Покинутый

– Матвей, осуди меня ты, пусть осудит Бог, назови это гордыней. Не было на мне вины. Кругом все требовали, сознайся. Признай себя виновным. Тебе срок дадут меньше. Осудят условно. За что осудят? За признание в том, чего не совершал? Подчас хотелось биться головой об стенку. Вот и пью из колодца своего. Вода в нем подернута тиной отчаяния, горчит полынью утрат.

– Ты не брани Бога. Испытывает Он тебя. Пройди ступнями по горячим углям. Будет день, ступни твои коснутся мягких трав в росе. Остудишь свою душу.

– Не могу. Он в своей справедливости позволил меня осудить. Всезнающий не ведал, я не виновен. Не безгрешен, но то другие грехи. Суди за них.

– Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным? Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы. И я оступался не раз. И поздно принимал ошибки свои. Был друг у меня. Крепко дружили. Но поверил я не ему, а словам черным. Поругались мы тогда крепко. Резким словом я обидел его. Не смей подходить ко мне. Умру, не прикасайся к холодным моим ногам! Он был парашютистом, испытывал новые системы. Тогда работал над управляемым парашютом. В день после нашей ссоры прыгал. И я в этот день узнал правду. Чист он был передо мной. Пытался связаться с ним. Извиниться. Прощения попросить. Не успел. Прыгнул он. Но что-то не заладилось. Одна из строп управления, мне после рассказали, перекинулась через шею. На землю он опустился мертвым. – Слезы потекли из незрячих глаз.

Артем глядел на старика. На его лицо. И Артему стало страшно. Пустые глаза, веки, что не вздрогнут. Два ручейка слез из мертвого источника. Стекают по щекам. Мертвая влага боли, отчаяния, ручьи раскаяния.

– Не успел я покаяться, вымолить у него прощение. Время насаждать, и время вырывать посаженное, время убивать, и время врачевать. Упустил я время. Каюсь, но поздно. Порой во сне ночью вижу, стоит он передо мной. Молчит. Смотрит. Я хочу попросить прощения, а не могу. Слова не сходят с моих уст. Стоим и молчим. – Матвей закрыл лицо ладонями. Вздрагивают плечи. Горючая влага отчаяния льется из самого сердца.

– Он простил тебя, Матвей. Ты выстрадал свой грех. Правду рассказал и очистил свою душу. Найди в себе силы простить самого себя. – Откуда пришли слова эти Артем не знал. Говорил, что должен был сказать. Принести искупление грешному сердцу друга.

Глава 3. Лекарства горек вкус

Молчание в комнате. Артем ждет, когда Матвей немного успокоится. Он отпил горечи друга и ощутил на губах горечь своего сердца. Не время думать о себе. Все знают о целебных свойствах чая. Это позволит отвлечь друга от тревожащих печальных мыслей.

– Матвей, чай будешь пить? Я схожу к коридорной, возьму кипятку. Заварим, поедим. Мне вечерняя скука желудка противопоказана. – Попытка отвлечь друга и себя от невольной тоски. – Я, помнится, не мог уснуть, если не набью брюхо попозже вечером. Врачи говорят, на ночь вредно есть. Как они заблуждаются. Бывало, перед сном столько съем, что с боку на бок с трудом поворачиваюсь в постели. Тут поневоле будешь лежать смирно. Сон и придет. Ему и подкрадываться не надо. Я все равно бревном лежу. Так я за кипятком?

– Сходи. А то после бревно с места не сдвинуть. – Матвей усмехнулся.

Артем взял стеклянную банку и вышел. В конце коридора за стойкой сидела женщина. Настольная лампа, очки на глазах. Добрая фея, женский роман сквозь тернии уводит в мир прекрасных мужчин. Смуглые высокие красавцы, чей взгляд пробирает до костей, клянутся в любви. А вы, толстые лысые коротышки, где вы? Что стоит вам тряхнуть шевелюрой лысины, встать на скамеечку, чтоб дотянуться до плеча красавицы, прикрыть свитером брюшко, свисающее через брючный ремень. Ву а ля! И женщины, как спелый плод падают вам в руки. Залезьте же на книжную полку. Достаньте томик стихов. Откройте страничку, заложенную накануне ненужной вам расческой. Прочтите пару строк. Женщина и не заметит подмены. Смотрит на вас из под век фантазии, выдумки. Пришла любовь.

Артем подошел, присел на стул рядом со стойкой. Хозяйка этажа не подняла головы. Чудесный сон повествования увлекал ее больше, чем явь.

– Девушка. Любовь ушла? Она вернется. – Полушепотом говорит Артем.

– А вам какое дело? Я никого не просила лезть мне в душу. – Пламя взгляда.

– Я о книге говорю. О главной героине. А вы подумали…. Нет, я не стану смотреть в ваш полумрак. Он пришел перед рассветом. Вы закончите свою смену, пойдете по улице. И найдете то, что недавно обронили. Но за хорошие вести надо платить. Кипятком.

– Кипятком?

– Кипятком. Не в смысле обварить меня кипятком. Налить мне в банку кипятка. Чай хочу заварить. – В улыбке Артема столько теплоты и понимания. А на душе девчонки капли крови, оставленные горькими словами прощания. Слезинки в уголках глаз. Надежда на чудо. Волшебник, покинувший недавно тюремный приют, творит его сейчас.

– Сейчас налью. Минутку подождите.

Священный сосуд обжигает руки. Над ним чуть зависает пар. Через минуту это превратится в колдовской отвар чая.

– Матвей, чай подан. Тебе сколько положить сахара?

– Ложечку. С меня довольно будет.

– У нас есть сыр, масло. Мягкий батон. Колбаса. Сардельки в тесте.

– Пир настоящий, Артем. У библейских царей на столе таких кушаний не было. Истинно говорю, пир.

– Пир, другого мнения быть не может. Только у нас на стене не появится огненная надпись. И толкователей звать не будем. Просто у нас все. Идем на встречу с Богом. Другие на прием к мэру или иному чиновнику. Сидят, ждут в приемной. А мы подойдем, дверь откроем. А Он там сидит в томлении духа. На часы поглядывает. Нас ожидает. Войдем, небрежно сядем за стол. Как жизнь, брателла? Разговор есть. Давай, перетрем.

– А Он тебя поганым веником погонит. Чтоб свое место знал. С Вседержителем так не разговаривают. Ты с Ним на нарах не чалился.

– И кто тебе такое сказал? Может, нам на нарах Он больше, чем другим нужен. И ведем с Ним беседу в ночной тишине.

– Говоришь, с Ним вел беседы. Вот и послал Он меня тебе навстречу. А ты увязался за мной.

– Не тебя послал, а соблазн. Смущение души. И не увязался я вовсе. В путь твой шаги свои вплел. Как без меня этот старый хрычь обойдется. В лесу заблудится или в болоте сгинет. Оставлю без присмотра, после думай о душе, заблудшей в тумане. – Эта словесная паутина казалась Артему забавной игрой. В камере и слова многие забудешь. Там свой язык.

Матвей посмеивается. Спутник у него хороший. Балбес немного. Но с таким любую дорогу можно одолеть.

Луна выехала на небо с упряжкой звезд. Ветерок принес ночь. Сон расстелился шелковыми простынями.

Утро принесло прощание с Игорем. Ему надо доставить груз. Матвей с Артемом решили задержаться еще на день. Тело требует отдыха, а душа может пребывать в постоянных трудах. Это как ей угодно. Не зря спрашивают, что вам угодно, душа моя?

Проводив с утра пораньше Игоря, путники решили побаловать себя оздоровительным сном.

Ночь под лавку, день пришел.

Но дремота, ты не таешь.

Ты воссела на престол,

Много сказок знаешь.

К обеду Артем протер глаза. Сладок сон на свободе. Все утро парень лежал, обнимая грезы сна, словно женщину любимую. Но у желудка есть свои мечты. От него так просто не отвяжешься. Будет заунывно клянчить свое.

– Матвей, что ты думаешь об обеде?

– А чего о нем думать. Былое и думы. Ужин – это былое, думы об обеде уже заходили. Пытался их гнать, да разве эту голытьбу прогонишь. Сидят в башке, будто тут прописаны. Хоть участкового зови, чтоб выселить. Мне б сейчас яств изысканных. Перепела жареные. Семга горячего копчения.

– Перепела ему. В местном магазине, думаю, ржавая селедка найдется вместо семги. Куриные ножки в слизи. Помыть их в марганце или растворе соли. Обжарить с луком и укропом, дух отбить. Трухлявая лапша, отведанная мышами. Бычки в томате и салат из морской капусты в банках беременных ботулизмом. Иного не сыскать. Но все равно, пойдем. Я в чудеса не верю и тебе не советую.

День выдался немного прохладным. Редкие прохожие скользят в его прохладе. Предчувствие дождя несет ветер. Машины сонно топчут шинами асфальт. Жирным котом при дороге улегся продуктовый магазин. Подле него зилок. К нему очередь.

– Чего дают, любезные? – Артему любопытно, какой дефицит завезли.

– Так с городу списанный хлеб и булочки привезли. Черствый, но дешево. Скотину кормить. Какие булочки и сами покушаем. Не господа. Я их чуть водой орошу, во влажной тряпице полежат. После в духовку. Так словно вчера испекли. – Пояснила бабка из очереди.

– Приятнейшего вам аппетита. – И Артем увлек Матвея за собой в магазин.

Прилавок. Продавец. Луч света. Артем провел Матвея к прилавку. Продавщица с одиночеством во взоре. Хоть картину с нее пиши, брошенная любовница.

– Хозяюшка, а чего покупателей нет? – Куда исчез вечно голодный люд, думает Артем.

– Так не придут, пока все сухари на улице не раскупят. У меня хлеб свежий, так им дорого. Утром кур завезли копченых. Горячего копчения семгу. С дуба пали.

– Семга? С дуда упала? – Вот тебе чудеса.

– Начальство с дуба упало. Семгу сюда везти. У меня скумбрию старомороженную не раскупили. Ее еще январскими морозами прихватило. Вот путассу берут. Пожарить. От нее при жарке хоть вонь на весь дом, а после к столу. Или пироги из нее. С головой и кишками в пирог закатаешь, иначе есть ничего не останется. Знатные пироги получаются. – Распознала в мужиках приезжих. Этим, может, удастся втюхать. – Так семгу брать будете? К водочке на стол. С ума сойдешь.

– Я тебе говорил, Артем, семги душа требует. На чудо, говоришь, не надейся. – Матвей не позволит сгубить свою мечту.

– Не душа, Матвей, у тебя требует. Брюхо. Не думал, чья то душа в нем обитает. В брюхе.

– Ты бери. Деньги у меня есть. И курицу копченую. Хлеба возьми. Батон прикупи.

– Давай, хозяюшка. Дедуля без этого не уйдет.

– А водочку возьмете?

– И тоже свежая? – Потешается Артем.

– Эта всегда свежая. Завозить не успевают. Берете?

– Нет, спасибо. Минеральной водой обойдемся. Идем, Матвей. А то Чудотворец еще чего выдумает. Ребрышки копченые, к примеру.

– Так вот ребрышки. И говяжьи и свиные. Мясо на них сочное. Сама попробовала. Во вред фигуре откушала. – И дева рукой ласкает свой стройный стан.

– Ребрышки? Что дед, возьмем? – Поглядел на спутника. Подмигнул, да вспомнил, дед ничего не видит. Сделал продавщице знак рукой: клади.

– Бери. Не часом единым живем. После захочется поесть. – Разрешающий взмах ладони. Пусть возьмет. Копченые долго не испортятся. Пригодится.

Артем торопливо сложил покупки в пакет. Вывел старика на улицу. Не иначе бес шутит. Бери, что хочешь в этом магазине.

В гостиничном номере Артем выкладывал покупки на стол. Смутное подозрение ютилось в уголке сознания. Как вышло, в сельский магазин завезли такие продукты. Пенсионеры не питаются копченой курятиной и семгой. Им бы попроще. Приехали они, привезли внезапно эти товары.

– Матвей, тебе не кажется странным, такие продукты в село привезли. Дачников здесь еще нет. Местным не по карману.

– Все делается по слову Его. Десница Всевышнего, что скатерть самобранка. Раскрыл длань свою и потекло изобилие.

– Замечательно. Мог бы и даром раскинуть скатерть. Или хоть скидки какие у этой длани нашлись бы.

– Алчность твоя не знает меры, Артем. Господь тебе прокорм посылает, а ты в неуемности своей сверх того хочешь.

– Так я без претензий. У нас в магазине в будние дни с девяти до одиннадцати, как писали, всем скидки. На кассе не попросишь, скидку забудут дать.

– Ты молитву вознеси. Господи, даруй рабу твоему Артему скидку три процента. Тьфу, на тебя.

– Как бы то ни было, скидка не помешает. Копейка рубль бережет. Это я раньше деньгами разбрасывался. Сдачи не надо. Корчил из себя вельможного барина. Садись, Матвей, есть будем.

Матвей подсел к столу. Артем помог старику найти на столе припасы.

– Ты, Артем, за что сидел? Не хочешь отвечать, не отвечай. – Матвей с удовольствием ел копченую рыбу с хлебом.

– Ни за что. Вру. Было за что. За ротозейство. Проверять надо вовремя финансовые документы. Пришла проверка, и по всему выходит, я вывел за рубеж двести пятьдесят с хвостиком миллионов долларов. Налоги не заплатил, вкладчиков обокрал. Только выяснилось, на документах подпись не совсем моя. Бухгалтер в то время исчезла. Мой друг, он же мой компаньон, дал показания против меня. Яко бы я при нем некоторые из липовых документов подписывал. Кодированную флэшку с паролями доступа к счету никому не доверял. Но я пару раз оставлял ее Николаю, моему компаньону. Только не докажешь. Копию с флэшки простому человеку сделать не под силу. Это как посмотреть, при помощи специального оборудования вполне реально. Я не совсем это понимаю, надо синхронизировать положение кластеров запоминающего устройства. За день до прихода полиции деньги ушли со счета. В тот день я никаких платежей не делал. Я на своей машине уезжал за город. На мою беду, камеры слежения на выезде из города были выключены. Досматривали их или перенастраивали. И никто меня не видел. И видели бы, что толку. Перевел с чужого компьютера. Дело нескольких минут. Меня хоть режь, не знаю, на какие счета ушли деньги. Решили, я с подельниками, сбежавшим бухгалтером и ее мужем всю эту операцию провернул. Подозреваю, мой друг Николай все сделал. И полиции дал сигнал. Вот и пошел в тюрьму не главным грабителем, а соучастником. Адвокату удалось основное спихнуть на бухгалтера. До сих пор не знаю, есть ли ее вина. Но тогда о совести думал мало. Срок большой не хотел мотать. Не без греха я.

Но рассказывать всего не стал. Много еще подозрений осталось. Кто ж будет все открывать малознакомому человеку. Хорошо, если дед все забудет в дни их странствий.

– Что ж, много в том печали. Пришлось пойти в темницу. Господь так решил. Если же скажут тебе: «куда нам идти?», то скажи им: так говорит Господь: кто обречен на смерть, иди на смерть; и кто под меч, – под меч; и кто на голод, – на голод; и кто в плен, – в плен.

– И ты хочешь, чтобы я безропотно шел дорогой, которой идти не собирался. А виновные гуляют на свободе. И не боятся.

– Нечем мне утешить тебя, Артем. Лишь истиной из Библии. Не скоро совершается суд над худыми делами. От этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло. Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нем, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, которые благоговеют пред лицом Его, а нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом.

– Утешил. Я не благоговею перед Богом, мне недолго держаться. А если я несу волю Его, творю суд, как заповедано? Я чист? И ждет меня райский сад?

– Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется. Лжесвидетель погибнет; а человек, который говорит, что знает, будет говорить всегда. Не скрою, нет в мире совершенства. Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы.

– Так чего Он хочет от меня? Я только человек. Мне отмщение, аз я воздам? Таков мой грех.

– Не мни себя богом. Не тебе судить. Не говори: «я отплачу за зло»; предоставь Господу, и Он сохранит тебя. Мерзость пред Господом – неодинаковые гири, и неверные весы – не добро.

– Пустое это все, Матвей. Не получится из меня ангел мщения. Не потому, что слабак. Не потому, что умерла во мне ненависть и обида. Вышел из тюрьмы, хотел поехать в родной город. Взглянуть им в глаза. Узнать, не мучает ли совесть. Николай предал меня из-за денег, жена ушла к другому, надеясь сохранить достаток и остаться непричастной тому, кто клеймен позором заключения. Тебя на беду встретил. Расхотелось мне встать перед ними укором совести. Мыслю о том, как проглотить свою обиду. Не нахожу смирения в сердце. Не ворочусь в свою Пермь. Наломаю там дров пуще прежнего. Потому и пошел с тобой искать Бога. Ему я скажу: не нашел в Тебе справедливости. В Твоих руках божественные весы, в моих – весы человеческого сердца. Взвешивать Тебе горы, мне крупицы, что падают со ступней людских ботинок. Время твое бесконечность, расстояние безмерность. Мое время миг, дорогу мерю пядью. Богу богово, кесарю кесарево. Мне то, что осталось от вас. Ничто.

Грусть в улыбке Матвея. Печаль незрячих глаз.

– Нет в твоем сердце смирения, Артем.

– Зачем Ему мое смирение? Малого среди малых, ничтожного в желаниях своих. Думать, что смирение мое значит для Него хоть что-то и есть гордыня.

– Думай, как знаешь. Не отвергай отеческой заботы.

Они прекратили спор. Матвей калачиком свернулся на своей постели. Артем включил телевизор и тоже прилег. Они коротали время, копили силы для своей дороги. Если о своей дороге Матвей полагал, что все знает, то определиться с дорогой Артема не мог. Смирения не ищет, прощения не просит. Чего ему надобно? Если считает себя незначимым для Творца, то путь этот без всякой цели. Оставит за собой лишь убиенное время.

И Артем думал. Искать не ищу. Ждет старика разочарование на исходе пути. Пусть обопрется на меня, мне выплачет свою боль. Пусть доживает дни свои со мной. О нем некому позаботиться. А мне заботиться не о ком. Вот и проведем вместе срок в камере по имени Земля.

Бубнит телевизор. Одноглазый разбойник делится своим виденьем мира. Тужится развлечь всех вокруг. Заполняет пустоту человеческого жилища.

– Сегодня днем в Санкт-Петербурге был убит известный банкир. Выстрел киллера настиг его на входе в собственный офис.

– Вот беда. – Насмешливо сокрушается Артем. – Нас убьют, не велика потеря. Наши гроши пусть пропадают. Тут человек копил, грабил, греб под себя деньги, а попользоваться не успел. И где тут справедливость, Матвей?

– О душе надо беспокоиться. Она преемник всего. Писания читай. Там все сказано. Сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою; но после рот его наполнится дресвою. Вот человек и собирает неправдою богатство, а все напрасно, скажу тебе. Не доставляют пользы сокровища неправедные, правда же избавляет от смерти. Таковы пути всякого, кто алчет чужого добра: оно отнимает жизнь у завладевшего им. И сказано воистину: Я предпринял большие дела: построил себе дом, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья. Только все было напрасно. Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета! Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей.

– Матвей, все это знают, только все равно рвутся к богатству. Честно, и я бы не отказался от больших денег. С ними при жизни многое себе можно позволить. – Артем мечтательно улыбнулся.

– И чего бы ты себе позволил? Девок, жратвы, одежды царские? – Ехидно спрашивает Матвей.

– Не только. Хороший дом. Мне и жить негде. Квартира у жены. Вот вышел я, а вернуться некуда. Никто не пустит меня на порог. Пусть не заберу я жилище с собой, но сейчас мне надо где-то прятаться от холода, непогоды, от ночной тьмы. Одежда? Так голым ходить не станешь. Жратва? Без нее не прожить. Девки? В моем возрасте совсем неплохо иметь рядом женщину. Не только друга, но и в постели. Твоя дочь, чаровница, всю ночь мне дарила душевный покой. Не зря Бог сотворил Еву.

– Так чего печалишься? У тебя еще все будет. Крыша над головой. Молод ты, заработаешь денег. И пропитание себе купишь. А женщина? Она придет. И ей тепло человеческое нужно. И некрасивого мужика подберут. Тебя какая бизнес-леди с руками оторвет. Им мужика не надо. Врут. Хоть на ночь, а все ж ее. Дитя ей родить хочется. Что мы оставим после себя? Частицу свою, ребенка.

– Думаешь, не закончена моя жизнь? Сладкие речи. Найдем твоего Бога, устроюсь на работу дворником, будут деньги. Угол где себе сниму. На распродажах одежонку подберу. Куплю кусок колбасы дешевой, бутылку водки. Тут баба и придет. В рванье, нечесаная. Скажет: наливай. После короткие пьяные ласки. Такое счастье мне уготовил Бог.

– Бог даст. Ты верь. Он знает, ты заслужил лучшую долю. – Сколько веры в словах Матвея.

– Твои слова да Богу в уши. Пустое это. Как ты говоришь: все суета и томление духа. Старость свою встречу на помойке или мусорной свалке. Буду там бродить, в авоське бренчат пузырьки дешевого пойла. И за одной из куч прирежут меня молодые бомжи за рваную куртку и краденую водку.

– Горькие слова говоришь. Света твоя душа не видит.

– Видит, дед. Буду вспоминать, как ходили с тобой искать Бога. Авось, буду рассказывать выдуманную историю. Нашли мы его, беседовали. И посулил Он мне райское блаженство. Только чуток подождать надо.

– Слов таких не говори. Укрепи веру в своем сердце. Все наладится.

– Матвей, кончай словоблудие. Мой путь прописан.

Ох! – Думал Матвей. – Изболелась у Артема душа. Веры ни в Бога, ни в себя не осталось. Обжегся. Друг предал, жена бросила. Люди признали виновным. И помощи не ждет ни от кого.

– Артем, если тебе не на кого надеяться, так пусть другие видят в тебе надежду. Сколько несчастных бродят по свету. И у них нет опоры. Ты мужик крепкий. Подымись, встань на ноги. Разверни плечи. Если для тебя все кончено, так ты им помоги. Думай, мне никто не помог, так им за что страдать.

– Дело говоришь. Мать Тереза. Отец Артем. И всучат мне Нобелевскую премию мира. – Артем рассмеялся. – Уговорил, старик, я подумаю. За чужой бедой свою можно не видеть. Не беда у меня, малость.

А что? – Вдруг проскользнула в голове Артема мысль. – Вдруг получится. Помогать людям. Будет для чего жить. Главное, не ждать от них благодарности. Не делай добро, не будет худа. Эко вознесло, творящий добро. Зазнаться можно.

– Вот и я о том. – Продолжал Матвей. – Благословен человек, который надеется на Господа, и которого упование – Господь. Ибо он будет как дерево, посаженное при водах и пускающее корни свои у потока; не знает оно, когда приходит зной; лист его зелен, и во время засухи оно не боится и не перестает приносить плод.

Телевизор закончил рассказывать о родственниках усопшей знаменитости. Наследство делят. Жены, дети, племянники. Череда внебрачных отпрысков. Все смешалось в один клубок. Каждый хочет кусок побольше. После встреча с престарелой поп-звездой. В кругу своих известных друзей. Воспоминание о юности веселой. О мужьях, любовниках. Поет песни, что были на слуху.

– Срам один. – Ворчит Матвей. – Стыда у них нет. Только народ смущают.

– Матвей, ты не старый, а ворчишь. Всем хочется славы. Хоть вспомнить о ней. И я бы от славы не отказался. Пойдешь в соседний магазин за кефиром. Песок из тебя сыплется. Все тебя узнают. Ах! Это Артем Павлович. Тот самый. Помните? Как блистал. Продавщица в магазине млеет. Артем Павлович, вы из того лотка кефир берите. Свежий. Сама выкладывала. От такого молодеешь. Что с того, что ножонки дрожат, голова трясется.

– Вздор говоришь. Тебе слава не нужна. Чуешь разницу? Прославиться и ославиться. Так эти больше ославились. Скандалами, пьянками, драками.

– Это не скандалы, а пиар. Без этого забудут. Любой талант при жизни не востребован. А то и опасен. Вот для известности и нужны скандалы.

– Грех это. Про эту же звезду словами Писания скажу: возьми цитру, ходи по городу, забытая блудница! Играй складно, пой много песен, чтобы вспомнили о тебе.

– Вредности в тебе, Матвей, через край. Пойду за кипятком. Пора об ужине подумать.

Артем встал с постели. Взял банку и пошел к коридорной. Тихо кругом. Постояльцы укрылись в своих комнатах. Он один идет по коридору. Высокий, стройный, уверенный шаг. У него и в мыслях нет, любая женщина была бы счастлива оказаться в его объятиях. Покинувшая его женщина вглядывается в зеркало в страхе увидеть ранние морщины. Оставленная любовью, сбежавшая от нее. Любовь задержали, посадили в тюрьму. Своими руками она все сделала для этого. Другой мужчина, грезилось ей, построит для нее златые замки. Даст больше тепла. В город пришла весна, забыв заглянуть в холодные покои ее загородного дома.

Девушка, что дежурила накануне ночью, вновь заступила на ночное дежурство. Больше смен, больше зарплата. Перед ней книга. Она ее даже не открыла. Улыбка в ответ на какие-то свои мысли.

– Добрый вечер. – Потревожил покой коридорной Артем. – Я к вам за кипятком. Можно?

– А? Да. – Девушка очнулась от своих грез. Но на губах улыбка, блеск в глазах. – Придется немного подождать. Сейчас вскипячу. Не успела поставить.