Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд

Только спустя несколько лет после отъезда из Гриффин-холла близнецы, благодаря Себастьяну, получили возможность обмениваться весточками. Послания друг для друга они аккуратно прятали под склеенные по краям листы писем к дяде, и он пересылал их ровно таким же образом.

Это давало им возможность преодолеть почти что тюремные школьные порядки. Незримая связь, ослабевшая за несколько лет разлуки, вновь окрепла – теперь близнецы считали каждый день до своего воссоединения.

Впервые после расставания брат и сестра увиделись в 1930 году. Близнецы запомнили друг друга детьми, и первые несколько минут после встречи молча, опешив от неожиданности, стояли, не проронив ни слова, заново изучая друг друга. Однако это по-прежнему были они – «бедняжки» Адамсон, воссоединившиеся наперекор судьбе. Несколько скупых прикосновений и ничего незначащих, на первый взгляд, слов – и раздался не слышный никому, кроме них, щелчок, знаменующий окончание тёмных времён и наступление новой эры. Мир близнецов вновь стал цельным, трещины заросли травой, хоть в них и продолжали ржаветь доспехи павших в этом невидимом сражении.

– Смотри-ка, а здесь, похоже, всё осталось по-прежнему, – обрадовалась Оливия, когда они проникли на чердак и предусмотрительно притворили за собой тяжёлую дверь.

Вместо ответа Филипп чертыхнулся, когда чуть не упал, запутавшись в полусгнившей лошадиной упряжи.

– Раньше чердак казался мне более просторным, – недовольно заметил он, отодвигая с пути носком ботинка комок подозрительной рухляди, откуда в разные стороны прыснул многочисленный паучий отряд.

– Дуралей, это просто мы были маленькие. Гляди, это же мистер Хатчинсон!

В углу, возле небольшого слухового окна, затянутого пыльной паутиной, стоял их давний знакомец – поролоновый манекен в старомодном фраке и цилиндре. Когда-то белоснежная манишка пожелтела и скукожилась, из рукава, набитого ветошью, торчала надломленная клюшка для крикета. Мистер Хатчинсон в своё время был неизменным участником многих чердачных забав, покорно соглашаясь на роли злодеев, которым всегда доставалось по заслугам.

– И мой дворец! И сани Снежного короля! И даже библиотека сохранилась!

Оливия нежно погладила старинную качалку, в которую был запряжён деревянный конь на колёсиках, и пробралась, согнувшись в три погибели, через сооружение из плетёных садовых стульев, преграждающее путь к самому укромному уголку чердака. Тут, в деревянных ящиках, установленных друг на друга, как на книжных полках хранились книги и альбомы.

Сняв с плеча высохший мушиный трупик, Оливия принялась перебирать содержимое библиотеки, но сразу же расчихалась и подняла этим ещё больше пыли.

– Как думаешь, дедушка не будет возражать, если я кое-что отсюда заберу? – рассеянно спросила она, отыскав нюрнбергского ангела, но Филипп не ответил ей. – Или не стоит таскать за собой старый хлам? Где-то в крыше есть дыра, и половина книг пришла в негодность. Подушечные сиденья вообще выглядят так, будто их кто-то драл когтями. А за стойкой библиотекаря теперь мышиное гнездо и…

– Ты можешь помолчать хотя бы минуточку? – светским тоном поинтересовался Филипп, резко выныривая из-за рассохшегося шкафа с висящей на одной петле дверцей.

– А что такое? – Оливия уловила в голосе брата напряжение.

Вместо ответа он поманил её к себе.

Девушка осторожно проползла под верёвочным ограждением, отделяющим «библиотеку» от хаотического нагромождения остальных чердачных сокровищ, и подошла к брату. Филипп сидел на корточках и, склонив голову, внимательно к чему-то прислушивался. Он сделал сестре предупреждающий знак, прижав палец к губам, и взглядом указал на расщелину в полу.

Доски в этом месте рассохлись, образовав отверстие размером с фартинг[5]. Оливия, опустившись на колени, заглянула туда, но сначала не увидела ничего, кроме фрагмента скомканного ситцевого покрывала.

Она вопросительно вскинула брови, и Филипп прошептал ей на ухо: «Там кто-то есть. Девушка».

Оливия с удивлением и укоризной посмотрела на брата, ранее не замеченного в подглядывании за женщинами, но он раздражённо закатил глаза и легонько постучал пальцем по её правому уху, а потом указал вниз.

И правда, прислушавшись, она уловила то приближающиеся, то удаляющиеся мелодичные звуки. Кто-то немного фальшиво, но с душой, напевал «Свадебную карету для Дженни». Голос доносился то глуше, то звонче, будто его обладательница кружилась в танце.

У Оливии затекли ноги, и она, недоумённо пожав плечами и не находя большого интереса в том, чтобы подглядывать за прислугой (а комната под самой крышей, несомненно, принадлежала одной из горничных Гриффин-холла), пошевелилась в попытке встать. Её рука неловко задела пыльную медную вазу, та задумчиво покачалась и упала на жестяную коробку из-под кубиков мясного экстракта.

Филипп схватил сестру за локоть и заставил остаться неподвижной, но свадебная песенка оборвалась. Не в силах сопротивляться соблазну, Оливия медленно склонилась над отверстием в полу, и её взгляду предстал чей-то идеально ровный пробор на гладких чёрных волосах. Девушка стояла прямо под близнецами, чуть склонив голову и прислушиваясь, не раздастся ли снова странный шум с чердака. Для того чтобы задрать голову и обнаружить тайного соглядатая, достаточно было нескольких секунд.

Филипп сориентировался быстрее сестры – схватив щербатое блюдце с окаменевшим яблочным огрызком, он перевернул его и накрыл тайный глазок. Медленно и очень осмотрительно, стараясь не скрипеть половицами и не устроить ещё один тарарам, близнецы покинули чердак. Однако пока они ретировались, у Оливии не шли из головы мысли о том, что кухарка и экономка являлись почтенными седовласыми дамами, а молоденькие горничные Эмма и Дорис скрывали под белоснежными наколками золотисто-рыжие кудряшки.

* * *

После разговора с матерью Вивиан не находила места. Нервное напряжение, в котором она пребывала уже третью неделю, давало о себе знать.

Известие о том, что братья Люгер приступили к её поискам, заставляло думать, что всё намного серьёзнее, чем она предполагала. Происходившее больше не напоминало забавное недоразумение, теперь все слухи, ходившие о братьях Люгер и их должниках, вспомнились Вивиан в подробностях.

«Чёртов Джимми! В какую же дерьмовую переделку ты меня втравил!» – чуть не завопила она в голос, сжимая кулаки и чувствуя, как ногти до боли впиваются в мякоть ладоней.

Девушке стало тяжело дышать, узкий корсаж нательной грации стискивал её грудную клетку и мешал сделать глубокий вдох. Пытаясь справиться с невесть откуда взявшейся тошнотой, она глубоко вдохнула несколько раз, обхватив левой рукой шею, и ужаснулась тому, какие ледяные у неё пальцы.

Когда рядом раздалось вежливое покашливание, Вивиан чуть не вскрикнула от неожиданности.

– Что с вами, кузина? Вам дурно? – в голосе Грейс звучало и любопытство, и затаённое злорадство. – Может быть, велеть принести стакан воды?

– Нет-нет, благодарю, у меня просто немного закружилась голова. Я… прилягу ненадолго, и всё пройдёт. Нет, правда, совершенно не о чем беспокоиться!

Грейс ещё какое-то время смотрела на кузину, и выражение её голубых водянистых глаз показалось Вивиан насмешливым.

– Ну, как угодно, – произнесла она и неспешно направилась в гостиную.

Вивиан проследила за тем, как Грейс пересекла комнату и скрылась за дверью библиотеки, а потом быстрыми шагами приблизилась к столику с напитками. Камин уже разожгли, на изломанных гранях хрустального графина пылали отсветы огня. Наполнив бокал золотистым виски, девушка торопливо сделала несколько глотков и присела на диван.

Шею, плечи и спину охватило приятное тепло. Кончики пальцев начало покалывать, тошнота и стеснённость дыхания отступили. Мысли Вивиан потекли спокойно, рассудительно. Никто не беспокоил её, дом затих, и она с удовольствием вслушивалась в уютный шелест дождя за окнами гостиной.

Посидев в полной тишине и абсолютно успокоившись, в голове у Вивиан сложился план. Теперь она корила себя за то, что так неумно повела беседу со старым Крэббсом. Вместо того чтобы выпрашивать крупную сумму сверх ежемесячного содержания, ей всего лишь нужно было попросить у него свою долю наследства и отказаться в письменной форме от дальнейших притязаний на капитал.

Такое решение показалось девушке и логичным, и справедливым. Она не сомневалась, что старик признает практичность её ума и с лёгкостью пойдёт на сделку.

Вивиан встала, разгладила платье, чуть подкрутила пальцем пару локонов у лица и решительно направилась к лаборатории, где она надеялась застать Матиаса Крэббса одного.

Минуя быстрыми шагами и гостиную, и библиотеку, где у дальней стены всё так же корпел среди раскрытых фолиантов такой нелепый в своём бесполезном усердии Себастьян Крэббс, она свернула к лаборатории и была практически сбита с ног кузиной Грейс.

– Прошу прощения! – задыхающимся голосом произнесла та и, прижимая к себе правую руку, будто скрывала что-то в складках платья, неловко обогнула Вивиан.

Девушка проводила Грейс недоуменным взглядом. Раскрасневшаяся, будто от быстрого бега, с воспалёнными припухшими глазами – кузина теперь вовсе не выглядела насмешливой или злорадной. Сейчас она походила на женщину, мир которой перевернулся и обрушился ей на голову.

Однако у Вивиан были и свои проблемы, которые требовали срочного решения, чтобы вникать в перипетии семейных сложностей кузины Грейс. Она поправила узкий тугой поясок и приблизилась к дверям лаборатории.

Через приоткрытые створки до неё донеслись голоса. Один мужской, низкий, а второй явно принадлежал женщине, но звучал приглушённо.

«К старику пришла очередная попрошайка, – с раздражением подумала Вивиан. – Либо тётушка Розмари, либо гордячка Оливия Адамсон. Если тётушка, то она мгновенно доведёт его до белого каления, и мне придётся снова ждать, когда представится удобный случай».

Медленно сделав пару шагов вперёд, она приникла к щели между створками и заглянула в комнату. Вопреки её ожиданиям, в лаборатории не было ни Матиаса Крэббса, ни тётушки Розмари, ни Оливии. Она увидела, как Майкл, наклонившись, покрывает нежными поцелуями ладони девушки с короткой стрижкой. Незнакомка была одета в безвкусное полосатое платье, и Вивиан поняла, что именно её она заметила, когда беседовала по телефону с матерью.

– …здорово, что ты всё-таки приехала, Айрис, дорогая. Я счастлив уже оттого, что вижу тебя, что могу говорить с тобой!

– Я приехала вовсе не ради тебя, Майкл, – голос девушки звучал холодно и отстранённо. – Я не изменила своего решения и не собираюсь делать это в дальнейшем. Тебе придётся смириться.

– Подожди, Айрис, подожди, не руби сплеча, прошу тебя, подумай пару дней. Столько усилий, столько времени потрачено! Неужели ты всё пустишь под откос, подумай, прошу тебя, подумай хорошенько!

Майкл в смятении сжимал руки девушки, качая головой. В его мольбах слышалась и затаённая ярость, и отчаянная надежда. На мгновение Вивиан даже стало его жаль, хотя на неё и произвела крайне неблагоприятное впечатление такая двуличность. На глазах жены ухаживать за её родственницей и тут же неведомым образом притащить в дом свёкра свою любовницу! Майкл или излишне самонадеян, или попросту привык, что ему всё сходит с рук.

Увлёкшись подглядыванием за неверным мужем несчастной кузины Грейс, Вивиан потеряла осторожность и сама чуть не попалась. В коридоре послышались голоса и торопливые шаги. Не раздумывая, девушка толкнула дверь чулана, находившегося рядом с лабораторией, и проскользнула внутрь крохотной тёмной комнатки. Из оконца под самым потолком сочился тусклый свет, к стенам жались узкие стеллажи. Затворив дверь, она притаилась в ожидании, когда освободится путь наружу.

Звук гонга, созывающий гостей Гриффин-холла к ужину, застал близнецов у входа в лабораторию, где они надеялись найти Матиаса Крэббса. Вместо него на пороге возник растерянный Майкл. Стремительно шагнув вперёд, он захлопнул за собой двери и пробормотал: «Надо же, а я был уверен, что мистер Крэббс здесь. Ну, увидимся в столовой». Дружелюбно кивнув, он, насвистывая, скрылся за поворотом.

К удивлению близнецов, дверь чулана вдруг распахнулась, и оттуда без тени смущения на лице вышла Вивиан. Не произнеся ни слова, только высокомерно улыбнувшись Филиппу и полностью игнорируя его сестру, девушка спокойно удалилась. Молодые люди проводили кузину удивлёнными взглядами и переглянулись.

Когда же и они покинули узкий коридор, из дверей лаборатории выскользнула Айрис Белфорт. С облегчением выдохнув, она стёрла капельки пота, выступившие на лбу, и отправилась по лестнице для прислуги наверх, в комнату, которая была её жилищем на то время, что она работала у Матиаса Крэббса, помогая ему писать мемуары.

Глава седьмая, в которой сюрприз, подготовленный Матиасом Крэббсом, не нравится никому из его гостей

Малышка Полли, как это частенько водилось по вечерам, пребывала в несговорчивом настроении и совершенно не желала укладываться спать. Потрясая пухлыми кулачками, она широко зевала и жмурилась, но отпускать мать не собиралась. Стоило Грейс дождаться, пока дочь затихнет, и медленно отойти от колыбели, как та вновь принималась кричать, возмущённая таким вероломством.

Гонг прозвучал уже минут пятнадцать назад, и она была уверена, что все расселись за столом, решив не ждать её. Охваченная злостью на Майкла, который даже в Гриффин-холле умудрился связаться с какой-то сомнительной особой (по виду – вылитой горничной), и на старого Крэббса, отказавшего ей в помощи, Грейс обречённо качала колыбель, покоряясь воле маленькой тиранши.

Спасение пришло неожиданно. Экономка, сама вынянчившая пятерых братьев и сестёр, пришла поинтересоваться, не нужна ли её помощь наверху. Миссис Уоттс помнила Грейс ещё девочкой, серьёзной, рассудительной, с такой славной улыбкой, – впрямь, как солнце выглянет в хмурый день, – что сердце радовалось. А вот лопавшийся от самодовольства Майкл Хогарт не внушил ей добрых чувств, и все его дальнейшее поведение только утверждало пожилую женщину в мыслях, что ничего хорошего в этом браке её любимицу не ждёт.

Препоручив малышку Полли заботам опытной миссис Уоттс, Грейс с облегчением поспешила в столовую. По дороге она дала себе слово, что как следует проучит Майкла, и лицо её тотчас приобрело выражение презрительной холодности. «Только не размякай, как обычно, – приказала она себе строго. – И даже не вздумай слушать его оправдания!»

Целиком погрузившись в беседу с само́й собой, она неуклюже ввалилась в ярко освещённую столовую и озадаченно застыла на пороге. Лакей Энглби и старшая горничная Эмма уже начали подавать первую перемену блюд, но внимание Грейс привлекло совсем другое действо.

Во главе стола на стуле с высокой спинкой восседал хозяин Гриффин-холла, а рядом с ним с вызывающим видом стояла и держала его за руку именно та девица, которую Майкл совсем недавно хватал за плечи в лаборатории. У старого Крэббса было такое же выражение лица, как у человека, только что отпустившего преотличную шутку. С изумлением Грейс отметила, что в петлице его нарядного костюма пунцовеет пышная садовая роза.

Не в силах взять себя в руки, Грейс растерянно спросила:

– Что здесь произошло? Я что-то пропустила?

В ответ Майкл звонко рассмеялся и повернулся к ней.

– Да, Грейси, кое-что и вправду произошло. В семье ожидается пополнение. Мистер Крэббс только что объявил о своей женитьбе на мисс Айрис Белфорт. Представь себе, твой дедушка женится в следующую пятницу. Ну, не делай такое лицо, дорогая. Неужели ты не можешь просто порадоваться?

Потрясённая, Грейс бессильно опустилась на стул, который ей учтиво придвинул незнакомый молодой человек.

– Джереми Эштон, сосед и гость мистера Крэббса, – представился тот почтительно, и она машинально ему улыбнулась.

– Но это ещё не всё, дорогая Грейс, – продолжал Майкл. – Вы позволите? – взглянул он на Матиаса Крэббса с издевательской любезностью и, получив сухой кивок, бесстрастно произнёс: – А ещё мистер Крэббс объявил, что после свадьбы Айрис Белфорт станет его единственной наследницей. Для всех остальных своих родственников он приготовил ценные подарки, и будет иметь удовольствие вручить их нам после ужина.

– Да, твой муж верно передал суть моего объявления, – подтвердил Матиас Крэббс, медленно поднимая ладонь невесты и запечатлевая на ней собственнический поцелуй.

Тётушка Розмари от такого намеренно провокационного жеста полузадушено пискнула, словно мышь-полёвка в когтях филина. Грейс смотрела на Майкла непонимающим взглядом. Услышанное не укладывалось в голове.

– Я рад, что вы, дорогие гости, с таким вниманием отнеслись к моим матримониальным планам. Однако ужин остывает, а миссис Гилмор вовсе не заслуживает того, чтобы её творения скармливали деревенским псам, – и Матиас Крэббс с удовольствием принялся за камбалу в сухарях.

Гости, вспомнив о приличиях, последовали примеру хозяина, исподтишка бросая взгляды на невесту.

Рыба на тарелке пахла самым аппетитным образом, но Грейс и кусочка проглотить не могла. Отложив приборы в сторону, она медленно опустошила бокал с вином и принялась в упор рассматривать Айрис Белфорт. Долговязая, костлявая, с такими тонкими губами, вымазанными ярко-красной помадой, что они больше походили на воспалённый шрам – да откуда взялась эта вульгарная девица с голодными кошачьими глазами? И что связывает Майкла с невестой её деда, определённо спятившего на старости лет?

– …сказал, что имел счастье увидеть свою первую правнучку. Сколько уже вашей малышке?

Грейс отвлеклась от назойливо теснившихся в голове мыслей и поняла, что сосед слева, учтивый молодой человек, задаёт ей какие-то вопросы. Она повернулась к нему и хрипло произнесла:

– Прошу прощения, я не расслышала.

В этот момент в поле её зрения попала Вивиан, и Грейс поразилась, с какой ненавистью та смотрит на Матиаса Крэббса. Широко распахнув глаза, будто она наблюдает одной ей видимые картины, девушка, застыв в напряжённой позе, вперила немигающий взгляд в окно. Лицо Вивиан было смертельно бледным, алый бант шёлковой блузки, завязанный возле шеи, на фоне белоснежной кожи казался кровавой раной.

Молодой человек оставил попытки вовлечь соседку в разговор и повернулся к Себастьяну, а Грейс жадно принялась за еду, вдруг ощутив сильнейший голод. Разрозненные мысли продолжали роиться в её сознании, лоб сжимало невидимыми лентами, затягивающимися всё туже и туже. Вообразив, что все смотрят на неё, она вздрогнула, будто очнувшись, подняла глаза и убедилась: все присутствующие и правда смотрели на неё – кто с вежливым интересом, а кто с жалостью.

– Грейс, милая, ты разве не слышишь меня? – недовольный голос Матиаса Крэббса привёл её в чувство. – Хватит витать в облаках. Спустись на землю и удели внимание своей семье. Я говорил о том, что для малышки Полли следовало бы найти хорошую няню с проживанием. В обязанности миссис Уоттс вовсе не входит возня с младенцами. Да и Майклу вряд ли нравится то, что ты так носишься с ребёнком и не уделяешь достаточно времени своему мужу.

– Няня? – переспросила Грейс, всё ещё не веря, что Матиас Крэббс прилюдно обсуждает её семейную жизнь. – Но к нам трижды в неделю приходит мисс Бэбкок из агентства Хартфилда, она весьма…

– Значит, пора найти профессиональную няню на полную неделю, – безапелляционно заявил Матиас Крэббс, делая знак лакею подавать следующую перемену блюд. – Не думаю, что эта Бэбкок компетентна. Полли производит впечатление плохо воспитанного и сверх меры крикливого ребёнка.

– Но ей же только десять месяцев! – задохнувшись от возмущения, сказала Грейс. – Она ещё младенец! И у нас сейчас нет возможности оплачивать няню с проживанием.

– Это неважно, – отмахнулся от её слов старый Крэббс. – Хорошая мать занимается воспитанием своих детей с колыбели, а не перекладывает ответственность на других и не жалуется на обстоятельства. Дети – главное дело женщины, а забота её мужа – обеспечить семью должным образом.

Чувствуя, что на щеках расцветают пунцовые пятна, Грейс опустила глаза, желая оказаться за тысячу миль от столовой Гриффин-холла, а старый Крэббс всё не унимался.

– Мы уже наблюдали печальный пример того, как женщина, не желающая справляться со своими обязанностями жены и матери, разрушает собственную семью.

В наступившей тишине оглушительно звякнули приборы. Филипп Адамсон резко развернулся на стуле, уставившись на деда.

– Да, мой мальчик, ты абсолютно прав, – Матиас Крэббс со скорбным злорадством покачал головой. – Я всегда говорил Изабелле, что не одобряю её брак с вашим отцом. Нет, музыкант он был великолепный. Все, кому посчастливилось побывать на концертах великого Джона Адамсона, отмечали его мастерство и артистизм. Ваш отец был незаурядной личностью, это необходимо признать, но Изабелла, моя дочь, всегда отличалась склонностью к истерикам и неумением просчитывать ситуацию наперёд. Она не нашла ничего более умного, как сразу же после свадьбы обзавестись двумя младенцами и наскучить мужу бесконечными придирками и требованиями. И вот итог, – старый Крэббс прищёлкнул пальцами, отчего тётушка Розмари, сидевшая рядом, нервно дёрнула шеей и заморгала, – Джон не выдержал постоянных упрёков и сбежал с легкомысленной певичкой, Изабелла, потеряв рассудок, покончила с собой, а несчастные сироты остались на попечении добросердечных родственников.

Матиас Крэббс поднёс бокал к губам, наблюдая за Филиппом. Тот с подчёркнутым спокойствием выдержал взгляд деда, наклонил голову, чуть улыбнулся, будто бы своим мыслям, и с аппетитом принялся за тушёного кролика. Вид у него был на редкость непроницаемый и добродушный, словно бы только что и не обсуждались подробности семейной трагедии, а память его горячо любимой матери не была оскорблена. Оливия же сидела очень прямо, бледная, отрешённая, только глаза блестели холодными льдинками, и билась жилка на виске.

Третью перемену слуги подавали в полной тишине. Даже Джереми Эштон, старательно пытавшийся сгладить неловкость и занять беседой Грейс и Себастьяна, отказался от своих намерений. Он всё чаще смотрел на Вивиан, отмечая нервную ломкость её движений и жестов, и на его лице проступали тревога и сочувствие, но никому бы и в голову не пришло сейчас наблюдать за гостем, так некстати оказавшимся за семейным ужином. Каждый молча пытался справиться с разочарованием после ошеломляющей новости о свадьбе старого Крэббса. И только один человек тщательно скрывал свою радость от происходящего: «Время, когда Матиас Крэббс заплатит по счетам, обязательно наступит. Когда-нибудь ему самому придётся получить полезный урок».

Глава восьмая, в которой Матиас Крэббс преподносит родственникам ещё один сюрприз и вновь не находит понимания

– Как ты это перенёс, Филипп? Как ты выдержал? – в голосе Оливии слышалась мука.

Филипп медленно выдохнул струйку дыма. Он стоял вполоборота к сестре, за его спиной сияли ярко освещённые окна гостиной. В воздухе до сих пор чувствовалась гроза, розы поникли под тяжестью дождевых капель. Устало вздохнув, он ответил:

– А как ты думаешь, как я выдерживал все эти годы заточения в Уиллмилле? Шепотки за спиной, перерастающие в прямые насмешки, внимательные взгляды менторов, издевательства старших учеников? Всегда находился кто-то, кому прискучивали обычные развлечения. И тогда вспоминали про «бедняжку» Адамсона, сына безумной матери и распутного отца. Ты и не представляешь, что мне порой приходилось выслушивать. Отцы моих однокашников могли спускать состояния на скачках, проигрывать семейное наследство за игорным столом, предаваться самым гнусным порокам. Их матери заводили любовников, производили на свет незаконных отпрысков. Но это было не в счёт – ведь всё происходило тайно, без огласки. Титул и деньги могут заткнуть рты всем недоброжелателям. А я всегда оставался мишенью, ведь за моей спиной не было ни влиятельных родственников, ни связей. Только дурная наследственность и семейный скандал с примесью безумия.

В вечернем сумраке сада мерцал багряный кончик сигареты. Оливия поёжилась, вспоминая безобразные выходки пансионерок и холодное презрение наставниц, и не желая рассказывать об этом брату. Всё осталось в прошлом, ни к чему заставлять его испытывать бесплодные сожаления о том, что он не смог её защитить.

– Поэтому, Олив, подначки старого Крэббса не попали в цель. Я теперь слишком толстокожий для этого. Но, знаешь, не буду скрывать, мне бы хотелось, чтобы старик заплатил за твои слёзы. И я бы хотел, чтобы каждый, кто оскорбляет память Изабеллы, заплатил за это.

– Я уже в порядке. Правда, – чуть гнусаво ответила Оливия, отворачиваясь и деликатно сморкаясь в платок. – Но больше всего мне хочется уехать отсюда. Не понимаю, как я могла быть такой дурищей – вообразить, что дедушка соскучился, что он и правда хочет семейного воссоединения.

– А у меня так прямо гора с плеч, – усмехнулся Филипп. – Поначалу меня чуть не обманули его елейные речи, но после, когда он за чаем принялся терроризировать тётушку Розмари, я сказал себе: «Вот теперь старый Крэббс прежний!» У меня просто от сердца отлегло, вот честно.