Шабаш Найтингейл

Подходя и ускоряясь так, словно боялась куда-то опоздать, она улыбнулась ему, как старому другу. Сделала глоток кофе и поставила стаканчик на одну из ступеней. Затем поднялась сама и все с той же замершей на лице легкой улыбкой пошла по «мосту» вперед. Деми знала, что волшебная завеса портала, которую она не могла больше видеть, должна была находиться прямо перед ней, и потому, закрыв глаза и вытянув вперед руки, попробовала нащупать ее.

Коснуться хотя бы еще раз, самый последний, почувствовать магию… Вернуться в свой мир.

Однако вместо невесомой завесы ее пальцы дотронулись до чего-то другого, отдернулись от неожиданности, и мир за закрытыми веками ощутимо покачнулся. Чужая рука крепко ухватила ее за локоть, не давая упасть. Только тогда Деметра распахнула глаза… и увидела перед собой переместившегося на Нью-Авалон Дрейка, с которым столкнулась практически вплотную.

Не понимая, как реагировать на такое, она растерянно пробежалась взглядом по внешности друга, отмечая изменившиеся детали.

– Ты подстригся, – тихо выдавила она, глядя на его волосы, ставшие такими же короткими и аккуратно уложенными, как у старшего брата. – И снял серьгу.

Парень был одет в черное строгое пальто с поднятым воротом, под которым виднелся воротничок белоснежной рубашки, и вообще мало походил на себя прежнего.

Осознав, что все еще стоит слишком близко, Деми поспешно отступила на шаг назад, а Дрейк, в свою очередь, с подобной же поспешностью отпустил ее руку.

– Да, – с невесть откуда взявшейся хрипотцой в голосе ответил он, смотря на нее, должно быть, с точно таким же странным выражением. – Подумал, что в жизни пора что-то менять. Ведь мне уже совсем не восемнадцать.

– Я тебя понимаю, – прошептала Деметра.

Вместе они спустились с «моста» и остановились возле него в нерешительности. Возникла неловкая пауза.

– Так вот, значит, чем ты занимаешься в свободное время? – первым нарушил тишину Дрейк, глядя все так же тяжело и странно. – Приезжаешь сюда и жалеешь себя?

– Сегодня со мной такое случилось впервые, – невесело усмехнулась Деми. – Когда-то давно я убеждала себя в том, что не сумасшедшая. Теперь я в этом уже не уверена.

– Что ты имеешь в виду? – спросил парень.

Пришлось поведать ему и о странных провалах в памяти, и о тоскливых мыслях, и даже о невыполненном обязательстве перед Кэрри. Все то, что она, в общем-то, никогда не планировала рассказывать именно ему. Деметра хотела обсудить это вчера с Рицци, но той было совсем не до нее.

– А ты говорила об этом с Дорианом? – серьезно уточнил Дрейк, внимательно ее выслушав.

– Он знает обо всем… – сказала она, отводя взгляд, – …кроме того, что мне становится хуже.

Парень молчал, и Деми посмотрела на него вновь. Она сразу догадалась обо всем, что он хотел бы ответить, по его выражению лица. Делиться настолько личными вещами с бывшим парнем и женихом своей сестры, от которого она ушла к его же старшему брату, – действительно плохая идея.

– Ты не понимаешь, – словно бы перебила его молчаливую тираду Деметра. – Дориан сразу потащит меня по врачам, стоит только заикнуться об этом. Ему будет все равно, хочу я этого или нет.

– По-твоему, наблюдать, как ты сходишь с ума, ему легче? – со вздохом спросил Дрейк. – Ты должна сказать ему. Иначе все недомолвки приведут к тому, что…

– Что произошло у нас с тобой? Ясно, – Деми попыталась улыбнуться, но, по ощущениям, улыбка вышла какой-то кривой. – Несмотря на все, я рада увидеться.

– Я тоже, – кивнул Дрейк, не улыбаясь, впрочем, в ответ. – И я хотел бы тебе помочь, но не могу.

– Этого и не нужно, – покачала головой Деметра и собралась возвращаться к экипажу. – Поздравляю со скорой свадьбой.

Она уже сделала шаг к дороге, как парень окликнул ее. Деми обернулась.

– Я не могу помочь конкретно с этим, но это не значит, что не смогу сделать совсем ничего, – сказал он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я разыщу для тебя мать Кэрри Райнер, если хочешь. За мной должок, помнишь?

И тут на его губах заиграла забытая улыбка.

* * *

Экипаж успешно преодолел все витки серпантина, прорезающие высокий холм, на котором располагался готический замок Вэлфорд-холл, и прибыл в точности к назначенному времени – пяти часам. Ворота были широко распахнуты, возле них стояли сразу двое ливрейных лакеев, одетых в свою лучшую парадную форму.

Третий лакей, совершенно незнакомый, распахнул дверцу кареты, когда она остановилась во внутреннем дворике напротив главных дверей, выдвинул ступеньки, протянул руку в белой лайковой перчатке и замер с самым почтительным видом.

Ухватившись, Деметра спустилась как можно элегантнее и поняла, что нововведения в замке коснулись не только прислуги. Весь внутренний дворик был украшен каменными вазами с искусственными кипарисами, вдоль высоких стен и хозяйственных построек были протянуты гирлянды с маленькими фонариками, а большие кованые фонари освещали двери и ворота.

Украшения шли только на пользу, даже создавали праздничную и романтичную атмосферу, но Деми все равно не понравились. Хотя бы потому, что из нее хозяйка получилась никудышной и сама она до такого не додумалась. Ей стало интересно, что изменилось внутри, и в то же время совершенно не хотелось об этом знать. Ощущения были идентичны тем, когда она вернулась в Вайерд-хаус после его захвата Юфемией Старлинг.

Тем не менее Деметра вошла в холл, когда перед ней распахнули двери, и вдруг увидела знакомые лица. Ее встречали дворецкий Чемберс и старшая горничная Адамсон.

– Госпожа… – с материнской нежностью в голосе поприветствовала Адамсон. Она сделала какое-то неловкое движение вперед, словно на миг пожелала ее обнять, но вовремя себя одернула. – Мисс Лоренс… Приятно вновь вас видеть.

– Добро пожаловать домой, госпожа, – более сдержанно, но так же тепло добавил Чемберс.

– Здравствуйте, – неожиданно искренне улыбнулась Деми. – Хорошо, что Рубина вас не уволила.

– Что вы… как можно? – удивилась Адамсон, но, как показалось Деметре, притворно. – Госпожа Алана Вэлфорд теперь всем здесь заправляет.

– Да, она ведь до сих пор остается законной женой Сэмюэля Вэлфорда – отца Руби, – вспомнила Деми и почувствовала, как сердце болезненно кольнуло вновь.

Все они пережили вместе такое огромное количество бед… Неужели после этого нельзя было просто жить без ссор?

– Позвольте, мы возьмем ваш плащ, госпожа? – спросил дворецкий и подождал, пока она его снимет. Затем, передав плащ Адамсон, указал рукой на лестницу.

Внутренне настраиваясь на возможный скорый конфликт, Деметра прошла вслед за Чемберсом в гостиную на втором этаже, куда прежде редко заглядывала.

Единственным известным фактом об этой комнате оставался тот, что именно там начался пожар во время прошлого землетрясения. И хоть тогда дворецкий подробно отчитывался о проведении ремонтных работ, Деми не особо интересовалась их ходом. Даже не удосужилась поглядеть на обновленный интерьер.

Сейчас же твердая, но не лишенная вкуса рука Аланы Бланшар чувствовалась везде – судя по всему, мать вознамерилась полностью изменить замок и превратить жуткое готическое чудовище в уютный загородный особняк, наполненный светом, яркими цветами и нежными тканями. И это ей неплохо удавалось. Всюду обнаруживались или новые вазы, или ковры, или светильники. Изменения шли Вэлфорд-холлу на пользу.

Впрочем, гостиная явно принадлежала лично Рубине, поскольку была выполнена полностью в алых тонах. Зайдя внутрь, Деметра обнаружила в ней накрытые к чаю столы, а также и других гостей. К удивлению, их оказалось немало.

Старинный граммофон с огромным золотым рупором, стоящий у стены, проигрывал инструментальную мелодию. На креслах возле горящего камина сидели Вильгельмина Спирита и Мари-Лор Бланшар, выглядящие в своих старинных платьях точь-в-точь как сварливые пожилые тетушки из классических романов. На диване расположились Алана Бланшар и неизвестная Деми молодая женщина. А рядом с ними, по другую сторону низенького стола, находилась и сама виновница торжества – Рубина Вэлфорд в винного цвета брючном костюме. Ее прическа тоже изменилась, и непривычно длинные темные волосы были уложены наверх.

– О, а вот последняя гостья пожаловала! – чересчур энергично воскликнула Руби, заметив сестру в дверях. – Как чудесно собраться всем вместе, не правда ли? Прошу, располагайся, угощайся чаем и сэндвичами. Можешь положить свой подарок на комод у стены, мы будем открывать их чуть позже.

Деми проследила за ее жестом и обнаружила несколько красиво оформленных подарочных коробок неподалеку от граммофона.

– Мой подарок? – переспросила она, усилием воли заставляя себя не показывать тоном охватившей ее растерянности.

– Ну, у нас же здесь девичник, – снисходительно улыбнулась Руби, переводя многозначительный взгляд на мать. – Так они проходят в аристократических кругах, если ты не знала. До свадьбы осталось всего пять дней. Конечно, ничего страшного, если подарка у тебя нет. Присаживайся.

И с милейшим видом сестра указала на кресло рядом с собой.

Не решаясь делать хоть какие-то выводы, Деметра медленно прошла и села на указанное место. Рубина же вела себя так, словно между ними никогда не было никаких недопониманий.

«Я могу улыбаться, могу называть тебя при всех сестрой… Но хочу, чтобы ты знала правду – я тебя ненавижу».

Пока Деми с величайшей осторожностью брала в руки протянутую ей чашку чая и гадала, нет ли в ней яда, сестра начала рассказывать о планах подготовки к свадьбе. Все должно было пройти на самом высоком уровне.

– Церемония венчания пройдет в соборе Тринадцати Первых на площади Эмайна. Грим Фаталь понесет корзинку с лепестками цветов, а Морган Далгарт – подол моего платья, – расписывала она, показывая гостям акварельные эскизы дизайнера, нарисованные в специальном большом альбоме. По его задумке собор на день должен был стать гигантской оранжереей, сплошь украшенной белыми георгинами. – Дедушка Альберт проводит меня к алтарю. Затем небольшая фотосессия, пока все гости перемещаются в главный бальный зал дворца. Там подадут праздничный фуршет и объявят наш с Дрейком первый танец.

Затем планировался бал и танцы до утра, а уже на следующий день молодожены должны были отбыть в свой медовый месяц – путешествовать по самым живописным уголкам Европы, включающим Париж, Французскую Ривьеру и Венецию.

Сестра демонстрировала один альбом за другим – все было продумано до мельчайших деталей. Гостьи восторженно высказывались по поводу роскошного белого платья, которое должно было прекрасно выглядеть на фоне свежего снега, падающего пышными хлопьями. Снег должен был пойти обязательно, и это даже не обсуждалось. Женщины восхищались праздничным меню, фотографиями отелей и невероятных видов из них… Происходящее было настолько искренним и радостным, что Деметра вновь усомнилась в своей вменяемости. Она одна старалась вставлять улыбку туда, куда надо, и не понимала, что вообще забыла на этом празднике жизни.

– Конечно, жаль, что нам пришлось объявить о свадьбе в самый последний момент, – резюмировала Рубина. – На самом деле Дрейк сделал мне предложение больше года назад. Но я хотела, чтобы торжество прошло именно зимой. По этому поводу у нас возникали некоторые… разногласия.

И вновь многозначительный взгляд, на этот раз – на Вильгельмину.

Как по команде, магистр поднялась и прошествовала мимо кресла Деми, чтобы убедиться в том, что ее подарок был доставлен слугами в целостности.

– Приятно увидеться вновь, милая птичка, – сказала она при этом, дотронувшись до плеча Деметры так, что у той по коже прокатилась волна неприятных мурашек.

Лакеи унесли сэндвичи и принесли взамен них пирожные, а Деми выяснила у матери, что незнакомая темноволосая женщина – новая жена ее дяди, Бриана Бланшара. Она тоже явно чувствовала себя неловко, но Алана умело увлекала ее разговорами. Это же она пыталась проделать и со своей младшей дочерью.

– Мы так скучали, Деметра, – начала Алана. – Очень странно, что ты решила уехать на Вайлдхант даже не попрощавшись. И ни разу не приглашала нас к себе.

– А вы ждали приглашений? – двусмысленно спросила Деми, глядя при этом на сестру, контролировавшую работу лакеев.

– Ну, так мы хотя бы знали, что тебе не все равно, – пожала плечами Алана и чуть склонилась к ней, понизив голос: – Она ведь очень переживала, Деми… Все это время.

– А в каком именно особняке, позвольте поинтересоваться, ты проживаешь на Вайлдханте? – чопорно осведомилась бабушка Мари-Лор с таким видом, будто бы не знала верного ответа от своего мужа.

– В Лост-хаусе, – с терпеливой улыбкой ответила Деми.

– В новоприобретенном особняке лорда Далгарта, – заключила пожилая женщина и тут же скривила лицо. – Жить с молодым человеком, до брака, в одном доме… Может, вы еще и в одной кровати по ночам спите?

Приподняв брови, Деметра хотела было спросить, где уважаемая бабушка успела нахвататься таких аристократических замашек, всю жизнь проведя в катакомбах Ордена Монтеры, но была остановлена предусмотрительной матерью, предложившей переходить к подаркам.

– Уверена, что новая свадьба не за горами, – подмигнула Рубина, возвращаясь за стол. – Кстати, я не сказала? Деметра будет подружкой невесты.

И повернулась к ней:

– Я пришлю тебе красное платье. Пожалуйста, надень его ради меня. Оно будет очень хорошо смотреться на контрасте с белым. – Улыбнувшись, она подала знак слугам. – Давайте открывать подарки!

Немногословная Вильгельмина Спирита презентовала золоченый фарфоровый сервиз на двадцать персон в огромном сундуке, бабушка Мари-Лор – стопку изданий английской классики, а жена Бриана – набор постельных покрывал. Алана же преподнесла комплект нижнего белья известной британской марки, настолько роскошный и провокационный на вид, что было стыдно даже взять его в руки.

Рубина в ответ смущенно захихикала, совсем как настоящая невеста, – Деми раньше не видела, чтобы она так смущалась. А бабушка возмущенно зацокала языком.

– Ну вы же хотите увидеть в скором времени правнуков, мама? – довольная произведенным эффектом, спросила Алана. На что старушка только фыркнула и закатила глаза, бормоча себе под нос что-то о прежних временах.

Деметра же смотрела на женщин, продолжавших лакомиться пирожными, обсуждать приготовления и дальнейшее совместное будущее молодых, и все больше убеждалась, что весь этот девичник – не более чем хорошо разыгранный спектакль. Она отмечала каждый многозначительный взгляд или фразу, каждое движение сияющей от радости Рубины и понимала: происходит что-то не то. Что-то из ряда вон выходящее… Что-то, во что ее в очередной раз не посвятили.

Эти мысли оказались страшнее яда, подсыпанного в чай. По крайней мере, отравляли они не хуже.

Потому, когда она покинула наконец замок и подошла к поджидавшему ее возле экипажа лакею, то на вопрос: «Куда, мисс?», ответила:

– На Вайлдхант. Хватит с меня Нью-Авалона.

И почему-то представила именно себя в этот момент злобной и завистливой сестрой.

* * *

Собор Тринадцати Первых был одним из немногих мест, где Дориан Далгарт мог испытать настоящий покой. Это казалось ему особенно ироничным – закоренелому убийце не было смысла молиться о спасении души. Его душа, что для местных богов, что для единого людского бога, была навсегда замарана кровавыми пятнами.

Но он приходил сюда не за прощением. Достаточно было сесть на одну из лавок перед великолепными высокими витражами, изображающими членов первого Верховного Ковена, всмотреться в игру света, проходящего через раскрашенные кусочки стекла, прочитать беспрерывную золотую надпись под ними: «Креон, Стиана, Иво, Адвальда, Тенгерн, Монтера, Абатис, Деметра, Лиагон, Одинар, Элодия, Лир, Молдвин»… И темной запятнанной душе становилось легче.

В детстве родители часто заставляли его присутствовать на службах, проводимых молчаливыми жрецами – они выполняли особые ритуалы без слов, способные наполнить мысли светом и очистить их от скверны. Но впервые, осознанно и самостоятельно, Дориан пришел в собор в день гибели матери. Здесь, перед витражами Первых, он поклялся стать сильным охотником и отомстить отцу. И затем возвращался каждый раз, когда желал обрести силу и спокойствие.

По старой привычке Дориан подошел к витражам и опустился на лавку. После переезда на Вайлдхант у него уже не было возможности бывать здесь так же часто, как всегда.

Он знал эти витражи лучше, чем семейные портреты. Знал до последней черточки и стеклышка. Дориан видел в них настоящих легендарных героев – грозного Абатиса с длинными светлыми волосами и аккуратной бородой, похожего на короля Артура, его жену – темноволосую красавицу Монтеру, и других сильных мужчин и женщин, обретших истинное величие. Каждый раз он задавался вопросом: как же так получилось и что им пришлось сделать для этого? Он понимал, что в его время ничего подобного повториться уже не сможет.

Однако даже все Тринадцать Первых не смогли бы сейчас унять тревогу, терзавшую его мысли. Особенно после того, что произошло на утреннем собрании Верховного Ковена. И после того, что случилось вчера.

Дориан не мог определиться, о чем, точнее, о ком ему стоило волноваться сильнее.

Когда прошлым вечером он вернулся домой, Деметра вела себя слишком отстраненно, как будто тот недуг, что донимал ее в последние месяцы, только усиливался. В такие моменты она отключалась от внешнего мира, а взгляд ее затуманивался. Возможно, она не замечала этого сама, но Дориан все видел. И написал письмо мистеру Флемингу сразу же после пробуждения.

А теперь еще это заявление Вильгельмины и отчет, сделанный учеными Альберта Бланшара… Усиливающаяся сейсмическая активность и высокая вероятность нового землетрясения в ближайшие дни. Настоятельная просьба не беспокоить жителей архипелага. Надежда на то, что опасения окажутся ложными, а приборы – неисправными. Какова вероятность?..

Вильгельмина Спирита скрывала что-то даже от самого Ковена, и Дориан никак не мог докопаться до истины, сколько бы ни общался с другими правителями и чиновниками Канцелярии. Только поэтому, зайдя в тупик, он решил сыграть по ее правилам и встретиться с Артуром Эмброузом.

– Старший жрец Первых готов принять вас, лорд Далгарт, – сказал ему подошедший мужчина в синей мантии.

Кивнув, Дориан поднялся и проследовал за жрецом в помещение, располагавшееся за алтарем.

Комната служителей – а это была именно она – оказалась на удивление небольшой и невысокой, если сравнивать с общими масштабами собора. Главным и единственным предметом мебели здесь был октогональный каменный стол с некими выгравированными символами. В центре его имелось небольшое круглое углубление с желобками, а рядом лежал кинжал-аутэм и стояла золотая чаша.

В комнате его ждал мужчина, внешне ничем не отличавшийся от других жрецов, – средних лет, темноволосый, с опрятной короткой бородой, в традиционной синей мантии. Сопровождающий Дориана поклонился и оставил их одних.

– Мне передавали, будто ты хочешь говорить со мной, Дориан Далгарт, – сказал мужчина, спокойно глядя на него.

– Вы Артур Эмброуз? – не сумев избежать напряжения в голосе, спросил Дориан, не двигаясь с места.

– Прискорбно… Известно мне имя юноши, что бывает у витражей столь часто, а ему мое – нет, – все так же спокойно покачал головой мужчина. – Но такова была воля богов, ибо они желали, и мы молчали. Они пожелали вновь, и мы обрели дар речи. Я Артур Эмброуз, если будет так угодно. Чем могу помочь тебе?

– Не знаю, как насчет богов, а Вильгельмина Спирита желает видеть вас членом Верховного Ковена, – проговорил Дориан. Манера речи собеседника моментально начала его раздражать.

– Вильгельмина Спирита стала причиной того, что мы обрели голос, и я не имею воли отказать ей, – ответил Артур. – Увы, но смысла в этом не больше, чем всегда.

– А если выражаться чуть более ясно? – попробовал навести его на мысль Дориан, вздыхая про себя.

– Боги говорят с нами, Дориан Далгарт, – протянул жрец, а затем повторил свои слова с особым выражением, как будто бы оно все объясняло: – Они говорят с нами.

– И что же они говорят? – уточнил Дориан уже безо всякого интереса. Он начал догадываться, почему эту миссию поручили именно ему. Потому что никто больше не захотел связываться с полоумным.

– Подойди, – сказал жрец и указал ладонью на каменный стол.

Покачав головой, Дориан все же подошел и смог разглядеть причудливую поверхность стола в подробностях. Она была покрыта не символами, а старинными буквами алфавита, с завитками и переплетениями, что сложно было разобрать издалека.

Артур Эмброуз закатал рукав своей мантии до локтя, обнажая левую руку. Вся поверхность кожи до последнего дюйма была покрыта старыми зажившими полосками шрамов. Ближе к запястью имелось и несколько свежих, едва затянувшихся ран. Зрелище было не для слабонервных. Казалось, мужчина попал в страшную аварию или его рука случайно угодила в жернова некоего механизма, где ее перекрутило, словно в мясорубке. Но Дориан сразу догадался, что такой кошмарный вид – результат многолетних попыток достучаться до богов. Жрецы проводили ритуалы регулярно, даже несмотря на то, что им не отвечали, и так часто резали себе руки, что заживляющие чары перестали правильно действовать. От такого и вправду можно было тронуться умом.

Он понял и то, что жрец собирается показать ему дальше.

Артур взял аутэм со стола и глубоко полоснул себя по запястью, при этом даже не поморщившись. Он позволил крови стечь в чашу, а затем коснулся раны пальцем другой руки, и кожа мгновенно стянулась.

Подняв чашу, жрец аккуратно вылил кровь в углубление в центре каменного стола. И затянул жутковатую песню-молитву на неизвестном языке.

Несколько секунд ничего не происходило. Но вдруг кровь забурлила и устремилась по желобкам к буквам. «F», «I», «N» и дальше, алым ручейком по завиткам и переплетениям, складываясь в единый и ужасающий кровавый узор. Песнь затихла, и всякое движение прекратилось.

– Это не английский язык, – заключил Дориан, внимательно всматриваясь в буквы и, к своему удивлению, признавая, что сейчас-то он заинтересовался. – Латынь.

– Finis omnibus, – с удовлетворением проговорил Артур, опуская взгляд на образовавшуюся надпись. – Эти слова являются к нам не впервые в последние дни. Они будут появляться и дальше.

– Но что они значат? – со всей серьезностью спросил Дориан.

– Конец всего, – мягко улыбнулся жрец.

Глава 5. Тайна поместья Грейграунд

Если где время и текло совершенно незаметно и размеренно, так это в Хэксбридже. Казалось, прибрежный город не заметил ни волнений, связанных со смутой в Верховном Ковене, ни последовавшей за этим попытки гражданской войны. Старинные домики и коттеджи пережили времена Тюдоров, Стюартов, Ганноверов, сохранившись до наших дней практически в неизменном виде. Время для них, повидавших слишком многое, оставалось лишь цифрой на календаре.

Что бы ни происходило вокруг, жители города-на-границе все так же продолжали ходить на работу, ухаживать за садом, пить обязательный вечерний чай, прогуливаться по короткой набережной, глядя на галдящих над морем чаек. День за днем, сезон за сезоном.

Зима шла Хэксбриджу, окутывая его белым инеем, словно кружевами, и улицы становились светлее, будто моложе, а окна, за которыми горел непривычно теплый яркий свет, – роднее и ближе сердцу.

Кафе «Шеффердс Пай» на главной площади привлекало не меньше, а может, даже больше посетителей, чем обычно. И если выбирать между ним и темным тесным пабом под названием «Виловисп», то чаще всего жители останавливались на первом.

Дрейк, этим утром сидящий за одним из столиков, хорошо их понимал – прятаться от зимней стужи и порывистого ледяного ветра с моря было приятнее всего именно в этом кафе. Хоть его семья и владела самим зданием, но арендатор и хозяин «Шеффердс Пая» из года в год поддерживал уютную атмосферу, вовремя обновлял меню и интерьер, и проблем с недостатком клиентов не обнаруживалось.

Все жители города приходили сюда время от времени, и Дрейк не был исключением. Он родился и вырос в Хэксбридже и любил его куда больше, чем Нью-Авалон.

Однако Дрейк заглянул в кафе вовсе не для того, чтобы выпить чашечку горячего шоколада, сваренного по рецепту шестнадцатого века, и не для того, чтобы предаться ностальгии по прошедшим временам. Едва принесли заказанный напиток, как он увидел своего собеседника, заходящего с улицы и отряхивающего снег с пальто.

– А, средний сын Чарльза Далгарта, – с широкой улыбкой поприветствовал его мужчина, присаживаясь на стул напротив. – Я сразу тебя узнал. Такое семейное сходство ни с чем не спутаешь. Ты похож на своего старшего брата.

– Спасибо, что согласились встретиться, Джон, – без улыбки кивнул ему Дрейк, которому такое приветствие пришлось не по душе. – Я понимаю, что с Дорианом у вас сложились более долгие… деловые отношения. И мы с вами знакомы лишь заочно. Но, тем не менее, у меня есть просьба.