Поводыри на распутье

«Черт!!»

Только сейчас до Безуглова дошло, что вопросы ему задавал не какой-нибудь хмырь из яйцеголовых мелкозвездочников, а сам Усатый, руководитель программы подготовки.

– Можете расслабиться, майор, вопросов больше не будет.

«Так я тебе и поверил!»

Хотя… возможно, китаец сказал правду: шум в голове постепенно рассеивался, что делало экзамен менее продуктивным. Навыки должны быть отработаны до автоматизма, а потому теорию в отряде частенько сдавали после изнуряющих тренировок. Все верно. В критических обстоятельствах пилот обязан действовать идеально, машинально принимая правильные решения, невзирая на свое состояние и окружающую обстановку. Пилот обязан действовать как компьютер. Нет, лучше, чем компьютер. Компьютер способен ошибиться. Хороший пилот не ошибается никогда. Поэтому в космос летит человек, а не компьютер. Нет, конечно, электронная начинка в корабле самая современная, и ее тоже выводят на орбиту, но в конечном итоге все зависит от человека, и только от него.

– Вы ответили на все вопросы.

Безуглов промолчал. Не орать же в самом деле: «Служу России!»

– Вы единственный, кто не ошибся, – уточнил китаец.

И снова тишина.

– Почему вы молчите?

– Вы ни о чем меня не спрашивали.

– Я вас хвалил.

– Вы подтверждали мои профессиональные навыки.

Усатый пробурчал что-то, но тихо, под нос. И Безуглов окончательно понял, что полкан в комнате для мебели, чтобы не обижать союзников, так сказать, а принимает экзамен китаец.

– Каково это: быть лучшим среди претендентов?

– Непросто.

– У вас нет друзей.

– Нет времени на дружбу.

Китаец отвел взгляд. Сделал пару шагов.

– Я разговаривал с инструкторами. Вы действительно лучший их всех претендентов, майор Безуглов. Но никто из ваших учителей не хотел бы лететь с вами.

– Я знаю.

– Вот как?

– Я ни с кем не дружу, но это не значит, что я ни за кем не наблюдаю, – спокойно ответил Безуглов. – И я понимаю, почему они так относятся ко мне.

– Почему вас не любят?

– Потому что в случае нештатной ситуации номер один я сразу же перекрою разгерметизированные отсеки и не буду пытаться никого спасти. Я это знаю, и они это знают. Они боятся меня.

Китаец кивнул головой:

– Во время экзаменов все курсанты действовали строго по инструкции и перекрывали отсеки.

– Все хотят лететь.

– Да, вы правы, лететь хотят все. Поэтому мы тратим столько времени и сил, чтобы отобрать лучших из лучших.

Безуглов вновь промолчал. Китаец посмотрел на Усатого:

– Он всегда столь немногословен?

– Так точно. Молчун.

– Это плюс.

И вновь внимательный взгляд на майора. Но если поднебесник и хотел что-то прочитать на лице русского, то вряд ли ему это удалось – Безуглов умел оставаться невозмутимым.

– Три года назад на орбитальной станции «Мир-2» возникла нештатная ситуация номер один, – монотонно, словно читая лекцию, произнес китаец. – Три человека погибли. Расследование показало, что двух из них можно было спасти, если бы человек, принявший решение перекрыть поврежденные отсеки, выждал еще десять секунд. Тем не менее обвинение не было предъявлено, поскольку пилот действовал строго по инструкции.

«Говоришь, не читал личное дело?»

– Три человека погибли, семнадцать спаслись, – спокойно ответил Безуглов. – Я ни о чем не жалею.

– С вами никто не хотел летать, майор, и вас направили сначала на курсы переподготовки, а затем сюда. Тоже своего рода курсы. И там, и здесь вы были лучшим. – Поднебесник помолчал. – Но ваша слава – ваш крест. Вас не любят ни начальники, ни сослуживцы.

– Вы тоже боитесь со мной лететь?

Полкан попытался рявкнуть что-то грубое, но китаец, которого не задело высказывание майора, жестом заставил его умолкнуть.

– Хотите сказать, что вы единственный профессионал?

– Я единственный, кто сможет долететь.

– Почему?

– Потому что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы долететь.

– У вас нет выбора, – тонко улыбнулся поднебесник. – Или вы совершите подвиг, или… Если я вас не выберу, вас выгонят из военно-космических сил. Что вы сделаете в этом случае? Застрелитесь?

Ему было искренне интересно. Безуглов скривил уголок рта. А затем, жестко глядя прямо в глаза китайцу, ответил:

– Вы меня выберете.

– Почему?

– Потому что я лучше компьютера.

Усатый хмыкнул, а вот поднебеснику, как ни странно, заявление майора понравилось. Он в очередной раз кивнул:

– Меня зовут Фань Чи. Полковник Фань Чи. Я командир нашего экипажа.

Безуглов чуть приподнял брови и осторожно переспросил:

– Нашего?

– Я полечу на Луну с вами, – сказал китаец и протянул правую руку. – Давайте знакомиться, майор Безуглов.

* * *

Анклав: Цюрих

Территория: Альпийская Поляна

«Замок Ван Глоссинга»

Чтобы найти черную кошку, иногда следует стать черной кошкой

Из всех существующих на Земле Анклавов Цюрих являлся самым маленьким – его население едва-едва перевалило за двадцать миллионов человек – и в то же время самым влиятельным. Именно здесь, в Швейцарской Жемчужине, размещались основные органы управления независимыми корпоративными территориями. Здесь собирался АСА – Административный Совет, занимающийся повседневными делами Анклавов. Здесь располагалась главная биржа независимых территорий, на которую равнялась вся мировая экономика. И здесь же находилась штаб-квартира СБА, центр могущественной структуры, стоящей на страже интересов корпораций.

Здание Службы размещалось в главном деловом районе Цюриха, в Альпийской Поляне, и носило гордое имя «Замок Ван Глоссинга», в честь первого президента СБА. Единственного, кто оставался на посту до самой смерти: старого Гельмута застрелил снайпер, нанятый Исламским Союзом, – в те романтические времена правительства государств еще надеялись вернуть корпорации под свое крыло простым уничтожением идеологов независимости. Не получилось. Ван Глоссинга похоронили, Анклавы встали на ноги, отношения и с Исламским Союзом, и с остальными государствами постепенно наладились, но охранять лидеров СБА стали весьма тщательно, в результате чего все последующие президенты уходили с поста живыми и здоровыми.

Другое дело, что покидать выборную должность после первых четырех лет никто из них не спешил, и каждый прилагал все силы, чтобы удержаться, доказать всемогущим верхолазам, что именно он способен обеспечить независимым Анклавам максимальную безопасность. У некоторых получалось, и они правили по два, а то и по три срока. Другие отправлялись в отставку через четыре года, а то и раньше. Ник Моратти, нынешний руководитель Службы, был уверен, что сумеет пойти на третий круг. Но для этого ему приходилось откладывать в сторону важнейшие дела и лично вести переговоры с многочисленными игроками.

– Вчера у Холодова был прием по случаю дня рождения внучки, и Базаревич…

– Это директор московского филиала «Боинга»? – уточнил Моратти.

– Совершенно верно, – спокойно ответил собеседник, ничуть не смутившись из-за того, что его перебили. – Так вот, Базаревич после третьего бокала проболтался, что его шеф будет голосовать за тебя, Ник, и ни за кого другого.

– Хорошая новость.

– Я тоже так думаю.

Ник Моратти, плотный, большеголовый, большелобый, с круглыми, чуть навыкате глазами и внушительных размеров носом, чуть улыбнулся.

Он был типичным функционером-карьеристом, грамотным, напористым, умным и хватким, и никто не удивился тому, что он сумел прорваться на вершину. Офицер СБА в третьем поколении, Ник поступил на Службу семи лет от роду – родители записали его в специальную школу, за которой последовал особый факультет Университета и направление в элитное подразделение СБА. Молодой офицер правильно женился, выбрав в спутницы жизни дочь одного из начальников, и в тридцать с небольшим уже руководил управлением в филиале СБА Франкфурт. Но не следует думать, что карьере Моратти способствовала исключительно мохнатая лапа. Корпорации, вкладывающие миллиарды в независимые территории, жестко требовали от СБА отдачи и не потерпели бы случайного человека на серьезной должности. Для бестолковых детишек, племянников, зятьков и прочих «своих», но непутевых ребят едва ли не официально предусматривались синекуры – бессмысленные отделы с неплохими окладами. Родственникам и землякам не давали умереть с голоду, но высоко не поднимали, не позволяя семейным связям портить отлаженный механизм. А бал в СБА правили умные, энергичные и жесткие. Такие, как Моратти.

Поработав во Франкфурте, Ник перешел в Цюрих, возглавив специальное оперативное управление, призванное решать боевые задачи в любой точке земного шара. И именно на этом посту Моратти совершил свой самый яркий подвиг: блестяще провел спасательную операцию в Иркутске. Ник лично занимался эвакуацией каперов во время Второго Восточного Кризиса, участвовал в боях с китайцами, а затем полгода провалялся в госпитале, лечась от ранения в грудь и последствий распыления реактала. После этих событий Моратти стал своим для нюхавших порох вояк, а поскольку связи с элитой СБА он не потерял, то дальнейший рост карьеры был, как говорится, делом техники. Через несколько лет Ник возглавил Франкфурт, получил опыт повседневного управления филиалом СБА, четыре года провел в заместителях президента, а затем возглавил Службу.

Опытному интригану удалось продержаться на вершине восемь лет – два срока, и Моратти не без оснований рассчитывал сохранить кресло за собой и на следующие четыре года, однако недавние события поколебали его уверенность.

– Не могло получиться так, что Базаревич специально забрасывал удочку, чтобы вызвать тебя на откровенность? Или выведать настроения среди московских верхолазов?

– Не тот он человек. Энди отличный менеджер, но никакой разведчик.

Собеседником, с которым Моратти разговаривал по сети, был Максимилиан Кауфман, директор московского филиала СБА. Худощавый, даже сухой, лет шестидесяти на вид, в черном костюме, темно-синей рубашке спортивного покроя и черных кожаных перчатках, он выглядел… обыкновенным. Невыразительное лицо, серые волосы, голубые глаза, крючковатый нос. Переодень его, и получишь клерка, неотличимого от тысяч других, что вливаются по утрам в небоскребы корпораций. И репутация у Кауфмана под стать: ограниченный служака, способностей которого хватало лишь на грамотное исполнение полученных из центра приказов. Таким видели Максимилиана обыватели, таким его видели верхолазы, таким, до недавнего времени, его видел Моратти. И лишь несколько месяцев назад Ник понял, как сильно ошибался. Прикрываясь репутацией солдафона, Кауфман сумел превратить московский филиал СБА в неподконтрольную Цюриху систему, с целью… А вот тут у Моратти зиял пробел. Он не знал, для чего московскому директору потребовалось прятаться от центра, однако был полон решимости выяснить это. И по возможности скорее, до выборов, ибо чувствовал старый интриган угрозу. Чувствовал и собирался драться.

– Ладно, до выборов еще есть время. – Моратти дружески улыбнулся. – Макс, хочу поздравить тебя с успехом в борьбе с Консорциумом. Столь крупную партию «синдина» СБА давно не перехватывала.

– Мы хорошо поработали, – признал Кауфман.

– Не скромничай – великолепно поработали. В последнее время тебе сопутствуют сплошные удачи.

– Пытаюсь оправдаться за прокол с Фадеевым, – попытался отшутиться Максимилиан.

Или не отшутиться? Или нарочно напомнил о самом большом провале Службы за последние десять лет? Моратти немедленно посерьезнел:

– Новых фактов в расследовании не появилось?

– Увы. Но мы продолжаем копать.

– Я надеюсь на тебя, Макс, крепко надеюсь. Если до конференции появятся хоть какие-нибудь проблески, мой отчет верхолазам станет менее унылым.

– Пятно лежит на нас обоих, – вздохнул Кауфман. – Мне бы тоже хотелось почистить мундир.

– Вонючий ублюдок, – выругался Моратти, выключив коммуникатор. – Скотина!

– Наши подозрения оправдались?

– А ты так не считаешь?

– Я хотел услышать ваше мнение, патрон.

Единственным человеком, который присутствовал при разговоре президента СБА и директора московского филиала, был Стефан Дрогас, официально являющийся одним из десятка советников Моратти, а на деле – ближайшим его помощником. Квалификация Дрогаса позволяла ему претендовать на пост начальника специального оперативного управления – его боевому опыту и таланту мог позавидовать любой служака, но Стефан предпочел роль серого кардинала, человека, улаживающего щекотливые дела президента.

Стефан расположился с другой стороны стола, так, чтобы не попасть под камеры коммуникатора, и заговорил лишь после того, как Ник отключил связь.

– Я не верю Мертвому, – после короткой паузы произнес Моратти, назвав Кауфмана его кличкой. – Двадцать лет он искусно водил всех за нос, прикидывался исполнительным дуболомом, а сам прибирал к рукам Анклав. В настоящее время Москва вышла из-под контроля Цюриха. Я не имею там власти… – Снова пауза. – Нет, не так: СБА не имеет там власти.

– Если мы сообщим об этом, признаем, что выпустили ситуацию из-под контроля, верхолазы потребуют отставки Кауфмана и добьются ее, – негромко произнес Дрогас. – Но и нам не удержаться. Корпорации такой вопиющий прокол не простят.

– Ты думаешь, я этого не понимаю?

– Извините, патрон, я размышлял вслух. – Стефан побарабанил пальцами по столешнице. – У нас есть компромат на Кауфмана?

– Увы.

Святых среди директоров СБА не водилось – слишком много возможностей предоставляла высокая должность. Директора присваивали выделенные филиалам средства, оказывали незаконные услуги верхолазам, обкладывали данью работающие в Анклавах фирмы: мало, что ли, способов поднять с земли лишнюю копеечку? Зарывались директора редко, корпорации скорее мирились с этим злом, чем боролись, но если президент вытаскивал на свет грязные делишки неугодного подчиненного, тот всегда отправлялся в отставку.

А вот на Кауфмана у Моратти компромата не было. Никакого.

– Его родители давно умерли, детей нет, жены нет, любовницы постоянно меняются. Акций нет, на личном счету только накопления, складывающиеся из официальной зарплаты.

– Неправедные сбережения на открытых счетах не хранят.

– Тем не менее служба собственной безопасности за все эти годы ничего не накопала. Даже Чинча оказался бессилен, а уж какой был профессионал.

– В таком случае выход у нас один: бороться с Мертвым его же методами, – подытожил Дрогас.

– Тайными операциями?

– Совершенно верно. Мы должны продемонстрировать, что Кауфман не соответствует занимаемой должности. В этом случае поддержка со стороны москвичей станет выглядеть подозрительно, и они его сдадут.

Моратти потер лоб.

Предложение Дрогаса было не лишено смысла. Если провести несколько громких акций, вызвать народное ворчание и неудовольствие верхолазов, то Мертвого можно убрать еще до выборов: ну, не справился директор с должностью, перестал отвечать высоким требованиям, размяк, постарел, с кем не случается? Почетная пенсия, красивый дом в заповедном уголке, ловля форели, а через пару месяцев или внезапный инфаркт, или несчастный случай. Кому интересны отставники? Однако существовали на этом пути и подводные камни. Моратти, опытнейший интриган, поднаторевший в бюрократических играх и подковерной борьбе, опасался выходить на поле, на котором Кауфман уже продемонстрировал блестящие способности. Бороться в тайных операциях с гением тайных операций? Полагаться только на Дрогаса? Трудно решиться. Впрочем, атаковать проще, чем обороняться, а другого выхода, судя по всему, нет.

Стефан не мешал президенту размышлять и лишь после того, как взгляд Ника вновь сфокусировался на нем, спросил:

– Кауфман может выставить свою кандидатуру на пост президента?

– Исключено, – махнул рукой Моратти. – Мертвый прекрасно понимает, что его уважают, но не любят. А верхолазы и вовсе считают солдафоном. Репутация играет против него, так что сам Кауфман на выборы не пойдет. Но обязательно выставит кого-то из своих.

– Кого?

– У него не так много друзей, – протянул Ник. – Скорее всего, это будет Игнасио де ла Крус из Анклава Рио. Но и у него нет шансов.

– Вы с Макферсоном порвете любого, – кивнул Дрогас.

– Именно.

Моратти был слишком хитер, чтобы идти на выборы в лоб, без подспорья. На роль «пристяжного» – заведомо слабого кандидата, нужного для обеспечения «демократичности», «альтернативы» и отбора голосов у настоящих конкурентов, – Ник выбрал Шона Макферсона, директора эдинбургского филиала СБА. Человеком Шон был авторитетным, но не очень известным, к тому же в истории с Фадеевым он тоже замазался, так что придавить его, в случае необходимости, не составит труда. Переговоры с Макферсоном прошли спокойно, Шон согласился поиграть в выборы в обмен на гарантии сохранения должности, так что к конференции Моратти шел во всеоружии.

Если бы не проблема Мертвого.

– От Кауфмана можно ждать любых неприятностей, – проворчал Ник.

– Именно поэтому вопрос нужно решить до конференции. Он знает, что мы готовимся к выборам, и не ждет удара. Он считает, что мы слишком заняты борьбой за власть, а его оставим на потом, так что самое время атаковать.

– Каким образом?

– Для начала неплохо было бы привлечь к проблемам Москвы общественное внимание, – прищурился Дрогас. – Скажем, небольшой бунт. Пусть граждане немножко поубивают друг друга.

– Он разделается с беспорядками в часы.

– Правильно. Но ведь нас интересует не результат, а процесс. Вот уже год в Анклавах относительно тихо. Почему? Потому что директора филиалов послушно исполняют указания из Цюриха. А Мертвый, известный самодур и солдафон, не соответствует эпохе и вообще реликт. Пусть у него случится хотя бы одна драка – мы растрезвоним на весь мир, что знаменитый мясник вновь довел жителей до беспорядков.

– Одной дракой не обойтись, – заметил Ник, постепенно проникаясь замыслом помощника.

– Это я образно.

– Ты уже знаешь, кто пойдет на улицы?

– Я внимательно слежу за московской жизнью.

– И не только следишь?

– Разумеется, не только, – улыбнулся Стефан. – Наработки есть. Скажу откровенно: каша там заваривается и без меня, но ускорить и усилить ситуацию я в состоянии.

– Езжай, – решил Моратти. – Ускоряй и усиливай.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Сити

«Пирамидом»

Нет ничего хуже, чем оборонять крепости

– Он мне не доверяет, – буркнул Мертвый, выключая коммуникатор.

– В его положении это естественно, доктор Кауфман. – Мишенька позволил себе усмешку. – Господин Моратти не доверяет никому и от всех ждет подвоха.

В свое время сотрудники московского СБА дружно недоумевали, почему директор приблизил к себе именно Щеглова, парня не без способностей, но молодого, чуть за тридцать, и не имеющего большого опыта работы. Злые языки болтали, что Мертвый оригинальничает в своем духе: остальные директора тянут наверх личных шоферов, а он личного палача – Мишенька был первоклассным дознавателем и гарантированно раскалывал любого клиента. Однако и месяца не прошло, как разговорчики поутихли: в двух сложнейших делах Щеглов доказал свой профессионализм, а отсутствие опыта компенсировал умом, блестящими аналитическими способностями и феноменальным чутьем. С тех пор никого не удивляло, что в отсутствие Кауфмана филиалом руководил не кто-то из заместителей, а скромный и молодой начальник Управления дознаний.

– В преддверии выборов президенты становятся тревожными. – Квадратные стекла стильных очков блеснули, но спрятавшиеся за ними серые глаза остались безразличными.

– Я имел в виду другое, – буркнул Кауфман. – Моратти прекрасно знает, что московские корпорации не поддержат его на выборах – мы никогда за него не голосовали. Хотя всегда обещали… Но у меня осталось странное ощущение…

– Он нам не верит. – Теперь и Мишенька говорил о другом.

– Да, – кивнул Мертвый. – Моратти укрепился в своих подозрениях.

– Это все Чинча, – подал голос третий человек, присутствующий в кабинете. Грегуар Слоновски, начальник отдела прямых переговоров. – Наверняка он слил Моратти больше информации, чем мы думаем.

– Не согласен, – качнул головой Щеглов. – Чинча начал собственную партию и не сомневался, что сумеет ее сыграть. Топить нас ему было ни к чему.

Основной задачей Эдди Чинчи, заместителя Кауфмана и одновременно начальника службы собственной безопасности, было удержание Мертвого на коротком поводке. Такие люди, назначаемые лично президентом СБА, работают во всех Анклавах, и большинство директоров научились с ними дружить или держать на расстоянии. На какое-то время Кауфман нейтрализовал неудобного зама, однако во время проблем, связанных с похищением Петры Кронцл и взломом внутренней сети легендарным ломщиком Чайкой, Эдди удалось заглянуть в московские дела слишком глубоко, и его пришлось убрать. Что и вызвало справедливые подозрения Моратти.

– О том, что Чинча решил предать Моратти, мы знаем только с его слов, – парировал Грег. – Эдди мог блефовать, чтобы вывести шефа на откровенный разговор.

Слоновски любил решения простые и ясные. Был он оперативником от бога, способным спланировать и провести боевую операцию любой сложности, однако, как с традиционным для себя безразличием выразился однажды Мишенька: «Грегуару не хватает интеллектуальной гибкости». Мертвый позвал Слоновски на совещание только для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать полнейшее свое доверие: без таких жестов здоровяк начинал грустить.

– Вряд ли Чинча рассказал Моратти больше, чем мы думаем, – мягко произнес Кауфман. – Но его смерть сказала остальное: Ник понял, что мы враги. И теперь он не остановится, пока не добьет меня.

– То есть, если Моратти победит на выборах, для нас наступят сложные времена?

Мертвый и Мишенька переглянулись.

– Я уверен, Ник постарается ударить до конференции, – произнес Щеглов. – Месяц – это очень много.

– Согласен, – поддержал Мишеньку Кауфман. – Нанести удар именно сейчас, до выборов, это красиво и правильно. И мы должны подумать, куда он будет направлен.

– Он или они? – уточнил Щеглов.

– Опять согласен. Ник не тот человек, чтобы играть по мелочи. Он будет атаковать широким фронтом.

Мертвый взлохматил волосы. Он не любил защищаться, не любил отдавать противнику инициативу. Натиск, напор, игра на опережение – вот основные козыри директора московского филиала СБА. Пока же обстоятельства складывались так, что приходилось вычислять действия противника и по возможности нейтрализовать их.

– Первое, что он сделает, – пришлет в Москву комиссию.

– Нет, – качнул головой Мишенька, – не пришлет. Вы пообещали ему поддержку, доктор Кауфман, и Ник не станет злить вас столь очевидным образом.

– Лишние соглядатаи свяжут нам руки. А задачу им поставят простую: докопаться до наших финансовых нарушений. Найдет хоть что-нибудь – снимет меня мгновенно, на вполне законных основаниях.

Слоновски засопел, но промолчал. Грег не представлял, что московским филиалом СБА может руководить не Мертвый.

– С нашим финансированием они никогда не разберутся, – улыбнулся Мишенька. – И вам это прекрасно известно, доктор Кауфман.

Некоторые подразделения московского СБА тратили гораздо больше средств, чем проходило по отчетам. Например, отдел прямых переговоров, личная гвардия Кауфмана, на девяносто девять процентов финансировался корпорацией «Науком». В противном случае в Цюрихе давно бы задались вопросом: почему подразделение, занимающееся надзором за соблюдением законодательной базы при составлении контрактов и прочих деловых бумаг с поставщиками филиала СБА и относящееся к бухгалтерии, расходует столь грандиозные средства. Само существование отдела с идиотским названием и идиотской задачей подозрений не вызвало, он считался синекурой для родственников и любовниц сильных мира сего. Но Мертвый распихал шушеру по разным подразделениям, а в бухгалтерии спрятал преданных себе волков. Прикрытием схемы занимались люди, рекомендованные лично Геннадием Старовичем, главным финансистом «Науком», а его спецы в своем деле были не меньшими виртуозами, чем оперативники Кауфмана в своем.

– Но Моратти об этом не знает, – улыбнулся Мертвый. – И может попытаться еще раз продолбить стену.

– Допустим, у нас под ногами начнет путаться комиссия, – вздохнул Щеглов. – Но этого крайне мало.