Оникромос

Эктоплазматический вырост начал раскачиваться, как трава на ветру.

– Я знаю, что это шутка, но я ее не понимаю.

«Я тоже», – отметил про себя Друсс, но промолчал.

Перусы не менее странные, чем замины. Это невероятно любопытные паукообразные существа, Они напоминают пауков, любопытны и чрезвычайно привержены ритуалам. Живут колониями в трубодомах, которые действительно напоминают широкие дымоходы, поросшие изнутри огромными наростами грибниц, в мякоти которых перусы вырезают свои жилые отсеки. Трубодома не имеют крыш, естественный свет проникает внутрь, освещая сады, устроенные на дне этих сооружений. В этих садах перусы выращивают свои биотрические лианы и откладывают яйца, из которых выводятся следующие поколения перусов. Эти существа – любознательные исследователи, способные вступать в симбиотические отношения с растениями. Они упорно систематизируют мир, поэтому среди них можно встретить приверженцев самых различных теорий, объясняющих устройство реальности, зачастую противоречащих друг другу. Однако не в этом причина непостижимости их существования. Непреодолимым барьером является принципиально иное строение их организмов, а следовательно, несколько иной способ взаимодействия с миром.

Они не питаются так, как люди или замины. Перусы поглощают пищу через кожу. Они буквально сидят на еде, имеющей консистенцию текучей суспензии или жидкой кашицы. Конечно, это сопровождается сложным ритуалом, который никто, кроме них самих, не понимает. Еще более загадочным является церемониал удаления экскрементов, которые выходят из их организма через эктоплазматический вырост. Этот процесс связан с серьезными запретами и табу, но, как утверждает Менур, это наиважнейшая религиозная практика в жизни каждого перуса. Больше он ничего не согласился выдать. Можно предположить, что это имеет какое-то отношение к спинным железам перусов, вырабатывающим крепкие волокна, похожие на паутинные нити, но способные выполнять функции дополнительных органов чувств и внешних резервуаров памяти.

Может показаться, что органически Друсс находится намного ближе к заминам, нежели к перусам, но это лишь кажущаяся близость. Обманчивая. Он был, есть и всегда будет здесь совершенно чужим существом. Друсс вздохнул и взглянул на небо, где солнце медленно приближалось к зениту, и произнес:

– Мой отец преодолел долгий путь, чтобы добраться до Линвеногра, хотя даже понятия не имел, что такой город существует. Я рассказывал вам об этом?

– Нет, – ответил Тенан, а Хемель подтвердил кивком головы.

– Вместе с нашей будущей матерью, моей и Басала, он покинул анклав Тумсо, в котором жила свободная человеческая община из нескольких десятков человек. Он не желал больше там оставаться. Он видел больше, чем другие. Ощущал подземные волны живого холода и мечтал о Пространстве Конструкта, хотя вначале и не подозревал, что существует нечто подобное и это можно наблюдать с помощью таблотесора. Отец ощущал странные импульсы, пучки энергии неизвестного происхождения, которые всегда были направлены в одну и ту же сторону. Ему хотелось узнать, почему он это чувствует, что это за импульсы и куда они устремлены. Но отец понимал, что вдвоем они не справятся, и дождался, пока к анклаву приблизится один из огромных торговых караванов заминов, которые колесят по всей Усиме. И когда это произошло, ему улыбнулась удача. Когда караван остановился рядом с анклавом, неожиданно образовался пузырь уплотненного воздуха и угодившая в него повозка начала мерцать.

– Перипатетическая петля, – пробормотал Хемель.

– Верно, но мой отец не знал, что это и как называется. Ему еще не был известен жаргон искателей ксуло. Он даже не знал, что такие искатели вообще существуют. Однако почувствовал, что под землей находятся некие небольшие предметы, образующие круг, внутрь которого и попал фургон. Искатель, путешествовавший с караваном, незадолго до этого погиб в лапах дикого гавуса, и оказалось, что лишь мой будущий отец способен обнаружить эти предметы. Он понятия не имел, что нужно делать, но не собирался сидеть сложа руки. Попросил лопату, осторожно выкопал один из предметов, тем самым нарушив петлю, и повозка перестала перескакивать во времени.

– Скорее всего, Дробо, – заключил Тенан.

– Возможно, но отец не рассказывал мне, что это было. Важно, что благодаря тому случаю его талант оценили и ему разрешили присоединиться к каравану. Вместе с матерью он много лет путешествовал. Исколесил пол-Усимы. Познакомился с перусами, которые научили его работе искателя ксуло и посвятили в тонкости этой профессии. Говорят, побывал и в Ак-Бе, где ему пришлось бежать от гомолов, пытавшихся силой затянуть его в ряды Коллектива Разири. Кажется, удалось ему повидать и Пахлакраве, город вхралей, слепленный из видоизмененной горной гряды. Я не знаю. Может, так оно и было. Ясно одно. В какой-то момент он узнал, что есть такое место, единственное во всей Усиме, где вспышки из Квалла возникают не спорадически, а почти ежедневно. Это место – Линвеногр – город, построенный на берегу озера Леко. Отец решил, что только там сможет узнать ответы на мучившие его вопросы. Однако проблема в том, что он их так и не узнал. Он прожил здесь много лет, был хорошим искателем, даже превосходным, и заслужил признание Совета, но за это время ни на йоту не приблизился к пониманию истинной природы вспышек и артефактов. А потом стало еще хуже.

– Он исчез, – сказал Тенан.

– В конечном итоге. Да. Но еще раньше, после того, как Инабулус Кнальб при его участии построил Аполлабий, это здание стало его одержимостью. Отец стал утверждать, будто именно оно является ключом к тайне Квалла и ксуло, вспышкам и их необычной частоте.

– Скорее всего, он исходил из того, что здание видно в Пространстве Конструкта, – предположил Хемель.

– В те времена многие исследователи утверждали, что благодаря этому факту мы наконец-то поймем корреляции между нашей плоскостью реальности и Пространством Конструкта и произойдет прорыв в исследованиях.

– Ничего подобного, однако, не произошло, – добавил Тенан.

– Вы правы, – подтвердил Друсс. – Но мой отец пребывал в таком отчаянии, что, вопреки всему, решил совершить нечто радикальное, способное объяснить всем реальный смысл существования Аполлабия и открыть стабильный проход в Квалл.

– В каком смысле? – спросил Хемель.

– В буквальном, – ответил Друсс.

– Как он мог это сделать? – заинтересовался Тенан.

– Вот этого я и не знаю, – тихо признался Друсс.

– А Менур? Что он тебе сказал? – буркнул Тенан.

– Он знал, что отец планирует спуск в Квалл. Он также знает, когда это произошло. В некотором смысле он помог ему, предоставив свою обсерваторию, но понятия не имеет, какую технику использовал мой отец. Он утверждает, что его переход оставил уникальный энергетический след. Поистине уникальный в своем роде.

– Хорошо, – пробормотал Хемель. – Я могу понять, что ты стремишься узнать тайну исчезновения твоего отца, но это никак не связано с нашим расследованием. Мы ищем зацепку по совершенно другому делу. Время уходит. Мы должны сосредоточиться на…

– Погоди! – вмешался Тенан. – Разве ты не понимаешь?! – Его вырост напрягся и повернулся в сторону замина, как полупрозрачный ствол ружья. – Именно это он нам и объясняет!

– Что? – растерянно спросил Хемель.

– Все, что он знает. По порядку. Его отец, спуск в Квалл и этот уникальный след. Я уверен, что своими очертаниями он напоминает смертоносный Импульс.

Друсс улыбнулся Тенану и сказал:

– Ты всегда был удивительно сообразительным.

– Подождите, а то я не успеваю, – проворчал Хемель. – Более тридцати лет назад отец Друсса использовал какую-то неизвестную технику, чтобы спуститься в Квалл, и оставил позади себя энергетический след, который удивительно похож на Импульс. Так?

– Верно, – подтвердил Друсс.

– Откуда у тебя образец того спуска?

– От Менура.

– Он тоже вызвал смертоносный Импульс?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю.

– А Менур знает?

– Тоже нет.

Хемель почесал коническую голову.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что это тупик. Нам нужно больше.

– Согласен, – признался Тенан.

Друсс сглотнул слюну и тихо сказал:

– Есть кое-что…

Хемель пристально посмотрел на него, и Тенан неподвижно застыл.

– …Менур утверждает, что моему отцу нужно было еще научиться у кого-то этой технике спуска и он не смог бы это сделать за несколько дней. Обучение должно было занять не менее года.

– И что это нам дает? Это было так давно, – простонал Тенан. – Как мы теперь найдем этого наставника? Даже если он еще жив.

– Это проще, чем кажется.

– Как это? – удивился Хемель.

– Помню, задолго до исчезновения отца мать вдруг начала с ним спорить. Она кричала и плакала. Она боялась за него. Хотела, чтобы он перестал куда-то ходить. Я долго не мог понять, в чем дело. Мама упоминала не то какой-то дождь, не то изморось, и это мне казалось более чем странным, потому что кричала она на отца и в солнечные дни. Только потом, когда я подрос, я наконец понял, куда ходил отец. Правда, в то время его здесь уже не было и не было никого, кто мог бы объяснить мне, почему он это делал. Теперь ответ напрашивается сам собой.

– Ну, конечно! – ахнул Хемель. – Поле Мороси! Он ходил на Поле Мороси!

Эктоплазматический вырост мгновенно спрятался в шарообразном теле перуса, издав при этом протяжный жалобный свист, что было явным признаком того, что Тенан испугался.

– Я знаю, о чем ты думаешь, но ты не можешь этого сделать, – сказал Хемель.

– Наоборот.

– Это чистое безумие! Ты можешь погибнуть.

– Я всегда хотел увидеть это место, но мне не хватало смелости. А теперь мне просто необходимо. Это многое упрощает. Подвезешь меня?

– У меня нет выбора, да? Но только до Цистерны. Ни за что на свете я не полезу на Поле Мороси. Тенан, ты едешь?

Перус, не сказав ни слова, сел в многоколесник и свернулся на заднем сиденье.

* * *

Главный канал заканчивался большим круглым бассейном, окруженным густым лесом трубодомов, между которыми извивались узкие улочки. Так выглядел центр района Практо, в котором безраздельно правили перусы. Они были повсюду, даже на вертикальных стенах своих трубодомов. Хемель выехал из воды и стал медленно маневрировать в толпе трущихся друг о друга перусов. Надо было набраться терпения, потому что они неохотно уступали дорогу, а кроме того, вытягивали в сторону авто эктоплазматические выросты, словно хотели хорошенько рассмотреть нарушителей их покоя.

Друсс кинул взгляд на заднее сиденье, на котором свернулся Тенан.

– Поздоровайся со своими друзьями, – сказал он. – Может, они быстрее уйдут с нашего пути.

Тенан соскользнул с кресла на пол.

– Думаешь, меня заметили? – пискнул он.

Друсс неодобрительно покачал головой и посмотрел на Хемеля.

– Не обращай внимания, – пробормотал замин, не сводя глаз с многолюдной улочки.

Вскоре толпа поредела, и многоколесник поехал быстрее. Трубодомов тоже стало меньше. Появилось больше деревьев и колючих кустов Практо. Именно от них район получил свое название. Наконец Друсс с помощниками добрались до Цистерны – Главной водопроводной станции Линвеногра – угловатого здания из крепкого красного кирпича с огромными водонапорными башнями. Хемель объехал Цистерну и притормозил. Сразу за ней открывалась широкая, поросшая травой равнина, совершенно свободная от построек и простирающаяся до дальних лесистых холмов. Трава блестела в лучах солнца, будто мокрая, словно здесь только что прошел дождь. Но на Поле Мороси так было всегда. Плывут ли над Линвеногром дождевые облака, или же простирается чистое голубое небо – в воздухе здесь постоянно висит мелкая блестящая изморось – дар или проклятие того, кто здесь живет.

Друсс вышел из многоколесника.

– Мы подождем, – сказал Хемель.

– Лучше не надо. Неизвестно, что произойдет. Если я выживу, то вернусь в квартиру в Аполлабии, там и встретимся. А если нет, то можете пользоваться моей документацией и коллекцией ксуло. Я уверен, что они вам пригодятся, когда вы начнете самостоятельно заниматься поиском. Ну, идите уже.

– Как хочешь, – кивнул Хемель, а потом развернулся и уехал.

Стало тихо. Легкие перистые облака неторопливо скользили по небу. Друсс двинулся вперед, в сторону холмов. Вдруг он почувствовал на лице влажное прикосновение мелкого дождя, несущего с собой странный запах, который ассоциировался с чем-то холодным, инородным, чуждым этой траве и небу.

Совет никому ничего не объясняет, но и так понятно, что именно он привел сюда Друсса. В известной степени. Так же получилось и с тульпами – летающими спрутами, которые в районе Энез, над рухнувшими крышами заброшенных домов, плетут воздушную паутину мыслерядов. Много лет назад Совет решил отправить своих наблюдателей в разные регионы Усимы, чтобы следить за перемещениями самых опасных и непредсказуемых существ, живущих на этой планете. Так, на всякий случай. Парадоксально, но несмотря на то что наблюдатели действовали очень осторожно, одного их присутствия оказалось достаточно, чтобы привлечь к себе внимание тех, кого Совет боялся больше всего. Внезапно незваные гости появились в Линвеногре и остались здесь навсегда.

Друсс не мог этого помнить. Это произошло задолго до прибытия отца в город. Говорят, тогда здесь прокатилась волна беспорядков, в ходе которых наиболее пострадал район Энез, разрушенный и сожженный воинственными заминами и поддержавшими их перусами, решившими выгнать чужаков из города. Погибло много местных жителей, но ни одного пришельца, что быстро охладило пыл протестующих и привело к тому, что Совет разрешил пребывание незваных гостей в Линвеногре. Такое решение было принято, главным образом, для того, чтобы предотвратить волнения среди граждан, потому что самим пришельцам никакие разрешения не требовались. С тех пор тульпы свободно летают над городом, занимаясь своими непонятными делами, и постепенно жители Линвеногра смирились с их постоянным присутствием и тем, что они вообще не участвуют в жизни города. Пришлось им смириться и с тем, что травянистая равнина на окраине города стала территорией, принадлежащей вхралям. Точнее, вхралю. Потому что с самого начала он был только один.

Они назвали его Аворро, что на языке перусов означает «белый», и рассказывали о нем вещи, в которые трудно поверить.

Однажды Хемель повторил Друссу удивительную историю. Он услышал ее от члена своей семьи – замина, пережившего нападение на гнездо вхраля. Замины развернули против него дюжину боевых многоколесников и вместе с многотысячной добровольной армией выдвинулись на травянистую равнину, которая впоследствии была названа Полем Мороси. Когда они добрались до места, из гнезда появился вхраль, и внезапно мир перевернулся вверх дном. Земля, поросшая травой, превратилась в зеленый свод, нависший над необъятной бездной неба. Замины с криком попадали вниз и исчезли в синеве. Выжили только те, кто успел вцепиться когтями в дерн и продержался до возвращения к норме. Тот, кто рассказывал об этом Хемелю, утверждал, что хуже всего было то, что никто не верил словам спасшихся, ведь подобный эффект переворачивания нигде больше не наблюдался. Только здесь. На Поле Мороси. Именно сюда пришел Друсс на встречу с существом, от которого все держатся подальше, потому что многие любопытные, подобно тем заминам, исчезли здесь без следа.

Внезапно Друсс вздрогнул. Остановился. Еще несколько шагов, и он упал бы в широкий каменный колодец. Это здесь. Он сглотнул слюну. До сих пор он не задумывался, что будет делать, когда доберется до места. Может, ему стоит крикнуть? Позвать его? Друсс собрался с духом, но вместо крика из горла вырвался изумленный вздох. Потому что он уже здесь. Выходит.

Гигантская членистая фигура цилиндрической формы, фосфоресцирующая мутным белым светом и перемещающаяся на сотнях длинных конечностей, тонких и легких, как паутина. Друсс почувствовал себя карликом рядом с этим существом и пошатнулся, ошеломленный его поразительной чуждостью.

Вхраль поднял одну из своих тонких ножек и пронзил ею Друсса насквозь. Нет. Произошло кое-что другое. Не было больно. Мир распался на отдельные элементы, оказавшиеся буквами странного алфавита. Друсс услышал тихий шепот и оглянулся. Голос травы улетал к городу, над которым что-то парило, но на этом нельзя было сфокусировать взгляд. Волосы на затылке встали дыбом. В текстуре неба, в силуэте далеких трубодомов, в повторяющемся узоре кирпичей на фасаде Цистерны прятались слова, и смотрелись они так, будто всегда были там начертаны. Друсс прочел их без труда.

кто умеет смотреть

видит Ун-Ку

висящее над городом

смотрящее в каждого отдельно

что хочешь

получишь

пока все не изменится

чтобы быть таким же

как всегда

И вдруг всё кончилось. Слова исчезли. Друсс остался один. Он ничего не понимал, и ему хотелось посмеяться над собственной наивностью. Неужели он и в самом деле думал, что придет сюда просто так и поговорит с вхралем? Он действительно полагал, что сможет задать ему какой-нибудь вопрос?

Друсс покачал головой. Странная легкость ощущалась в его теле. В задумчивости он двинулся к Цистерне, прокручивая в голове, как вернется в свою квартиру. Оказавшись в тени монументальной водопроводной станции, Друсс почувствовал, что он не один, но осмотреться не успел. Что-то повалило его на землю и толкнуло в темноту.

Телкро-оквал-зехка-липто

– Где уборщица? Она должна была помочь нам.

– Она перестала приходить на работу.

– Я почему-то не удивлен. Но всё же нам пригодилась бы дополнительная пара рук. Я нигде не могу найти последний ящик профессора Якура. С большим красным символом…

– В форме спирали?

– Да. Ты видел его?

– Когда его привезли два месяца назад.

– А сейчас?

– Ты проверял на складе?

– Дважды.

– А в лаборатории?

– И там.

– Тогда я не знаю.

– Может, уборщица что-то знает? Она каждый угол должна знать. Посмотрю, есть ли ее телефон в картотеке.

– Да оставь ты уже эту уборщицу. Секретариат давно перевели в новое здание. Ты ничего не найдешь. Я бы на твоем месте обыскал казематы.

– Откуда ему взяться в подвале?

– Ты прав, наверное, его забрали.

– Не обязательно, наши безделушки все еще ждут своей очереди.

– Тогда тебе надо спуститься.

– Я не пойду один.

– Ты все еще боишься?

– Говори, что хочешь. Мы идем?

– Ну, ладно. Я и так здесь почти закончил.

* * *

– А там?

– Пусто.

– Черт, где он может быть? Только его я не включил в список.

– Может, проверим это тесное помещение рядом с котельной?

– Никто не держит экспонаты во влаге. Это было бы глупо.

– Если только никто об этом не знает.

– Что ты имеешь в виду?

– Где именно ты нашел тело Яшки?

– В конце коридора, рядом с входом в… котельную.

– Вот именно. Почему я не думал об этом раньше. Иди! В этом месте?

– Да.

– А дверь в котельную была открыта или закрыта?

– Кажется, закрыта.

– Ты уверен?

– Думаю, что да.

– А в кладовку?

– Тоже. Не помню, чтобы что-то закрывало обзор, а коридор довольно узкий.

– Тело лежало на животе и головой в ту сторону?

– Да. Я подошел со стороны головы, и мне пришлось повернуть его, чтобы посмотреть, кто это.

– Значит, он не мог перевернуться после выхода из котельной, потому что тогда эта стальная дверь осталась бы открытой. Яшка заблокировал бы ее своим телом.

– Он проходил по этому коридору несколько раз в день. Приносил образцы в холодильную камеру. У него не было причин заходить в…

– Это правда, но я не верю в совпадения. Давай заглянем в эту кладовку.

– Да пожалуйста. Там одни картонные коробки.

– Раздвинь их немного.

– Зачем? Ведь сразу же видно, что… о, черт!

– Вот твой ящик.

– Что он здесь делает?

– Хороший вопрос.

– Кто-то его спрятал?

– Возможно, но не в этом дело.

– Что это значит?

– Подожди, дай подумать… Знаешь, что в этом ящике?

– Понятия не имею. С тех пор, как он приехал, не было времени заглянуть к него. Всегда находились более важные дела, а потом еще этот ремонт.

– Наверное, именно тогда его перенесли сюда. Либо перед, либо сразу после ремонта. Смотри, на всех картонных коробках видны следы штукатурки и краски. Думаешь, рабочие будут спрашивать у кого-то разрешения?

– Пожалуй, нет.

– Вот именно… Сами мы его отсюда не вытащим, но всегда можем заглянуть.

– Ну, не знаю. Наверное, он запечатан. Наверное, не стоит…

– Мы скажем, что печать повредили при транспортировке. Дай фонарик.

– Ну и что там?

– Кто-то нас опередил. Крышка сломана. Сам посмотри.

– В ней есть что-нибудь, кроме опилок?

– Я проверю здесь, а ты покопайся с другой стороны.

– У меня ничего.

– А у меня есть глиняная статуэтка и лист бумаги, на котором кто-то записал слитно четыре слова: «Телкро-оквал-зехка-липто».

– Странно. Что это за язык?

– Понятия не имею. По-моему, это какая-то тарабарщина.

– А фигурка? Покажи. Что это?

– Машина? Символ? Или бесформенное пятиногое животное?

– Шутки шутками, но такой большой сундук на одну маленькую фигурку и исписанный каракулями листок? Это не смешно.

– Я согласен. Чего-то не хватает.

– Надо проверить, может Якур приложил какое-то письмо.

– Сомневаюсь. Этот псих прислал нам из Монголии восемь таких ящиков, и ни в одном не было письма. В них были только не описанные геологические образцы и жалкие окаменелости – в общем, бесполезный хлам. Этот сундук был последним, и всем казалось, что внутри в нем то же самое, что и в предыдущих. Поэтому никто не спешил проверять.

– Думаешь, Яшка заглянул?

– Возможно, так и было, но вряд ли это связано с его смертью. Он умер от сердечного приступа.

– Так говорят.

– Ой, прекрати… Я знаю, ты любишь теории заговоров, но, во-первых, у нас нет оснований подозревать, что кто-то убил Яшку, а во-вторых, если что-то действительно находилось в этом ящике, то оно, вероятно, было довольно большим. Один человек тайно не вынесет этого. Ну, как? Сговор? И только мы ничего не знаем? Или я что-то знаю и не хочу тебе говорить? Ну и параноик же ты.

– Но ты согласен со мной, что здесь что-то не так?

– Определенно! Почти два месяца назад в Институт приехала последняя коробка Якура. Вскоре после этого начался ремонт. Через неделю после того, как рабочие вышли из здания, нашли тело Яшки, и это перед дверью склада, в который занесли ящик. Кажется, вскрытие убедительно доказало, что его убил инфаркт, но через несколько дней мы все заболели чем-то вроде очень заразного гриппа, после чего здание было помещено в карантин. Однако исследования не выявили ничего определенного, никаких известных патогенов. Волей-неволей пришлось вернуться к работе, и, хотя никто уже не болел, дирекция прислушалась к нашему совету и решила, что Институт переедет в новое помещение. Да. Это раздражает! Мы явно что-то упускаем. Что-то ключевое. Как думаешь, что?

– Не знаю, дорогой Шерлок.

– Мы видим последствия, но причина отсутствует, дорогой Ватсон.

– Пустое место в ящике?

– Что бы там ни было.

– Ясно… Хватит глупостей. Мы немного увлеклись, тебе не кажется? Мы попались на шутку Якура, который нас разыграл, вот и всё. Остальное – ряд странных, но вероятных совпадений.

– Да, наверное, ты прав, но это мы узнаем, когда Якур вернется из своих монгольских вояжей. Хотя на самом деле это уже не имеет значения. Как видишь, сейчас здесь нет даже тараканов, и никакие слова не изменят этого. Пошли отсюда. Работа ждет.

– Хорошая идея. От этого места у меня мурашки по коже.

– Надо сказать ребятам из логистики, чтобы его завтра забрали.

– Может, лучше ящик оставить?

– Болван.

– Я? А кто положил на место записку и глиняную фигурку?

* * *

Густав Якур чувствовал, что его здесь не должно быть. Он обернулся и посмотрел на древнюю плотину, закрывавшую почти половину горизонта. Ее присутствие напоминало настойчивый взгляд – постоянно щекочущий шею, давящий между лопаток. Едва солнце начало подниматься по безоблачному небу, Густаву уже приходилось спешить. В противном случае он не успел бы вернуться в лагерь до наступления темноты, а впереди у него был долгий путь, ведущий через лабиринт каменных трещин, глубоких каньонов и гравийных осыпей, среди которых трудно найти тень. Он взял с собой всего несколько вещей, чтобы ничто не задерживало марш и подъем. С усилием оторвал взгляд от плотины и двинулся вниз по каменистой тропинке.

Что привело его сюда? Что он искал?

Как сквозь туман он помнил, что когда-то вел другую жизнь. Изучал камни, писал научные труды, искал минералы и находил руды металлов по заказу научных институтов и частных предпринимателей. Это продолжалось до тех пор, пока он не уехал в Монголию и на пригородном рынке не встретил старика в маске из странного камня.