Братья Карамазовы. Том 2

ПОД УТРО

В смутных сомнениях блуждал разум, весь удрученный печальными мыслями, Алексей Федорович покинул собор Казанской Богоматери в четвертом часу утра. Извозчика он брать не стал, а пошел медленно по Невскому в сторону Знаменской площади. Квартировался он с Lise и Екатериной Андреевной в шести комнатах доходного дома купца Можаева у Николаевского вокзала. Когда к Lise подошло ее совершеннолетие, они с Алексеем Фёдоровичем решили венчаться, тогда он чуть ли не каждый день бывал у нее. Молодые с придыханием ждали этого дня. И когда время пришло, они предстали перед госпожой Хохлаковой, прося у нее благословления на брак. Что тут случилось с Екатериной Осиповной, это трудно передать. У нее тут же обнаружилась истерика, она была категорически против их свадьбы, крича во весь голос: «Я лучше уйду в монастырь или в сумасшедший дом, а своего благословения не дам ни за что, и делайте со мной что хотите!» И только недельное нервное состояние Lise и доводы Алексея Федоровича о том, что они все вместе будут жить и Lise будет, как и прежде, при ней, спасли все дело.

У Алексея Федоровича давно была мысль о переезде. Когда на него нежданно свалилось целое состояние в шестьдесят тысяч рублей, в связи со скоропостижной кончины его отца, тогда-то у него и возникла идея о переезде из Скотопригоньевска в Москву, но потом передумал, ведь столица огромной империи манила и звала. Петербург был третьим городом в мире по числу населявших его, а в нем проживало более миллиона человек. Алексей Федорович рассудил: здесь, как нигде более в Российском государстве, натуральность бытия человеческого было намного шире и глубже, а палитра человеческих характеров намного красочнее и богаче, чем в провинции. Хотелось ехать и окунуться в его бурную жизнь. Lise его в этом горячо поддерживала, убеждая maman согласиться на переезд. И вот, продав все свои дома в российской глубинке, госпожа Хохлакова, Lise и Алексей Фёдорович приехали в Петербург. Обустройство на новом месте и приготовления к свадьбе заняли полгода. Когда же все было готово, молодые венчались в Троице-Измайловском соборе. О, как была счастлива Lise! Алексей Федорович сам ее вез на кресле-каталке к алтарю. Она была наряжена в ослепительно белое платье с фатой, стелящейся по полу. Когда обряд венчания был закончен, Lise с восторгом произнесла: «Алеша, теперь я ваша жена навеки! Бойтесь меня, я нестерпимая… – и с глубоким вздохом добавила: – Не знаю, на мучения ли или, на счастье, вы стали моим мужем, но я, верно, в высшей степени удовлетворена вашим поступком!» И тогда Алексею Федоровичу казалось: то, что было раньше, до этого знаменательного момента, пролетело, словно мираж, и кануло куда-то в небытие, а теперь начинается время настоящих свершений. Недаром что праведная жизнь Христа началась со свершения им чуда на свадьбе, когда он превратил воду в вино.

Вера в Христа в Lise взрастала с каждым годом, из безразличного к Божьему учению ребенка она благодаря Алексею Фёдоровичу выросла в искушённую христианку. И все это произошло после одного случая. Когда ей было шестнадцать, она впала в глубокое нервное расстройство по поводу собственного бедственного положения. Все попытки избавиться от кресла-каталки заканчивались неудачно, ей удавалось лишь на несколько минут встать, а потом она снова и снова падала обратно. И вот тут Lise, доведенная до крайности, наконец поняла, что она к месту в инвалидной коляске приговорена на всегда. И тут явился Алексей Фёдорович, он где-то в этот раз задержался и нашел Lise плачущей на кровати. Она долго отказывалась говорить о причине своей печали, но все же сказала и, всхлипывая, спросила: «Мне что, всю жизнь теперь сидеть в этом кресле?» – «Ты же знаешь приговор врачей, дорогая Lise. Это твой крест. У всех разное несчастье, и все его смиренно несут в своем сердце. Твое – сидеть в этом кресле, но ты не волнуйся, я тебя такую, может быть, еще больше люблю и уважаю». – «Но я не хочу!!!» – ответила она. «Не ищи другой доли, нежели уготовил тебе Господь, неси свое бремя со смирением и умилением. Унять свою гордыню – и будет тебе награда в конце жизни. Не завидуй другим! Ты должна понять одну вещь, Lise: все возможно Богу, и Бог дает каждому крест по его силам. Бог вознаграждает страданиями людей, дабы очистить их души от греха плоти, и мы должны со смирением принимать все, что он нам посылает, и не ожесточаться сердцем. Нужно в любом случае жить любовью к людям и благодарить Бога за ниспосланные им испытания, стать смиренными агнцами, как Он стал однажды и не изменил Богу Отцу, не сошел со своего пути, зная, что в конце его ждет жестокое убийство. Вот так и нам надо брать с Него пример, иначе утратишь способность чувствовать Бога в своей душе и окажешься один, наедине со своей бедой, и, естественно, не обретешь вечную жизнь. Просто потеряешься в жизни, а Христос – твой вечный поводырь. Не теряй его в своей душе и сердце. Он победитель смерти, он наша надежда, другой просто нет. Можно, конечно, в чем-то забыться, порой слабый человек чаще всего это и делает, обижается на весь мир, ожесточается и погружается: кто в пьянство, кто в разврат, кто в празднество, кто в суету, кто в сребролюбие. Время от времени впадая в ипохондрию и скуку, на все смотрят с саркастической улыбкой. Они уже живут без какой-либо надежды, одна безысходность своего бытия, и это страшно! Так становятся циниками с каменным сердцем, и никакой слезой ребенка их не прошибешь, не вызовешь в них милосердия, только бесконечное самолюбование, и больше ничего!

Когда общество перестает жалеть слабых и угнетенных, тогда ему самому станет плохо: оно очерствеет и засохнет, станет развратно и бесплодно, а женщины наши от этого в поисках утешения в мужчинах. Становясь пленниками своих страстей, они все делают, только бы унять эту боль, но она только нарастает без веры, и нет от нее спасения, а слово Христово им режет сознание, и они сразу отворачиваются от Него, прячась в темных уголках своей души. Мне жаль таких людей, они же похожи на ночных животных, которые чураются белого света, не понимая одного – что только Бог может их спасти». – «Скажи, Алеша, а ты всегда будешь любить меня?» – тихо спросила Lise. «Конечно», – ответил Алексей Фёдорович. «И я тебя буду любить во Христе», – все так же тихо сказала Lise. После этого признания в Lise произошли коренные изменения, она стала молиться каждодневно, в ее комнате появился образ Пресвятой Богородицы, она много читала русских старцев и стала богобоязненной особой. Весь свой напористый характер, Lise направила на путь спасения души. Алексей Фёдорович смотрел на нее и радовался, как дают богатые всходы брошенные им семена веры.

Алексей Фёдорович, подойдя к дому, где он проживал, зашел в парадную, поднялся на третий этаж и вошел в квартиру. Прямо в передней его уже ждала Екатерина Осиповна.

– А я вас, Алексей Фёдорович, уже давно поджидаю и Юлю у дверей выставила. Вы как ключиком в двери зашевелили, мне она доложила, и я тотчас побежала вас встречать. Lise тоже вас ждала, да вот как две четверти часа назад заснула. А так она все перед образом молилась, как вы ушли.

– Очень хорошо! – сказал Алексей Фёдорович, снимая пальто.

– Есть ли новости для нас? Я сгораю от нетерпения.

– Новости?! Новость одна, Екатерина Осиповна: Христос родился, и я вас от всей души поздравляю с этим знаменательным событием, – сказал Алексей Фёдорович, и они вместе прошли в гостиную, где сели за накрытый стол.

– Угощайтесь, дорогой мой, и рассказывайте, ничего не утаив, потому что, судя по вашему печально-удрученному виду, что-то произошло, и, значит, вам есть что мне рассказать, – не унималась госпожа Хохлакова.

– Что тут рассказывать?! Мне тридцать два года, и я впервые в своей жизни не знаю, как поступить.

– Для этого вам и следует мне открыться, вот увидите – вам сразу станет легче, и, может, я как-то вам подскажу, что необходимо предпринять.

– Сегодня я виделся с братом, мы семь лет не встречались. Странно как-то: живем в одном городе и за это время не смогли встретиться. Наверное, тут что-то неправильно, и, конечно, я виноват в этом.

– Бросьте, не корите себя, Алексей Фёдорович, и что тут прямо такое, вы уж больно совестливый.

– Господь таким быть велит.

– И что же с братом, каким вы его нашли?

– Он… он в страшной беде, и, что хуже того, это то, что он этого не понимает. В церкви Божьей отрекся от Создателя трижды, от мира нашего отрекся, хочет на крови царя построить счастливую жизнь для людей. Он как заблудший сын из притчи Христовой, вот только не знаю, как он найдет дорогу домой. Его ждет бездна страданий и греха. Как он душу-то свою искупит?! Не знаю. Чем оправдается перед Господом Богом за содеянное?

– Что, он Александра II задумал убить?

– Да. И для этого он вступил в революционно-террористическую организацию «Народная воля».

– Горе-то какое, а как же его жена, ребенок?! Он что, об них не думает?

– Похоже, что нет, он так одержим этой идеей, что уже ни о чем не хочет думать. На все мои доводы и попытку разбудить в нем веру Христову он очень зло мне отвечал отказом.

– Так если все так безнадежно, может, в полицию заявить по всей форме?

– Нет, он мой брат, и кровных уз с ним я не разорву, к тому же я все же верю, что он только заблудшая овца, не все еще потеряно, а значит, его можно спасти. Господь дает всем надежду на возращение в лоно Христово. Нужно бороться за его душу, иначе катастрофа, не только его, но и моя.

– Дай-то Бог, Алексей Федорович, дай-то Бог! Вот только я не знаю, какие нужно средства употребить, чтобы его спасти, – тяжело вздохнув, сказала Екатерина Осиповна и тут же оживилась: – Хотя подождите. Поезжайте в Валаамский монастырь, возьмите двух монахов покрепче и вяжите вашего братка, а потом везите его в обитель, там в келью под замок, дать только Евангелие и посадить на хлеб и воду.

– Нет, так нельзя. Вера насилием не достигается, он проклянет меня, еще больше ожесточится, и тогда путь к Господу и спасению ему будет заказан. А средства найдутся, Бог подскажет. Я верю, что он меня-то не оставит наедине с такой бедой.

Дверь в гостиную скрипнула и отворилась, на ее пороге показалось кресло-каталка, в которой сидела Lise. Екатерина Осиповна и Алексей Фёдорович тут же обернулись и посмотрели растерянно на нее.

– Lise, ты же спала? – сказала удивленно госпожа Хохлакова.

– Я проснулась и все слышала. Я тебя, Алеша, давно поджидала, да вот сморило меня. Ну да слава Богу, ангелы меня разбудили.

– Доброй ночи, Lise, я рад, что ты пришла, – сказал Алексей Федорович.

– Maman, вы идите спать, а нам с Алёшей серьезно поговорить нужно. Только чур не подслушивать, я следить за вами буду, – сказала Lise, подъехав к столу, и взяла за руку Алексея Федоровича.

Госпожа Хохлакова не стала возражать, медленно встала со своего места и направилась в свою комнату. Только дверь за ней закрылась, Lise начала свой допрос.

– Скажи, Алеша, – начала вполголоса Lise, – ты сделал, что я просила тебя?

– Да, я молился целый час после литургии.

– Не просто молиться, а горячо взывать у чудотворной иконы Казанской Божьей матери.

– Я так и сделал.

– Стоп. Подожди… – сказала Lise и направила свое кресло-каталку к двери, ведущей в спальню госпожи Хохлаковой. Подъехав, она резко ее открыла. Екатерина Осиповна стояла на пороге. – Maman, я же, кажется, просила вас не подслушивать!

– Но мне интересно, Lise!

– Нет, все, уйдите, прошу вас!

– Я не уйду!

– Я все сказала! Идите спать. Спорить бесполезно, иначе мы с Алешей в ночь пойдем на улицу.

– Ты упрямая! – сказала госпожа Хохлакова и, повернувшись к ней спиной, пошла к себе.

– Вот так-то лучше будет! – довольная, сказала Lise и заперла дверь, потом возвратилась за стол.

– Ты жестока, Lise, – сказал Алексей Фёдорович.

– Вовсе нет. Просто это наша с тобой, Алеша, тайна, и maman до времени не должна знать о ней. Понимаешь?!

– Да.

– Хорошо. Итак, ты в молитве испросил дозволения у Богородицы, я тоже молилась и думаю…

– Я не только по твоей просьбе молился, я еще за брата Ивана молился.

– А что с ним? Заболел?!

– Можно сказать и так, Lise. Он впутался в страшную историю. Он задумал убить Александра II, и теперь я не знаю, что и делать.

– Это все пустое, у царя охрана, у него ничего не получится. Ты зря расстраиваешься. Бог не допустит.

– Все может быть, ты бы его видела, он так и горит этой идеей.

– Ну и что? Пусть горит. Он уже взрослый мужчина, женатый, слава Богу, он уже не маленький, хочет идти на виселицу – пусть идет.

– Он мой брат, что ты такое говоришь?

– А я твоя законная жена, и я главней, а значит, ты в первую очередь должен думать обо мне.

– Я думаю, но и о брате забывать не хочу. Я должен ему помочь, иначе все рухнет.

– Что рухнет?! Ты думай, как бы у нас с тобой не рухнуло. Алексей, мне уже двадцать восемь лет, мой возраст подошел, чтобы иметь ребенка.

– Но врачи же сказали, или ты сама не понимаешь… что при твоем положении… Lise, ты просто не родишь. Я не понимаю, зачем ты себя тешишь несбыточными надеждами.

– Что невозможно человеку, то возможно Богу. О Господи, Алеша, какой ты маловерный. Пойми: ребенок – это наш с тобой счастливый билет в будущее. С ребенка начинается Царство Небесное. Ты только подумай, что мы увидим его первую улыбку, а она символизирует улыбку Бога. Ребенок – это наше с тобой продолжение. Он наше сокровище, о котором мы будем с тобой с благоговением заботиться.

– Lise, я верю, но всегда есть такие ограничения, за которые лучше не заходить. Откуда ты знаешь, что угодно Богу?

– Ребенок точно угоден Богу! Он освятит наш брак, преобразив его, даст толчок в развитии наших с тобой отношений. Сегодня святая ночь, ночь, когда многие чаянья людей сбываются. И я очень надеюсь на это! В это должен поверить и ты! И помочь мне зачать нашего первенца. Бог сотворит для нас с тобой чудо, нужно только верить.

– Ты эгоистична, Lise.

– Как и все женщины, не более.

– Мне нужно подумать.

– О чем?

– О брате. Он не призрачная надежда, он натурально попал в большие злоключения. Он запутался, и без меня ему не найти выхода из этой сложной ситуации. Я ему больше нужен, чем тебе.

– Будь мужчиной, Алексей. Брату уже не поможешь, у него свой царь в голове, а мне, нам ты можешь помочь. Я тебя очень прошу: смилуйся передо мной и сделай то, что должен сделать. Или ты меня разлюбил?

– Не знаю, у меня от всего этого голова идет кругом. Одно могу тебе обещать: что я всегда буду любить тебя, что бы ни случилось.

– Так, я все поняла, не надо больше разговоров. Вот тебе моя рука, веди меня. Ты, кстати, поел?

– Да.

– Довольно, отправляемся к нам в спальню, – и Lise протянула руку Алексею Фёдоровичу, развернув свою коляску. Ему ничего не осталось делать, как подчиниться, и они вместе направилась на выход из гостиной.

ВОСХОЖДЕНИЕ К ВЛАСТИ

Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса-Таврического, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогидский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Плотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя стороны Повелитель и Государь Иверския, Карталинския, Грузинския и Кабардинския земли, и Армянския Области; Черкаских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голтинский, Стормарский, Дитмарский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.

18 февраля в восточном крыле Зимнего дворца, на первом этаже, в своем кабинете, умирая на пятьдесят девятом году жизни, он лежал на железной походной кровати с солдатским тюфяком, укрывшись военным плащом и облаченный в парадный мундир, в окружении августейших особ. А в Финляндском заливе стояла на рейде англо-французская союзническая эскадра, осуществляющая блокаду русского флота в Кронштадте. Вовсю шла Крымская война, известия с полей сражений были неутешительные. Все русское общество ждало сдачи Севастополя.

Государь простудился, часто гуляя в одиночестве по Дворцовой набережной, тяжело переживая неудачи своей армии. Болезнь началась двадцать седьмого января. Первого февраля произошло усиление гриппа, он проспал почти целый день в своем кабинете. Болезнь, казалось, утихла, заявляли о том, что опасности жизни нет, и он распорядился, чтобы «не обеспокоили публики бюллетенями о его болезни». Девятого февраля, несмотря на предостережения врачей, он в двадцати трёхградусный мороз без шинели поехал на развод полков. На следующий день все повторилось, только при еще более усилившемся морозе. Четырнадцатого февраля прибыл курьер с известием о поражении русской армии под Евпаторией. Пятнадцатого февраля император Николай I, превозмогая слабость организма и несмотря на двадцатиградусный мороз, укутавшись в легкий плащ, поехал в Михайловский манеж проститься с маршевыми гвардейскими батальонами, отбывавшими на фронт. Придворные доктора Мандат и Карель начали его уговаривать не ездить, а посвятить этот день аккуратному лечению: «Вы в смертельной опасности, и поездка в манеж хуже самоубийства!» – заявили они в один голос. На что он сказал: «Эти люди идут на смерть за меня, а я не пойду хоть увидеть их, сказать им хоть словцо одобрения! Мой долг – поехать туда, и я поеду, что бы со мной ни случилось!» По возвращении Николай I почувствовал лихорадочный припадок, всю ночь он кашлял. Врачи ему объявили о скорой его смерти. Семнадцатого февраля государь был в постели, борясь с недугом.

На следующий день, утром, произошла мучительная агония, продолжавшаяся несколько часов, по окончании ее Николай I исповедовался духовнику царской семьи отцу Василию Баженову и вкусил от него Святых Тайн, сказав: «Теперь я прошу Бога, чтобы Он принял меня с миром». После чего приказал собрать все гвардейские полки в двух залах дворца, с тем чтобы по его кончине они приняли присягу перед наследником престола. Затем он обратился к собравшейся вокруг него семье: «Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжёлое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас. После России я вас любил больше всего на свете. Служите России». Затем, подозвав цесаревича Александра II, он приподнялся с кровати, сжав в кулак ладонь, он прошептал: «Держи их всех в руках!» После чего судьба его свершилась. Часы показывали двадцать минут первого пополудни.

Через год после смерти императора Николая I, в феврале, состоялся Парижский мирный конгресс, который завершился подписанием мирного трактата, в котором говорилось, что Россия лишалась права иметь на Черном море военный флот и необходимые арсеналы. После него стало ясно, что Российское государство оказалось не только в военном и дипломатическом кризисе, но и в общенациональном, сердцевиной которого являлся кризис социальный. Отмена крепостного права была главнейшей задачей для престолонаследника. Почти все губернии были охвачены крестьянскими волнениями, взбунтовавшимися против барщины и оброков помещиков.

Действия Александра II после заключения мира были направлены на разоружение. Расформированы резервные части, армия была переведена на казарменный режим. Распуская ополчение, император сказал: «Вы покинули дома и семейства свои, чтобы делить с испытаниями в боях войсками труды и лишения, являя вместе с нами пример терпения, мужества, готовности жертвовать всем за Нас, за любезную Нами вам Россию. Многие из среды вашей запечатлели сей обет своей кровью, вкусив славную смерть в рядах защитников Севастополя. Вы показали свету, какое могущество духа живет в народе русском. Ныне положен конец войне, и Мы можем, благодаря вас, именем отечества за вашу верную службу сказать вам: Идите с миром, ратники земли русской, возвращайтесь к домам, к семействам вашим, к прежним занятиям и обязанностям, продолжая быть для сословий, из которых вы были призваны, примером того порядка и повиновения, которыми вы отличались постоянно в рядах государственного подвижного ополчения». В завершении этого был всем пожалован крест с надписью «За веру, царя и отечество».

Также государь не забыл и про сестер милосердия, впервые совершивших свой высокий человеколюбивый подвиг на театре войны. Александр II послал свой рескрипт на имя русской Великой княгини Елены Павловны, супруги Великого князя Михаила Павловича, обширной благотворительнице. «По Вашей мысли учреждена моим Незабвенным Родителем Крестовоздвиженская община сестер милосердия, оказавшая, под Вашим руководством, столь редкое самоотвержение и столь много существенных заслуг к облегчению страданий больных и раненых воинов». И далее последовала личная благодарность: «Высоки и прекрасны Ваши дела: Вами не одна отерта слеза, не одна исцелена рана храброго воина, не одно утешено и успокоено осиротевшее семейство. В Вашем собственном сердце и в благословениях, которые вознесутся за Вас к престолу Всевышнего, Вы найдете себе лучшую награду; но на Мне лежит душевный долг, который ныне исполняю, изъявляя Вам Мою искреннейшую благодарность за Ваши достохвальные и незабвенные труды. Зная Мой добрый и преданный Мне народ, Я уверен, что все и каждый разделяют со Мной Мои чувствования и повторяют в своих сердцах эти слова благодарности за дело пользы, добра и любви христианской».

Как только все милости были розданы, император посетил Финляндию и Москву для присутствия при военном торжестве – столетнем юбилее лейб-гренадерского полка, даровав ему новое знамя. После этого он вернулся в Петербург, где в свой день рождения Александр II выпустил Высочайший манифест: «Вступив на прародительский всероссийский престол и нераздельные с ним престолы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, посреди тяжких для Нас и отечества Нашего испытаний, Мы положили в сердце своем дотоле не приступать к совершению коронования Нашего, пока не смолкнет гром брани, потрясающей пределы государства, пока не перестанет литься кровь доблестных христолюбивых Наших воинов, ознаменовавших себя подвигами необыкновенного мужества и самоотвержения. Ныне, когда благодатный мир возвращает России благодатное спокойствие, вознамерились Мы, по примеру благочестивых Государей, предков наших, возложить на Себя корону и принять установленное миропомазание, приобщив сему священному действию и любезнейшую супругу Нашу, Государыню Императрицу Марию Александровну. Возвещая о таком намерении Нашем, долженствующем, при помощи Божией, совершиться в августе месяце в первопрестольном граде Москве, призываем всех ваших верных подданных соединить усердные мольбы их с Нашими теплыми молитвами: да изливается на Нас и на царство Наше благодать Господня; да поможет Нам Всемогущий, с возложением венца царского, возложить на Себя торжественный перед целым светом обед – жить единственно для счастья подвластных Нам народов; и да направит Он к тому, наитием Всесвятого Животворящего Духа Своего, все помышления, все деяния Наши. Аминь».

Сразу же, в первые дни своего царствования, он подверг серьезным изменениям состав высшего управления Российской империи. А именно: вступили в действительное заведование своими частями Великие князья: генерал-инспектор по инженерной части Николай Николаевич и генерал-фельдцейхмейстер Михаил Николаевич. Пост министра внутренних дел занял С. С. Ланской, а главноначальствующий путями сообщения и публичными зданиями – К. В. Чевкин. Уволены по прошению: председатель Государственного совета и Комитета министров князь Чернышев, военный министр князь Долгоруков, глава дипломатического ведомства граф Нессельроде. Освободившиеся должности были пожалованы: генералу-адъютанту Н. О. Сухозанету, он стал военным министром, пост министра иностранных дел занял бывший посланник при австрийском Дворе и представитель России на военных совещаниях 1855 года князь А. М. Горчаков. Первое в Российской империи место – председателя Государственного совета и Комитета министров – получил возвратившийся с конгресса граф Орлов, а его заменил в должности шефа жандармов и главного начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии бывший военный министр князь Долгоруков. Посольский пост в Париже занял граф П. Д. Киселев, министром государственных имуществ был назначен В. А. Шереметьев, наместником Царства Польского и главнокомандующим Западной армией стал князь М. Д. Горчаков, должность наместника кавказского и командующего отдельным кавказским корпусом была пожалована генерал-лейтенанту князю А. И. Барятинскому. Еще в течение всего года обновлялось правительство в лице его членов.