Клетка

– Где? – Амелия разглядывала выползающую из автобуса пеструю вереницу вновь прибывших.

– Да вон же! – Бриджет опять ткнула пальцем в толпу. – В костюмчике кораллового цвета.

– А я думала, она ученица.

– Не! Раз в костюмчике, значит, точно препод. – Бриджет ухмыльнулась, протянула насмешливо: – Молоденькая. Парни возможности не упустят.

Наконец автобус опустел, толпа растеклась по площадке перед входом в здание. Амелия задумчиво следила за Гейлом. В отличие от остальных, он не слишком суетился, стоял чуть в стороне, скорее всего, и сам с любопытством разглядывал приехавших. Как и новая училка в коралловом. Та и вовсе отодвинулась подальше. То ли побаивалась, то ли оттуда ей было удобней наблюдать.

– Эй! – завопила Бриджет во весь голос, перегнувшись через перила, широко замахала рукой. – Привет лузерам!

И все, кто стоял внизу, одновременно задрали вверх головы. Словно дрессированные собачки по команде.

Глава 7

Сэлл

Так это, оказывается, не школа, а лепрозорий! Здесь прокаженных на ночь запирают. Запирают, Карл! Вот куда он попал… Куда его сплавила собственная мать на деньги вштыря.

Поэтому утром, когда замок двери снова щелкнул, Сэлл, не разлепляя глаз, протянул равнодушно:

– Не стоит утруждать себя лишними телодвижениями! Можете всунуть ключ обратно в эту гребаную дырку, а через пару недель убедиться, что из вашей столовой несет не меньше, чем от моего разлагающегося тела. – Он подмял подушку кулаком и перевернулся на другой бок.

– Мне показалось или где-то щенок затявкал? – прогремело над ухом. – Подъем! В восемь завтрак, в половине девятого на инструктаж. Явка обязательна! Повторяю, для особо одаренных: о-бя-за-тель-на!

Неужто сам надзиратель этой тюрьмы пожаловал?

Ну да, ага! Сэлл прямо-таки испугался и побежал на этот их дебильный инструктаж!

Но донимать его не стали. Просто поставили перед фактом и убрались восвояси. Типа все строго, все по правилам… Но на деле – чхать!

И все было бы прекрасно, если бы ровно в двадцать пять минут девятого в комнату не постучали. Слабо так, умирающе. Сэлл завернулся с головой в одеяло, решив наплевать на все порядки, но стук повторился. Все такой же еле слышный. И поэтому еще более противный, раздражающий, от которого не удалось бы спастись даже в бункере. Как японская пытка каплями воды по темечку. Долбаная акустика!

– Ну? – Сэлл приподнял голову.

Что за настойчивая мышь там скребется?

Но с той стороны не отреагировали.

– Ну? Кто там? – повторил он, еще больше раздражаясь. А потом встал с кровати и сам дернул за ручку двери.

– Ой, – пискнула мышь, разомкнув брекеты, и впилась взглядом в парня. Ниже пояса. Покраснела. Чем весьма развеселила парня.

– Трусы как трусы! – хмыкнул Сэлл и нахмурился. – Чего тебе?

– Там это… – замямлила Зубатка. – Всех собрали на инструктаж… Ну и… в общем…

– Так иди!

– А ты?

– А я к тебе в телохранители не нанимался!

– В смысле? – захлопала глазами девчонка.

– В смысле? – передразнил ее Сэлл, но без злобы добавил: – Двигай булками, а то без тебя начнут.

– Я думала…

– Слушай, не испытывай мое терпение!

– Хорошо, – покорно пролепетала она и без лишних слов пустилась прочь по коридору.

Ну и народец! Сэлл даже улыбнулся и мотнул головой.

А через час под дверью обнаружил записку – расписание занятий на сегодня. Понятно, чьих рук дело! Ухмыльнулся. Ну что ж, на послеобеденное занятие ради интереса можно и сходить. Но для начала найти бы место, где можно спокойно покурить. Кругом эти долбаные противопожарки!

Сэлл накинул рубаху поверх футболки и без особого энтузиазма поплелся по коридору к выходу. Сад не завянет, если он покурит где-нибудь в его зарослях. Вообще он бы не парясь затянулся прямо на пороге, но там амбалы из охраны – набегут как тараканы. Сэлл их не боялся, однако, если в этих стенах на ночь запирают, где гарантия, что после такого в карцер не закроют? А без сигарет он там сдохнет! Сто раз пытался бросить, но где там? Он вдыхал табачный дым еще с молоком матери! Та пыхтела как паровоз все эти годы. А пассивное курение похлеще любой наркоты.

У лестничного пролета столкнулся с тем лохматым ушлепком, который хотел поставить Сэлла на место в день приезда, в холле. Думал, и сейчас тот снова что-нибудь крякнет в его сторону, но пустобрех сделал вид, что кроме него на лестнице никого. Вот и замечательно!

Внутри свербело. Уже не терпелось сделать хотя бы две-три затяжки. Сэлл даже подумал, что, обогнув здание школы, пристроится где-нибудь под окнами – к чему бежать далеко? Но когда он оказался на заднем дворе, все прошлые мысли и желания тупо рухнули. Сэлл даже присвистнул – ни черта себе! При огромном желании здесь можно было тренировать мировых чемпионов по всем видам спорта!

Захотелось тут же рвануть к турнику и сделать пару подходов. Но его окликнули:

– Эй! Ты чего здесь вынюхиваешь?

– Я? – Сэлл даже опешил на мгновение. Тем более что ему не сразу удалось найти взглядом того, кто с ним разговаривает.

– Ты, ты! Не я же! – в чужом хрипловатом голосе слышалось веселье, и Сэлл наконец-то увидел мужчину-афроамериканца в рабочем комбинезоне, который вразвалку выходил из зарослей кустарника. Садовник.

Парень расслабился:

– Нюхать – не в кайф, – хмыкнул он и смело взглянул в глаза собеседнику.

– А что же в кайф?

Сэлл кивнул в сторону площадки.

– А я думал, ты курнуть пришел, – сипло расхохотался садовник, и его толстые губы оголили щербину меж зубов.

– И это тоже, – не скрывая, подтвердил Сэлл.

– Нет, парень. Тут либо одно, либо другое! Иначе кишка завернется.

– Три подхода по десять. Спорим?

– Три по десять? – Афроамериканец снова рассмеялся, бросив в траву перчатки и секатор. – Пять по пятнадцать!

– Пять по пятнадцать? – недоверчиво переспросил Сэлл и покачал головой: – Я не Майкл Экерт[1].

– Я тоже не сержант морской пехоты! Но кое-где плавал. Садовник шустро прошел по тропинке до теннисного корта, обогнул его и встал под перекладиной.

– Считай! – скомандовал он.

И Сэлл, не веря своим глазам, отсчитал ровно столько, сколько сказал этот с виду щупленький мужичок уже преклонного возраста.

– Так что завязывай ты с этой дрянью, парень, – подмигнул садовник, подхватил перчатки и секатор и как ни в чем не бывало возвратился к своим обязанностям.

И Сэлл не рискнул сделать ни одного подхода. Впрочем… и курить он тоже не стал.

На химии Сэлл привык скучать. Но это в старой школе, где все приходилось осваивать буквально на пальцах: ни лаборатории, ни реагентов – отстрелялся по формулам и свободен, можно пялиться в окно. Здесь же на каждом столе стояли штативы с колбочками, какие-то порошочки, жидкости, куски непонятного вещества. Разумеется, кто-то отпустил шуточку, что это подпольная кухня дури, остальные его поддержали, дебилы. Принялись гоготать, красуясь перед телками. Те тоже в долгу не оставались. Даже Зубатка. Кстати, идиотка устроилась рядом, через проход от Сэлла.

А потом зашел учитель. Сказал что-то, но в этом шуме его слова просто растворились. Тогда он взял и жахнул учебниками по столу. Тупое позерство. Однако эффектное: «Заглохли, полоумки!» И все замолчали. И оглохли разом.

– Я Гейл Мелларк, ваш учитель химии. И любить меня совсем не обязательно.

Ха! Много чести!

Холеный блондинчик. И голос такой… будто спаржей подавился. Говорит, а сам за ухом пальцем водит, невидимую прядь убирает. Или щетину пробует, не отросла ли. Типичный мэтр!

Сэлл мысленно натянул на учителя парик: длинные волнистые пряди заструились вдоль лица. Заржал вслух, но, поймав ледяной взгляд учителя, отчего-то напрягся. Уткнулся в тетрадь и стал черкать абстракцию на полях.

Глава 8

Элейн

Сегодня отправила иллюстрации в издательство. Если они опять откажут, обвиняя меня в излишней пасторальности, вообще прекращу с ними всяческие отношения. С тех пор как там поменялся художественный редактор, работать стало невозможно! Как многое зависит от одного человека, занявшего не свое место! Прежнего редактора устраивала и моя манера письма, и сюжеты. Жаль, что она ушла. А новая обвиняет меня в том, что я зациклена на ежиках, кошечках и зайчиках, говорит, современных детей это не интересует.

Да? А она вообще в курсе, что именно может заинтересовать ребенка?

Помнится, одного знакомого мне мальчика привлекали отнюдь не милые зверята, и он плохо кончил… Хотя о чем это я? У него еще есть шанс. Я даю ему этот шанс! Надеюсь, когда-нибудь Шон все поймет и оценит. Я увожу паршивца с тропы порока назад, на исходную. Ведь когда он родился, плохого в нем было не больше чем во мне или Ло.

Перебирала на днях бумаги и нашла старую фотографию. Мне восемь. Я стою, нахмуренная, руки стиснуты в кулаки, ступни повернуты в сторону, словно собираюсь бежать. Неужели никому не пришло в голову, что виной тому не мой «скверный» характер, а тот, кто фотографировал? Слепые, глухие, черствые взрослые! Почему они не заметили, почему проигнорировали, когда было еще не поздно? Почему вместо того, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим, мать оставила фото на память?

Дрянь! Дрянь! Дрянь!

Конечно! Красавчик Шон наконец-то увлекся чем-то серьезным! Привез с собой дорогущую профессиональную камеру и много времени проводил, снимая окрестности. А я, дура, расслабилась! Почти перестала его бояться. Поверила, что он повзрослел и изменился.

Пару недель он действительно не обращал на меня никакого внимания. На Ло, впрочем, тоже. Его заинтересовали наши соседки – две девицы с уже оформившимися телами, на год-два старше его. Они с Шоном быстро спелись и стали весело проводить время – катались на тачке папаши, которую брали без спроса, едва смеркалось.

Но мое счастье было обманчиво. Стоило только расслабиться, как оно превратилось в зыбучие пески, которые, как известно, губительны.

Вдоволь наигравшись Шоном, соседки переключились на парней постарше, которые на все лето сняли коттедж неподалеку. Мой кузен не тот человек, который зализывает раны в одиночестве. Он опять заметил меня.

– Ты хочешь стать знаменитой? Ты хочешь, чтобы на тебя смотрели и узнавали? – шептал Шон, наводя на меня свою камеру.

Я чувствовала себя беззащитной ланью, на которую наставил ствол ружья охотник.

– Смотри, нет ничего страшного, – увещевал мой мучитель. – Просто замри в той позе, в которой я скажу.

Шону нравился мой страх, моя скованность и стеснение. Его камера представляла все совсем в ином свете. Разумеется, он показывал только те снимки, которые было можно показывать. Бо́льшую их часть он прятал от глаз посторонних, наверняка под какую-нибудь невинную обложку.

– Ты станешь такой же знаменитой, как Алиса Лидделл, – говорил кузен и даже подарил мне книгу Льюиса Кэрролла.

Я порвала ее тем же вечером. Не читая. Просто потому, что от Шона ничего хорошего ждать не приходилось.

Разумеется, меня опять выставили полной идиоткой. Папа кричал, что ему стыдно за мой поступок. Во-первых, я покусилась на книгу, во-вторых, нарушила правила приличия: с подарками кузена так не поступают!

Меня наказали, обязав склеить, а потом выучить наизусть всю «Алису». До того момента, пока я этого не сделаю, мне запретили общаться с кем-либо и заперли. Это было ужасно! Прикасаться к вещи, которую трогал Шон, мне казалось омерзительным. Хотя находиться под замком, вдали от кузена с его фотоаппаратом и гадкими фантазиями – почти награда.

Я решила дождаться момента, пока он уедет, а потом уже придумать, как быть. Мне оставалось вытерпеть пару недель. К разочарованию родителей привыкать не приходилось. Подумаешь! Да и Ло меня поддерживала. Даже разбила копилку, едва проводили кузена. Сбегала в книжную лавку, купила еще одну «Алису», передала ее мне в окно и вызвалась склеить книгу Шона.

Моя сестра – ангел!

Та «Алиса» и сейчас у меня на полке. Ее я берегу, хотя до сих пор помню наизусть. А для этого мерзавца, живущего сейчас в моем подвале, я приобрела особенный экземпляр – в современном оформлении, яркий, карманного формата, чтобы пролез в окошко для Черри. В моих глазах он здорово уступал тому, старенькому изданию.

Просунула под дверь:

– Вот! Выучишь наизусть.

– Хорошо, – прошелестел Шон. – В детстве мне нравился Льюис Кэрролл.

Врун, лжец! Строит из себя святую невинность! Посмотришь и даже не подумаешь, что он мог вытворять такие гадости.

– Я рисовал иллюстрации: Белого Кролика, Алису, Чеширского Кота, Герцогиню, – принялся перечислять он, словно надеясь, что я забуду обо всем, обо всех своих унижениях.

Но эти слова напомнили мне про другие рисунки. Я нашла их в первый день, когда вырубила Шона шокером, чтобы спустить в подвал. Несколько страничек в блокноте, карандашные наброски.

Вьюнок, обвивающий тонкую лозу. Такой хрупкий, нежный. Как я не увидела тайного смысла? Вьюнок – убийца. Он душит в своих объятиях. Он смертоносен для неокрепшего стебля.

Или птица с перебитым крылом. В ее глазах застыла боль… Надо домыслить. Боль, потому что смотрит она в глаза охотника! А тот еще и упивается своей жестокостью, делая последний набросок.

Или третий. С ангелом!

С плеча сполз оборванный хитон, крылья обломаны, взгляд затравленный, полный безнадеги. Ангел прячется. Выглядывает из укрытия в надежде, что его не заметят. Я будто увидела в этом ангеле свою душу. Показалось, впервые Шон сделал нечто на самом деле имеющее отношение ко мне, а не только к его похоти.

Не в силах выбросить их из головы, я выскочила из подвала.

Где они? Где эти картинки? Зря я оставила их у себя! Пожалела… Слишком уж хороши. Обманчиво просты. Безыскусны.

Разорвать в мелкие клочки! Швырнуть с обрыва! И пусть вода унесет любое напоминание… Потому что нет в Шоне невинности! В каждой его зарисовке скрыта жестокость и испорченная суть. Он извращает все, к чему может прикоснуться. Патологически!

Я побежала к реке, к нашему с Ло месту. Там особенно сильное течение. Если бы это было возможно – бросить вместе с бумажками все воспоминания, чтобы они не травили мне жизнь! Или смыть с Шона всю грязь! Но грязь с души не смоешь…

Глава 9

Шейла

Неделя без учеников тянулась бесконечно, а с учениками пролетела, как смерч, оставив за собой не меньше разрушений. Шейла просто не верила, что на ее уроках присутствуют девушки и парни из так называемой элиты. Они хамили, огрызались, как свора одичавших псов. Еще и строили из себя невесть кого! Будто не богатенькие родители вложили немалые деньги в их обучение, а они сами.

Понятно, почему по уставу предписаны такие жесткие требования – чтобы «сливки общества» не разнесли в пух и прах школу, не перетрахали все, что движется, не поубивали друг друга и учителей заодно.

Шейла не помнила, чтобы в юности она была такой же. А ведь между ней и учениками крошечная разница в возрасте! Правда, училась девушка в самой обычной школе. И слава богу! А вот с Брэдом отец решил выделиться… В конце концов, единственный сын.

Брат не хотел ехать сюда. Придумывал причины и оправдания. Даже подговорил девчонку из средней школы, чтобы та брякнула про беременность от него. И на что только надеялся? Их легенда просуществовала ровно два дня. Пока отец бесцеремонно не притащил бедняжку в клинику. А там… Даже анализы делать не пришлось – девчонка сама во всем созналась. Под таким-то напором!

А если исчезновение Брэда – тоже спланированная мистификация? Но тогда почему по прошествии двух месяцев он ни разу не связался с Шейлой? Перестал доверять сестре? Не может быть.

В кармане пиджака лежал обрывок, найденный в песке. Послание. Сигнал. Или призыв о помощи? В минуты отчаяния, когда девушке уже казалось, что все затеяно зря, что нет ни малейшей зацепки для того, чтобы разыскать брата, Шейла прикасалась к клочку бумаги – становилось легче.

Говорят, в то же время уволилась мисс Розенберг – предыдущий учитель химии. Девушка видела ее фото в альбоме. Миленькая. Молодая. Возможна ли романтическая подоплека?

Зацепившись за эту идею, Шейла даже порылась в архивах и нашла номер мобильного этой Розенберг. Представила себе разговор: «Здравствуйте!» – «Здравствуйте!» – «Вы работали там-то?» – «Работала». – «И мой брат сейчас с вами?» Бред, конечно. В мысленных диалогах Шейла сильна не была. Да и номер сначала оказался недоступен, потом занят… И так несколько раз. Что это? Знак, что не стоит соваться? Интересно, копы проверяли эту гипотезу с учительницей? Или доблестной полиции проще, когда «сам удрал»?

Но Шейла все же дозвонилась на следующий день. В очередной раз набрала номер, и вдруг пошли гудки.

– Ал-ло-о! – протяжный бархатный голос.

– Мисс Розенберг?

– Да, – удивилась, кажется.

– А могу я услышать Брэда?

– Да.

И тишина.

Сердце Шейлы забилось в отчаянном припадке.

Она едва могла дышать. Сейчас она услышит голос брата! Мгновение! Секунда! Выдох-вдох… И вдруг комок. Густой, тяжелый, вставший поперек горла.

И что? Что ему сказать? Девушка понятия не имела, как ко всему этому относиться. Наорать? Но сейчас он счастлив и может на нее обидеться. Ему море по колено. Ему не до сестры, не до семьи, даже до целого мира дела нет. А она сама… разве она его для этого искала, чтобы снова потерять из-за неосторожного слова?

Но и радоваться Шейла сейчас не могла. Ведь Брэд поступил как…

– Я вас слушаю. – Мужской голос оборвал все размышления.

Низкий. Хорошо поставленный. Чужой…

Чужой! Как же глупо было на что-то надеяться. Глупо! Даже слезы на глаза навернулись. Шейла моргнула, быстро прервала соединение, отбросила мобильник и буквально рухнула на кровать, только сейчас сообразив, что до сих пор стояла, вытянувшись в струнку.

Но бездействовать нет времени. Надо двигаться дальше!

Шейла порылась в местной библиотеке в надежде наткнуться на что-нибудь странное. Тщетно. Тихое место. Семьи, проживающие здесь не один десяток лет. Старинные родовые поместья. Небольшие коттеджи для сдачи в аренду. И маленький полицейский участок. Ни таинственных происшествий, ни гонений на ведьм, ни просто уголовных дел!

Последнее громкое событие случилось двадцать лет назад: в состоянии алкогольного опьянения в реке утонул некий молодой человек. Никаких криминальных мотивов. Несчастный случай. Соболезнования и прочее-прочее-прочее.

Может быть, Шейла упустила что-то? Нечто скрытое между строк?

Она вышла в сад. Раскаленный прелый воздух лишь сильнее затуманил голову. Мелькали тени. Роилась мошкара. Наверное, у реки прохладнее. Хорошо, что она преподаватель и имеет право выходить за ворота.

Но до реки Шейла не дошла. Чуть в стороне – там, где тропинка уводила резко влево, – из зарослей кустарника послышалась возня. И голоса. Парня и девушки.

– Ну? Какого черта ты ломаешься?

– Не надо.

– На себя посмотри, тебе в радость должно быть.

– Нет… Пожалуйста! Не надо…

Рваные реплики Шейле не понравились.

Она остановилась. Напряглась. Еще сильнее прислушалась. Подсознательно тянула время: а вдруг все обойдется? Вдруг ей показалось, примерещилось, послышалось? Но как бы ни хотелось остаться в стороне, ситуация требовала вмешательства.

И на ее счастье, вмешался кто-то третий.

– Отвали от нее! – услышала она уверенный голос. А потом сквозь листву разглядела фигуру парня. Вырос внезапно, как из-под земли!

– Ха! Вот, оказывается, чья ты салатница!

И следом недвусмысленный шум потасовки, девчачьи вскрикивания…

Несколько секунд спустя мимо Шейлы, словно лось, пронесся парень: расширенные зрачки, перекошенный рот, порванная рубашка, – теперь он мало походил на холеного красавчика.

Осторожно выглянув из-за кустов, Шейла увидела и других действующих лиц разыгравшейся пьесы и удивилась, что этот грубиян, который хамит ей на уроках, может за кого-то заступиться. Тем более за такую довольно невзрачную девушку с брекетами.

Глава 10

Сэлл

Если до тебя доколебалась страхолюдина, парень, – ты влип по уши! Лучше сразу беги. Никакие слова не помогут! А вот если наоборот… Если вдруг ты сам решил бросить якорь в ее сторону – причем именно якорь, и только! – дело попахивает жареным. Нет, конечно, можно попытаться разглядеть ее внутренний мир, но это только в теории. К реалиям жизни раскопки недр души не имеют никакого отношения. Может быть, позже, когда мускулы в штанах перестанут играть на тамтаме и атрофируются, а пока… Пока, по мнению Сэлла, это ясно и точно походит на нездоровую психику. Такому палочнику хоть скользкую селедку, хоть дохлую кошку, хоть стул – главное, вставить.

Нет, по большому счету Сэллу все равно. Он не врач – пилюльку не посоветует. Но если пациент сам отчаянно напрашивается на консультацию, то прописать кое-что другое все же может.

Вот и прописал.

А после по привычке захотелось покурить. Отойдя чуть в сторону, Сэлл присел на корточки возле забора, затянулся, выпустил колечки дыма и вдруг вспомнил про садовника… Бросил сигарету, втоптал ее в землю, сплюнул под ноги. Нет, не потому, что слова афроамериканца на него повлияли. Сэлл выискивал его взглядом – где он сейчас? – неудержимо хотелось поговорить. Просто потрепаться ни о чем. Каждому человеку это необходимо.

Окольными путями Сэлл вышел к тому месту, где в прошлый раз встретил садовника. Постриженные кусты громоздились в ряд зелеными статуями. Все четко, гладко, без единого изъяна. Перфекционист с секатором.

Да, здесь мастеру уже делать нечего! Надо искать его в другом месте.

Недалеко от сада располагалась оранжерея – застекленная беседка, увитая изнутри лианами. Сэлл видел такие только в кино и всегда представлял, что когда-нибудь и он будет пить красный чай за маленьким круглым столом под ветвями гибискуса, наблюдая за бренным миром из-под прозрачного купола. Там и дышится легко, и спится хорошо, и чай неповторимый. Но самое главное – никто тебя не трогает.

И вот под таким стеклянным колпаком сидел садовник – перебирал пустые торфяные горшочки, складывал один в другой и отставлял в сторону. «Вполне себе счастливый человек», – подумал Сэлл и мягко ухмыльнулся. Было в нем что-то такое, что вызывало симпатию или даже… уважение.

То ли афроамериканец давно его заметил, но не подавал вида, то ли почувствовал чей-то сосредоточенный взгляд на себе… Но когда он разогнулся и поднял голову, встретился с Сэллом глазами. И даже вроде улыбнулся – сверкнул щербинкой. И махнул рукой – небрежно, но доброжелательно.

Правда, разговаривать ему было некогда. Садовник пересек оранжерею и принялся ворочать ящики с растениями.

Сэлл ответил приветственным жестом, которого афроамериканец уже не увидел, и поспешил к корпусу.

А Зубатка, видимо, все приняла на свой счет: улыбалась Сэллу, поблескивая железом, всю пару, а потом на лабораторной по химии к нему хотела подсесть. Ха! Еще одно подтверждение тому, что теория Сэлла насчет страхолюдин работает.

Но кое-кто ее опередил…

В другой раз Сэлл послал бы обеих к чертям – он и один с реактивами справился бы. Но если выбирать из двух зол, логично, что каждый выберет наименьшее. Химия, она и в сугубо деловых отношениях – химия. Все знают, что железо рано или поздно покроется ржавчиной. А он не цинк и не олово, чтобы защищать его от коррозии. Да и само словосочетание «белая жесть» его ужасно бесило!

В общем, на химии его случайной соседкой по парте оказалась Амелия.

Глава 11

Амелия

Амелия внимательно изучила листок с расписанием занятий. Химия уже сегодня, но она на нее не пойдет. У нее свои планы. Не столько на химию, сколько на мистера Мелларка. И они подождут.

Хорошо, хоть во время занятий учителя не шастают по жилому корпусу, не проверяют, не отлынивает ли кто. Впрочем, может, и шастают, только не постоянно. Выскакивают неожиданно, чтобы поймать нарушителя. С них станется.

Но пока на этаже царила привычная гулкая тишина. Самое время проверить подаренную Бриджет отмычку, научиться ею пользоваться: отпирать и запирать.