Профи высший класс. Светлана Булкина

Но тут Игнатия, наверное, бес попутал. В ожидании свидания, он совершил невероятный поступок. Вечером, когда наступили сумерки, он впал в тяжкий грех, нарвав на клумбе возле беседки во дворе своего дома букет цветов. Денег-то не было. Уже три месяца не выдавали зарплату. «Перестройка и гласность» Горбачева были серьезным разочарованием для многих россиян. Сначала Игнатий радовался переменам в родной стране – Советском Союзе. А потом и телевизор смотреть перестал, надоела ему пустая болтовня с экрана. К тому же прилавки магазинов внезапно опустели. Жил он в просторной квартире со старушкой матерью Верой Ивановной. Отец, Прокопий Иванович Окладников, умер рано. Инфаркт случился у профессора по естественным наукам.

Маме пришлось одной поднимать сына. А потом уже он ухаживал за своей больной мамочкой. Делал все возможное и невозможное, чтобы скрасить ее существование. Завел собачку пуделя. Назвали ее Стешей. Собака была необыкновенно преданным другом. В отсутствие Игнатия скрашивала существование старушки свой собачьей любовью и преданностью. Любовью искренней, на которую не все люди способны. Вера Ивановна болела долго. Потом она умерла. А Стеша, прожившая с нею всю свою жизнь, тосковала, тосковала и сбежала. Говорят, что собаки, чтобы не доставлять боли хозяевам, убегают на улицу, чтобы там в укромном местечке помереть. Она тоже была уже старенькой.

Вот так Игнатий Прокопьевич остался совсем один.

– Надо хорошенько подготовиться к встрече Зои Петровны, – думал Игнатий Прокопьевич. – Наверное, нужно взять бутылочку хорошего вина?

Торт уже куплен, дело за малым. Игнатий открыл шкатулку, куда по устоявшейся семейной традиции мама складывала зарплату, принесенную Игнатием из своего научно-исследовательского института. Потом она отсчитывала оттуда денежки на квартплату – это было самым первым делом. Так была устроена его мама, впрочем, как и почти все люди того поколения. Шкатулка была пустая. Игнатий тогда направился к стеллажу с книгами. Этот отцовский стеллаж и был одним из значимых украшений и самой главной единицей из всей скромной меблировки их квартиры. Там, в книге «Умные растения», где описывается, как они приманивают и обманывают, предупреждают собратьев, защищаются и зовут на помощь, он прятал свою заначку на «черный» день. И вот, купюра с номиналом пятьдесят тысяч рублей захрустела в руках Игнатия Прокопьевича. Теперь, после деноминации 1998 года, с такой купюры было изъято три нуля, и она стала обычной, уже привычной нам пятидесятирублёвкой. Новые проекты денежных знаков были предложены командой И. С. Крылкова в 1995 году. В 1996 году Леонид Парфёнов и Марат Гельман разработали свой проект банкнотной серии номиналами от 1 до 100 рублей. Дизайнером Еленой Китаевой он был воплощён в жизнь. Банкноты предложили посвятить выдающимся деятелям России по отраслям науки и искусства: 1 рубль – спорт, 3 рубля – изобразительное искусство, 5 рублей – театр, 10 рублей – музыка, 25 рублей – литература, 50 рублей – естественные науки, 100 рублей – А. С. Пушкин. Таким образом, науке ботанике, родной для Игнатия, соответствовала пятидесятирублёвка.

В торце его дома обосновался вино-водочный магазин. Он был настоящим полем боя для страждущих выпить и похмелится иркутян. Чтобы попасть к амбразуре, где выдавали живительную влагу, нужно было пройти не один круг ада. Спиртное было по талонам и его для всех желающих не хватало. Игнатий Прокопьевич пристроился в самый конец очереди. Сама эта очередь напоминала нашему герою длиннющую цепь людей, какую раньше в семидесятые годы двадцатого столетия ему доводилось видеть при посещении мавзолея В. И. Ленина в Москве. А когда замаячила приближающаяся входная дверь, кто-то вдруг попытался пролезть вперед. Это был здоровенного вида мужик с синюшным лицом, красными глазами и с передними зубами, выбитыми в шахматном порядке.

Игнатий Прокопьевич начал возмущаться.

– Позвольте, милостивый государь…

– Ё, ты чё, очкарик, обзываться начинаешь?

– Что вы, сударь, это не ругательство, а всенепременно настоящий комплимент.

– Ага, я чё тебе, баба что ли? Комплимент бля. Ты за пидора сейчас ответишь.

– Да не обзывался я и не ругаюсь на вас. Неужели вы меня не понимаете?

– Вот и что я дурак сказал, интеллигент сраный.

– Да как вам не стыдно, молодой человек?

– Ну и бессовестным меня окрестил, яйцеголовое ты чмо.

– Вы меня совсем не слышите. Я же вежливо вам отвечаю.

– Вот щас за глухого в добавок ко всему ответ держать будешь.

– Извольте, мой дорогой друг, мне не угрожать. Я не из робкого десятка.

– А чё? Иначе тростью меня наеб…, навернешь или своим пенсне по роже заедешь?

– Как такое возможно? Применять грубую силу к собеседнику неподобающе.

– А обзываться разве красиво? Я же тебе ничего плохого еще не сделал.

– Ещё нет. Но ваша риторика и тыканье мне кажутся не очень вежливыми.

– Когда кажется креститься нужно, понял? А за базар свой ответишь по понятиям.

– Понятие ответственности за неправомерные действия заложено в гражданском и уголовном праве. Только суд может вынести свой вердикт на основании всестороннего и полного исследования обстоятельств дела, основываясь на заявлении потерпевшей стороны и предъявленных ею доказательствах.

– Ты чё-е меня терпилой* хочешь сделать и к балахонщику** отправить – стучать на тебя? Западло*** для настоящего пацана такое. Стукачом меня представить решил? Не в масть**** это. Я за три ходки всегда был в авторитете, как правильный босяк*****. Чести своей я не замарал.

(Примечание: жаргон *потерпевшим; **судье; ***противно; ****масти на зоне – это деление всех заключенных на своеобразные группы, которые отличаются друг от друга тюремным статусом, правами и понятиями; *****пацан, которому просто «западло» – противно работать на «хозяина» – начальника тюрьмы).

– А чего вы меня запугиваете? Я вас не боюсь.

– Надоел уже. Завари свой хлебальник. А то щас как дам в дыню, луполки свои проглотишь!

– Ах так, – начал закипать Игнатий Прокопьевич.

Трость упала. Он оттолкнул обидчика, вытянул вперед свои худенькие руки в неуклюжую типа боксерской стойку и начал по-козлячьи подпрыгивать, оставаясь на одном месте.

– Безобразие. Я не дам вам надо мною издеваться. Я могу дать отпор!

Увидев эту комичную позу беззащитного по своей сути человека, здоровяк расплылся, обнажив экзотическую улыбку. Его глаза потеплели. И уже голосом с дружественной интонацией он произнес:

– Я вижу, что ты пацан с характером, духовитый. Даже быковать могёшь. Ты мне пондравился. Давай я встану в очередь за тобой.

Мужики в очереди напряженно молчали. Но никто даже не посмел высказать возражения этому амбалу. И вот наши герои приблизились к вожделенному прилавку.

– Чего тебе, мужик? – прогундосила толстая с золотыми зубами продавщица.

– Здравствуйте, сударыня, мне, пожалуйста, бутылочку Château Pichon Longueville Comtesse de Lalande или что-то вроде этого. Будьте любезны.

– Чаво? – удивилась матерая работница торговли.

– У меня сегодня свидание с девушкой, я хочу приобрести немного благородного французского вина. Не могу же я угощать порядочную даму водкой.

– Ага, щас тебе и по лаланде, и по балде, и по манде зафитилим, если будешь, сука, очередь задерживать, – послышались злобные вопли из начинающей звереть толпы.

– Слышь, братан, бери пузырь «Солнцедара». Выпьете с бабой, он вас торкнет и могёшь ее растележивать. Проверено, сбоев не было, – вступился за Игнатия многоопытный в этом деле здоровяк, злобно окинув взглядом очередь выпивох.

Толпа замолчала и стала терпеливо ждать.

– Что вы такое говорите? Это же вульгарно! – застонал Игнатий Прокопьевич.

– Бери или вали оцедова, – взревела представительница бога торговли Гермеса.

Толпа начала улюлюкать. Деваться некуда. Игнатий взял «огнетушитель Солнцедара» 0,75 литра и поспешил ретироваться прочь. Но здоровяк поймал его за руку, попросил задержаться на минутку и подождать его.

– Эй ты, животное, дай-ка мне три флакона «Андроповки», – крикнул здоровяк продавщице, – люблю я эту водочку.

– На, только не быкуй тут. Не таких шустриков видали, – скороговоркой произнесла обиженная на здоровяка продавщица.

Наконец, наши герои вышли на свежий воздух.

– Федя, – широко улыбаясь представился здоровяк, протягивая свою синюю от татуировок клешню Игнатию Прокопьевичу, – меня еще Делимом кличут.

– Очень приятно. Меня зовут Игнатий Прокопьевич, – улыбнулся в ответ наш герой.

– Игнатий, пойдем бухнем за знакомство. Ты нормальный пацан. Я даже не ожидал от тебя такой прыти. Мне, как правило, никто не возражает, когда я прорываюсь вне очереди за пойлом. Все в очереди хари отворачивают. А ты даже чуть не полез драться.

– Да вы, Федор Делимович, очень искусный специалист по достижению цели. На ровном месте способны создать конфликтную ситуацию. И, благодаря своим внушительным габаритам, можете решить проблему приобретения водки без особого труда, – произнес Игнатий Прокопьевич.

– Я не Федор Делимович, а Федор Делимов или по погонялу Делим. Слышь, давай, братан, на «ты». Правильным пацанам нужно быть попрощее.

– Давай, Федор, как скажешь, – осторожно улыбнулся в ответ Игнатий.

– Вот и хорошо. Где кости бросим, чтобы спокойно побазарить?

– Пойдем ко мне во двор, там беседочка есть, тишина и покой. Вон там.

Присели. Федор из кармана достал граненный стакан и наполнил водкой.

– На, Игнатий, накати первым за наше знакомство и дружбу, – произнес здоровяк.

– Ой, это же много для меня.

– Не бзди. К вечеру, когда тёлка придет, все выветрится. А ты смелее будешь.

Игнатий робко поднес стакан ко рту и начал судорожно глотать обжигающую горло жидкость.

– На-ка закуси маленько, – Федор достал из кармана, и сняв обертку, протянул Игнату плавленый сырок «Дружба».

Игнат припомнил, что сыр Дружба – это легендарный плавленый сыр. Он обладал полувековой историей и являлся одним из самых известных плавленых сыров в России. Выпускал его Московский завод плавленых сыров «Карат», основанный в 1934 году. На основе сыра Дружба разрабатывали и выпускали разные его производные с шестидесятых годов. Игнатий неплохо знал историю и вкус этого сыра. Он с огромным удовольствием, откусив от сыра кусочек, стал медленно пережевывать.

Федора от видения такой картины аж передернуло.

– Игнатий, ты че сюда жрать что ли пришел?

– Ты ведь только что сам сказал – закусывай.

– Я думал, что ты знаешь правила. Закусывать сыром – это по-нашему значит, что его надо понюхать. Такой вот пацанский ритуал. Закусывая запахом сыра, ты сохраняешь весь кусок для дальнейшего времяпрепровождения. У нас на зоне так было принято. Да и в кругах иркутских босяков такой экономный подход прижился в натуре. Клево так получается – бухаешь, а закусон всегда с тобой.

Игнатий чуть не поперхнулся.

– Да ладно, жуй уже. Это я так, наперед предупредил, – Фёдор наполнил стакан для себя.

Выпил одним махом, смачно крякнул и жадно втянул ноздрями молекулы чарующего, еле заметного запаха плавленого сыра.

– Ну теперь и побакланить можно.

– О чем говорить будем, Фёдор? – спросил начинающий хмелеть Игнатий.

– О бабах. О чем ещё можно говорить. Ты ведь в магазине сказал, что берёшь вино для встречи с дамой, если я правильно помню?

– Да. Сегодня я жду в гости Зою Петровну. Она в библиотеке нашего института работает. Она красивая, умная и добрая, – начал мечтательно рассуждать наш герой.

– Ага, все эти шалавы нам сначала такими кажутся. А на поверку…

– Не надо, Фёдор, ты её совсем не знаешь и не имеешь права судить строго…

– Ой-ли. Я на своем веку повидал такое…, – и здоровяк погрузился в тягостные воспоминания.

Фёдор на удивление оказался поэтичным человеком с тонкой душевной организацией. Игнатий это понял, когда Делим вдруг неожиданно начал петь песню собственного производства.

О бабах чё могу сказать?Их надо брать, их надо знать.Они как ангелы сначала,Потом взяла и забурчала.Им бы бабла и тары-бары,А мне опять идти на нары.Мозги как Windows зависаютИ только водка нас спасает.Припев:Ох эти бабы. Бля, тоска…Дай лучше им, пацан, пинка.Житуха будет впереди,И на «мочалок» перейди.От шлюх подвоха ты не жди.С имя всегда один конец– Взял, расплатился и пизд@ц.А, расплатившись за услуги,Уже не переходишь в слуги.Имей их столько – сколь могёшь,И никогда не пропадёшь.

Выпили ещё, потом ещё. И наш герой тоже стал погружаться, только не в воспоминания, а в сладко-хмельную мечтательную дрёму. Перед ним всплывал образ Зои Петровны. Она была обнажена. Игнатий прижимался губами к роскошной груди своей возлюбленной. Целовал её карие очи. Наслаждался прикосновениями к прекрасному телу своей смоковницы. Он и не заметил, как Фёдор, дотащив до квартиры, положил на диван опьяневшего от принятого на грудь спиртного и разомлевшего от любовных грёз Игнатия. В памяти нашего героя запечатлелась только финальная фраза собеседника:

«Слушай, братан, если тебя кто-то захочет обидеть, скажешь, что он будет иметь дело с Фёдором Делимом. Меня все в Иркутске знают, и никто против не попрёт. Это однозначно!»

Проснулся Игнатий Прокопьевич глубокой ночью. В горле сухо. Во рту будто бы кошки насрали… Он, кряхтя, посеменил на кухню. На столе стояла ваза с цветами, которые он недавно в сумерках нарвал с клумбы своего двора. Рядом стояла непочатая бутылка «Солнцедара». А на блюдечке скромно пристроился плавленый сырок «Дружба», немного надкушенный с одной стороны.

Игнатий проверил исправность своего городского телефона. В трубке звучал длинный гудок. Он был длинным, как внезапно нахлынувшая на Игнатия тоска. Тоска по несбывшейся мечте. Тоска по несостоявшейся счастливой семейной жизни. В голове нашего героя звенело тягостное предчувствие чего-то неведомого, страшного.

– Если бы Зоя Петровна позвонила по телефону или постучалась в дверь квартиры, я бы непременно услышал, – горько подумалось Игнатию. Спал-то наш герой очень чутко.

Только потом он узнал, что его Зоеньку внезапно и бесцеремонно перехватил Борис Дубович – новый сантехник их института. Ему, холостому кабану, уж очень приглянулись выдающиеся женские формы Зои Петровны. В тот вечер, когда должна была состоятся встреча Игнатия и Зои, Борис проводил ремонт батареи отопления в библиотеке. Как бы случайно он облапал трепетную женщину. Зоя Петровна, истомившаяся в ожидании активных действий от Игнатия, не смогла устоять перед напором молодого кобеля… Потом они сыграют свадьбу. Но это будет потом.

А сейчас Игнатий Прокопьевич чувствовал себя зверски обиженным. Его самолюбие было ущемлено и даже растоптано. Но на Бориса и Зою Петровну он жаловаться своему новому другу Фёдору Делиму не стал. Ни к чему это. Сам дурак. Зое Петровне надо было устраивать свою личную жизнь, и она сделала выбор не в пользу учёного. Тут уж не до поэтической любви. Женщина выбрала более решительного и предсказуемого мужика. Ничего тут не поделаешь…

И тут в сознании Игнатия всплыли стихи, которые читал Фёдор, когда его собутыльник уже начал впадать в забытьё.

Тоска ведь не для мужика.Горька услада без греха?Ты помнишь теплой колыбель,И теплой детскую постель.И нежность мамочкиных рук.А что ты хочешь от подруг?Она ждала тебя из школы.Они же просто балаболы.Решетка, нары и конвой,Хоть закричи ты, хоть завой.Никто тебя уже не ждёт,И мамы нет, и не придёт.

Наш герой горько заплакал. Опять одиночество, опять холодная постель…

PS. Игнатий Прокопьевич вскоре все же нашел свое счастье. Некоторое время спустя к ним на работу пришла лаборанткой молоденькая красавица Екатерина. Открытая и искренняя, она горячо полюбила неудачливого ученого. Теперь они муж и жена. В их семье уже двое детей – мальчик и девочка.

Твори, пока молодой

Если ты не ходишь на выборы, значит, управлять твоим городом может совсем не тот человек, который нужен. Который не сможет привести его к процветанию.

В Иркутске избрали нового мэра. Звали его как положено – Остап Ибрагимович. Но фамилией не удался – не Бендер, понимашь, а Байкальский. Зато созвучно с названием священного моря – озера Байкал. Это уже радовало. Было мэру 25 лет от роду. Энергия перла у него изо всех щеле… Ой, изо всех извилин.

Первым делом он добился признания Государственной думой России города Иркутска «территорией стремительного перерождения в Светлое будущее». Присоединил к Иркутску поселок Листвянка, города Шелехов и Ангарск, соединил их между собой метрополитеном. Не только все налоги, но и все доходы расположенных на территории предприятий в порядке экономического эксперимента шли в казну города Иркутска.

На втором этапе он резко омолодил возраст иркутян. Всех, кому больше сорока лет, выселили за город. Между Иркутском и Байкалом была организована геронтологическая зона, куда за счет бюджета переселились все «старперы» (прим. автора: сокращение от «старых пердунов») – в коттеджи с приусадебными участками. В освободившиеся дома и квартиры хлынул молодняк – самые мощные ученые и самые перспективные инженеры. Индустрия поперла в гору. Новые проекты, новые технологии пеклись как пирожки, тут же внедрялись и давали огромный финансовый прирост в бюджет города. Через пять лет совокупный валовый продукт Иркутска обогнал по финансовым показателям США и Германию вместе взятые.

При этом природные ресурсы использовались эффективно и рачительно. Даже на ровном месте, и на гористом тоже, Остап Ибрагимович Байкальский делал бешеные деньги. Например, гору, возле которой расположилась Листвянка, он отодвинул. Рыхлые древние горные породы срезали бульдозерами на три километра вглубь, предоставив при этом огромную территорию для застройки туристическими объектами.

С отвесной стены отрихтованного горного массива потоки чистой воды, закачиваемой из Байкала мощными насосами, падали вниз. Переливаясь в лучах подсветки, они были ярче и зрелищнее Ниагарского водопада. Огромные плавучие боны уходили вдаль по поверхности Байкала. Они образовывали причудливые искусственные острова с подъездными дорогами к ним. На этих рукотворных островах, на зеленых лужайках, заросших ароматным чабрецом, стояли огромные шатры.

Остап пригласил для декора восточного самоучку в образе шамана. К шаманизму он отношения не имел, а вот фигура была колоритная. Че ему без особой пользы бегать, яйцами трясти? Тут он как бренд: с бубном, голышом, а из-под бубна колотушка болтается. Туристкам на радость и удивление. Восемь снежных людей йети, из Армении, дожидаются своих клиенток для интимного массажа и других пикантных услуг. Вот и зачастили к нам разные арабские принцессы, молодые жены престарелых миллиардеров, да различные кинодивы, да и наши с Рублевки.

Кто же откажет себе в экзотическом удовольствии с восемью снежными человеками, да под бубен с колотушкой загадочного шамана, да посреди Байкала! Многие даже от полета в космос в качестве туристов отказались. Предпочли незабываемый секс на Байкале. Цена почти такая же, а удовольствий о-го-го! Рассказывали потом своим гламурным подружкам о своих приключениях, те восхищались и завидовали. Теперь запись клиенток на пять лет вперед.

Для обслуживания различных королевских особ и сопровождающих свит, на берегу за их бабки были построены всевозможные шикарные объекты инфраструктуры – казино, гостиницы, дворцы и замки. А на готовенькое тут же потянулись разного рода туристы: от королевских особ до мелких и простых людей. Все везли и оставляли свои деньги в Иркутске. Истощенных и отправленных на реабилитацию снежных людей йети заменили шахтеры из города Черемхово, которые стали работать привычным для них вахтовым методом.

В результате экономического бума добычу традиционных даров природы: нефти, газа, угля и разных других полезных ископаемых приостановили. Оставили для грядущих поколений. Денег и так уже девать некуда. А деньжищи прут и прут, бюджет распирает. За рождение каждого нового иркутянина давали уже безвозвратную ссуду в один миллион долларов США. Рождаемость стремительно поперла вверх. Местные жители начали жировать. Депутаты госдумы из Шмаровки предложили столицу перенести из Москвы в Иркутск. А депутаты из Сочи возражали, говорили, что зимой в Иркутске холодно и делать там нечего.

Но зимняя жизнь в Иркутске и на Байкале была такой же насыщенной. Водопад зимой не отключали. Возвращающиеся в Байкал потоки оставляли огромную прогалину, и вокруг рукотворных островов вода никогда не замерзала. С Ушканьих островов, обычного места пребывания байкальских тюленей, произошла миграция. Часть этих диковинных байкальских зверьков, называемых нерпами, перекочевала на искусственные острова. Они забавляли молодых миллиардерш, когда снежные человеки давали тем перерыв, или когда они в изнеможении не могли продолжать получать щедро оплаченную услугу байкальских «аборигенов».

По прозрачному, как стекло, толстому льду Байкала, недалеко от островов, любители экстрима гоняли на автомобилях, выписывая замысловатые кульбиты, переворачиваясь и снова вставая на колеса, продолжали свой бег. Любители дайвинга и других разновидностей водолазания бродили по дну священного озера, резвились среди дрессированных нерп и нерпят. Несколько крепких, специально обученных нерпячьих самцов: Вася, Федя, Адольф и Карл Маркс – подныривали под купающихся туристов и, упершись в их задницы, своими мордами выбрасывали из воды обезумевших пловцов на пять метров вверх. Те, взмыв в высоту и безумно ревя, затем стремительно падали обратно в прозрачную воду Байкала. Жизнь кипела почище, чем на тропических курортах. Тут джунгли были под водой. А экзотика везде.

Разные проверяющие начальники восхищались темпами экономического роста. Критики не высказывал никто. Они прекрасно понимали, что можно невзначай попасть к снежным человекам, так сказать, на собеседование. Даже самые толерантные, утопающие в голубизне, серьезно опасались за свою жоп… репутацию. Из-за аналогичных страхов в Иркутске умерла коррупция полностью, окончательно и бесповоротно.

Остап Ибрагимович Байкальский занимал пост мэра уже 15 лет. Но вот, в его день рождения, 19 апреля, к дому градоначальника подъехал черный воронок. Из этой печально известной машины вышло шесть человек. Они были одеты в революционные черные кожаные плащи. На боках у каждого вороненым металлом зловеще бликовали револьверы. Они были заряжены разрывными пулями, которые, попадая в живот, разрывались от смеха. Это была наноразработка молодых ученых санэпидстанции для нейтрализации буйных клиентов. Но мэру было не до смеха. Он было попытался возмущаться, но на него сразу надели смирительную рубаху. Ритуал был прописан в инструкции по депортации буйных сорокалетних старперов, самостоятельно не переселившихся в геронтологическую зону за город.

И вот уже воронок повез мэра за город на заслуженный отдых. А по вечерним улицам Иркутска продолжали расхаживать молодые улыбающиеся люди. Стариковской немощи нигде не было видно. Все светилось и переливалось молодым задором.

Молодежная жизнь, счастливая и беззаботная, продолжалась в городе Иркутске и на Байкале.

Хмурая осень

Угрюмые тучи окутали тяжелой пеленой небосклон. Их злые темно-серые кудри плотно закрыли доступ ласковых солнечных лучей к увядающей природе. По пожухлым листьям деревьев стекали теплые слезы дождя и падали на еще недавно звенящий жизненной энергией зеленый травяной ковер. Каждая травинка знала, что уже скоро выпадет первый снег, что неумолимо и безвозвратно уходит сезон лета, приближается зима.

– Всех замочу, – сердито кричал дождь, сбрасывая потоки влаги на головы прохожих.

Люди, ежась от промозглого ветра и, поправляя свои плащи и капюшоны, плелись каждый по своим мирским делам. Кого-то ждали на работе, а кто-то, находясь на заслуженном отдыхе, шагал в аптеку, чтобы купить себе лекарства.

Помирать неохота. А как выживать в этом прозябании, в этой сложившейся обстановке, которую им устроило нынешнее правительство, никто не знал. И тяжелые мысли как чугунные гири тяготили затуманенное сознание пенсионеров, еще недавно верящих в светлое будущее.

Они, отдавая молодость и все свои силы, честно трудились на благо Родины. А теперь остались один на один со своими жизненными проблемами. Они, их отцы и деды, проливая пот и кровь, защищали родину от фашистских захватчиков, восстанавливали и поднимали индустриальную и военную мощь страны, строили гидростанции, фабрики, заводы.