Хлопок одной ладонью

Выйдя на улицу, мы дошли до Манежной площади, поразившей нас своей аляповатой бессмысленностью, заглянули в «Националь», в привычный еще по «тем» временам зальчик. Официантка с ногами суперзвезды и взглядом панночки из «Вия» подала меню и брезгливо сообщила, что цены обозначены в «у. е.».

– Девушка, вы никогда не слышали такое выражение: «Если ты спрашиваешь, сколько это стоит, значит, оно тебе не по карману»? Запишите где-нибудь. Можно – прямо на обложке. Вот этот коньяк – триста грамм, лимон, валованы с икрой, обоих цветов, потом – капуччино. Действуйте…

Снова закурили по сигаре. Оказывается, в Москве это опять вошло в моду, только если в 60-е годы лучшая кубинская стоила в пределах трех рублей, то сейчас цены были вполне сравнимы с теми, что я застал в странах, поддерживавших американское эмбарго в начале 80-х.

– Вживаемся помаленьку, – констатировал в пространство Шульгин. – Тебе не противно все время богатого хама изображать? Мне – моментами надоедает.

– Изображай себя, мэнээса с кандидатским дипломом. Останешься при всем самоуважении, а перекусишь пирожком в подземном переходе. – Я кивнул официантке, с нечеловеческой быстротой расставившей на столике заказ. – Сколько бы ты в этот «Националь» в очереди простоял, и как бы тебя с твоей десяткой в кулаке здесь обслужили? И что тебе не так? Будто твой Грин в Лондоне с обслугой вась-вась держался… Особенно если она дурацкие замечания тебе делала.

– Оно конечно, ангелов мы из себя не строили, особенно в Гражданскую, но тут, понимаешь ли…

– Ага! Футурошок, наконец, достал. Там растленный Запад и исторический капитализм на своей высшей стадии, а тут вдруг – был «образцовый коммунистический город» и сразу такое! А чего ж ты хотел, братец? Я так скажу – ты тут не был в девяносто первом, а я был. Вот бы тебе сравнить, что было и что стало. Грязь, вонь, темнота и разлитая в воздухе тоска, бессмысленная и беспощадная. Укрыться от которой можно было в редких, до удивления жалких «кооперативных» кабачках. Бр-р…

От воспоминания меня даже передернуло.

– А теперь, ты полюбуйся, – я указал сигарой за окно. – И Иверскую восстановили, и люди на людей похожи, и вообще чистый Париж. Всего-то за двенадцать лет…

– Так-то оно так, а все равно тягомотно на душе. Окончательно, значит, нет у нас Родины. Как кому, а мне в той Москве уютнее было.

– Тебе, значит, все прелести и радости свободных миров, а этим вот, – я снова указал сигарой на мельтешащие мимо окна толпы прохожих и потоки автомобилей, – для твоего душевного спокойствия лучше бы еще сотню лет социализм строить… Да ты посмотри, девочек сколько красивых стало! В наше время если б две-три таких на целый институт нашлось, и то я не знаю! А здесь – роты и батальоны на одном всего лишь квартале. В ограниченный отрезок времени.

– Когда тебе исполнится шестьдесят, пропорция возрастет еще больше. И хватит, – прервал тему Шульгин, – а то это уж слишком начинает напоминать наш тогдашний разговор с Олегом. Как думаешь, с квартирой выгорит?

Конечно, позарез нам нужна была только одна, «та самая», а о второй мы завели речь с риелтором больше для маскировки своей истинной цели. Да и в прессе читали, что сейчас здесь модно скупать целые этажи и устраивать гигантские апартаменты, художественные салоны для избранных, а то и «аристократические» дома свиданий. Нет, и в оперативных целях две смежные, конечно, удобнее.

– Должно, – дернул я плечом. – Живет там, по нынешним меркам, не бог весть какая птица. Подумаешь, пять автозаправок держит. За сколько лет даже на приличный ремонт не разорился.

//Позднее мы узнали новый термин – «евроремонт». По сути то же самое, но с понтами.//

Уговорим. В крайности, ты к нему наведаешься в известном виде и намекнешь, что бензоколонки – объект повышенной пожароопасности, а далеко не все клиенты вовремя успевают тушить сигареты, въезжая на территорию.

– На статью такой визит тянет, – меланхолично заметил Шульгин.

– Равно как вообще вся наша деятельность в обозримом прошлом и настоящем. Давай о другом поговорим. Я прикинул, сейчас в нашем распоряжении, в закромах, наличествует примерно семьсот тысяч долларов, полмиллиона евро, еще какая-то расходная мелочь в фунтах… Плюс сорок миллионов рублей тысячными бумажками и пятисотками. Очевидно, «домовой» нашей квартиры счел, что для первичного обзаведения этого достаточно.

– Именно, что для первичного. Как раз жилищный вопрос решить. Миллион баксов, как с куста. И что останется? – слегка взбодрившись, вопросил Сашка.

– Да, не врангелевское сейчас время. Тонну золота в банк на грузовике не привезешь. Причем по всему миру сейчас свирепствуют совершенно дурацкие законы насчет «противодействия отмыванию». Наверняка это наши враги из «контрсистемы» их протащили, чтобы нам жизнь осложнить. Представь, пришлось целый день потратить, чтобы поганые сто тысяч баксов на кредитные карточки рассовать… И со всеми квартировладельцами прикажешь наличкой расплачиваться? Взять-то возьмут, но вообще чревато…

Проблема, мною обозначенная, действительно оказалась нешуточной. Опоздали мы немного, времена, когда люди таскали с собой чемоданы дензнаков, а банки существовали скорее именно для «обналички», а не наоборот, давно миновали. Планируемая работа требовала свободы распоряжения средствами, причем достаточно легальными, которые можно переводить со счета на счет, не опасаясь лихого налета махновцев с удостоверениями и ордерами многочисленных фискальных учреждений.

Экспроприировать в любой точке земного шара любое количество денег мы могли хоть сейчас – наведи фокус СПВ на внутренность сейфа самой Федеральной резервной системы, и – «грузите апельсины бочками». А дальше?

Надо было или заводить собственное дело, позволяющее «отмывать», вроде сети казино, или искать нестандартное решение. Первое – занятие долгое, муторное, рискованное. Пока раскрутишь все, как полагается, год уйдет, если не больше – без друзей, без связей, без «крыши».

Ладно, в России как-то еще можно с одними наличными прокрутиться, если ограничиваться передачей денег нужным людям из рук в руки и не помышлять о масштабных инвестициях. А на Западе?

Идея пришла где-то на втором часу «мозгового штурма», причем при ее реализации заодно решалась и побочная, но не менее важная проблема.

Так и так нам следовало создавать «в стране пребывания» собственную инфраструктуру. И, значит, ознакомиться теперь уже со специальной финансовой и юридической литературой, не только отечественной, но и зарубежной, действующим законодательством и способами в меру легально его обходить. Слава богу, здешний Интернет в сочетании с имевшейся аппаратурой и методиками позволил свести процесс к паре дней.

Было решено, что более опытный в заграничных делах Шульгин возьмет на себя функции агента внешнего, я же сосредоточусь на внутримосковских заботах. Тут тоже работать и работать, тем более что по мере углубления в проблемы они, как бы сами собой, обрастали буквально ворохом возникающих следствий.

Некоторой подготовки требовало обеспечение выезда Сашки из страны. Внутренний паспорт у него был, и весьма настоящий. С заграничным же сложнее. Фальшивку сделать не проблема, даже и дипломатический, в качестве депутата Государственной думы, к примеру, но – опасливо. Не следует оставлять лишних следов. На этом, как известно, сгорел персонаж рассказа Рассела «Будничная работа». Мало ли кому вздумается ни с того, ни с сего заинтересоваться, что это за депутат такой отправился в зарубежный вояж? И вообще, может, их каждого персонально отслеживают соответствующие службы?

Сходить на Запад через канал СПВ тоже несложно. Здесь вошел, там вышел – всего и делов. Однако, если планируется внедрение с последующей легализацией, да еще и серьезные финансовые авантюры стоят на повестке дня, так документы должны быть настоящие на все сто процентов. И визы на них, и прочие штампы и печати. Если Госдеп американский их будет проверять, ФБР, АНБ – зацепок быть не должно.

Как сказал мне Шульгин: «Должно же у нас быть хоть что-то подлинное».

А подлинность в нынешней Москве была таким же рыночным товаром, как и почти все остальное. Сашка нашел в рекламном еженедельнике несколько страниц, заполненных объявлениями туристических фирм, выбрал вроде бы подходящее: «Туры в любую страну, групповые и индивидуальные, билеты, визы, заграничные паспорта в течение трех суток». Очень приятный штрих для адаптации в новой жизни человека, выросшего в стране непрерывно побеждающего социализма. До своих тридцати лет ему так ни разу и не хватило сил и упорства, чтобы добиться путевки в самую затруханную капстрану.

В полном соответствии с обещанным очень приятная дама, возрастом между тридцатью и пятьюдесятью, в маленьком офисе на Никольской (бывшая 25-го Октября), мельком осведомившись, располагает ли уважаемый господин наличными долларами или евро в совершенно смешном (для него) количестве, целых полчаса щелкала клавишами компьютера, успевая одновременно пить кофе, курить, трепаться с подругами, сидящими рядом, а также по телефону размером чуть больше спичечной коробки (полезная штука, надо бы приобрести).

Шульгин время от времени испытывал потребность возмутиться столь бесцеремонным поведением и тут же осаживал себя, предлагая вообразить, как бы все это выглядело здесь же, но при советской власти. Очень помогало.

Правда, пару раз он выходил на улицу покурить под моросящий дождь со снегом, любуясь из-под крыльца толпящимися на противоположной стороне улицы студентами и по преимуществу студентками историко-архивного института (теперь он назывался как-то иначе).

Хорошие, приятные во всех отношениях дети. Уж эти явно ничего не боятся, ни институтского руководства, ни комитета комсомола. Только то, что парни беззаботно матерятся при девушках, его несколько расстроило. Раньше только по деревням это было принято, да в общежитиях лимитчиков, а тут все-таки рафинированный вуз в самом центре Москвы.

В конце концов администраторша, доказав свой профессионализм, предложила ему практически бессрочную шенгенскую визу вкупе с американской, оптимальный вариант перелета до Сан-Франциско через Брюссель и все сопутствующие услуги за смешную сумму в три с половиной тысячи долларов.

Причем две тысячи – мимо кассы. Одна – сейчас, вторая – при получении билетов и паспорта. Что его «кинут», Шульгин не боялся. Не в подворотне деньги отдает. Раз милая дама делает такое предложение в лицо, улыбаясь, сидя в весьма приличном офисе, значит, «крыша» есть и «все схвачено». А если все-таки обманут, способ отомстить так, что мало не покажется, у него тоже имеется. И не один. Наверное, поднаторевшая в физиогномике «клеркша» это тоже понимала.

– Вылет в пятницу в двенадцать из Шереметьева «Люфтганзой», и больше ни о чем не беспокойтесь. Документы получите не позже десяти утра у шестнадцатой стойки. Спросите Наталью Артуровну. Извините за задержку, но я сделала все, чтобы вам было удобно. Надеюсь, вы и впредь воспользуетесь услугами нашей фирмы.

– Конечно, конечно, – согласился Шульгин, протянув даме лишнюю зеленую сотенную.

– Извините, у нас и так все включено.

Сашка вышел на Никольскую, вновь думая, что в этом мире жить можно. Если, конечно, доллары у тебя не последние, и кое-что в рублях остается, чтобы угоститься обедом в соседнем ресторане «Славянский базар», знаменитом тем, что в нем Станиславский и Немирович-Данченко придумали свой МХАТ, а они с Вовкой Власовым и Борькой Аглицким пропили там в семьдесят третьем году почти половину денег, заработанных в студотряде, именно из-за почтения к Великим старцам. Они тогда очень увлекались театром, хотя больше уважали Вахтангова и Мейерхольда. Однако книги читали все-таки Станиславского. «Моя половая жизнь в искусстве»[32], «Работа актера над собой» и тому подобное.

Глава 14

Дальше все просто.

Двенадцать часов перелета, широко расставленные кресла в салоне первого класса, где вместе с Шульгиным летел лишь один не отрывавшийся от лэптопа бизнесмен лет пятидесяти, даже положенные порции виски сглатывавший, не сводя глаз с экрана. Канадские леса и болота внизу, увиденные в смутных лучах с трудом выползающего из-за горизонта солнца, посадка в проливной дождь на мокрой полосе. На желтом такси до «Fairmont hotel», где была подписана Декларация о создании ООН (Сан-Францисская декларация) и где любила останавливаться Мерилин Монро. Там до сих пор водят экскурсии полюбоваться ее туалетом (в смысле ватерклозета, а не чего-либо иного).

Номер за семьсот долларов в сутки. Не проблема. В Москве явно страдающий от застарелой язвы желудка господин, рекомендованный той же дамой из турагентства, легко помог Сашке перевести двести тысяч наличных баксов на несколько золотых, платиновых и прочих карточек всевозможных наименований за скромное пятипроцентное вознаграждение. «Хотите миллион – сделаем миллион. Десять – десять. Такса прежняя». Как сказано про римского легата, занявшего в 20-м году со своим легионом Одессу, «такого он не видел даже в своих персидских походах».

А они с Новиковым мучались столь сложным вопросом. Может, не стоило искать длинный путь, когда есть покороче?

С данного момента мотаться по городу, терять лицо, вообще опускаться до уровня рядовых граждан, пусть и американских, Шульгину показалось «невместно». Да и в отличие от нынешней России, приобретенный им опыт работы в послевоенных Европе и Англии здесь годился вполне. Невелика разница, если у тебя есть четко поставленная задача, напор и деньги. Кое в чем в «ревущие двадцатые» приходилось и потруднее.

По телефону он нашел «русскую» (еврейскую, разумеется, по составу) адвокатскую фирму, судя по месту размещения офиса приличную, представился и попросил выслать к нему в апартаменты наиболее компетентного специалиста, правомочного решать вопросы стоимостью от шести нулей и выше.

Также по телефону, теперь уже в чисто русской детективной конторе «Сыщик Путилин», обслуживающей исключительно соотечественников, не замешанных в нарушении американских законов, он заказал «оперативное сопровождение и поддержку» на весь период своего здесь пребывания, в том числе и во взаимоотношениях с фирмой «Кеслер, Кеслер и партнеры».

Никто его, само собой, обманывать не собирался, не то время и не то место, представитель Кеслеров буквально за пятнадцать минут понял, что от него требуется, и уже послезавтра «Международный фонд поощрения исследований паранормальных явлений» с уставным капиталом в сто тысяч долларов был зарегистрирован, в небольшой ризографии изготовлены шикарные бланки, печати, визитки и весь прочий антураж.

Для начала процесса этого было достаточно.

В качестве персонала тот же «Путилин» подобрал ему трех солидных парней и одну не менее убедительно выглядящую девушку (все – с опытом службы в ФСБ, обеих чеченских войн и московских разборок середины девяностых годов, вполне успешно натурализовавшиеся в США).

Они, конечно, сразу поняли, что имеют дело с интеллигентным мошенником высокого класса, да им-то какое дело? Прямой уголовщиной не пахнет, остальное – не их проблемы. Пусть – «Рога и копыта», но офис настоящий, рядом с Маркет-стрит, счет в банке на зарплату и непредвиденные расходы, электронная почта и факс-связь, а главное – готовность ребят на этой синекуре служить не за страх, а за совесть. В любом случае – других кадров у Шульгина в этом мире пока нет, а тащить сюда басмановских рейнджеров… В гангстерских войнах времен сухого закона они были бы в самый раз, а переучивать на основах нынешней политкорректности? Увольте.

Сейчас Шульгину следовало выяснить, удачной ли оказалась идея с переброской в этот мир необходимых, то есть, по сути, неограниченных средств? Замысел был в чем? Исходя из теории «вязкости» окружающего каждую текущую реальность времени, до самого конца Гражданской войны в России происходящие там события никаким образом не успевали распространиться на Северную, а тем более – Южную Америки (в Южной и до конца тридцатых годов большинство населения понятия не имело о том, что в мире что-то стало не так).

И, следовательно, нужно было только найти момент, когда расхождение реальностей стало тотальным. И хоть на день раньше перебросить часть средств со счетов в предусмотрительно приобретенном Сильвией как раз до развилки маленьком лондонском банке, дышавшем на ладан, но потом неожиданно расцветшем, – в американские. В те, которые без потрясений, реорганизаций, смены владельцев и уставов благополучно дожили до нынешнего времени. Таких оказалось не слишком много, но для целей Шульгина достаточно.

Отлучившись в Лондон 1920 года, он сначала перевел фунты в доллары (с фунтами за минувшие восемьдесят лет случилось слишком много неприятностей) и разместил от пятидесяти до ста тысяч (громадная по тем временам сумма) на десятке номерных счетов в подходящих банковских конторах Нью-Йорка, Сан-Франциско, Бостона и Филадельфии.

Вот пусть лежат там деньги и лежат, обрастая процентами, принося банкирам стабильный доход, и вряд ли кто-то из пятого поколения бухгалтеров заинтересуется судьбами анонимных вкладчиков.

Хорошо, конечно, что существуют на Земле такие очаги стабильности, где и Конституция не меняется третью сотню лет, и доллары с времен войны Севера против Юга сохраняют покупательную способность, и прочие права собственности соблюдаются свято.

Отдохнув в номере, совершив обязательную (для любопытных постояльцев) экскурсию по историческим помещениям отеля, полюбовавшись видом города (правда, сплошь затянутого туманом) из ресторана на крыше, Шульгин приступил к делу.

Взял такси и направился в отделение банка «Соломон бразерс» в пирамидальном небоскребе неподалеку от границы китайского квартала. Попросил встречи непременно с управляющим, отказавшись от общения с сотрудниками низшего уровня, настойчиво доказывавшими, что в состоянии разрешить любые возникшие у господина вопросы.

Холодное упорство вкупе с классическим оксфордским английским, который аборигенами воспринимался примерно так же, как язык Державина в районном отделении ГАИ (но с большим почтением), возобладало. После нескольких телефонных звонков его проводили к управляющему, который оказался молодым, рафинированного облика худощавым джентльменом.

Что-то знакомое почудилось в его лице. А при взгляде на табличку-бэйдж над левым карманом все стало ясно. «Mosolov Yuri». Земляк, значит. Впрочем, неизвестно, к лучшему это или наоборот. Некоторые эмигранты, натурализовавшись, испытывают к исторической родине острую неприязнь.

Приоделся Шульгин для визита в банк дорого, но неброско. В соответствии с легендой.

– Прошу вашей помощи, сэр. Дело у меня не совсем обычное, не знаю, приходилось ли вам с подобным сталкиваться в вашей практике. Но раз, на удивление, мы с вами оказались соотечественниками, думаю, кое-что упрощается. Просто вы меня, наверное, лучше поймете, чем ваши сотрудники.

Последние слова он произнес по-русски.

– К вашим услугам, сэр. Всемерно постараюсь вам помочь, – ответил управляющий по-английски. – Русский я понимаю, но говорить мне трудновато, я ведь американец уже в четвертом поколении…

– Тем лучше, значит, моя история вам должна быть еще ближе и понятнее. Суть вопроса вот в чем. Я специально прилетел из России, чтобы выяснить следующее. Мой прадед был до большевистского переворота весьма состоятельным человеком. Но, если вы в курсе того, что тогда у нас происходило, при реквизициях потерял все. Хорошо хоть сам уцелел, но за границу выбраться не сумел, иначе, возможно, я был бы сейчас на вашем, допустим, месте. Пришлось доживать на Родине, скромно и незаметно. Слава богу, не посадили и не расстреляли. В свой час скончался. Небольшой семейный архив перешел к моему отцу, а недавно и ко мне…

– Примите мои соболезнования, сэр, – счел нужным вставить управляющий.

– Да-да, благодарю вас. Так вот, разбирая из чистого любопытства старые бумаги (моих родителей они отчего-то не интересовали, но сейчас в России новые времена, все ищут корни), я нашел в дневниках прадеда несколько зашифрованных страниц, сумел их прочесть, поскольку испытываю к криптографии некоторую склонность.

И, к своему удивлению, а также и радости, узнал, что еще в 1913 году в ваш банк были купцом первой гильдии Шульгиным Иваном Федоровичем помещены солидные по тем временам средства. Ровно пятьдесят тысяч долларов. Почему он сделал это (может, за год до начала Мировой войны, словно бы предчувствовал грядущее), почему никогда никому из близких об этом не говорил, не предпринял попыток добраться до Америки (как мне кажется, при желании это сделать было не так уж и трудно) – навсегда останется загадкой. Дневниками записки предка назвать можно чисто условно, это достаточно разрозненные, часто отрывочные абзацы, факты, рассуждения, практически без комментариев…

Лирика управляющего явно не интересовала, в отличие от сути вопроса. Внимательно слушая романтическую историю, он одновременно черкал что-то паркеровской ручкой с золотым пером на странице большого бювара.

– И какие же вы можете предъявить доказательства существования такого счета и ваших на него прав?

– Ну, я же не «лох», как у нас говорят, мистер Мосолов, я проконсультировался перед тем, как брать билет на самолет. Я назову вам номер счета, вы подтвердите, что таковой действительно существует, после чего я сообщу вам пароль и вы переоформите вклад на меня… Кроме того, это уже для адвокатов, если в их участии возникнет нужда, у меня имеется должным образом оформленная квитанция тех лет, подтверждающая данную трансакцию через Русско-Азиатский и Лондон-Сити банки.

– Совершенно верно. Так и сделаем. Но вы хотя бы приблизительно представляете, о какой сумме может сегодня идти речь?

– Именно что приблизительно, поскольку не знаю, на каких условиях работал ваш банк с клиентами девяносто лет назад. Но если исходить из нынешних, то это будет что-то около миллиарда долларов…

– Смотря как рассчитывать, у меня получается даже несколько больше. И что же мы с вами будем делать? Вряд ли свободные активы банка сопоставимы с этой суммой.

– Вообще-то этот вопрос меня интересовать не должен. В конце концов, братья Соломон достаточно долго распоряжались деньгами моего прадеда, и, если вспомнить, сколь выгодна была для американского бизнеса экономическая конъюнктура только в период обеих мировых войн, думаю, что их реальная прибыль была никак не меньше.

– Вы рассуждаете, как дилетант. На самом деле все не так просто…

– Не берусь спорить. Потому я и сказал, что проблему здесь вижу. Но какое-то взаимоприемлемое решение найти можно, не доводя дело до суда? Понятно, что он может затянуться на годы, и адвокаты нас с вами изрядно пощиплют. Оно нам надо?

– Я думаю, мне придется обратиться прямо в совет директоров, решить этот вопрос самостоятельно я не могу.

– Пожалуйста, обращайтесь. Заодно сообщите, что я не планирую закрывать счет или требовать выплаты каких-либо запредельных сумм. Достаточно, скажем, если ежегодно (и неограниченное время) я смогу распоряжаться кредитом в пределах ну хотя бы десяти миллионов. Это ведь меньше одного процента, при текущей учетной ставке – мелочь. Вопрос же о судьбе основного капитала мы отложим на неопределенное будущее. Проценты на который все так же будут расти. Такой вариант вас устроит?

– В любом случае решение вопроса вне моей компетенции. Но ваше предложение – хорошая основа для переговоров. Назовите номер счета.

– Пожалуйста. Проверяйте. Но в любом случае в вашей личной компетенции на основании предъявленных мной доказательств немедленно выдать мне несколько «платиновых» и «золотых» карт минимум на миллион. Я пока что несколько стеснен в средствах, и эта сумма на какое-то время меня устроит… Если вам нужно – звоните куда угодно, а мой адвокат ждет внизу в машине и рвется в бой.

Из банка Шульгин вышел не слишком скоро, но теперь он на самом деле мог ощущать себя графом Монте-Кристо.

Остальные банки могут еще немного подождать, и ему не к спеху. Дело в принципе.

Глава 15

Из записок Андрея Новикова.«Ретроспективы».Москва, ноябрь 2003 г.

Смешно сказать, но мы все-таки вернулись домой. Сначала рвались сюда, тосковали, кое-кто – до нервных срывов. Потом привыкли, смирились, наладились жить там, куда забросила судьба. И вдруг – вернулись. Антон не мог нас возвратить, тогда, в самом начале, когда нам этого очень хотелось, Левашов, сколько ни старался, не сумел устроить ничего, кроме кратковременного пробоя в никуда (как мне тогда казалось), а тут получилось вроде бы само собой. Точнее, кто-то этого захотел или «что-то» при очередном перемыкании контактов сделало такой вариант возможным. При посредстве Антона или без, но это как раз непринципиально.

Не следует забивать себе голову вещами, смысл и происхождение которых недоступны рациональному мышлению. А я, как ни странно это может прозвучать, остаюсь рационалистом и материалистом. Да-да, именно так. Или слишком хорошо меня учили в университете «начетчики-марксисты», или таков уж склад моей личности, но вся эта «фантастическая сага» не заставила меня пересмотреть свои взгляды, превратиться в идеалиста-мистика.