bannerbanner
Вкус утекающей воды
Вкус утекающей водыполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
11 из 18

– Точно! Богоугодное место прямо под куполом! – продолжил я его мысль и исполнил, как мог, клоунский марш, -

Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра,

Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра,

Ту-ра, ту-ра, ту-ра, ту-ра,

Там, там, там, там-там!

– Я не шучу, и купол тут не при чем, он недействующий, – попытался остановить меня Швиндлерман.

– Недействующий?!

– «Ася, пойдём к нам работать.

– Так у вас же вредность?!

– Какая-такая вредность? А я не чувствую.

– Я не чувствую, не чувствую, не чувствую, не чувствую…» – процитировал я близко к тексту Михаила Маньевича. – Вот и вы не чувствуете. Вы уже не помните, как выглядит и как думает обычный стандартный человек. Вы тут все, то ли одержимые, то ли психи!

– Могу тебя поздравить, – захохотал Швиндлерман, – ты от нас ничем не отличаешься.

– Как можно предлагать работу учителя какому-то бродяге в кедах? – я продемонстрировал Швиндлерману свою обувь. – А Кукушкин, вообще, зовёт меня алкоголиком. Когда сам напьётся.

На этот раз Швиндлерман заржал как лошадь. А я про себя подумал: «Все-таки лошадиная у него фамилия!»

– Да ты знаешь, что после твоего посещения лесопилки мужики пить бросили? – спросил Швиндлерман.

– Я что у них деньги отнял?

– Нет. Ты им что-то сказал, пока Васильич ваши берёзы ровнял. Теперь они рассказывают, что пришёл какой-то маленький в очках, с бородой, и они пообещали ему бросить пить. Неделю уже не пьют. Все село теперь специально ходит в магазин только через лесопилку и глазам своим не верит.

– В твоём рассказе правда только то, что берёзы действительно были кривые, – сказал я.

– Хорошо, – продолжил Швиндлерман, – а сегодня утром? Все село пошло смотреть на выключатели Агафьи Ивановны.

– А что вы ожидали от колдуньи? Она ещё и не то может, – пошутил я, но от ночных воспоминаний меня слегка перекосило.

– Ну, какая из Агафьи Ивановны колдунья. Женщина всю жизнь проработала бухгалтером в лесхозе, к тому же она не местная. Да и меня проходными выключателями не удивишь, это старая тема.

– А как же говорящий кот? – про Семена я решил не рассказывать.

– Знаешь, есть собаки, которые воют «Подмосковные вечера» и что в этом удивительного?

– Не буду спорить, – сказал я, – Но если ты такой же шпион, как из Агафьи Ивановны колдунья, поверь мне на слово, ты серьёзный профессионал.

Тема про шпионов Швирдлерману не понравилась.

– Пойдём, я тебя познакомлю с Еленой Эрвиновной, – предложил он и мягко коснулся рукой моего плеча.

Глава 15. В этом мире я все могу, весь вопрос в мотивации?

Мы вышли из новой учительской – гордость Кукушкина, и оказались в коридоре старого здания школы. На втором этаже было всего два кабинета: первый физико-математический, где преподавал сам директор, второй русской словесности и истории. В первый мы только заглянули, приоткрыв дверь, и отправились во второй, где правила «прекрасная Елена».

– К началу учебного года, Васильич должен сдать новый спортзал, – сказал Швиндлерман по дороге, – он, конечно, будет небольшим, не как в городских школах. Но над ним будет ещё два кабинета. Один отдадим тебе – нам очень нужна свежая кровь.

Я не успел отреагировать на тему кровосмешения – мы вошли. Директор нас представил, причём меня как будущего коллегу. Из-за стола поднялась женщина, протянула мне руку и произнесла: «Лена». Эффект был непередаваемый. Все равно, что меня бы познакомили с английской королевой, а она бы протянула мне руку и сказала просто: «Лиза». Дар речи я потерял, но ручку богини подхватил, плавно повернул в воздухе и поцеловал, почти не касаясь губами. Она взглянула на меня с интересом. А я вспомнил про кеды на моих ногах и трусливо перевёл взгляд на стену, где над доской была изображена длиннющая цитата:

«Вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего». А. К. Толстой»

– Здорово! Загадочная русская душа в литературе, как следствие нашей истории, – я разгадал смысл выбранной фразы.

– Превосходно! – похвалила меня Елена Эрвиновна. – А вы знаете, откуда это?

– Князь Серебрянный? – предположил я.

– Правильно. Вы когда-нибудь преподавали литературу?

– Никогда.

– А смогли бы?

– Нет.

– Почему? – удивилась Елена Эрвиновна. – По-моему каждый профессиональный читатель может учить литературе. Даже если он заика. Литература – это передача чувств и движения души.

– А что такое профессиональный читатель? – поинтересовался я.

– Это читатель, который понимает русский язык. Большинство людей, которые считают русский язык своим родным языком, на самом деле не понимают его. Они просто умеют выражать свои, в основном физиологические потребности по-русски. И проверить это очень легко, если человек не может читать классику, он «говорильщик», а не читатель. Это все равно, что читать Гёте на немецком, не зная языка.

– Может, он просто двоечник? – предложил я собственную терминологию.

– Да, это одно и то же. Болтун! Яйцо без цыплёнка! Его поглотит вечность. Духовность – это связь поколений. Иначе конец цивилизации, и все сначала: до пирамид или сотовой связи.

– Нет, я так не могу, соединять литературу и историю, – давно я не вёл такие умные разговоры. – Для меня история – это цепь предательства, жестокости и подлости, причём в истории любой страны. А литература – это все противоположное: благородство.… Нет, не так, конечная цель литературы: гуманизм, любовь и честь!

– По-моему, из вас вышел бы отличный учитель литературы, – сказала «прекрасная Елена».

И мне так захотелось стать её учеником, чтобы она меня хвалила и хоть изредка гладила…По моей глупой седеющей башке!

– Нет, – заявил я жёстко, – я Достоевского не люблю. Весь мир восторгается им, а я нет. Какой из меня учитель, я тоже Болтун.

– Давайте творчество Фёдора Михайловича обсудим с вами отдельно, за чашечкой чая, – спокойно предложила Елена. – А может, географию у меня заберёте?

– Знаете, – я не смог удержаться от банальщины, – для такой женщины как Вы, я готов не то, что забрать, я готов перекроить географию! В этом мире я всё могу, весь вопрос в мотивации.

– Отлично! – воскликнул Швиндлерман. – А у меня труды. В смысле трудовое обучение. А Фиджи тебе отдаст весь пакет биологических наук и химию. Если будет мало, то она навалит на тебя физру, пение и факультатив.

– И ещё кружок штопки, шитья и выпиливания крестиком! – подхватила прекрасная Елена.

Мысль, как известно, это электричество. Считается, что электричество распространяется со скоростью света. Но моя мысль: «Вот придурки!», все равно опоздала. Они расхохотались раньше, чем я успел это подумать.

Швиндлерман и прекрасная Елена оказались сбалансированным составом. Хорошо, что я не застал Фиджи. Думаю, вот тогда бы вся компания была бы в сборе: Селитра, Древесный Уголь и Сера. Горит и взрывается без кислорода!

Удивительно, но я не обиделся. Можно сказать, первый раз в жизни, шутка в мою сторону не задела моё самолюбие. Видимо кеды покойника Семена начали своё мистическое действие на моё «Его». Кстати, может я уже совсем седой? Я ведь не видел своё отражение после памятной ночи. Где бы найти зеркало? А может, я уже и тень-то не отбрасываю? Кто не отбрасывает тень, тот, видимо, отбрасывает кеды. Куда не кинь, везде кеды!

– Пойдёмте, дорогой наш Андрей, в сад, – примирительно сказала Елена. – Пить чай.

– В Вишнёвый? – съязвил я.

– Нет, в Школьный. Аркадий Романович сейчас организует нам посредством трёх видов теплопередачи нагрев воды в чайнике. Если вам интересно, он может даже объяснить, каких именно. Правда, на вкусе чая это никак не отражается, – это был пинок в сторону Швиндлермана. – А вы подождите меня пару минут, пока я здесь все закрою.

Швиндлерман метнулся вниз по лестнице, насвистывая, как мне показалось: «Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра!». А я завис в коридоре напротив кабинета королевы, вперив взгляд в висевшую на стене «Литературную газету». Результатом оказалась потеря мышечного тонуса на фоне сохранённого сознания: я еле успел подхватить ниспадающую нижнюю челюсть. Там было не то чтобы «как слепить снеговика на морозе не имея морковки» или «как выйти замуж, да побыстрей»… Однако все статьи содержали в себе какой-то прикладной контент:

108 законов управления Вселенной

Масяня – представительница современной петербургской интеллигенции

Кто такой «голубой» и как им стать

Военная романтика – ловушка для дураков

Любовь – половое чувство, выраженное поэтически

Уныние – один из семи смертных грехов.

Все статьи были очень короткими, но очень содержательными. Статья про секс-меньшинства привлекла меня в первую очередь, потому что как об этом говорить, не выходя из стен учебного заведения, я не представлял. Нет, конечно, говорить можно что угодно и излагать свою точку зрения тоже. Типа «все голубые – …идары». Но одно дело говорить, а другое дело написать. «Что написано пером» звучит также верно, как «Закон что дышло». В статье рассказывалось о том, что когда мальчик вырастает, кусочек трубочки через который он производил мочеиспускание, начинает вести себя неадекватно. Требует тактильного контакта и увеличивается в размерах при думах о представительницах противоположного пола. Мальчик понимает, что у этой штуки есть ещё какое-то предназначение, кроме как опрыскивать мочой цветы на бабушкиной клумбе. И тут родители и школа всегда опаздывают с адекватным объяснением происходящего. А старшие товарищи, вместо того чтобы рассказать, что этот кусок шланга предназначен для перекачивания полового материалы, проще говоря, семенной жидкости в тело партнёрши, рассказывают, что он предназначен для получения удовольствия, и куда его можно для этого засовывать. И не упоминают, что Господь Бог специально наделил свои тупые создания центрами удовольствия, чтобы они не забывали писать, какать, кушать и размножаться. Наступает самое время уговорить понравившуюся девочку. Но чтобы уговорить девочку, нужно иметь страсть, ум или харизму. И тут появляется друг Харитон с пухлым задом и уже научившийся удовлетворять себя сам. Конечно, с Харитоном легче договориться, чем с девочкой. И ребята помогают друг другу получать удовольствие. Так все слабаки становятся голубыми. Вместо того чтобы стать мужчинами.

После прочтения статьи я тут же возненавидел толстожопого онаниста Харитона и решил ни за что не становиться слабаком. Елена уже закрыла класс и повела за собой по лестнице вниз. Поэтому больше я ничего прочитать не успел.

– А давайте, я напишу статью в вашу стенную газету под названием «Лесбиянство как агрессия», – предложил я.

– А давайте, – весело согласилась она, – только название должно быть попроще, более отражающим суть вашей мысли.

Двигаясь в пенном следе запаха Прекрасной Елены я почувствовал себя Формикой Руфой. Только они могут ощущать запах объёмными геометрическими фигурами. Непонятно только, при каких обстоятельствах рыжие лесные муравьи проболтались об этом мирмекологам. Запах Елены имел форму эллипса. Когда я выходил за его границы, я сразу чувствовал, что сбился с курса и стремительно возвращался обратно.

В школьном саду стояло небольшое отдельное строение. Как объяснил Швиндлерман – школьные мастерские для проведения уроков труда. На их обширном крыльце мы и расположились для чаепития. Здесь к нам присоединился Кукушкин. Лицо Васильича сияло гордостью, а на языке висел вопрос: «Ну как тебе?» Он еле сдерживался.

– Андрей, а давайте строителей тоже отнесём к вашему списку великих профессий? – предложил Швиндлерман, явно желая польстить Кукушкину.

– Ни в коем случае! – категорически заявил я. – Каждый мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево или написать книгу. Поэтому мы все должны быть строителями, садовниками, отцами или писателями по умолчанию. Исключение могу сделать только для мостостроителей. Потому что человечество изобрело только три принципиальных вещи: мосты, книги и электричество. Все остальное: автомобили, телевидение и сотовые телефоны можно было и не изобретать.

– А компьютеры? – вмешалась Елена.

– А компьютеры – это и есть продолжение книг, электричества и мостов.

– Однако! – буквально «крякнул» Швиндлерман, что для него было явно не свойственно. – Ну, хорошо. Я понимаю, что мы с вами, каждый, не можем добывать электрическую энергию. Но мостки через ручей мы же можем перебросить?

– Если Вселенский разум даст нам такую возможность, и люди воспользуются нашими мостками – это великая удача! Возможно, на том свете мы спасём свои задницы от раскалённой сковородки, или нам будут даны иные послабления.

– Все! Я сдаюсь, – воскликнула Елена Эрвиновна, обращаясь к Швиндлерману, – я готова отдать ему литературу. Сама буду преподавать географию.

– Может, лучше построим церковь? И Андрей там будет проповедовать о справедливом мироустройстве и спасении души, – ответил Швиндлерман очень угрюмо, ему явно не понравилась моя явно не гибкая система взглядов на успехи человеческого разума.

– Вольдемар Васильевич, мы можем построить церковь? – обратился он к Кукушкину.

– Сначала школа, – ответил Васильич. И по тону его ответа я понял – уж чего-чего, а церковь он явно строить не будет.

Чтобы выйти из зоны нависшего недопонимания, я сменил тему и набросился с критикой на «Главного строителя» Кукушкина. Как можно было отстроить левую и правую часть школы и оставить между ними старую гнилую середину? Причём двухэтажную. Это просто небезопасно. Васильич объяснил, что, конечно, проще было бы построить новую школу на новом месте. Но школа не сарай, и чтобы согласовать подобное строительство, остатка жизни могло бы и не хватить. Поэтому придумали реконструкцию, типа косметический ремонт. Макияж, как выразился Швиндлерман. На самом деле, за три года школа будет отстроена заново, причём на старом фундаменте. А в левом и правом флигеле изначально предусмотрели закладные детали для связи с будущей средней частью. При этом ни копейки с государства, в которое Попадалово давно уже не верит. При обращении к представителям государства c вопросом школу бы просто стёрли с лица земли. Видимо любой муравейник круче нашего государства, потому что муравейник всегда осваивает территории, а наше государство их теряет.

«Похоже, у меня сегодня День Муравья?!» – решил я, слушая Васильича.

– Куда раньше летали самолёты, ходили «Ракеты» и «Метеоры», ездили электричкой и узкоколейкой, теперь летают только серые вороны и плывёт …овно по реке. Оно также всплывает наверх, обувает народ, а потом уплывает за границу. Вопрос в том, кончится когда-нибудь …овно в Государстве, и придут нормальные люди наверх – остается открытым. Или мы так и изойдёмся на …овно. Тысяча честных ментов на всю Россию, про которых ты так любишь рассуждать, Андрей – это слишком мало.

После такой речи Вольдемара Васильича мне нечего было добавить, и я заткнулся со своей критикой очерёдности строительства. Но юношеский запал сказанного так не сочетался с образом старого циничного рецидивиста Кукушкина, что я тихонечко поинтересовался у Елены Эрвиновны:

– Это он тоже из вашей стенгазеты подчерпнул?

– Нет, – также шёпотом ответила она, – мы не приветствуем ненормативную лексику.

Глава 16. День муравья

Мы попрощались со Швиндлермана и его командой с моим обещанием подумать о моем присоединении к ней. И я наивно решил, что самое время отправиться домой. Но Кукушкин заявил, что это ещё не все, и мы идём устраивать меня на работу в лесхоз. Я понял: с энергией Васильича моя карьера бомжа накрылась алюминиевым тазом. Потому что медных тазов я в этой жизни не застал.

Иван Макарыч, начальник лесхоза встретил меня как родного. На лесхозе держалось все Попадалово. Это был практически единственный источник поступления денег в деревню, не считая государственных пенсий бабулек. Потому что, за редким исключением, все дедульки бабулек уже давно переехали на кладбище, сэкономив государству кучу пенсионных накоплений. Иван Макарыч сразу заявил, что ему нужен приемник, и этот приемник я. Только сначала я должен немного поработать мастером.

– Зачем приёмником? Давайте, я сразу стану телевизором, – предложил я.

– Ёрничать бесполезно, – заявил Иван Макарыч, – ты что думаешь, ты случайно сюда попал?

– Иван Макарыч, я – бомж и алкоголик. Меня кроме орлана-белохвоста в этой жизни уже больше ничего не интересует.

– Ты прекращай свой детский лепет про белых курей, куры они все белые, даже те которые рыжие! – властно приказал Иван Макарыч, и я тут же почувствовал себя школьником. – Я тридцать лет безуспешно боролся с пьянством в лесхозе, и тут являешься ты, и мужики сходу бросают пить. Это, по-твоему, случайность? В этой жизни случайностей не бывает! Если мы не осознаем причинно-следственной связи в конкретный отрезок времени, это совсем не означает, что произошла случайность. Ты что думаешь, мне это надо?! Только весь лесхоз держится на мне: я уйду, и от лесхоза ничего не останется. А без лесхоза деревня умрёт. Все деньги идут через меня, я давно бы сумел прибарахлиться, только я все трачу на лесхоз, потому что там работает Народ. А наше государство вспоминает про народ только когда война. Я тоже бомж, как и ты. Мне для себя материальных благ не нужно. Но я уже устал волочить этот крест. Мне пора на покой. А ты ещё молодой и к тому же умный – у тебя получится. Ты когда-нибудь управлял людьми, которым особо нечего терять, кроме символической зарплаты?

– Было дело, – неохотно признался я, – года два это продолжалось, не более. У парней была небольшая зарплата и тяжёлая работа, По-моему, не было даже премии. И я должен был поддерживать работоспособность подразделения, не прибегая к финансовой мотивации. Это очень тяжёлая миссия. И я так больше не хочу.

– Вот! – удовлетворённо подытожил Иван Макарыч. – Это работа для настоящего руководителя. А те, кто говорят: «Не нравится – увольняйся», зная, что у подчинённых хорошая зарплата и за воротами толпа желающих занять их место, те, вообще, не руководители. Это маменькины сынки и папкины дочки. Правда, слегка опупевшие. Настоящий руководитель – это эксплуататор! Готовый выжать из любого подчинённого (подчёркиваю – любого, а не специально отобранного!) максимальную производительность труда. Но так, чтобы подчинённый за это был тебе ещё и благодарен. В этом суть настоящего менеджмента.

Рассуждения директора «дремучего» лесхоза имени Попадалова «о настоящем менеджменте» не вызвали у меня опадания нижней челюсти только потому, что в тот чудесный день она просто не успевала возвращаться на место. Так не бывает!

Для поддержания умного разговора я рассказал, о том, что в силу специфики образования прослушал на начальном этапе курс лекций по психологии и запомнил оттуда только две вещи. Первая – о кривой внимания, это когда человек смотрит на монитор и его внимание сначала растёт, а потом плавно падает. Но на протяжении всей этой кривой существуют небольшие отрезки, когда внимание падает до нуля, а потом снова подскакивает до среднего уровня. Это защитная реакция человеческого сознания на перегруз. Это может происходить почти молниеносно, человек как бы выключается, но этого может быть достаточно, чтобы например, разбился самолёт. И чем дольше человек концентрирует своё внимание, тем чаще у него случаются подобные отключения. Тогда падает самолёт, поезд сходит с рельсов, а водитель не замечает, что выехал на встречную полосу. У авиадиспетчеров есть специальная методика, как с этим бороться.

Вторая вещь, более интересная. О неэффективности отбора. И рассказывали о двух фактах. Во время Великой Отечественной войны решили создать целую эскадрилью лётчиков-асов. Свезли со всех фронтов лучших лётчиков. И? И получили обычную среднюю эскадрилью. В советское время, в Новосибирске, решили создать класс одарённых физиков. Отобрали по всей стране лучших учеников по физике и в результате получили обычный класс средней школы. И я готов под этим подписаться, что так это и работает. Я не умею и не умел играть в футбол, но в школе играли часто на уроках физкультуры. И я заметил, что когда команда получалась сильная, я жался к воротам, играл в защите и пасовал тем, кто умеет забивать. Но когда команда собиралась слабая, я понимал, что вокруг такие же лохи как я и рассчитывать не на кого. Я становился нападающим и начинал забивать, вызывая недоумение на лицах противников. Повторяю, я не умею играть в футбол, но я не собираюсь проигрывать.

– И я о том же, – с удовлетворением поддержал меня Иван Макарыч. – Заставить работать и эффективно работать можно любого, вопрос только, сколько времени тебе на это потребуется. Это и есть менеджмент. На самом деле, список профессий, где требуются какие-то специальные люди, крайне ограничен. Если, вообще, есть такие. Понятно, что мы исходим от какого-то среднего уровня образования. Кухарка не может управлять страной, пока мы не дали ей образование, а потом у неё уже появляется шанс. Удачно выйти замуж.

– Ты бы, Андрей, кем бы ни смог работать?

– Я, видимо, могу нарисовать «p-n-p» переход и даже попытаться объяснить, как это работает. Но разрабатывать на их основе микросхемы и прочее я бы точно не смог. Поэтому эти люди для меня недосягаемы. Почти что боги.

– Вот и хорошо, – рассмеялся Иван Макарыч, – значит директором можешь. А мы тебе новый дом построим. Женишься на красавице. После сорока жизнь-то только начинается.

– Вообще-то я женат.

– Н-да? Ну как скажешь. А то смотри: мы никому не скажем, – директор снова засмеялся. – Как-то непринято, счастливым в браке, в одиночку по лесам шлендать. Ну ладно. Жену сюда привезёшь.

– А давайте Жоре дом построим? – предложил я.

– Жора – это кто? – удивился Иван Макарыч.

– Жора – это бывший Электрощит, – пояснил я.

Директор откинулся на стуле, заменявшему ему кресло и взял рекламную паузу.

– Не знал, что зовут его Жора, – задумчиво произнёс он, – но появление человеческого имени, это хороший знак. А полное имя, как? Георгий?

– Я не помню. Георгий, вроде, не подошло, так как выходило как-то по-грузински?

Брови директора лесхоза изобразили смайлик удивления, но он промолчал. А я почувствовал, вот он мой шанс соскочить с должности. С чего они тут все решили, что я умный? Потому что городской? Да все городские – придурки! Они, что, жизни не знают? «P-n-p» переход, видите-ли! Надо начинать косить, может тоже сойду… Но Иван Макарыч мне не дал в силу важности решаемого вопроса.

– Хорошо. Я согласен, – решительно заявил он. – Где будем ставить?

– Кого? – не понял я.

– Дом.

Пришла моя очередь задуматься. Действительно, где? В деревне, так он купол не бросит. На территории станции? Так, вроде, режимный объект?

– На территории станции, – решительно заявил я.

– Мне бы твою уверенность, – протянул Иван Макарыч. – Но хорошо. Твоё решение – ты в ответе. Место с ним согласуешь сам. Готовые срубы у нас есть, мы их только по зимнику реализовываем. Выберете любой, какой понравится. Я завтра даю тебе бригаду и лесовоз. Начинайте!

– Я не умею, – растерялся я.

– Чего не умеешь? Из «п-н-п перехода» микросхему сделать? Мы с тобой, о чем целый час говорили? Ты – руководишь!

– А ну да, – промямлил я, вспоминая собственные слова «построить дом, посадить дерево, строитель не профессия…»

– А я в районный центр. Надо добиться свободу вероисповеданий для будущей супруги. Мы же с тобой ячейку общества хотим создать, а не дом для бобыля из горбыля построить? Я правильно понимаю?!

– Абсолютно! – согласился я, и в этом действительно была моя изначальная цель.

– Мы должны осваивать новые территории. Мы же не слабее муравьёв! – подвёл итог Иван Макарыч, протягивая мне руку.

Уже в дверях он спросил меня:

– И все-таки, что ты им сказал, что они пить бросили?

– Да я точно не помню. Приползли мы с брёвнами и с Кукушкиным на пилораму чуть живые – рулетка подвела. Слишком длинной оказалась. А там они сидят. Сине-зелёные. Я эти два цвета, вообще, плохо различаю. И такая у них в глазах тоска! То ли абстинентный синдром, и надо похмелиться. То ли муки совести, и надо снова напиться.

Я им и сказал – что я сам такой. Только бояться не надо. 96 процентов пьющих людей на самом деле алкоголиками не являются. Это сильно преувеличено. Генетическая предрасположенность к алкоголизму есть только у нескольких процентов населения. И очень мало шансов, что вы в этот процент попали. У всех остальных – это просто привычка. Надо просто один раз проверить и больше не бояться. Если у вас лобные доли хорошо развиты… (Про лобные доли им особенно понравилось. Видимо, это их зацепило). Если у вас лобные доли хорошо развиты, вы можете себя контролировать, и значит, можете бросить пить. Только не так, как это делает любой алкоголик – да я, да если захочу, да я в любой момент брошу. Надо по-настоящему бросить на какой-то конкретно выбранный промежуток времени: десять дней, двадцать дней, месяц. И проверить себя. А когда выясните, что вы не алкоголик, можете культурно и без страха употреблять до конца жизни. Правда, время от времени, лучше проводить контрольные замеры. В самое неподходящее время, а не когда просто нечего пить. Только никогда не заменяйте спиртом секс, мужики. Смешивать можно, но не взбалтывайте.

На страницу:
11 из 18