Полная версия
Битва Деревьев
– Мы спасли крестьян… – сказал дукс, разглядывая лежащего на боку мертвого дозорного и заряженный копьем громоздкий самострел на колесах.
Они остановились на той стороне крыши, что была обращена к реке.
– Великие Пределы… – пробормотал Брог.
Полупрозрачная стена блеклой зелени висела совсем близко, над другим берегом. Сквозь нее виднелась долина, горящие дома, крыши Аргоса – и все это, подернутое плесневелой дымкой, казалось теперь миражом, словно куском иного мира, очертания которого проступили в мареве. Там что-то происходило, земля шевелилась ленивыми волнами, изменяясь; очертания городской стены подрагивали.
Скелеты – их осталось едва ли дюжина – столпились на середине моста.
Эльхант прикинул расстояние, оглянулся на лесные холмы и схватил Брога за локоть.
– Давай вниз. Успеем выскочить и убежать, прежде чем они поймут…
– Нет, – перебил дукс. – Гляди.
Разлитая в воздухе плесень уже поглотила берег и ползла дальше, через реку. Она остановилась, добравшись до середины моста. Мир будто разделился напополам – по одну сторону обычная земля и трава, высокое небо, прохладный весенний воздух, а по другую – клубящаяся муть, блеклые тени и странное, чужеродное движение в глубине.
Скелеты, ставшие в два ряда вдоль ограждения, не шевелились. На другой стороне что-то приближалось к стене марева, громоздкая фигура быстро увеличивалась…
Длинная морда с узкими змеиными глазами вынырнула из грязного тумана, повернулась, глядя по сторонам. Не то лошадь, не то ящер – Эльхант не смог понять, что это за зверь. Для первой слишком приземистое, для второго – слишком высокое. Шкура отливала тусклой синевой, на кривых лапах поблескивали когти. Тот, кто находился в седле, был облачен в черный доспех, голову скрывал рогатый шлем. На правом роге нахохлился крупный взъерошенный ворон.
Существо уже полностью вышло из туманной стены, и теперь стало видно, что сзади тело его сужается, превращаясь в длинный мощный хвост, извивающийся по бревнам. Он заканчивался заостренным черным клином.
Брог, что-то испуганно пробормотав, попятился от бруствера. Эльхант стоял, разглядывая нового врага. Тот восседал неподвижно, свесив руки вдоль тела. Зверь остановился на краю моста. Скелеты замерли, все стихло.
– Нет, не надо, – произнес дукс, увидев, что делает агач. – Ты разозлишь его…
Эльхант широко расставил ноги, повернувшись вполоборота к мосту, примерился и метнул копье.
С лязгом оно ударило в грудь всадника… и отлетело. Черная фигура качнулась.
– Я же говорил… – сказал Брог.
Всадник поднял руки над головой. Задрожали перила, очертания моста подернулись дымкой. Полупрозрачный вихрь поднялся над ним. Каркнув, черный ворон взлетел. Смерч вытянулся – у основания узкий, дальше он расширялся, превращаясь в стремительно кружащуюся воронку. Стоящие вдоль ограждения скелеты накренились, силуэты их начали ломаться – и распались костями, которые смерч втянул в себя. Ворон отлетел в сторону. Вихрь набух, потемнел. Теперь словно конус ночной тьмы кружился над всадником. Внутри возникла вспышка, за ней вторая, третья, донесся приглушенный грохот, похожий на далекие раскаты грома, – и вскоре над воронкой перекатывались, разгораясь и угасая, огненные сполохи; молнии, потрескивая, пробивали кружащуюся мглу, гасли и тут же возникали вновь.
– Не делай этого! – прокричал Борг, но Эльхант не слушал.
Он развернул самострел к брустверу, прицелился и дернул торчащий под ложем крюк.
Звук был такой, будто разом выстрелила дюжина арбалетов. Дукс, бросив оружие, побежал к люку. Черный всадник всем телом качнулся вперед; смерч, грохоча и потрескивая, устремился через мост к башне, а навстречу ему понеслось короткое копье.
Мир вокруг Эльханта взорвался. Смерч пробил стену, взлетели камни. Башня накренилась, агач покатился по крыше. Вокруг мелькали хлопья мглы, потоки черного с воем кружились, молнии слились в одну слепящую вспышку… и вдруг все закончилось.
Здание, просев, накренилось над рекой. Септанта застыл в шаткой позе, упираясь ногами в остатки бруствера, прижавшись спиной к наклонной каменной поверхности. Она подрагивала, глыбы скрипели, смещаясь, угрожая осыпаться в любой миг. Самострел и тело мертвого дозорного упали в реку, а Брог исчез – то ли провалился в обширную дыру, что образовалась на месте люка, то ли смерч унес его куда-то.
Копье, наискось пробив грудь всадника и хребет животного под ним, глубоко вонзилось в бревна. Зверь подыхал: он распластался на мосту, голова подрагивала, из разинутой пасти вывалился тонкий длинный язык. Всадник пытался высвободиться. Ухватив торчащее из груди древко обеими руками, он дергал, рывками подтягивая свое тело вверх, вдоль копья.
Раздался свист. Эльхант повернул голову, услышав шелест крыльев. Рука потянулась к мечу в ножнах. На агача упала тень – и тут же совсем близко он увидел большую птичью голову, хищный клюв, равнодушно-стальные глаза…
Грифон опустился на камни, с трудом удерживая равновесие.
– Садись, – приказала эльфийка с белыми волосами, протягивая руку.
Септанта поглядел на мост – черный всадник уже стоял рядом с пригвожденным к бревнам зверем – и ухватился за узкую крепкую ладонь.
Глава 2
Он крепко сжимал ногами тугие бока грифона. Под рыжеватой шкурой животного перекатывались мышцы, широкие крылья равномерно поднимались и опускались. Птичьи перья начинались возле мощной, гордо изогнутой шеи; туловище и лапы были звериными, крылья, шея и голова – будто у огромного орла.
Они легко поместились в длинном седле. Амазонка сидела впереди, Эльхант одной рукой обхватил ее за талию, а второй, отведенной за спину, держался за луку.
– И чего ты добивался, в одиночку сражаясь с отрядом мертвоживых?! – прокричала она не оборачиваясь.
Септанта не ответил. Он глядел вниз, на кроны деревьев. Свельтер рос на холмах, и теперь внизу проносились будто застывшие океанские валы, черно-зеленые перекаты, пологие склоны и низины.
– Слышал вопрос, дикарь?
Воздух гудел в ушах. Септанта наклонился вперед и прокричал:
– Твое имя?!
Мелькнула полоса дороги, блеснули доспехи тех, кто бежал по ней. Девушка коротко свистнула – и грифон завалился на левое крыло.
– Лана, – произнесла амазонка. – Лана из туата доиров. Теперь отвечай, или я сброшу тебя вниз.
– Ты больше похожа на питшу. Я – Эльхант Септанта, сын Гая. Из туата агачей.
– Как ты попал на север?
– Я пришел, чтобы служить. Меня определили дозорным на дальнюю башню.
– Ту, что на берегу Донида?
– Да. Я сидел там три ночи, никто не появлялся. Увидел дым и пошел к городу. Куда мы летим?
Заблестели воды реки: они добрались до короткого речного притока. Эльхант успел разглядеть бредущие вброд фигуры, опрокинутую колесницу, конных – и вода осталась позади, вновь потянулся лес.
– Куда мы летим? – повторил Септанта громче.
– Заткнись, – сказала амазонка. – Ты всего лишь солдат. И ты нарушил мой приказ. Молчи и не задавай вопросов.
Холмы исчезли; между рекой и притоком, над которым пролетел грифон, тянулась лесистая равнина. Далеко впереди, посреди буро-зеленой поверхности, возникла обширная плешь. Она быстро приближалась, вскоре стал виден дым костров, – и тут же над лесом взвилась пара силуэтов. Один полетел по широкому кругу, второй – навстречу. Лана издала переливчатый свист, грифон расправил крылья и застыл, поймав восходящий поток. Они начали медленно подниматься над лесом. Смолкло гудение встречного ветра, вокруг разлилась тишина.
Эльханту еще ни разу не доводилось летать, но открывшийся простор не страшил его. Высота… Агач не видел в ней ничего пугающего. Впрочем, восторга он тоже не испытывал – лишь любопытство. Септанта приложил ладонь козырьком ко лбу, оглядываясь. Прозрачный воздух на большом расстоянии становился светло-серым. Агач будто завис в месте, где сходились три владения, три мира: Туат Тверди, Туат Вод и Туат Небес. Огромное пространство эфира распростерлось во все стороны; далеко слева, за холмами и долинами, за владениями доиров, за извилистым восточным берегом Атланса, там, где тянулся океан, мир заканчивался: водную поверхность скрывала дымка. За горизонтом не было ничего, ведь Атланс – это пуп всего, центр древа миров. Впереди, невидимое сейчас, плескалось озеро Флэй, населенное племенами гортов и саил; еще дальше, вдоль русла Коры, жили идхи, а возле Баркентинских гор обитало племя питш-амазонок. Септанта поглядел на затылок Ланы. Манерой поведения она напоминала амазонку, хотя внешностью – нет. Он вновь огляделся. Мир Деревьев раскинулся вокруг, и самой далекой его частью был сейчас Огненный Предел, Гравийская пустошь, где жили агачи.
Тот, кто сидел на подлетевшем грифоне, держал взведенный арбалет. Всадник узнал Лану, сощурился, приглядываясь к ее спутнику. Крылатые существа сблизились, теперь Эльхант мог разглядеть юное лицо арбалетчика, куртку и штаны из плотной шерстяной ткани, лысую голову. Наездник. Они одевались теплее, чем обычные воины с Предела Тверди, ведь вверху часто дули холодные ветра, и брили волосы – чтобы не мешали в полете.
– Кто он? – спросил наездник.
– Агач, – ответила Лана. – Дозорный с башни у Донида.
Эльф еще раз глянул на Септанту, кивнул, надел четырехугольную шапочку из змеиной кожи и коротко свистнул. Его животное стало поворачивать, удаляясь от них.
– Надо помочь отступающим! – прокричала амазонка.
– Мы послали туда летучий отряд, – крикнул наездник в ответ. – Они заберут кого смогут.
– Держись, – сказала Лана и, пригнувшись к покрытой перьями шее, издала свист. Сложив крылья, грифон стал снижаться.
Плешь посреди леса разрослась, мелькнули шатры в ее центре, фигуры эльфов, костры – все это, поначалу сбившееся в кучу, быстро разошлось в стороны, разбежалось кругами, и грифон, расправив крылья, приземлился. Он повернул голову, взглянул на седоков стальным глазом и приоткрыл клюв.
Лана слезла, Эльхант последовал ее примеру. Они опустились на краю луга, неподалеку от стены деревьев. Костры горели чуть подальше, а здесь спали несколько оседланных крылатых зверей. Наездники – все в теплой шерстяной одежде, с короткими мечами, бритые наголо – сидели вокруг костра. Трое поднялись, обнажив оружие, направились к прилетевшим. Кто-то произнес: «Это Лана», – и другой голос откликнулся: «А что за чучело с ней?»
Амазонка махнула рукой.
– Приветствую! – громко сказала она. – Я привела дозорного с южной башни.
Старший среди наездников – не юнец, как остальные, но зрелый муж с морщинистым лицом – кивнул, и все они возвратились к костру. Грифон, помахивая длинным хвостом с кисточкой, потопал к сородичам.
Ни слова больше не говоря, Лана развернулась и пошла в глубь лагеря. Окинув взглядом лесную опушку, Септанта направился за ней.
Над кострами булькало варево в котелках. Пахло горячей похлебкой, жарящимся на углях мясом, а еще – разогретыми смесями трав, терпкими и сладкими, кислыми и горькими. Эльфы лежали или сидели у костров, кто-то разговаривал, кто-то спал.
Они прошли мимо полуголого раненого, корчившегося на расстеленном плаще. Над ним склонился старик в свободных одеждах. Эльхант огляделся внимательнее и увидел еще трех друидов – они ходили между кострами, от одного пострадавшего к другому. У всех были короткие седые или тронутые сединой волосы, хламиды из некрашеного полотна с длинными, расширяющимися книзу рукавами, все подпоясаны веревками, на которых висели мешочки с травами.
Лана сказала:
– Оставайся здесь. Ты не ранен, помогай другим.
Агач, рассматривающий друидов, молча перевел взгляд на нее. Амазонка резко отвернулась и зашагала туда, где высились шатры. Захлопали крылья. Эльхант поднял голову: сразу семь грифонов приближались к лагерю. Шестеро опустились у опушки, седьмой полетел по нисходящей к центру луга. Снизу было видно, что на нем только пара седоков, хотя остальные грифоны несли по три-четыре фигуры. Тот, кто находился за спиной наездника, посмотрел вниз, на агача.
Гул голосов, царящий над лагерем, стал громче. Кто-то вскрикнул, запричитала эльфийка. С опустившихся грифонов слезали раненые солдаты; один, как только его ноги коснулись земли, повалился на бок и остался лежать неподвижно. Закричал ребенок, лязгнул щит.
Эльхант подошел к упавшему солдату, присев на корточки, ухватил за плечо и осторожно перевернул на спину. Спрыгнувший с грифона наездник склонился над ними. Солдат еще не был мертв, но умирал – удивительно, что он дотянул до лагеря. Из груди торчала стрела, раненый сжимал древко обеими руками. На лице застыла гримаса боли, по грязным небритым щекам текли слезы.
Вдруг Септанта узнал его – один из тех, с моста…
– Почему стрела обычная? – спросил агач у наездника.
– Свои ненароком попали, – проворчал тот, выпрямляясь.
– Отойди, дикарь. – Голос был глубоким, словно океан. Говоривший произносил слова медленно и торжественно.
Лицо все еще сидящего на корточках Эльханта затвердело. Грифон, щелкнув клювом, покосился на остановившегося рядом друида и быстро затопал прочь, сложив крылья и прижав их к спине. Эльхант выпрямился, не обращая больше внимания на сына омелы, опустив голову, пошел прочь. Седобородый проводил его внимательным взглядом.
– Это же тот агач!
Септанта поднял глаза. Одетая в длинную, подпоясанную веревкой рубаху высокая эльфийка с младенцем на руках приблизилась к нему. Позади нее вокруг грифонов стояли другие – и совсем молодые, и старухи, – пятеро солдат, крестьяне и выводок детей.
– Эй вы, что стоите? Или это не он спас вас?
Покачивая спящего младенца, она посмотрела в глаза Эльханта и произнесла:
– Агач – на южном наречии значит «кедр»?
Он кивнул. Трое солдат в кожаных панцирях и с полдюжины крестьян приблизились к ним.
Эльфийка рассматривала дикаря-кедра – не великан, но высокий, длинные руки и ноги, кажется гибким, проворным, хотя сейчас двигается медленно. Соломенные прямые волосы до плеч, глубоко посаженные темно-зеленые глаза, лицо твердое и слегка отстраненное…
– Я, Ирма из туата саил, благодарю тебя, кедр, – произнесла она. – Без тебя мы все сейчас были бы мертвы.
Септанта, лишь раз коротко взглянув на Ирму, скользил взглядом по кострам и детям деревьев вокруг них: нионам, лурисам, витхам, куллам, гортанам. Он прикидывал, сколько здесь собралось воинов, сколько из них тяжело ранены, а сколько еще могут драться…
– Ты слышишь меня, агач? – произнесла Ирма тише. Дикарь был странен – казался разом и рассеянным и сосредоточенным. Он вроде и слышал ее слова, понимал, что она говорит, но в то же время думал о чем-то своем и смотрел по сторонам.
Наконец он, покосившись на эльфийку, кивнул.
Она пристально посмотрела на агача, отвернулась и пошла к ближайшему костру. Солдаты с крестьянами тоже стали расходиться. Один из воинов махнул рукой, затем приложил ладонь к груди и коротко поклонился. Септанта, качнув головой в ответ, побрел между кострами, но не успел сделать и нескольких шагов, как краем взгляда заметил фигуры, выпадавшие из общего фона лагеря – двигавшиеся слишком быстро и целеустремленно.
Он повернулся. Четверо воинов-куллов, обнажив клинки, шли к нему. В наречии жителей Предела Воды «кулл» означало «орех». Их туат состоял в основном из воинов и раньше обитал у подножий Сведенбора. Как бойцы они почти не знали себе равных. Если доиры – дубы – и превосходили их силой, то в ловкости и выносливости лучше куллов не было никого. Это племя стало одним из немногих, которое смогло остановить продвижение кабаньей орды, кочевников орка Горака, хотя после той войны от куллов осталась едва ли пятая часть. Теперь орехи служили охранниками у богатых эльфов, обитающих в кранноге озера Флэй, нанимались в отряды следопытов или разведчиками к железнодеревщикам.
Перед Эльхантом они плавно разошлись и встали, образовав полукруг.
– Ты пойдешь с нами, агач, – произнес один и протянул руку ладонью вверх. – Отдай меч.
Голоса вокруг стихли. Эльхант стоял неподвижно, глядя себе под ноги, словно не видя и не слыша происходящего. В его голове совершалось нечто, незаметное даже ему самому – явные мысли отсутствовали, но сознание впитывало все, что поступало через глаза и уши, отсеивая ненужное, принимая к сведению и утрясая важное, и происходило это очень быстро.
Агач поднял руку; орехи не шелохнулись, хотя восемь зрачков сдвинулись, наблюдая за ней. Перекинув ремень через голову, он снял ножны и положил на землю перед собой. Орехи молча ждали. Эльхант отстегнул от пояса еще одни ножны, короткие, из которых торчала деревянная рукоять ножа, и негромко сказал:
– Это все.
– Хорошо. Теперь отойди назад.
Он отступил на три шага.
Стоящий слева орех, не выпуская меч из правой руки, левой взял кэлгор и с легким удивлением оглядел его.
– Идем, агач. К шатрам.
Септанта пошел вперед, куллы расступились. Двое оказались по бокам от него, двое за спиной. Агач будто не замечал их – он все еще скользил по окружающему слегка рассеянным взглядом, усиленно обдумывая происходящее. Они миновали барда: закутанный в длинный темный плащ на деревянных застежках, тот сидел у костра и нараспев декламировал песню печали. Вокруг собрались солдаты и молча слушали.
Вскоре орехи подвели Эльханта к большому шатру посреди луга. Полог из шкур закрывал вход, рядом стояли двое низкорослых доиров-дубов, молодых воинов с бычьими шеями и мощными выпуклыми лбами. Доиры считались верховным туатом Атланса. Всего племен было дюжина и четыре. Среди них высшие – доиры, витхи, саилы, лурисы и феарны. Пять «средних» и пять «младших» туатов были более слабыми или бедными, но легенды четко указывали, какие именно туаты выше, а какие ниже, и те, кто относился к высшим, естественно, полагали, что легенды не врут.
Эльхант остановился, и старший кулл сказал:
– Ждут его? Это тот дикарь…
– А, да… – пророкотал один из дубов. – Хотя не очень-то он там нужон. Ну ладно, заходите.
Второй охранник вместе с тремя орехами остался снаружи. Старший кулл, Септанта и доир вошли в шатер.
Эльхант остановился перед круглым столом с деревянным столбом в центре, поддерживавшим вершину шатра. На разбросанных по земле шкурах стояли два сундука, наспех сколоченный табурет и низкая лежанка, застланная меховым покрывалом. Септанта расправил плечи и выпрямил спину, почти на голову возвышаясь над вошедшими следом куллом и доиром, поднял подбородок, не шевелясь, – хотя взгляд его переместился дважды: с занимающей табурет Ланы на стоящего по другую сторону стола железнодеревщика в доспехе, но без шлема, а после – на эльфа, про которого агач много слышал, однако не видел пока ни разу.
Воевода объединенного войска туатов Атланса, командовавший теми эльфами, что в конце концов разбили орду Горака, легендарный Монфор Билал сидел, уперев в колени могучие кулаки. На среднем пальце правой руки поблескивало золотое кольцо, запястья были украшены рисунками-татурами.
Септанта полагал, что Билал моложе. Но сейчас он видел перед собой не просто пожилого эльфа, а почти старика, пусть еще и полного сил. Большинство детей деревьев, не считая наездников на грифонах, никогда не стриглись или, по крайней мере, носили длинные волосы – символ свободы и власти. Воевода был почти лыс. Мохнатые седые брови нависали над узкими глазами, от крыльев мясистого носа к уголкам рта двумя дугами тянулись глубокие складки, будто трещины в коре.
– Не нужен он мне здесь, Лана, – хриплым низким голосом произнес Билал, уперся широкими босыми ступнями в шкуры и тяжело поднялся с лежанки. На воеводе были мешковатые штаны и незаправленная белая рубаха.
Старший в отряде куллов, все еще сжимающий в руках оружие Эльханта, стоял слева от него, а доир, у которого была короткая палица, – справа.
– Это он? – спросил Монфор у железнодеревщика.
Только сейчас Септанта смог разглядеть лицо того, кого сбросил с коня – узкое и лишенное всякого выражения. Светлые волосы были зачесаны ото лба к затылку и скорее всего смочены известковой водой, отчего, став жестче, они поднимались волнистой лошадиной гривой.
– Бунтарь, – процедил железнодеревщик, кладя руку на свой шлем, стоящий у края стола. – Конечно, он! Предатель.
– Не предатель, – сказал агач.
Лана презрительно хмурилась. Билал, сцепив пальцы на выпирающем под рубахой животе, неприязненно взглянул на железнодеревщика.
– Лжешь! – рявкнул тот. – Ты…
– Нет, никогда не лгу, – возразил Септанта.
– Риг, он напал на меня, – обратился железнодеревщик к Билалу. – Он помешал отступлению, сбросил меня с коня, из-за него погибли солдаты!
Воевода перевел взгляд с него на агача и спросил:
– А это – правда?
– Да, – произнес Эльхант.
– Значит, бунтарь. Лана, сейчас нет времени звать брегона и устраивать суд над каждым, кто не выполняет приказы и мешает нам. Проследи, чтобы его казнили немедленно.
Доир шагнул к Септанте и получил каблуком зеленого сапога в колено. Удар казался несильным, но охранник с глухим мычанием повалился на шкуры. Эльхант, выдернув ножны с кэлгором из рук кулла и схватившись за столб, прыгнул, поджав ноги. Он пролетел по короткой дуге на столом, отпустив столб, сделал три шага и очутился позади железнодеревщика.
Никто не успел пошевелиться. Септанта уже стоял на одной ноге за спиной эльфа, схватив его за пышные волосы над лбом и отогнув голову назад, сжимая рукоять кэлгора, лезвие которого касалось выпятившегося кадыка. Правое колено упиралось в поясницу. Ножны, в которые раньше был вложен темно-синий меч, еще падали на шкуры…
Железнодеревщик вскрикнул. Ножны упали. Кулл вытащил меч. Выпустив палицу, доир ухватился за край стола, покряхтывая от боли в колене, попытался выпрямиться. Монфор Билал стоял неподвижно. Лана достала свое оружие – тонкое и прямое, шириной с кинжал, но слишком длинное для него.
Некоторое время в шатре было тихо, лишь постанывал доир да железнодеревщик громко сопел.
Снаружи раздались голоса.
– Дикарь! – выкрикнула амазонка с возмущением. – Как ты смеешь?!
Ноздри Ланы раздувались, кончик узкого меча подрагивал. Эльхант стоял неподвижно – он успел развернуть железнодеревщика и сам развернулся так, чтобы видеть всех, кто находился сейчас в шатре.
– Отец, где Кучек? – краем рта тихо спросила Лана.
– В лесу, – ответил Монфор. – Его послали за хворостом.
Снаружи что-то пророкотал голос оставшегося перед входом доира, и вдруг заплакал ребенок. По шее железнодеревщика потекла капля крови. Прикрывающие вход шкуры заволновались, затем чья-то рука резко отвела их в сторону. Все, кроме Эльханта и того, кого он пленил, повернули головы.
Внутрь ворвалась высокая эльфийка в длинной подпоясанной рубахе, с плачущим младенцем на руках, следом сунулся доир-охранник, тут же мимо него протиснулись юница, древняя старуха, за ними – трое солдат.
– Вы кто такие… – начала Лана, но Ирма, чье лицо пылало от гнева, перебила ее:
– Этот агач спас всех нас! Что вы делаете? Вы все! Нас бы захватили мертвоживые, но он…
В шатре стало темнее. С того самого мига, как темно-синий меч оказался у шеи железнодеревщика, зрачки Эльханта ни разу не шевельнулись – он не смотрел ни на кого в частности, взгляд был направлен между фигурами, так, чтобы в поле зрения оставались все присутствующие. Но теперь Септанта моргнул и посмотрел на вход.
Вошедшие последними солдаты пятились. Эльфийки испуганно загомонили, отступая в стороны: раздвигая шкуры, в шатер протискивался кто-то огромный, темно-серого цвета, покрытый сеткой тончайших извивающихся трещин, обладатель головы, напоминающей жбан неправильной формы, и плеч, будто сложенных из гладких булыг.
Чудище целиком вошло в шатер, шкуры позади него качнулись и упали на свое место. Ноги-столбы заканчивались массивными глиняными ступнями. Глиняные руки висели по бокам бочкообразного тела. Эльхант моргнул еще раз и, приняв к сведению, что в шатре объявилось новое существо, вновь устремил взгляд между фигурами тех, кто стоял перед ним. От отца агач слышал про таких созданий, хотя и отец его никогда не видел големов.
– Кучек, убей его! – выкрикнула Лана.
Глаза голема напоминали черные дырки в глиняной поверхности, рот – короткую горизонтальную трещину, ушей не было вовсе. Тем не менее он видел, что происходит, слышал все, что звучит вокруг, и мог говорить. Трещина расширилась, глина вокруг нее сморщилась, и скрипучий голос, напоминающий звук, какой издает кремень, если им сильно потереть о каменную глыбу, молвил:
– Хозяин?
Лана уже собралась повторить приказ, но Монфор Билал властно поднял руку, и амазонка не сказала ни слова.
– Вы можете подтвердить слова этой саилы? – обратился воевода к солдатам.
Они переминались с ноги на ногу, чесали затылки и растерянно хмурились.
– Ага, – сказал наконец один, низкорослый, широкоплечий и кривоногий. – Так и есть. Мы убегали, а этот… остановил нас. И потом ешо старшой наш, Брог, – тож приказал. На мосту это. За нами ж бабы шли с детями, старики, селяне… Если бы мы там на мосту не стали, их бы всех укокошили, а так выходит… Ну, много наших полегло, токмо я вот убежал, ужо когда шкелеты поперли, да еще некоторые сбегли, остальных поубивали. Но крестьяне… они да, они спаслися.