Европейское турне Кирилла Петровича

– Илья Иванович, вам нужно поесть. Хоть немного, – старпом Василий Андреевич придвинул поднос к графу.

– Нет, оставьте. – Голос графа был уставшим. – Это лишнее.

– Это… это она? – Алексей, протянув вперёд руку, приблизился к койке, на котором лежала покойная.

Неожиданно отец Софьи вздёрнул голову:

– Что?! Как ты посмел явиться сюда?! – Мужчина вскочил, едва не уронив поднос с едой на пол. – Это ты! Ты довёл её до этого!

– Я ничего ей не сделал! – ответил Алексей. – Вы не смеете обвинять меня!

Кирилл Петрович, взяв под руку Ермолкина, вышел с ним в коридор, оставив старпома успокаивать графа.

– Он всегда так относился ко мне, – признался юноша, пока из лазарета доносились приглушённые возмущения Ильи Ивановича. – Наверное, считал меня невыгодной партией для любимой дочери.

– Вам нужно войти в его положение. Его единственный ребёнок умер.

Только сейчас молодой человек дал волю чувствам. Он сполз по стене, сев на корточки, и спрятал лицо в ладонях, захлебнувшись в рыданиях. Через минуту он поднял раскрасневшееся мокрое лицо:

– Она презирала меня. А ведь когда-то мы с ней клялись друг другу в вечной любви.

Кирилл положил руку парню на плечо:

– Поверьте, когда-то я был в вашем возрасте. И испытывал точно такие же чувства к другой девушке. Но жизнь научила меня многому. Например, два самых лживых слова, сказанных в пылу любовной страсти, это «навсегда» и «никогда».

Ермолкин некоторое время обдумывал слова. Затем, кивнув, будто согласившись с мужчиной, встал на ноги:

– Я пойду…, – он вытер рукавом под носом. – Мне нужно…

– В курительную комнату? – Юноша кивнул Кириллу, на что тот ответил, – Сильно не напивайтесь.

Он проводил взглядом парня, который в каком-то смысле горевал столь же сильно, как и несчастный отец. Горе было одно на двоих, но оба не хотели понимать чувств, вымещая друг на друге злобу.

– Всё хорошо? – Василий Андреевич вышел из лазарета, когда Алексей скрылся на лестнице.

– Он пошёл в курительную комнату, – ответил Кирилл. – У нас с вами уйма времени на то, чтобы осмотреть его каюту.

Но осмотр не дал ничего. Никаких подозрительных предметов или улик мужчины не нашли. Было похоже на то, что господин Ермолкин говорил им чистую правду.

– Хорошо, пойдёмте к следующему подозреваемому, – махнул рукой Кирилл. – Князь Рустам Дадиани.

– Он сошёл на берег и прогуливается по порту, – уточнил Василий Андреевич, – Даже несмотря на этот противный дождь.

– Уверены в этом? Если он обнаружит нас в своих апартаментах, то нам несдобровать, – усмехнулся Кирилл, напомнив: – Горячая кавказская кровь.

Но, как и в каюте Ермолкина, у Дадиани не оказалось ничего подозрительного. Старпом был даже немного разочарован.

Главный сюрприз ожидал их в небольшой, два на пять метров, каюте нянечки Анны Илларионовны, которая в это время сидела в лазарете с успокаивающей её сестрой милосердия. Вдвоём они с трудом помещались в комнате, поэтому Василию Андреевичу пришлось стоять в коридоре, пока Кирилл обшаривал каюту. После короткого осмотра, Кирилл, заглянув под койку и присвистнув, вытянул из дальнего угла некий предмет и протянул его старпому.

– Что это?

Вырезанный из дерева, лакированный вытянутый полукруг длиной около семи сантиметров – сразу и не поймёшь, что это за деталь.

– А вы не догадались? – Кирилл Петрович провёл пальцем по деревяшке. – Смотрите, на обратной стороне вырезанная неглубокая выемка для штырька. И как вы видите, она расколота напополам.

Василий Андреевич, протянув руку к деревянной детали, тут же одёрнул ладонь:

– Не может быть! Отломанная ручка темперметра?

– Она самая, – кивнул Кирилл.

– Но этого не может быть! – изумился старпом. – Ведь эта старушка… у неё не могла подняться рука на свою подопечную. – Приблизившись вплотную, он прошептал, – Может, настоящий убийца таким образом пытается отвлечь наше внимание?

Кирилл пожал плечами, вертя в руках деревяшку:

– Чёрт её знает… для того, чтобы убить Софи, грубая мужская сила не требовалась. Только повернуть ручку до упора, отломать её и закрыть дверь. Старушка могла это сделать. Да и возможность незаметно взять трость Ильи Ивановича у неё, скорее всего, была, когда она к нему в каюту заходила по какому-нибудь поручению.

– Но зачем ей было уносить главную улику с собой? – изумился Василий Андреевич. – Ведь этот предмет точно указывает на убийцу. Она же не настолько глупа?

– Возможно, ей помешал неожиданно появившийся в коридоре свидетель, – предположил Кирилл. – Он ведь мог увидеть в руках у женщины подозрительный предмет. Она незаметно спрятала сломанную ручку в складках платья, сделав вид, что идёт к себе в комнату, да так и зашла в каюту с этой уликой. А позже у неё не было возможности избавиться от неё.

– Выкинуть в иллюминатор – и все дела.

Кирилл Петрович пожал плечами:

– Кто знает, как оно было на самом деле…

Сидя в своей каюте, Кирилл даже не заметил, как лайнер отплывал из Копенгагена. Только паровые турбины где-то в глубине корабля раскрутили поршни и винты мощнее, отчего судно с минуту мелко дрожало, да луч заходящего солнца, светивший через иллюминатор в противоположную стену, сместился немного и переполз со спинки стула на дверцу шкафа.

Вечером за ужином, за тем же самым столом и в той же самой компании, за исключением Турмаевских и нянечки, Кирилл Петрович, попросив тишины, скромно произнёс:

– По моей личной инициативе, и с дозволения капитана судна, начато расследование гибели несчастной Софи.

– Значит, наш капитан дал добро? – обрадовался Семён Михайлович.

– О, расследование? Вы будете работать, как сыщик, верно? – обрадовалась леди Бичем. – Собирать улики и допрашивать свидетелей? Я что-то подобное читала у Эдгара Алана По. Ох, всё это жутко интересно.

– Вот по поводу допроса я и хотел бы поговорить с присутствующими. – Кирилл Петрович оглядел сидящих за столом, многие из которых повернулись к нему с явным напряжением во взгляде. – Да, спешу признаться, что я со своими помощниками уже выделил небольшой круг подозреваемых, и надеюсь, что те, кто в него вошёл, не обидятся. Ситуация напряжённая, поэтому я попрошу вас не устраивать скандалов. Итак, в первую очередь я хотел бы ещё раз побеседовать с господином Ермолкиным.

– Но ведь я уже всё рассказал вам, – удивился юноша. – Сомневаюсь, что смогу добавить к своим словам что-либо новое.

– Посмотрим, – кивнул Кирилл Петрович. – Во вторых я хотел бы поговорить с вами, князь Дадиани.

Можно было подумать, что прямо посреди обеденного зала началось извержение вулкана – столь живо грузин стал проявлять неудовольствие:

– Что? По какому праву?! – Дадиани даже чуть привстал на стуле. – Вы что же, думаете, это я убил её?!

– Я попросил не устраивать скандалов, – напомнил Кирилл, в примиряющем жесте выставив перед собой ладонь.

– Но вы уже устроили его! – взвился князь, ткнув в него пальцем. – Когда обвинили меня в убийстве.

– Но позвольте, любезнейший! Вас ещё никто не обвинил, – заметил Николай Григорьевич, поправив пенсне.

– Значит, обвинят! – уверенно кивнул парень, швырнув вилку на стол.

– К чему такое отношение, князь? Вас разве обидели? – присоединилась леди Бичем.

– Нет, но-о…

– Вот как раз подобный отказ помощи в расследовании и наводит на мысль о вашем соучастии, – заметил Кирилл.

Молодой грузин исподлобья оглядел сидящих рядом:

– Хорошо, я поговорю с вами. И… извините меня за вспыльчивость. – Он коротко склонил голову. – Прошу прощения у всех.

– Вот и хорошо. Также я чуть позже попрошу разрешения у Ильи Ивановича на то, чтобы поговорить с нянечкой Софьи, Анной Илларионовной.

Над столом повисла тишина, которая после этого вдруг прорвалась множеством шушуканий и перешёптываний:

– Что? Эта старушка?

– Да у неё рука не поднялась бы.

– Никогда бы не подумал.

– Уж не думаете ли вы, что этот божий одуванчик…

– Мне нужно будет просто побеседовать с ней, – постарался успокоить людей Кирилл Петрович, пресекая мысли присутствующих, которые своими домыслами могли тут же подписать нянечке смертный приговор. – Она, возможно, знает что-то, чего не знаем мы.

– Но ведь она, насколько я помню, провела вчерашний вечер в комнате отдыха и слушала оркестр автоматонов, – напомнил Семён Михайлович.

– Да, но она могла и отлучиться, – уточнил Кирилл Петрович. – На минутку… на пару минут…

– А ведь верно, – леди Бичем в изумлении прикрыла рот ладошкой.

– Она могла тайком выйти, чтобы проверить, как дела у её воспитанницы, – Кирилл тут же поспешил пресечь дальнейшие размышления британской леди.

– …и закрыть ей дверь, перед этим включив темперметр на максимум, – кивнула своим мыслям леди Бичем.

– Но-но-но, моя дорогая, – Николай Григорьевич мягко похлопал её ладошку, лежащую на столе, – Не будьте столь кровожадны.

– Что же, благодарю всех, кто отозвался на мою просьбу, – ответил Кирилл. – Завтра с утра я наведаюсь к вам в гости, а пока, прошу меня извинить. Мне нужно привести мысли в порядок и сделать некоторые записи. С вашего позволения, я попрошу, чтобы ужин перенесли ко мне в каюту.

С этими словами Кирилл Петрович встал из-за стола, откланялся и пошёл к выходу.

– Ах, вам так повезло, что вы плывёте с этим джентльменом в одной каюте. Ведь вы будете самым первым узнавать все новости, – заметила леди Бичем, повернувшись к Николаю Григорьевичу. – Как вы думаете, у него получится найти убийцу?

Князь Дадиани высокомерно усмехнулся.

Ермолкин, отодвинув в сторону тарелки, тяжело выдохнул.

– Надеюсь, что получится, – ответил Позумцев.

Часть 4.

Завтракал Кирилл Петрович в своей каюте, дабы чужие лица и посторонние разговоры не отвлекали его внимания. Даже Николаю Григорьевичу и Семёну Михайловичу с его неизменным спутником Сиволапом, которые пожелали сесть рядом, он молча указал пальцем на дверь. В этот день ему предстояло заняться напряжённой мозговой деятельностью, и расставить все показания свидетелей по полочкам в хронологическом порядке, поэтому малейшие отвлекающие мелочи Кирилл Петрович отставлял в сторону.

Ещё не пробило десяти утра, как он уже постучался в каюту Алексея Ермолкина.

– Даже не знаю, что я могу ещё добавить, Кирилл Петрович, – пожал плечами юноша, когда они пожали друг другу руки. – Я, кажется, уже всё вам выложил.

– Теперь мне нужно упорядочить все сведения, – признался Кирилл. – Что называется, на трезвую голову.

Алексей коротко рассмеялся, приняв этот тонкий намёк на свой счёт:

– И всё же, почему мы снова разговариваем?

– В прошлый раз вы страдали похмельем, – напомнил мужчина, – и возможно, неосознанно могли где-нибудь солгать. Поэтому сейчас постарайтесь снова вспомнить позапрошлый вечер. По порядку. Не упуская ни малейшей детали.

Они сели в плетёные кресла перед столиком в каюте Ермолкина. Сам Алексей закинул ногу на ногу, устремив взор в открытый иллюминатор.

– Итак, в тот вечер, когда я в курительной комнате выложил вам свою историю, я, как и грозился, отправился в каюту к Софье Ильиничне. По причине крепкого хмеля, даже этажи перепутал, а найдя нужный, умудрился перепутать коридоры. – Ермолкин неловко улыбнулся, но улыбка почти тут же стёрлась с лица – ситуация была неподходящей. – Я постучался к ней. Сказал, что это я.

– И что же она? – переспросил Кирилл.

– Сначала не открывала. Затем, когда я своими криками взбудоражил её соседей, а после появился и кто-то из прислуги, пригрозив позвать офицеров, которые угомонят меня, она всё же открыла дверь и впустила меня.

– То есть, этому было множество свидетелей, – уточнил собеседник.

– Ох, разумеется! – кивнул юноша.

– Она была ещё одета, или уже готовилась ко сну?

–Нет, ещё одета, – снова кивнул Алексей. – Так вот, внутри я тут же, безо всяких расшаркиваний перед её ангельской красотой, потребовал вернуть мне фамильные драгоценности, которые она осмелилась надеть. Я высказал ей свои подозрения, и она, чертовка, призналась, что действительно сделала это с той лишь целью, чтобы позлить меня. Спровоцировать.

– Как проходил ваш разговор?

– О-о! На повышенных тонах, можете мне поверить. Догадываюсь, те из соседей, которые больше всего возмущались шуму в коридоре, в это время плотнее других прижимали уши к стенам, стараясь уловить наш разговор! Но руки я не распускал, если вы об этом. – Алексей выставил вперёд раскрытые ладони. – Я и пальцем её не тронул. Хотя следовало бы… как минимум отшлёпать эту выскочку.

– И что в итоге? – спросил Кирилл Петрович.

– Она сказала что-то вроде: «Ваши камушки, Лёшенька, мне даром не сдались. Забирайте!» Она схватила расшитый кисет и едва ли не силой запихнула в него колье и браслет, которые лежали на столе, и швырнула мне в лицо. Я, даром, что пьян в стельку, успел поймать мешочек и сжать в руке.

– И что дальше? – подтолкнул его Кирилл Петрович после минутной паузы.

Юноша сидел, нахмурив лоб, искренне стараясь вспомнить какую-нибудь деталь, которая могла помочь собеседнику.

– Нет, больше ничего не вспоминается, – он замотал головой. – Я вышел в коридор. Там всё также стоял этот прислужник, видимо, на случай того, если вдруг Софья Ильинична поднимет шум. Я попросил его отвести меня в мою каюту, так как снова боялся ошибиться коридором и этажом. Он помог, отвёл. Кстати, и его можете расспросить – он такой же свидетель, и подтвердит все мои слова.

– И потом?

– Потом? Я запер каюту, положил кисет на столик и упал в кровать. Даже не раздеваясь. Проснулся я только поздно утром. Успел выпить немного воды, как тут вы пришли.

– Иными словами, вас бесполезно спрашивать о том, во сколько вы пришли к себе.

– Да, проблема. Но можете спросить об этом слугу, который отводил меня, – уточнил Ермолкин. – А о том, когда я вышел из курительной комнаты, вы и сами помните.

– Да, хорошо. Так и сделаем.

Больше в этой каюте Кириллу расспрашивать было нечего.

Следующим на очереди был князь Дадиани. Кирилл постучался в его каюту три раза, но никто не открывал.

«Терпение моё испытывает, высокомерный выскочка. Ох уж эта горская гордость»

Только на четвёртый стук дверь, наконец, открылась.

– Проходите! – в приглашении не было ни тени приветливости. – Я надеюсь, вы быстро зададите свои вопросы и также быстро уберётесь из моей комнаты.

Жёсткое лицо и поджатые губы Рустама не давали даже надежды на то, что он пойдёт Кириллу навстречу. Да и в целом, он будто бы не воспринимал этот расспрос всерьёз. Скорее, как игру, в которой ты по воле обстоятельств вынужден принимать участие.

«Любит прямоту? Отлично! Значит, будем действовать напролом»

Не дожидаясь приглашения, Кирилл Петрович сел за столик и указал князю на второе кресло. Тот, сжав зубы в бессильной злобе, всё-таки сел.

– Итак, я хочу знать, что вы делали после вчерашней ссоры в курительной комнате.

– После того, как я назвал Софи сукой? – без тени смущения напомнил молодой человек, удобнее устраиваясь в кресле. При этом он с самым невиннейшим взглядом посмотрел на собеседника.

«Надобно сбить с него спесь, иначе я так и не добьюсь от него дела»

– Да, именно после этого. И после того, как вы пообещали несчастной, что её выходка так просто не сойдёт ей с рук, помните? – каждую новую фразу Кирилл произносил, всё более повышая голос. – И то, что она вам ответила: «Вы мне ничего не сделаете!» И ваша ответная угроза: «Посмотрим», помните? – Кирилл заметил, как князь нахмурился. – Вот и я всё прекрасно помню! И куча свидетелей в курительной комнате помнит! И каждый из них может подтвердить тот факт, что вы угрожали несчастной расправой.

Рустам заметно смутился. Надменная улыбка сошла с его лица, уступив место привычной угрюмости. Он сложил руки на груди.

– Это ваше «посмотрим» сделало вас едва ли не главным подозреваемым, – продолжил Кирилл.

– Я не хотел…

– Искренне верю, – перебил его мужчина. – Но теперь, если вы действительно невиновны, мне приходится разговаривать с вами ради того, чтобы дознаться до правды. А разговор с вами – не самая приятная вещь на свете, поверьте.

Шумно выдохнув, кавказец встал, отошёл к столу у стены, налил из бутылки в два бокала, и один из них протянул Кириллу.

– Извините. Вы должны понимать, мы заводимся с пол-оборота.

– Да-да, горячая южная кровь, – махнул рукой Кирилл. – Поверьте, я знаю это, так как сталкивался. Будьте так любезны, расскажите мне о позавчерашнем вечере.

– С какого момента? – уточнил Дадиани.

– После того неприятного инцидента в курительной комнате, – напомнил Кирилл. – Куда вы затем пошли?

Князь залпом осушил бокал и поставил на столик, так что тот жалобно скрипнул.

– В свою каюту. Я переодевался к ужину. Потом пришёл в обеденный зал, и… – Рустам развёл руками, – стал ужинать с вами. И вы тому свидетель.

– И всё? – Кирилл Петрович вздёрнул брови. – Вы, помнится, немного задержались. Леди Бичем вам за это даже попеняла.

Князь стал кусать нижнюю губу:

– Боюсь, что если я стану от вас что-либо утаивать, то ваши подозрения насчёт меня только усилятся, я прав? – он снова наполнил бокал.

Кирилл Петрович кивнул:

– Да, вы правы. Так что же вас задержало?

– Я… ходил к Софи, – признался Рустам. – То есть, я хотел сходить к ней.

– С какой целью? – поинтересовался мужчина.

– Сам не знаю, – Дадиани пожал плечами. – Может, ещё раз поговорить с ней. Поругаться. Выплеснуть на неё злость. Ведь согласитесь, в каком-то смысле она оскорбила меня.

– И что же? – Кирилл пригубил свой бокал. – Поговорили?

– Нет. В коридоре я столкнулся с её нянечкой. Как там её… Анна Илларионовна, да? Так вот, она в тот момент шла по коридору из тупика, где располагалась каюта её воспитанницы. Может, проведывала Софью, а может, выходила из своей комнаты, не знаю. Но она остановилась и так… так посмотрела на меня, будто волчица, готовая защищать своего детёныша. Она, видимо, решила, что я собираюсь причинить вред её воспитаннице. – Рустам разглядывал свою ладонь. – В общем, она меня смутила. И я, ни слова не говоря, развернулся и пошёл к вам, в обеденный зал.

– Скажите, а с того своего места вы случайно не увидели ручки каюты Софи?

– Нет, – покачал головой Дадиани. – Но для чего вам это?

– Возможно, уже в тот момент эта ручка была подперта тростью графа.

– Нет, не видел. Но даже если бы она там и была, неужели вы думаете, что это сделала нянечка? – изумился князь. – Может, она и сама не заметила трости, и попросту выходила из своей каюты.

– Возможно, – кивнул Кирилл Петрович. – Скажите, это всё, что было в тот вечер?

Князь Дадиани прищурил глаза:

– Нет, не всё. – Парень вновь сел в кресло, не выпуская из рук бокал. – Ко мне за полночь приходил Илья Иванович.

– М-м, как интересно, – Кирилл действительно был удивлён, так как считал, что граф в нынешнем состоянии находился в лазарете безвылазно. – Для чего?

– Поругаться. Покричать. Обвинить меня в том, что это я виноват в смерти его ненаглядной дочери, – перечислил Рустам. – Дело едва не дошло до драки. Я запросто мог ему отвесить пару тумаков для успокоения, но понимал, что он в не совсем адекватном состоянии. Мне пришлось выйти в коридор и позвать прислугу. Двое мужчин отвели его обратно в лазарет, где лежала Софья Ильинична. Только после этого я смог спокойно уснуть.

После минутной паузы Кирилл осторожно спросил:

– Скажите, вам жалко Софи?

Князь также долго обдумывал ответ:

– Скажем так, я был с ней не настолько близко знаком, чтобы горевать по ней.

– Но этого знакомства хватило на то, чтобы надругаться над девушкой.

– Она не сопротивлялась, – Рустам рассмеялся. – Скорее, это она в ту ночь надругалась надо мной.

– Не будем притворяться, – Кирилл отставил бокал на столик, едва пригубив его, – я прекрасно знаю, чем вы занимались той ночью.

Лицо южанина расплылось в хищном оскале. Он снова начал вести себя вызывающе:

– Ревнуете?

– Отнюдь.

– Ей всего восемнадцать было, а опыта…могла дать фору любой замужней изменщице! А я таких немало повидал.

Кирилл Петрович встал с кресла и направился к двери:

– Что же, если вам больше нечего рассказать мне, то я покину вас. До свидания.

Кирилл застал Анну Илларионовну в её маленькой каютке. Мужчина знал, что ей предлагали переселиться в другую комнату, побольше и посветлее. Но старушка упорно отказывалась. Её не смущал постоянный запах гари, который являлся следствием пожара в соседней каюте, где некогда проживала её воспитанница.

– Анна Илларионовна, если вас не затруднит, вы можете ответить на пару вопросов?

– Что-то конкретное? – уточнила нянечка.

– Конкретно гибели Софьи Ильиничны, – ответил Кирилл. – Надеюсь, ваши ответы помогут мне найти того злодея, который совершил это.

Старушка стояла возле столика, на котором покоился большой кожаный чемодан с бронзовым замком. Внутри были платья и ленты, а также пара небольших несессеров. Женщина неторопливо переставляла их местами, стараясь уложить как можно аккуратнее.

– Скажите, что вы делали в тот вечер? – спросил мужчина. – Как мне известно, вы были в комнате отдыха и наслаждались музыкой оркестра автоматонов, верно?

– Да, так и было, – кивнула нянечка.

– А что было до этого, скажите, – попросил Кирилл Петрович.

– До этого? – старушка непонимающе посмотрела на мужчину.

«Видимо, придётся ей напомнить о том досадном случае»

– Что вы делали после того, как Софи… э-э-э… поругалась с вами у дверей курительной комнаты, деликатно напомнил он. – Когда там были Алексей Ермолкин и князь Дадиани.

– Ах, это, – она кивнула своим мыслям. – Я пошла вслед за Софьей. А она пошла к себе в каюту. Я сидела тут, у себя, ведь Софья могла в любой момент позвать меня к себе. Но потом пришёл Илья Иванович и сказал, что мне выделили место в комнате отдыха. Он знал, что я давно хотела послушать, как играют автоматоны. Но ведь там были только высокородные дамы, а я… простая…

– Полноте вам, дорогая, – Кирилл Петрович похлопал её по руке. – И вы сразу пошли в комнату отдыха?

– Нет. Пока я собиралась и переодевалась во что-то более приличное… а потом, когда я вышла в коридор, то хотела постучаться к Софье, чтобы спросить, не нужно ли ей чего. Но там я встретила этого молодого человека. Грузинского князя. Он явно направлялся в комнату к моей воспитаннице. От него исходила некая опасность, а я не знала, как защититься в случае чего. Я была готова закричать. Хотя, сказать по чести, что я со своими старыми костями могла противопоставить этому молодому хищнику?

– И что же князь? – спросил Кирилл.

Старушка посмотрела на собеседника, ответив:

– Он будто испугался того, как я посмотрела на него. Мы с минуту постояли друг напротив друга. А потом он ушёл. И я вслед за ним пошла в комнату отдыха. И совершенно забыла о том, что хотела постучаться к Софи.

– То есть, вы так и не поворачивались к её двери? – уточнил мужчина. – И не видели её ручку?

– Нет. Зачем? – изумилась Анна Илларионовна.

– Возможно, вы могли увидеть трость, которая подпирала ручку её каюты.

Нянечка неожиданно замерла, уставившись в стену. Она едва не выронила из рук небольшой несессер со швейными принадлежностями, который передвигала из одного угла чемодана в другой:

– То есть… вы хотите сказать… если бы я всего лишь повернула голову, то спасла бы свою девочку? Мою Софи?

Она готова была расплакаться, руки затряслись:

– Если бы я увидела эту злосчастную трость и убрала её, то Софи была бы ещё жива? – голос её задрожал. – О Господи, почему я не повернулась?!

Кирилл Петрович обнял старушку, позволив ей выплакаться на его груди.

– Неисповедимы пути господни. Я не утверждаю, что трость уже была там. Скорее всего, её там на тот момент не было. Ну-ну, успокойтесь, дорогая моя.

Анна Илларионовна отошла на шаг, вернувшись к чемодану. Она вынула оттуда платок и провела им по уголкам глаз.

– Ведь ей было всего лишь восемнадцать лет. Весь мир ждал её. – Нянечка посмотрела в небольшое зеркало, висящее на стене. – Что она увидела за это время?

«Бескрайние просторы Российской Империи, Франция, Великобритания, полёт на самом роскошном дирижабле современности и плавание на самом большом пассажирском судне. Помимо этого, восторженные взгляды и влюблённые вздохи десятков молодых юношей. Не так уж и мало. Многим и этого не перепадает»

Кирилл Петрович уже собирался выходить, но что-то ему показалось подозрительным:

– Скажите, а вы всё это время…, – он смотрел на то, как Анна Илларионовна уже в который раз стала перекладывать вещи Софьи, – …были здесь? Не выходя из каюты? Что вы делаете?

– Я собираю вещи Софи. Знаете, она любила порядок. – На лице старушки промелькнула тень улыбки. – И теперь мне ничего не остаётся, кроме как наводить порядок в её вещах. Но почему-то всегда что-то идёт не так. И я всё переделываю. – нянечка повернулась к нему. – Я каждые три-четыре часа спускаюсь в лазарет к Илье Ивановичу. Отношу ему еду. Но он почти ничего не ест. Впрочем, как и я.