Унесённые «Призраком»

– Верю, – Роберт наполнил свой опустевший стакан. – И искреннее соболезную вашей утрате. Но все еще не понимаю, что вы, шотландец, со своей беременной супругой делали во Франции?

– Я не столь наблюдателен, как вы, капитан, и знаю вас всего несколько часов, но… – Стейн помедлил, прежде чем закончить фразу, – вы кажетесь мне человеком благородным и достойным доверия. Официальная медицина считает физиогномику псевдонаукой, однако я склонен думать, что её выводы не всегда ошибочны, и в глубине ваших глаз вижу подтверждение своим мыслям. Вы довольно молоды, но ваш взгляд говорит о долгом пути и немалом жизненном опыте. Да простят меня богословы, я называю таких людей «древние души»: те, кто вновь и вновь приходят на Землю, дабы искупить свои грехи или предотвратить чужие. Должно быть, поэтому вы симпатичны мне, и я могу рассказать вам то, что не открыл бы даже под пытками.

– Ваше мнение делает мне честь, доктор, – склонил голову Роберт. – В качестве ответного жеста даю слово офицера, что подробности этой беседы останутся между нами, о них не узнает ни одна живая душа. Итак, я весь внимание.

В полумраке за занавесью Мэри и Кейт обменялись тревожными взглядами. Дерзкое и, в некотором роде, пикантное приключение неожиданно приняло серьезный оборот.

– Вы правы насчет моего происхождения, – Стейн задумчиво водил пальцем по краю нетронутого стакана. – Мои родители, люди весьма состоятельные и высокородные, видели во мне будущего государственного деятеля, поэтому дали хорошее образование: сперва на родине, в Шотландии, а затем, в возрасте семнадцати лет, отправили меня в Сорбонну – изучать философию, право и иностранные языки. Но на философском факультете я проучился всего несколько месяцев. Ужасно скучная наука – философия, и совершенно бесполезная. – Мужчина усмехнулся. – Право заинтересовало меня немного больше, и я занимался им еще год, но все равно в конце концов понял, что хочу посвятить жизнь совершенно иному занятию. Я последовал зову сердца и стал изучать медицину, к которой меня влекло. Оставил Сорбонну, Париж и поступил в университет Монпелье, выпускавший личных врачей короля Франции. Пришлось переехать от родственников матери, у которых я жил, и снимать жилье самостоятельно – иначе мои планы оказались бы под угрозой вмешательства со стороны родителей. Стыдно признать, но за шесть лет учебы я не осмелился написать им правду и вынужденно лгал в своих письмах, чтобы не лишиться финансовой поддержки. В Монпелье я познакомился с Анаис Меньер, моей будущей женой. Она была дочерью одного из профессоров и училась там же на акушерку. Я влюбился без памяти, и через три месяца самых нежных ухаживаний она приняла мое предложение и мы обвенчались. – Его голос заметно потеплел, и Мэри, не имевшая возможности видеть лицо мужчины, была уверена, что он улыбается. – По окончании университета мы еще год провели в Нанте – практиковали и брали дополнительные уроки у лучших профессоров хирургии. Это было очень счастливое время… но времена, как известно, имеют свойство меняться. – Стейн вновь глубоко вздохнул. – Во Франции нарастали революционные настроения, становилось неспокойно. Голодные бунты, городские восстания, частые аресты, особенно в университетских кругах, где собирались просвещенные люди, не боявшиеся высказывать свои идеи относительно назревающих реформ. Признаюсь, я был далек от всего этого, поскольку интересовался исключительно медициной, но моя жена читала брошюры мадам де Суаси22 и прочих сторонниц женского равноправия, посещала дамские клубы, где обсуждались политические проблемы, и я начал волноваться за нее, особенно когда узнал, что у нас будет ребенок. В это же время, зимой 1782 года, я получил письмо от отца, который требовал, чтобы я немедленно вернулся в Шотландию. Меня ждали место на государственной службе и выбранная родителями невеста, какая-то девица из богатой шотландской семьи, с которой я даже не был знаком. А я уже несколько лет был женат и собирался в ближайшее время стать отцом, – он горько усмехнулся. – И вновь мне не хватило смелости рассказать обо всем самым близким людям. Я понимал, что мое возвращение в родительский дом с дипломом врача и женой-француженкой, дочерью бедного профессора медицины, станет для отца и матери настоящим ударом, но отказываться от избранного пути, любимой женщины и нашего ребенка не собирался, поэтому принял решение отправиться в Канаду, где мы могли бы начать новую жизнь. Анаис поддержала меня, мы купили билеты на корабль и отправились в путь. Я хотел написать обо всем родителям по прибытии в Монреаль… но так вышло, что путешествие мое завершилось гораздо раньше. И вот я здесь, в полной мере наказанный высшими силами за свою трусость. Ведь если бы я вернулся в Шотландию, мои жена и ребенок были бы живы.

– Путь к истинному призванию не всегда бывает прямым, – проговорил Роберт. – Мне повезло: я с раннего детства тянулся к морю и знал, что когда-нибудь стану капитаном. И я считаю, что вы проявили достаточную смелость и силу духа, следуя за устремлениями своего сердца. Большинство избрало бы менее трудный путь: сделало политическую карьеру на родине и взяло в жены навязанную родными девушку. – Капитан вновь потянулся за бутылкой, но вовремя остановился. – Благодарю за откровенный рассказ, доктор. Я не знаю, какое решение вы примете теперь, – вернуться домой или, быть может, остаться на Бермудах, чему, признаюсь, я был бы рад, но, в любом случае, можете рассчитывать на мою поддержку и всю необходимую помощь.

– Домой? Нет, Роберт, – покачал головой Стейн. – Я не смогу вернуться к прежней жизни. Пусть все считают, что Этельстейн Уильям МакМоран, сын графа Норвуда, погиб в сражении с берберийскими пиратами. В целом, это недалеко от истины, ведь часть меня умерла тогда вместе с Анаис и нашим неродившимся ребенком. А тот, кто сумел выжить, пусть остается Стейном, простым корабельным врачом.

Кейт почувствовала, как вздрогнула при этих словах Мэри, и испуганно схватила её за руку, опасаясь, что девушка каким-либо образом обнаружит их тайное присутствие. Но Мэри сидела неподвижно, как статуя, глядя в одну точку. Ладонь её была сжата в кулак с такой силой, что ногти, должно быть, впивались в кожу.

– Что ж, пусть так и будет, – сказал капитан, и в этот момент в дверь постучали. – Войдите!.. У вас что-то срочное, лейтенант?

– Да, сэр. – Кажется, это был Апдайк. – К нам подходит «Морриган», сэр. Вы просили немедленно доложить, когда он появится.

– Благодарю, лейтенант. Я сейчас подойду на шканцы. – Хлопнула дверь, и Роберт встал, отодвинув кресло. – Прошу прощения, Стейн, но я вынужден прервать беседу и ужин. Мне необходимо переговорить с капитаном этого фрегата: сейчас «Морриган» – единственное судно, способное догнать сбежавшую «Святую Анну» и захватить ее. Либо утопить – если испанцы не пожелают сдаться. Пойдемте со мной: я распоряжусь, чтобы вам выделили место в каюте и принесли чистую одежду. У доктора Мина двое помощников; если что-то понадобится – обращайтесь к ним, они выполнят любую вашу просьбу. И, ради всего святого, мистер Норвуд, позвольте себе отдохнуть. Вы это заслужили.

– Спасибо, капитан Айвор, – сдержанно отозвался Стейн и тоже поднялся. Перед тем, как они ушли, Роберт позвал юнгу, который живо принялся убирать со стола и вскоре, гремя посудой и задувая на ходу свечи, покинул каюту. Вокруг вновь стало темно и тихо.

– Мэри, – еле слышно прошептала Кейт, – нам пора!

Спеша вернуться на нижнюю палубу, они заблудились, но, к счастью, какой-то матрос любезно подсказал им нужное направление. Наконец девушки оказались в своей каюте, но едва успели перевести дух, как в дверь постучали: по распоряжению капитана пассажирам «Валианта» принесли скромный ужин – чай с кусочками сахара, галеты и несколько ломтиков сыра. После всего случившегося Кейт ощутила невероятный голод и мигом проглотила свою порцию; Мэри, напротив, сделала пару глотков чая и, отказавшись от остального, легла на койку и прикрыла глаза.

– Попробуй хотя бы сыр, ты же весь день ничего не ела! – забеспокоилась Кейт. – Того и гляди, по прибытии на Бермуды начнешь падать в голодный обморок.

– Мне не хочется, – тихо отозвалась девушка.

– Ты расстроена, – Кейт подошла и села рядом. – Это из-за истории, рассказанной доктором Норвудом? Признаюсь, меня она тоже тронула до глубины души. Не представляю, как он вынес подобную боль и сумел пережить потерю любимой. И не понимаю, за что так жестоко с ним обошлась судьба.

– Судьба, – повторила Мэри, и ресницы её дрогнули. – Она вообще очень странная штука, Кэтрин.

Больше девушка ничего не сказала и отвернулась к стене. Кейт не стала докучать ей разговорами, допила чай и тоже легла. Этот день был настолько тяжелым и страшным, что хотелось как можно скорее его завершить.

– Когда ветер попутный и дует прямо в корму корабля, курс называется фордевинд, а если и сзади и сбоку – то полный бакштаг, – Чарлз Пламмер бросил взгляд на раздутые паруса и поправил шляпу. – При бакштаге судно развивает наивысшую скорость, поэтому, если ветер не переменится, уже завтра днем мы будем в Сент-Джордже.

Хвала Господу, мистер Пламмер не был таким брюзгой и занудой, как мистер Спенсер, который с самого утра принялся жаловаться на скудный ужин, невкусный завтрак, тесное и неуютное размещение, неприятных соседей по каюте и слишком маленькое пространство для прогулок, выделенное пассажирам на шкафуте. Находиться в его обществе было невыносимо, поэтому Кэтрин и Мэри несказанно обрадовались, когда Чарлз предложил им пройтись вдоль фальшборта и побеседовать о разновидностях курса и ветра. Кейт внимательно слушала – не потому, что ей было интересно, а потому, что разговоры на отвлеченные темы были намного приятнее обсуждения скверной пищи и капитанского произвола на «Призраке». Мэри же, несмотря на то, что Чарлз явно пытался произвести на неё впечатление, была рассеянна и почти всю прогулку молчала. Сперва Кейт решила, что подруга просто скучает, но потом заметила её взгляд – внимательный, ищущий, и поняла, что девушка что-то задумала и ждет подходящего момента, чтобы задуманное воплотить.

Вспомнив некоторые события минувшего дня, угадать её замысел было нетрудно. Говорят, первая пришедшая в голову догадка самая верная, но Кейт все же отвергла ее, не поверив, что такое возможно. Скорее всего, Мэри ждала, когда появится штурман О’Нил, она же хотела поговорить с ним о «Валианте». Да, пакетбота больше не было с ними: за «Призраком» плыл лишь потрепанный «Санта Круз». Значит, ночью «Валиант» все-таки затонул… но никаких объявлений от капитана по этому поводу не последовало. Возможно, из-за очередного морского суеверия о погибших кораблях нельзя было говорить.

Капитана, кстати, тоже нигде не было видно. Но его отсутствие интересовало Кейт меньше всего.

– А вы, мистер Пламмер, из Сент-Джорджа отправитесь дальше, на Багамы? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

– Увы, нет, – Чарлз взглянул на Мэри. – Мне суждено остаться на Бермудских островах: благодаря протекции я получил должность секретаря при тамошнем губернаторе и неплохое жалование. – Он вновь выразительно посмотрел на девушку. – Можно будет даже обзавестись семьей… как вы считаете, мисс Уоллес?

Мэри в этот момент отвернулась и не расслышала заданный ей вопрос. Кейт подтолкнула ее, и она непонимающе заморгала, глядя то на подругу, то на мистера Пламмера:

– Что? Да… наверное, да.

Молодой человек расплылся в улыбке, и Кейт еле слышно вздохнула. Надо же, насколько мужчины порой бывают слепы и глупы! Видят лишь то, что хотят видеть, принимают желаемое за истинное, делают неверные выводы и все глубже погружаются в пучину самообмана… Сплошное разочарование!

– Так вот, если ветер начинает дуть точно спереди и парусное судно теряет способность идти, – продолжил свою лекцию воодушевленный Чарлз, – это положение называется «левентик»…

В полдень солнце начало сильно припекать, и большинство пассажиров укрылось в каютах. В четыре часа подали обед, он оказался вкуснее и сытнее завтрака, поэтому после него захотелось подремать. Но Мэри, словно одержимую, тянуло на палубу, и она принялась уговаривать Кэтрин выйти «подышать воздухом» вместе с ней.

– Мэри-Энн, скажи правду, – не выдержала Кейт. – Ты с кем-то ищешь встречи?

– Вовсе нет, – пожала плечами девушка. – Просто в каюте душно, заняться тут нечем и… у нас осталось всего два дня, чтобы полюбоваться океаном с борта корабля. Вчера мы не смогли увидеть закат, и завтра уже вряд ли увидим; значит, у нас есть последняя возможность…

– Мэри, – перебила её Кейт, – за полтора месяца плавания мы столько раз наблюдали, как солнце садится, что зрелище это порядком наскучило. Не думаю, что сегодня в картине мира что-то изменится и наше светило, подпрыгнув, как мячик, покатится по волнам.

– Порой чудеса случаются в самый неожиданный момент, – загадочно улыбнулась Мэри. – Идем же, Китти, прошу тебя!

И Кейт сдалась.

Они вышли на шкафут и стали неторопливо прогуливаться от полубака до грот-мачты и обратно. На верхней палубе сейчас было многолюдно – ветер менялся, и матросам пришлось устанавливать паруса относительно его нового направления, чтобы судно не потеряло ход – поэтому Мэри не сразу заметила того, кого высматривала с самого утра. А заметив, растерялась, но, быстро поборов смятение и робость, оставила Кейт и направилась к сидящему на ступенях трапа мистеру Норвуду.

Он изменился со вчерашнего вечера: сейчас на нем была чистая белая рубашка, светлые парусиновые брюки и новые сапоги. Тщательно вымытые золотистые волосы перехватывала на затылке темная лента. Да и выглядел Стейн отдохнувшим и посвежевшим… хотя взгляд его остался прежним: потерянным и пустым.

Мэри плохо понимала, что происходит. Неведомая сила влекла её к этому человеку, и, в то же время она ступала по палубе, словно босыми ногами по раскаленным углям.

– Добрый вечер, мистер Норвуд! – улыбнулась девушка, делая книксен. – Меня зовут Мэри Уоллес, я компаньонка мисс Маккейн. Мы вчера виделись с вами здесь, когда вы представились капитану Айвору, и я вас запомнила, – от волнения она позабыла сделать паузу, чтобы дать Стейну возможность ответить, и принялась сыпать словами без остановки, по привычке мило опуская глаза, а потом взглядывая на мужчину из-под ресниц: – Мы с мисс Маккейн пришли в последний раз насладиться видом вечернего океана, так как, по слухам, завтра днем прибываем в Сент-Джордж, и я заметила, что вы сидите совсем один и вам, должно быть, ужасно скучно. И подумала, что вы, наверное, не будете против нашего общества и согласитесь прогуляться с нами по шкафуту. Мы были бы рады, если бы вы составили нам компанию, мистер Норвуд.

Стейн смотрел на неё внимательно, но по-прежнему без всякого выражения.

– Благодарю за приглашение, мисс Уоллес, – ответил он, вежливо склонив голову, и сердце девушки забилось быстрее, – но я вынужден его отклонить. Поверьте, прогулка в моем обществе не доставит вам удовольствия.

Внутри у Мэри все упало. Она настолько не ожидала отказа, что в первый момент даже не нашла что сказать и густо покраснела от стыда и разочарования. Мужчина вел себя совершенно не так, как полагалось джентльмену: он даже не встал, когда к нему обратилась девушка, что являлось вопиющей грубостью и пренебрежением. Ну, разумеется: сыну графа не подобает вставать в присутствии простолюдинки – таких, как она, многие отпрыски знатных семей в этом смысле вообще не воспринимают как женщин.

– Вы правы, – холодно проговорила Мэри. – Вряд ли нас порадует компания человека, который не соблюдает приличий и продолжает сидеть, разговаривая с дамой.

Стейн опустил глаза. И улыбнулся, мягко и очень печально.

– Прошу прощения, мисс Уоллес, если вы сочли мое поведение оскорбительным. Клянусь, я не хотел обидеть вас, – он ухватился за перила и поднялся, оказавшись на целую голову выше Мэри. – Я действительно плохой компаньон для прогулок. Особенно на корабле.

Он поклонился ей, а потом медленно пошел в сторону входа на полубак, и Мэри наконец увидела то, что не успела увидеть вчера, то, что уже не было тайной для капитана Айвора и команды «Призрака». Высокий, красивый, сильный мужчина оказался безобразно хромым: он с трудом опирался на негнущуюся правую ногу и передвигался настолько неуверенно, что в любое мгновение мог бы упасть. Мэри, едва дыша, смотрела ему вслед и чувствовала, как её глаза наливаются слезами. Судьба и без того была несправедлива к доктору, а она еще так ужасно обошлась с ним!

Ей захотелось броситься к нему, поддержать, позволить опереться на её хрупкое плечо – и раскаяться в высказанном упреке, умоляя простить ее, глупую взбалмошную девчонку. Но вместо этого Мэри метнулась в другую сторону, к трапу, ведущему на нижнюю палубу, и через пару минут влетела в каюту. Вскоре туда же спустилась Кейт, ставшая невольной свидетельницей произошедшего.

– Ты искала встречи с ним, – утвердительно произнесла она, садясь на койку рядом с Мэри. – Не с улыбчивым штурманом, не с кем-либо другим, а именно с этим угрюмым хромым доктором. Почему, Мэри-Энн? Тебя привлекли его образованность и благородное происхождение? Или, узнав о его потере, ты преисполнилась жалости?

Мэри опустила голову. Она не рыдала, но слезы, не переставая, текли по её щекам и падали на платье.

– Помнишь, я рассказывала, что отец… мистер Дуглас договорился о моем браке с наследником некоего шотландского графа, мужчиной, который был старше меня на одиннадцать лет? – тихо проговорила девушка. – Тогда, не желая этой свадьбы, я и сбежала из дома… но судьба – действительно странная штука, Китти. Потому что Этельстейн Уильям МакМоран, известный всем как доктор Стейн Норвуд, и есть тот самый отвергнутый мною жених.

Глава одиннадцатая

Некоторое время Кэтрин обдумывала услышанное. Потом уточнила:

– Значит, «девица из богатой шотландской семьи», о которой говорил Стейн, это ты, Мэри-Энн? – Девушка кивнула, и Кейт покачала головой: – Невероятное совпадение. Такое могло случиться лишь в авантюрном романе. Сбежать на край света, чтобы встретиться здесь, в океане… Даже не знаю, что сказать. Как думаешь, в письме отец сообщил ему имя невесты?

– Надеюсь, нет, – Мэри вытерла слезы и выпрямилась. – А если оно и было указано, то я уповаю на то, что письмо пропало, а имя стерлось из памяти. Не хочу, чтобы мистер Норвуд решил, будто имеет передо мной какие-то обязательства. Если он и проявит ко мне интерес, то пусть это будет по велению сердца, а не из чувства долга.

– Ты говоришь о любви? – улыбнулась Кейт, и бледные щеки Мэри немедленно стали пунцовыми. Но, как хорошая актриса, она ответила сдержанно и спокойно:

– Что за глупости, ну почему сразу любовь? Есть же взаимное уважение, дружба, доверительные отношения… – Девушка замолчала, а потом тяжело вздохнула: – Я так скверно повела себя с ним, что даже стыдно вспомнить. Сколько раз матушка говорила: нельзя делать выводы, полностью не узнав человека и всех обстоятельств, вынудивших его поступить тем или иным образом. А я обвинила мистера Норвуда в невоспитанности и несоблюдении приличий только потому, что ему тяжело было встать.

– Ты не знала, что он искалечен, – возразила Кейт. – Мы обе не знали.

– Это меня не оправдывает, – Мэри задумалась. – Нужно найти его и извиниться, иначе о доверии или дружбе можно просто забыть. Я пойду на верхнюю палубу, Кэтрин, и подожду его там. Если хочешь, идем со мной.

– Пожалуй, нет, на сегодня мне хватит прогулок и свежего ветра. – Кейт пересела на свою койку. – Только возвращайся скорее, чтобы не пришлось искать тебя по всему кораблю.

Приближалось время ужина. Солнце ушло за облака, и корабль окутали легкие сумерки. Мэри оглядела опустевший шкафут и пришла к неутешительному выводу, что доктор Норвуд уже вряд ли придет сюда. Оставалось либо смириться с этим и вернуться в каюту, либо искать его где-то на нижних палубах. Одна мысль об этом заставила её похолодеть от волнения, но поступить по-другому она не могла.

– Ты сама виновата, Мэри-Энн, – строго прошептала она. – Сама и разбирайся.

На подгибающихся от страха ногах она подошла к одному из матросов и робко спросила, где можно найти доктора Норвуда. Мужчина ответил, что не знает такого, но может проводить мисс туда, где живет штатный хирург доктор Мин. Поколебавшись, девушка согласилась. Всю дорогу до кубрика она отчаянно молилась, чтобы матрос оказался порядочным человеком и не завел её в какой-нибудь угол, где с женщиной можно делать все, что угодно. Её молитвы были услышаны: вскоре Мэри, живая и невредимая, оказалась перед каютой судового врача. Но дверь была заперта и на стук никто не ответил.

– Наверное, он обходит раненых, мисс, – пожал плечами матрос. – Отвести вас туда?

Мэри внутренне содрогнулась, но ответила утвердительно.

Ей всегда было невыносимо видеть страдания: богатое воображение позволяло так ярко представить чужие муки, что девушка сама ощущала их и так глубоко переживала, что приводила окружающих в замешательство. Матушка много раз делала ей замечания, убеждая, что нельзя быть настолько чувствительной. Со временем Мэри научилась сдерживаться внешне, но внутри, увы, ничего изменить не смогла.

Матрос проводил её к устроенному внизу лазарету, и девушке показалось, что в этом темном, плохо проветриваемом помещении все пропитано болью, отчаянием и страхом. Раненые лежали на парусиновых койках, выставленных вдоль стен; к счастью, разглядеть их она не успела – на пути у нее, словно из-под земли, возник странный смуглолицый мужчина, и Мэри, никогда прежде не видевшая азиатов, испуганно отступила назад.

– Танцуюсий лепесток

Ветер соленый принес

В край хризантем увядсих… – произнес мужчина и поклонился девушке: – Мисс, вы кого-то иссете сдесь?

– Да, – пробормотала сбитая с толку Мэри. – Я… мне нужен доктор Норвуд, сэр. Я хотела сказать ему несколько слов. Пожалуйста… если это возможно.

Задумчиво покивав, странный мужчина ответил «сейсяс», сделал знак матросу, чтобы тот удалился, и исчез за парусиновыми занавесями, на которых виднелись бурые пятна. Мэри отвернулась, догадавшись, что это за пятна и откуда они взялись. Её замутило.

– Мисс? – раздалось совсем рядом с ней. – Вы хотели меня видеть?

Голос Стейна был удивленным. Мэри подняла голову, встретилась с ним взглядом и вновь раскраснелась от стыда.

– Добрый вечер, мистер Норвуд, – торопливо проговорила она и, не зная, куда деть руки, спрятала их за спину. – Я… пришла извиниться перед вами за свои необдуманные слова. Я не знала истинной причины… и была неправа, упрекая вас. Простите меня, мистер Норвуд. Я искренне сожалею.

– «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться, как говорил Марк Анней Сенека. – Легкая улыбка тронула его губы. – Поверьте, мисс, мне не за что вас прощать.

– Нет, есть за что! – возразила Мэри. – Я говорила о соблюдении приличий, а сама повела себя крайне невежливо и незаслуженно обидела вас, – девушка вздохнула и опустила глаза. – Вы очень добрый человек, мистер Норвуд, и я рада, что вы на меня не сердитесь. Но мне было нужно сказать вам все это, чтобы… чтобы простить саму себя.

Стейн ничего не ответил, лишь понимающе кивнул. Инцидент был исчерпан, теперь Мэри полагалось попрощаться и уйти, но уходить просто так не хотелось. На кончике языка вертелось множество слов, которые так и тянуло высказать, чтобы внушить надежду, ободрить, поддержать… и она все же решилась, стараясь не выдать чрезмерной осведомленности.

– Поверьте, что бы плохого ни произошло с вами в прошлом, это не лишит вас возможности узнать счастье в будущем, – негромко произнесла девушка. – Вы живы, а это главное. Все непременно наладится, вот увидите, только не замыкайтесь в себе, не сторонитесь новых знакомств и дружеской помощи. Знаете, – она по-детски доверчиво улыбнулась, – в моей жизни тоже случались неприятности, и пережить их одной было невероятно трудно… но с тех пор, как у меня появились друзья и самая близкая подруга, мисс Маккейн, все изменилось к лучшему. Не зря говорят, что разделенная боль становится много меньше… Простите, мистер Норвуд, если мои слова покажутся вам неуместными или глупыми, но я говорю это от чистого сердца.

Стейн молча разглядывал её в полумраке. И, когда она вновь осмелилась посмотреть на него, поклонился и тихо сказал:

– Благодарю, мисс.

Мэри присела в книксене, а потом, медленно повернувшись, пошла назад, к трапу. Она не знала, смотрит ли мужчина ей вслед или вернулся к работе: сейчас это не имело значения. В душе у неё разливались тепло и покой: она, как никогда, была уверена в том, что все сделала правильно.

Капитан Айвор, с которым она едва не столкнулась на самом верху лестницы, имел насчет этого совершенно иное мнение.

– Помнится, я запретил пассажирам, особенно женского пола, разгуливать по кораблю! – нахмурился Роберт. – Позвольте узнать, мисс Как-вас-там, что вы делали в такое время на нижней палубе?