно жалею, иначе я его всегда торжественно бы отмечал. Так что же произошло? —

Это событие моего «озарения» произошло, или сложилось из четырёх явлений, из которых первые три, почти сливаясь, моментально последовали одно за другим.

Явление первое. Я только что вышел из дома, шёл ещё вдоль него и думал о том, что же действительно является основой развития человеческого общества? Какие законы бытия общества, как специфические проявления законов всеобщих, являются действительной основой его развития? И вдруг в моей голове моментально пронеслась логическая цепочка таких мыслей, которые потом стали основой моего понимания процесса развития общества!

Все эти мысли пролетели в моей голове так моментально, как молния, и, конечно, не так чётко, как я показал их в своей книге, но более поверхностно, лишь намёком, предчувствием. И я лишь потом, через пару дней, когда более-менее успокоился и пришёл в себя, начал записывать эти мысли – «намёки» и оформлять их постепенно, в течение многих лет, во всё более чёткие положения.

Явление второе. Эти мысли промелькнули у меня в мозгу в виде, наверно, какого-то большого электрического движения; может быть, там произошёл сильный электрический разряд напряжения между какими-то центрами; может быть, в этот момент там даже проскочила какая-то электрическая искра? Я предполагаю это потому, что совершенно сразу же после момента пролёта этих мыслей, и почти сливаясь с ним, как чуть опаздывающая реакция чувств на эту возможную искру, со мной произошло следующее: я отчётливо увидел и почувствовал, как из тучи, находящейся впереди меня и чуть слева, мне в голову вдруг ударил какой-то жёсткий белый луч! Он был прямой, как луч света; кратковременный, как удар молнии или как искра; и толщиной примерно с палец. Он ударил чуть-чуть справа от самой середины моего темени. Именно на этом участке мозга и проскочила, наверно, та электрическая искра, которая вызвала это видение. После этого я довольно долго, несколько недель, ощущал этот участок мозга как бы раскалённым добела, потом докрасна и потом постепенно остывающим до температуры тела, и даже ощущал, как мне казалось, форму этого участка, которую помню и сейчас. Странно также (но это, конечно, есть уже простое совпадение), что именно на этом месте темени, куда пришёлся удар луча, у меня потом выросла довольно большая шишка, мне её со временем вырезали, но маленькое углубление всё же осталось.

Явление третье. От удара этого жёсткого луча моя голова «взорвалась»! Она «разлетелась в разные стороны», как от настоящего взрыва! Я совершенно перестал её ощущать! Непроизвольно, как подкошенный, я свалился на поручень, который шёл вдоль витрины магазина, находящегося на первом этаже нашего дома. И хоть я совсем не ощущал своей головы, но какими-то внутренними взором и слухом, почти сразу же после «взрыва», я вдруг увидел чёрное небо в крупных немерцающих звёздах, верхнюю часть своего лица на фоне этого неба, прямо на меня смотрящие мои глаза и услышал мощный низкий мужской голос, который очень внушительно произнёс: «Всё едино». И далее – только тишина, беззвучное повторение моей памятью этих слов и картина чёрного звёздного неба и моих глаз. Всё это привело меня в такое шоковое состояние, которое я не могу описать. Две – три минуты после этих услышанных слов я продолжал находиться ещё в этом шоке и всё в том же положении – повиснув на поручне, еле держась на ногах и не чувствуя своей головы. Но вот постепенно стало слабеть и исчезать внутреннее видение чёрного звёздного неба и моих глаз, и я постепенно начал всё лучше чувствовать свою голову.