
Полная версия
Отечество. Повесть
Входя в колоссальную залу непревзойдённого вида лектория, можно было оценить искусность авторов, потрудившихся над каждой его мелочью. Такие же белые с золотом стены, как и в гостевой части, венчались полусферическим куполом, со столь же пышными и тёплыми люстрами. Полукруглые деревянные трибуны окружали центральную кафедру, откуда мог бы выступать докладчик. Вокруг неё располагалась передвижная доска, способная с помощью миниатюрных рельс перемещаться по кругу, демонстрируя тем самым всем и каждому изображаемого оратором действа с помощью мела. Мест хватало абсолютно всем. Здесь вполне бы разместилась целая Академия для преподавания любых наук. Игра света и тени формировала благоприятную обстановку и греющий душу уют, не препятствуя желающим получить свою очередную порцию новых знаний.
Члены совета расположились на первом же ряду напротив кафедры, остальные гости разбрелись, кто куда, позади них рядами повыше, дабы тщательнее погрузиться в свои мысли. Среди гостей были не только сами докладчики, но и люди приближённые к ним. Кто-то, как и Ладимир с товарищами, брал с собой верных слуг, а кто-то иной также свободно приглашал своих родных и друзей. Поэтому лекторий весьма быстро заполнялся на добрую свою половину.
Граф занял позицию стороннего слушателя, находясь на самом высоком месте пустой трибуны, справа от кафедры и несколько с краю одного из пролётов, которые разделяли места для сидений на четыре части, аккуратными ступенчатыми тропинками, восходящими от кафедры, образуя крестообразную форму.
Ладимира переполняли эмоции. Он ждал этого так долго, а теперь стоило только прослушать несколько докладов, и вот уже будет выступать он сам. Но странно как-то сжималось сердце, и учащался пульс. Неконтролируемое волнение нахлынуло на молодого и талантливого. Ладимир, посчитав это за нелепость, вспомнил все свои предыдущие выступления дома перед родными, на кружках перед товарищами и в университете перед сокурсниками, вспомнил свои статьи, зачитываемые вслух и слушаемые с упоением и на бис, вернув тем самым былое хладнокровие.
Итак, прекрасное начало пленуму задал один из товарищей Ладимира именем Александр. В его докладе не было ничего лишнего, он прекрасно располагал собственным слогом и безупречно чувствовал течение времени. Без промахов и запинок, он смог душевно с точки зрения человеческого и метко с точки зрения учёного поведать сопереживания по поводу существующей нецелостности образовательного воззрения и единого направления курса для ученических структур. Коснувшись не вскользь, а чрезвычайно развёрнуто, о текущем положении после реформирования и введения Университетского устава, указывая на положительный эффект от уверенного шага к преобразованию, и доведя до сведений о некоторых отрицательных факторах воплотившегося в свет, с живым воодушевлением упомянув проект Модеста Андреевича Корфа, который несправедливо был низвергнут в пучину небытия.
Далее, по порядку после Александра, следовали другие докладчики, со столь же выверенными текстами и твёрдым красноречием: один с непостижимой уверенностью повествовал о великой сущности материализма, разящего на повал все иные существующие теории; следующий поведал о высокой значимости теоретического научного исследования и чрезвычайной важности математических расчётов, считая каждый аспект жизни заранее предугаданным событием, которое легко может иметь запись в формате цифр; четвёртый выступающий сформулировал концепцию о неопровержимости божественного провидения, накладывая все доводы предыдущих ораторов друг на друга, чем вызвал некоторое возмущение у второго докладчика, который пытался тут же опровергнуть все заслышанные факты со своей точки зрения истинного материалиста. Совет сдержанно принял возражения протестующего, на том дискуссия и была завершена.
Пятым с докладом за кафедру заступил второй из товарищей Ладимира – Михаил. Тема, затронутая его выступлением, касалась работы Чарльза Дарвина «Происхождение видов» так нашумевшей не только в учёном кругу, но и среди общественности. Михаилу удалось предоставить все возможные доводы и убеждения по поводу несостоятельности теории английского учёного, при этом ссылаясь не только на теорию и практику своих коллег, но и на собственные исследования и наблюдения, как натуралистические, так и лабораторные. В частности лабораторные исследования помогали ему производить его же преподаватели из университета, чем он подкреплял весомость своих доводов, поддерживаемый государственными научными деятелями. Совет при этом продолжал вести воздержанную игру, занимая несколько нейтральную позицию по отношению к высказанным воззрениям. Председатель комиссии, самый возрастной из них, одарённый особенной козьей бородкой, уверил, что необходимо более тщательно произвести исследования в данной области, опираясь на крепкое основание английского гения.
Сие же высказывание было уверенно поддержано большинством из гостей, которые чётко установили позицию верного суждения председателя, от чего тот принял ещё более серьёзный вид, ощутив весомость принятых посторонними людьми собственного же высказывания.
Далее слово предоставлялось интереснейшему докладчику, который сумел обратить пристальное внимание Ладимира к своей научной деятельности. Его исследования заключались в познании природы эфира, как вездесущей и всепроникающей субстанции. Предоставляя на всеуслышание собственные воззрения, исследователь уверял об эфирной составляющей всего пространства, которое пронизывалось этим элементом, что в будущем появится возможность с его помощью передавать информацию на расстоянии практически мгновенно, превозмогая возможности любого Аппарата-Бейна или Пантелеграфа, даже без использования проводных линий, которые можно будет демонтировать за ненадобностью, сохранив тем самым достаточно огромный объём металла. Доказывая личные практические наблюдения, докладчик поведал, что не за горами то время, когда с помощью вездесущей энергии появиться возможность передавать не только текстовые и графические сообщения, но и голосовые вещания и даже движимые картины.
Открытость молодого ума весьма поразила всех присутствующих в зале, в особенности заседающих из городского совета. Они удручённо качали головами, скептически отнесшись к теме изучаемой студентом, что-то помечая у себя на бумагах. Председатель снова высказался стандартными фразами, при этом считая, что требуются большие усилия и ресурсы для привлечения научного интереса по данному вопросу, несколько намекая на желательное прекращение занятий по данному направлению. Говоря при этом:
– Это совершенно не целесообразно! – по одной только интонации в голосе уже можно было вполне понять о незаинтересованности этого человека в докладе оратора – Представлять себе некоторые вещи в принципе можно считать вздором, – продолжал он, говоря несколько исподлобья, сдвинув круглые окуляры на вытянутый птичий нос – Ведь всё то теория, на нескольких хрупких и весьма мнимых наблюдениях. Тем более с технической точки зрения на данном этапе вполне можно отложить таковые вольнодумные занятия.
Нельзя было не заметить понурость молодого студента, который чувствовал себя беззащитным перед этими незыблемыми колоссами науки. Убеждение в несостоятельности и вверенная чужими речами неуверенность в собственном же деле и складно устроенном докладе, над которым наверняка пролетела не одна ночь, ещё больше повлияло на его чувства, тем самым не вызвав в нём никакого протеста высказанному мнению. Один из молодых и талантливых был сегодня побеждён, а последним, кто подлил масла в огонь, был всё это время молча восседающий граф, который, неожиданно поднявшись, громко и неестественно, скорее даже противно, расхохотался, а после столь же картинно начал аплодировать уходящему из лектория студенту.
Ладимир, не сдержав слов, воскликнул, обращаясь к графу:
– Что так могло вызвать смех?
Смелость Ладимира обескуражила графа, что тот, перестав аплодировать, сначала широко раскрыл глаз в секунду удивления, а затем снова скривил свою надменную гримасу на острой личине, устремив мрачный взгляд прямо на внизу стоявшего молодца. Казалось, что фигура графа, обрастающая полутьмой собственной же тени, будто пикирующий коршун вот-вот набросится на Ладимира, глубоко вонзив свои зловещие цепкие когти в белое тело, совсем не для охоты, а для нечестивой игры, дабы надругаться над проявившим смелость соперником. Но что-то при этом переиграло в голове высокой особы, на его лице блеснуло ехидное подобие улыбки, способное пробирать до дрожи при случайном воспоминании, а сам он снова уселся на тоже место.
– Настал твой черёд выступления! – столь преспокойно и по-прежнему равнодушно, ответил он – Ты же Бель Ладимир-с, верно? Я долго ждал-с твоего выхода, что не сдержал-с эмоций…
Ответ графа был по-змеиному изворотлив и ядовит. Ладимир никогда не заводивший подобных знакомств, ещё больше стал рад собственному же принципу, дабы не заводить их и впредь. Тем не менее, Совет был удовлетворён ответом графа, приняв его за действительный и призывая Ладимира занять место за кафедрой для доклада.
Ладимира в этот раз внезапно одолела некоторая внутренняя скомканность. Ощущение чего-то щемящего в груди, но теперь уже не волнительного, вдруг стало переполнять абсолютно всё тело от макушки до пят, пронзая нервные окончания кожи мелкими мурашками. Неудача предыдущего оратора и тонкий выпад скользкого графа, поддерживаемый самым противнейшим учёным советом, сжимали всё естество Ладимира до величины непостижимой для человеческого глаза, а увеличивающийся эмоциональный пожар, продолжал раздуваться, тем самым разрывая целостное состояние душевного спокойствия. Неимоверная внутренняя сила прорывалась наружу, готовая поглотить весь этот мир, но собравши всю тревогу в кулак, Ладимир выдохнул, и по долгу научного деятеля всё-таки вышел к кафедре, откуда уверенно дал понять, что его выступление станет опорной точкой для каждого оскорблённого учёного мужа, а слово его будет крепким и непоколебимым.
– Уважаемые коллеги, – начал излагать Ладимир – Достаточно многие выступающие сегодня упомянули о некоторой связи окружающего нас мира с человеческой жизнью. Своим докладом мне хотелось бы напомнить, о неразрывности таковой связи и её важности не только в жизни человека, но и в стабильном развитии самого государства.
Цепочка действий, откуда бы мы её не начали, всё равно замыкается на природе. Люди, находясь в изолированном состоянии от природной среды, вполне смогут существовать только за счёт искусственных составляющих, которые способны заменить всё, что угодно, но даже и эта самая искусственность не могла бы никогда явить себя миру, не позволь тому свершиться матушка-природа.
Усложняя технологические процессы, человечество неминуемо будет оказывать весьма негативное воздействие на процессы естественные. Нарушение естественных процессов может повлиять на течение развития цивилизации, вызвав неминуемую деградацию последующих поколений. Сейчас, когда наша страна стоит на пороге великих преобразований, есть понимание, что необходимо особенно задуматься о возможных последствиях человеческой деятельности. Образование, которое получит абсолютно любой житель, даст весомый аргумент в пользу максимальной отдачи принципа «не навреди» собственному же дому.
Находясь в единой среде обитания, мы, передавая друг другу верную информацию и правильный опыт, сможем получить такое общество, где каждый человек сможет почувствовать свою значимость в государстве, качество и состояние которого будет зависеть именно от него самого.
Сфера образовательного процесса должна больше уделить внимание любви к природе, бережному отношению к окружающим людям и установлению курса на созидательные процессы.
Вектор данного направления ни в коем случае не может считаться антимонархическим устройством управления. Поэтому навредить светлому будущему самодержавия данная система никогда не сможет, а лишь позволит подготовить кадры современников, устремлённых своими взорами только вперёд.
И это совершенно никак не может согласоваться с тем, что сейчас происходит в системе академической науки!
Ладимир выразился в несколько угрожающем тоне, при высказывании данной фразы, чем весьма насторожил восседающий учёный совет, который стал куда-более внимательнее слушать докладчика. Граф тем временем искал и кажется уже нашёл некоторую зацепку, которая позволит обличить молодого оратора, обвинив его в ненаучных воззрениях.
Ладимир уверенно закончил своё выступление, успев донести до слушателей собственную точку зрения о необходимости организации учёных комитетов по просвещенческой деятельности населения в вопросах бережного отношения к собственному дому и любви к природе и Родине в целом. Буря негативных эмоций, которая захлестнула юного оратора, была с лёгкостью переведена на энергию его великолепного выступления. Он источал безумие азарта и успех куража, и никто бы не посмел его остановить, покуда не закончился доклад.
Выслушав Ладимира, совет с прежней настороженностью советовал следующее: «…Ограничивать собственные выступления до минимума, дабы не образовывать пустословные помешательства в умах молодых людей…», а также уверяя, что «…Система научного общества в государстве работает весьма добротно и вовсе не потерпит ложных высказываний в его адрес…».
Ладимир был к этому готов, но не успев и возразить председателю, уже подготовленными ответами, как тут же был отвлечён новым выпадом графа, который затеял неясную потеху:
– О, чудо! – начал он, совершенно не так равнодушно, как бывало до этого, даже весьма увлечённо и в тоже время язвительно – Ты говоришь, что-с образумишь людей-с? Но вон же-с они на улице, взгляни-с, что-с нужно им? Увеселения, похоть, вино. Всё это пыль-с! Это всё грязь современного человечества-с и его-с настоящий облик! Такому обществу не нужно-с никакого образования, но если-с он всё же того-с потребует-с, то дать можно-с, но что из того-с? Ведь-с научив собаку прыгать-с на двух лапах, она всё одно-с не сможет быть избрана в чины-с. Попрыгав, она снова полезет-с в туже будку-с, и право повлиять будет-с невозможно! Ты говоришь любовь-с к Родине-с? Но что же она для людей-с как ни в ласке от самодержавия-с и в собственном же деле своём-с? Вот где и любовь! Ты говоришь-с, что в системе пробоина-с, так залатать-с её следует, а не вещать с трибуны, дабы ворошить-с гневную думу у людей-с.
Ладимир, ощутив напор противника, героически принял вызов.
– Говорю «Да!» – восклицал он – Говорю и вижу, что люди эти ощущают себя не выше зверя домашнего, и благо Царю, что даровал им свободу! Я говорю, и буду продолжать говорить, что люди эти смогут добиться куда большего, будь у них на то возможность, но суть их жизни таковой от того, что другой они и не пробовали прожить. Будь у каждого позволение к стремлению на пути к познанию высшей цели своей, так не остановится тогда ни на шаг ни один из бывших крестьян, ведь образ их по-детски сложенный, с тех самых детских пор и был сформирован! Но иной путь возможен только тогда, если каждый станет чувствовать себя именно человеком! Преумножив число светлых умов в государстве, приумножится и сила этого государства! И не страх, не разрушение будет его знаменем, а созидание и тяга к совершенству!
– Слишком идеалистический подход-с, – не унимался и граф – Платоновская Республика-с! Общество-с не готово к такому прорыву в росте-с образованных масс! Люди получат-с колоссальные знания-с, но не смогут ими должным образом воспользоваться. Именно тогда-с, будет-с необратимая катастрофа-с!
– Общество никогда не будет готово к просвещению, если его не подготовить! – твёрдо выкрикнул Ладимир и сошёл с кафедры.
– С тобой не договорили-с! – возмутился граф – Стой-с, ибо не должно-с уходить от высокоблагородного внимания! Это говорю тебе я, граф Андрей Покровский!
– Не достоин ты имени сего! – сквозь зубы проговорил Ладимир и поспешно удалился, под возмущённый всплеск графских воздыхателей.
Теряясь в шумной толпе, нескончаемого буйства, Ладимир мчался по направлению к собственному дилижансу. Его голова шла кругом, мысли сжимались и разжимались, больно отдаваясь в самые виски. Окружающее перестало ощущаться, как это было прежде. Люди вокруг проваливались в туманную мглу, которая поглощала их истерический хохот, гипнотическую пляску и тонущий сам в себе шум. Ладимир словно брёл на ощупь, и лишь некая волшебная рука, поданная ему в урочный час, повела его в нужном направлении.
То был верный Георгий, который помог очнуться своему барину, ощутив реальность осязаемого мира. Минутные помутнения растворялись, Ладимир начинал вспоминать, как его пытались остановить товарищи Александр и Михаил, как говорил с ним Пётр Анисимович, как возмущался граф, и как поддержала его бессознательная толпа, ведомая только страхом подчинительного сношения. Всё это будто заново переживалось в нём, с ощущением собственного же порицания, с не перестающей болтаться в голове думой о том, правильно ли он поступил, а что если бы он сделал всё иначе и сказал по-другому, а что если остаться? Нет-нет. И тут же, будто по волшебству, Ладимир ощутил на себе ещё одно чудное озарение, когда в голове заиграли нотки того, что это с ним уже было, он это помнит.
«Может быть это сегодняшний сон?» – думал он – «Может, я всё ещё сплю? Или это со мной случается дважды?»
Не найдя ответа, на пути, как по заказу, оказалась барская повозка. Не трезвый кучер уже запрягал коней, ругаясь о столь раннем отъезде.
Небо было темно, и одни только звёзды обсыпали мерцающей пылью непомерные дали краёв бесконечной вселенной. Шум праздника никак не смолкал, и на ярморочной площади уже вовсю возжигали кострища. Народ продолжал бесноватое сумасшествие, нескончаемо окунаясь в ещё дозволенное праздное разгулье. А где-то параллельно, «мудрейший» Совет возносит руку правосудия над самыми талантливыми из учёных, провозглашая печальнейший вердикт.
– И это ли великий день? – вопрошал тогда сам себя Ладимир – И это ли великие дела?
Георгий аккуратно помог Ладимиру взобраться под навес родного экипажа. Оказавшись внутри, молодой учёный в полной темноте попытался занять удобное место на твёрдых сидениях, и в тот самый момент рука невольно нащупала нечто твёрдое и увесистое. Только тогда Ладимир будто проснулся, вспомнив всё и поняв, наконец, что теперь будет. Дав кучеру отмашку к отъезду, славная тележка снова отправилась в путь. В руках Ладимира сжимался тот самый пустой переплёт…
***«Здравствуй, дорогой мой и близкий друг!
Пишу к тебе это письмо немного с запозданием, и очень надеюсь, что тебе уже удалось успешно вернуться из Иерусалима.
Начну лучше сразу с того, что положение наше с вами весьма идентично, и миру требуется, не просто перемена, а самое настоящее переосмысление о собственном же будущем. Политика нашего Царя также оскорблена и также подвержена вмешательству недоброго умысла. Интриги, нарастающие в человеческом сообществе, словно по невидимой работе кукловода, переворачивают с ног на голову несокрушимый Абсолют.
Союз души и тела можно считать развенчанным. Людей поглотили их же собственные мирские дела, которые установились особняком, возвысившись над постижением истинного предназначения человеческого бытия. Посещение нашего пленума будто бы позволило раскрыть мне глаза, и дело тут вовсе не в проблемах постижения наук, а в человеческом факторе.
Отчёт о работе пленума вышлю немного позже, сейчас же хочется поведать о том, что некомпетентность и предвзятость губят истинное предназначение научной деятельности. Я выражаю своё полное недовольство и призываю искоренить несостоятельность и замкнутость учёных мужей.
Теперь, когда известно, что мир на грани немыслимых событий, находясь у порога свершений, которые могут оказать необратимое влияние на всё человечество, я получил совершенное оружие, которое сможет обратить течение времени вспять и воссоздать такое общество, где не будет место лжи. Это оружие не сравнится ни с каким другим, что даже сквозь века способно оно завершить начатое им прежде. Так будет восстановлен истинный порядок вещей и обустроен тот мир, который мы хотим увидеть. Это оружие называется книгой! И я начну её написание, дабы пронзить сердца молодых и талантливых, которые воспрянут духом и поднимут непобедимое знамя Правды над светлыми умами.
Будущее находится в руках современников, и если думать, что сейчас всё пройдёт, а потом станет легче, то ничего не изменится. Мы должны чётко понимать, что нельзя сваливать на потомков всю ту ответственность, с которой сами же некогда не справились…
С уважением твой духовный
брат и близкий товарищ
из российской глубинки.
Сердечно Л.Н.Б.»