За деньги

– Все-таки наркота, да? – хмурится он.

– Я уже говорила вам, что я не приемлю наркотики.

– Да упомнишь вас всех. Шлюх в Дубае, как денег, а денег до хуя. Что тебе от меня надо, девочка?

– Мне от вас надо? – усмехаюсь горько и извлекаю из сумки ремень. – Вот, – кидаю ему под ноги. Надпись «Прада» на асфальте смотрится нелепо. – Мне от вас ничего не надо, Амир Рашидович. И как бы вы ни обхаживали Аю и сколько бы ни настраивали Рубена против меня, я лучше пересплю с верблюдом в пустыне, чем с вами.

– Амир, что происходит? – высовывается из окна его спутница.

– Вы привыкли всех покупать, – продолжаю заводиться. – Это тоже шлюха, – киваю на девушку.

– Амир! – взвизгивает она. – Почему она меня оскорбляет? Ты ее знаешь?

Раздраженный рык Хаджаева разрезает пространство.

– Рената, блядь, сядь в машину, – повторяет и, сделав шаг, больно хватает меня за локоть. – Ты кто такая, вообще? И что тебе надо? Рубен там совсем охуел? Шлюх к отелю мне подсылает?

Перебираю ногами, пока Амир тащит меня за машину. На нашу потасовку, кажется, сбегается половина персонала отеля, а здесь мы одни.

– А вы и рады, да? – ехидно кричу. – Для такого как вы все продается и покупается. Любовь, секс…

– Впервые вижу шлюху, разговаривающую о любви.

– А вам только секс подавай, да? – не успокаиваюсь. – Сколько бы вы ни заплатили, я не соглашусь!

Смуглая, татуированная рука ложится на второй локоть, и мое тело хорошенько встряхивают. До звездочек перед глазами. Осоловело уставляюсь на гладко выбритое лицо.

Приблизившись, Хаджаев нависает сверху и цедит сквозь зубы:

– Я что, похож на мужика, который платит шлюхам за секс?

Глава 9. Амир

– Кто это? – истерично взвизгивает Рената, когда я опускаюсь в водительское кресло и врубаю кнопки кондиционера. Все какие есть.

– Не знаю. Салфетки найди.

Она неохотно отставляет сумку размером с мой кулак и выполняет просьбу, нагибаясь к бардачку.

Вместе с тем продолжает планомерно выносить мозг:

– В смысле, ты не знаешь, Амир? Это шлюха? – Идеальные черты лица искажаются.

– В душе не ебу, – отвечаю погромче, чтоб она поняла: было бы неплохо закрыть свой рот.

Если когда-нибудь изобретут бабу с натуральной узкой вагиной, розовым анусом и сосуще-глотающими спецэффектами – клянусь, я буду первым в километровой очереди из задроченных женами мужиков.

Рената поджимает губы и задирает подбородок повыше. Кажется, сейчас потолок пробьет.

– Хорошо. Я все поняла.

Со психу стартую с места и смотрю прямо перед собой. Зря отпустил водителя. Перед глазами после перелета – блики, в ушах – дребезжащий рев мотора.

– Просто все понятно, Амир. Еще конкурировать со шлюхами мне не хватало. Надеюсь, ты предохранялся?

Сжимаю руль посильнее, словно гриф от штанги перед хватом.

На перекрестке отчаянно тру глаза, чтобы не развидеть серую дорогу.

– Рената, – сквозь зубы выплевываю. – Ты бродишь по краю. Учти. Я приехал домой после двух перелетов. Из-за косяка Вадика мне, словно пацану, полдня читали нотации ливанские инспекторы, а потом я возвращался сюда, управляя таким ржавым корытом, что мое нахождение здесь – просто чудо, мать твою.

Раздражено закатываю глаза, когда она прикладывает ладони к своему лицу и по-женски ахает. Ее способность быть разной – залог моего неугасающего интереса.

– А что делала ты сегодня, дорогая? – ерничаю.

– Ты знаешь, Амир, что мой график расписан с самого утра, – обиженно отвечает. – Сначала йога с инструктором, спа-процедуры, потом продвинутый английский с репетитором, со следующей недели твой господин Рани обещал начать заниматься со мной арабским.

– Не нужно рассказывать все это человеку, который оплачивает твои многомиллионные счета, – резко стартую с перекрестка и перестраиваюсь вправо. – Я не про это. Что ты сделала полезного для меня?

Тишина в салоне «Роллс-ройса» комично затягивается, поэтому я договариваю:

– Я хочу жрать. Трахаться. И спать. Или мы сейчас действуем по моему строгому списку, не нарушая очередности, или разваливаемся, Ренат… Все это вообще можно было сделать в отеле, но ты захотела в очередной раз выебнуться перед подружками.

Она тяжело вздыхает и качает головой. Наконец-то подъехав к ресторану, глушу двигатель, кондиционер пока не вырубаю. Оглянувшись, разминаю шею.

– Прости меня, Амир. Я понимаю, что реально неправа.

Именно на этом качестве Ренаты мы и держимся полтора года – девушка она отходчивая, умеющая признавать ошибки и извиняться.

Устало запрокидываю голову на спинку кресла и хотя бы на полминуты прикрываю слезящиеся от напряжения глаза. Летать с такими проблемами мне давно нельзя, но деньги творят чудеса.

– Только… – чувствую, как пальцы проезжаются по груди и нежно сжимают член через брюки. А еще во всем этом ощущается очередная женская наебка. – После ресторана надо будет еще кое-куда заехать, любимый.

– Куда тебе заехать? – отправляю вопрос в потолок.

– В молл.

– Твою ж мать…

– В «Гуччи» новое поступление, – тараторит она, продолжая орудовать ладошкой в паху. – Я об этом платье еще с показов мечтала. А ты ведь знаешь, что мой размер самый ходовой.

Сука. Надо бы откормить тебя до сорок восьмого.

– Быстренько заедем, купим мне платье и поедем домой. Я все сама сделаю.

– Окей. Отсоси мне, – подаюсь бедрами в ее руку.

– Что-о? – усмехается она.

– Ты слышала.

– Ты ведь знаешь, что я так не могу, – ее голос дрожит. – Я ведь не шлюха… У меня макияж. Я полчаса с ним маялась.

Взявшись за голову и зарывшись пальцами в волосы, отпускаю грубовато:

– Да чем, скажи мне, ты лучше шлюхи?

– Амир…

– Чем?

– Амир… Ты меня обижаешь.

– Ты не ответила…

– Я спишу эту грубость на твою усталость, – решает она.

– Или ты сейчас мне отсосешь…

– Или что? – истерически смеется. – Да я сама от тебя уйду. Такого, как ты, никто не вытерпит. Вон к ней обратись с такими просьбами, – неопределенно кивает.

Перемещаю взгляд на нее, наблюдаю, как она мечется по салону, стирает лживые слезы и хватает сумку.

– Не ходи за мной, чудовище, – бросает, вылетая на улицу.

А я, блядь, как раз собирался!

К херам! Давно пора. Дрочить дешевле.

Еще раз яростно протерев шары, озираюсь назад. Из-за этой тупой девки под коксом все не по плану. То, что она под кайфом, не сомневаюсь. Чувства самосохранения – ноль.

Узнаю у Вадика, где именно сегодня зарабатывает Рубен со своими курицами, не спеша отправляюсь туда. Вспомнив, что в Махачкале скоро полночь, а я так и не перезвонил отцу, набираю номер и, съехав с кресла пониже, стучу пальцами по кожаному подлокотнику.

– Мой старший сын забыл о своей семье, – слышу в трубке недовольный тихий голос.

– Не забыл, отец. Был сложный перелет из Бейрута. Отвоевывал партнерский джет.

– Отвоевал?

– Конечно.

– Ну-ну. А что с банковским счетом, о котором я тебя просил?

– В процессе.

– Мне начинает казаться, что дела семьи тебя не очень интересуют.

Вздыхаю, пытаясь прогнать через легкие всю агрессию и выровнять голос до начала своего ответа:

– Тебе кажется, отец. Ты просто не знаешь эмиратцев. Каждый раз, когда ведешь с ними дела, стоит быть готовым к тому, что вопросы здесь решаются небыстро, даже если ты резидент. «Расслабься, друг», – говорят они, и приходится подстраиваться под размеренность здешней жизни.

– Ясно. Как братья?

– Расул помогает мне очень, спасибо.

– А Эльдар?

– Эльдар…

– Снова пьет?

– Мы несколько дней не виделись, – отвечаю уклончиво.

– Спаси его Аллах.

Вряд ли Аллаху под силу спасти этого ублюдка.

Морщусь, но отвечаю:

– Прослежу за ним. Доброй ночи, отец.

– Доброй ночи, сын.

Выбравшись на улицу перед очередным заведением, прикуриваю сигарету и в три затяжки превращаю ее в окурок. Вообще, к курению я отношусь с опаской. Спортивное прошлое не отпускает. Но иногда никотин действует чем-то вроде успокоительного.

Сутенер, как обычно, пасется при входе в зал, в котором явно русская вечеринка. Русофилия нынче здесь в почете.

– Привет, Рубен, – произношу, сгребая его в охапку за воротник пестрой рубахи и ударяя о стену.

– Амир, – испуганно блеет еврей.

– Объясни мне, пожалуйста, это что за адресная рассылка?

В его глазах полнейшее непонимание.

– Почему твоя шлюха пришла ко мне?

– Какая? – страха во взгляде становится еще больше, а я реагирую на это естественным выбросом адреналина.

– Курица, которая, как ты говорил, понесет тебе золотые яйца. Мне по хуй на моральный аспект, но при чем здесь я?

– Златик? – морщится он. – Дура, блядь.

Злится. Это у него выходит довольно комично.

– На хрена ты ее ко мне отправил? Тебе Вадика мало?

– Я никого не отправлял, Амир. Клянусь всем святым, что у меня есть.

– Не смеши, блядь.

– Я клянусь, – морщится он, и я убираю руки.

Поправляю рубаху, Рубен хватает телефон из нагрудного кармана и куда-то звонит.

– Где она сейчас?

– Ты подсадил ее на дурь? – интересуюсь, пряча руки в карманы брюк.

Молча наблюдаю за багровеющим лицом.

– Не, она чистая девка, Амир, – снова кому-то набирает, нервничает. – Деревенская только, но мечтает стать блогером. Они в Москве все на этом двинутые. Подружка у нее такая же, но приземленнее оказалась. Быстро поняла, что к чему, и работает не покладая рук.

Поморщившись, сжимаю ключи от «Роллс-ройса».

– Я найду ее и за то, что она тебя побеспокоила, Амир, продам в Бахрейн. В притон победнее, чтобы ее там пьяные нарки драли и окурки о сиськи тушили. Клянусь. Продам эту сучку в Бахрейн…

– Избавь меня от подробностей.

Озираясь, потираю заросшее щетиной лицо. За что мне это все?

– Надо только ее найти. Ты не видел, куда она пошла?

– Кто из нас сутенер, Рубенчик? – плюю ему под ноги и прощаюсь. – Давай.

Широкими шагами иду к машине. Сразу врубаю кондер и быстро добираюсь до отельной парковки.

Погипнотизировав бетонную стену, выхожу из машины. Горячий воздух обдает лицо. Одним движением вскрываю багажник.

Расставив широко ноги, скрещиваю руки на груди и разглядываю… трусы с кошками, прикрывающие худую задницу. Где только их берет, блядь?

Девка приоткрывает веки и слабо стонет. Мокрая, как кошка после дождя. Слава богу, не сварилась заживо у меня в тачке.

В отличие от сутенера, в ее глазах страха ни капли. Дура дурой! Еще и бессмертная. Моя природная брезгливость, кажется, куда-то девается, потому что я снова смотрю на ее сморщенные, несуразные коленки. Может, она и девственница, но по борделям уже потаскалась. И на кой хрен мне такая?

Глава 10. Злата

– Вы вырубили меня, – возмущенно выговариваю.

Чувствую, будто из меня всю воду отжали. А еще такая слабость, что даже шатает немного.

– Заткнись. Ты сама вырубилась, а я торопился. Пришлось взять с собой. Скажи спасибо, что рыбам не скормил.

Хаджаев кидает на меня презрительный взгляд. Желваки на скулах поигрывают. Выглядит он фантастически опасно, поэтому я замолкаю.

Нахмурившись, пытаюсь вспомнить события, которые при участии нас обоих произошли возле отеля.

Каждый раз, как господин Хаджаев видит меня, – всегда оскорбляет, а я не могу стерпеть жгучей обиды и хочу ответить ему. Все это похоже на сюжет «Тома и Джерри», только вот дырки в стене, как у Джерри, у меня нет. Спрятаться негде.

Вспоминаю про Рубена и девочек. Тут же пугаюсь, потому что я в мегаполисе, да и вообще – в чужой стране. Без знания английского и без денег.

И податься некуда. Совсем.

Морщусь от боли в ступне.

– Куда мы идем? – спрашиваю только сейчас.

Мы передвигаемся по холлу, а сотрудники отеля стараются не показать вида, что за нами наблюдают.

– Я просил тебя заткнуться, – на выдохе произносит Хаджаев.

Сжимаю зубы и захожу в просторный лифт.

В зеркало на себя не смотрю. Всегда так делаю, когда уверена, что выгляжу ужасно. Зачем расстраиваться?

– Сколько здесь этажей? – спрашиваю восхищенно.

– Сорок четыре, – на удивление отвечает грубиян.

– Вау, а мы на какой едем?

Лицо Амира вдруг становится вытянутым, будто он в шоке от моей глупости. Он переводит взгляд на панель с кнопками, и я замечаю горящий синим номер: «25».

Как только мы заходим в апартаменты, восхищенно осматриваюсь. Белоснежный мрамор, роскошная мебель в классическом стиле, повсюду расставлены живые цветы. Особенно меня привлекают окна в пол с видом на ночной Дубай.

– Я виделся с твоим сутенером.

Амир садится в кресло, снимает часы с запястья и кладет их на стеклянный столик.

– Рубик – мой менеджер, – исправляю его, внимательно разглядывая золотистую чашу на белой гипсовой подставке.

Красиво, конечно. Это «Луи Вюиттон». Я в журнале видела. Интерьерная коллекция из кожи, созданная с помощью техники оригами. Всегда было интересно, какой идиот покупает такую бесполезную ерунду за огромные деньги?

Украдкой поглядываю на Хаджаева. От него веет усталостью и раздражением, но на идиота он не похож.

– Рубен Кляйн – сутенер, – повторяет.

– Он – менеджер.

– Дура! – устало прикрывает глаза Амир. – Просто тупая идиотка, каких еще поискать…

– Почему вы все время обзываете меня? И зачем тогда сюда позвали?

– Потому что у тебя проблемы. А я хочу жрать, спать и …

Он замолкает на полуслове и снова странно на меня смотрит, а я, вспоминая его разговор в машине с той девушкой, пугаюсь.

Он же не будет меня трахать? Я сейчас умру от ужаса.

– Какие… мм… проблемы? – сглатываю ком в горле.

Хаджаев трудно вздыхает, резко поднимается. Быстро идет к окну и, опершись о металлическую перекладину, смотрит на ночной город.

– Какие проблемы? И зачем это вам? – повторяю, обнимая себя руками. – Вы хотите меня выкупить?

Мужской хохот разрезает пространство и обжигает брезгливостью.

– Еще я всяким пидарасам не платил, – уничижительно произносит Амир.

Дальше он, обернувшись, беглым взглядом проходится по моему телу и добавляет:

– И я не трахаюсь со вчерашними детьми.

– А как же Ая?

– Кто?

– Ая. Подруга моя, с которой вы ушли в тот вечер. Помните?

Амир поочередно снимает запонки. Небрежно кидает их к часам.

– Ты что-то путаешь. Твоя девочка в тот вечер уехала с моим израильским партнером. Если бы не он – меня бы на той вечеринке не было.

Вспоминаю мужчину с липким взглядом, который был с ними третьим.

– Но как? Вы же передали мне ремень, – киваю на сумку, которую притащила с собой из машины. – И цветы Ае отправили…

– Ты в уме? – Хаджаев злится. – Цветы? Шлюхе? Фильмов про «Красотку» пересмотрела, деревенщина?

Снова проглатываю оскорбление.

Ты сейчас не в том положении, Злата, чтобы отвечать такому, как он. Там, на улице, рядом были люди: прохожие, сотрудники отеля. Здесь – никого.

– Можешь помыться там, – кивает он вглубь небольшого коридора. – Потом обсудим, что с тобой делать.

Хочется дальше ему возражать, но помыться сейчас реально важнее. Колючая ткань больно впивается в грязную кожу.

Найдя ванную комнату, быстро скидываю вещи и прохожу в душ. Непроизвольно улыбаюсь тому, что в «Хилтоне», слава богу, хороший напор воды. Не то что в наших апартаментах. И снова расстраиваюсь.

О каких проблемах говорил Амир? Не будет же Рубен меня убивать из-за долга?

В настенном шкафу нахожу свернутый квадратом махровый халат, поэтому заворачиваюсь в него, а вещи свои стираю. Еще минут десять разглядываю миллион баночек и бутылочек, расставленных на тумбе рядом с умывальником.

Половина косметики корейская, но есть и селективная. Понимая, что шанса больше не будет, аккуратно втираю в кожу ночной крем «Живанши», ожидая мгновенного эффекта. Должны ведь как-то десять тысяч за него оправдываться?

Не дождавшись чуда, убираю на место банку с кремом и расчесываю волосы предварительно смоченной щеткой. Вообще, я чужим пользоваться не люблю, но от педикулеза еще никто не умирал, а вот нечесаной перед Хаджаевым ходить как-то неудобно.

Как только возвращаюсь в гостиную, замираю от страха.

Амир тоже принял душ. И он тоже в халате.

Разглядываю стройные ноги, покрытые короткими черными волосками.

– Если хочешь – ешь, – говорит он равнодушно.

Сам за стол усаживается. Я иду к стулу напротив.

– Паспорт у тебя с собой? – спрашивает Амир, пока я выбираю с чем бы сделать себе сэндвич.

– Да.

Мотаю головой и поправляю халат, соскальзывающий с одного плеча.

– Отправлю тебя в Россию, – произносит он. – Завтра.

В моей душе, с одной стороны, бесконечное облегчение, а с другой – колкое разочарование. Что я буду делать? Куда пойду?

Мне шмотки нужны. Без них я все та же Пьянковская Златка буду, а не инстаблогер, как мечтала.

– Зачем вам это надо? – удивляюсь.

Я понравилась ему, что ли?

– Не придумывай ерунды, – осекает он зло, будто бы читая мои мысли. – Я всегда мыслю наперед. Когда ты пропадешь, а ты пропадешь… еврейский шлюховоз не простит тебе твоих гастролей. Вот когда это случится, мамка с папкой наверняка будут тебя искать. Не хочу, чтобы ко мне пришла полиция. Отельные камеры зафиксировали, с кем именно ты отбыла.

– Спасибо… вам, – опускаю голову понуро. – Но меня никто искать не будет…

Произношу и думаю, что я, конечно, реально дура. Такое говорить человеку, от которого зависит моя жизнь и девственность. Еще пароль от «Госуслуг» ему назови, Златка.

Амиру, кажется, на мои дела вообще фиолетово. Он аппетитно уплетает стейк и запивает его вином. Я продолжаю тихонько жевать и рассматривать его поближе.

Татуировки, конечно, я бы свела. Особенно на руках. У нас в деревне с такими даже грузчиками не берут. В вырезе халата на груди тоже виднеется обильная растительность. Раньше мне казалось это ужасным, а сейчас не отталкивает.

Заметив, что Хаджаев смотрит на меня, резко опускаю взгляд и ем сэндвич.

В целом чувствую себя неплохо. От волос приятно пахнет дорогущим кондиционером, халат очень мягкий и удобный, еда вкусная.

Ладно уж. Домой поеду, там что-нибудь придумаю.

– В России тоже проституцией промышлять будешь? – спрашивает вдруг Амир строго.

Устало растирает глаза. Отставляет пустую тарелку и складывает руки на столе.

– Я не проститутка, – сжав зубы, выплевываю.

Реально достал. Думает, накормил и можно издеваться?

Хаджаев, будто бы не поверив, качает головой и ругается под нос на каком-то языке, далеком от русского. Слава богу, я такого не знаю.

– Тебе нужна помощь, девочка. Половина решения проблемы состоит в ее осознании. А ты не хочешь осознавать правды. Это чревато тем, что в Москве ты продолжишь этот путь.

– Какой правды? – закатываю глаза. – Ну сколько можно?

– Ты приехала сюда работать. Живешь в апартаментах со шлюхами, а твой менеджер – сутенер. Вот она – правда.

– Я ни с кем не спала!

– Вопрос времени и денег…

– Я бы ни за что не стала, – дышу часто. Обида изнутри режет. Аж слезы наворачиваются.

– Вопрос времени и денег…

Качаю головой и облизываю пересохшие губы.

– Мне три тысячи долларов Рубик предлагал, – сообщаю гордо. – Я отказалась.

– Он заработать на тебе хотел, безмозглая, – он снова злится. – И наебать. Реальная стоимость около десятки.

– Десять тысяч? – округляю глаза.

Я ведь не Карди Би какая-нибудь. За что столько?

– А что, если я предложу тебе двадцать?

Таращусь на Амира. Сначала возмущенно и воинственно, но потихоньку внутри меня колючей стеной вырастает сомнение.

Двадцать тысяч… Даже если учесть постоянно болтающийся туда-сюда курс, в рублях это почти миллион восемьсот.

Миллион. Восемьсот.

Твою мать. Почти два…

Мне даже сравнить эту сумму не с чем. Наш дом вместе со всем хозяйством в хлеву тысяч пятьсот всего стоит. Отцовская «семерка» даже на металлоломе больше десяти тысяч рублей не соберет.

А тут всего за ночь – один миллион восемьсот тысяч рублей. Хм…

– О чем ты сейчас думаешь? – грубо спрашивает Хаджаев, одним своим тоном заставляя поднять глаза на него.

– Я…?

– Ты, – кивает он.

В черных глазах улавливаю смех. И презрение. Снова презрение.

Вспыхиваю и, наверное, краснею, как вареный рак.

Он все понял. Понял, что я считала деньги…

Я ДУМАЛА, черт возьми. Реально думала, а не продаться ли ему за эти деньжищи?

– Уже не так уверена, Киса? Ну и ну… – усмехается он, поднимаясь и кидая на стол салфетку. Поправляет полы халата на мощном теле. – Вопрос времени и денег, я же тебе говорил. Можешь постелить себе здесь, в гостиной.

Глава 11. Злата

– Ну ты куда пропала, Корзинка? – спрашивает мама.

– Заработалась, мам…

Закусив губу, очень хочу не расплакаться и даже получается.

– Домой-то когда? Папка вчера сказал: погуляла и хватит. Он тебе место выбил у себя на фабрике, в охране. Работа непыльная. Сутки через двое. За смену тыщу восемьсот плотят.

Тысяча восемьсот. Рублей. Не долларов. В Пьянково доллары только в виде закладок для книг видели. И те из «Банка приколов».

Это ведь… всего восемнадцать тысяч в месяц. Здесь, в одном из самых фешенебельных отелей Дубая, эта сумма кажется насмешкой сильных мира сего над нами, бедными. Вчерашний ужин Хаджаева дороже стоил, ей-богу.

– У меня есть работа. Спасибо. Как у вас дела, ма? – пытаюсь перевести тему.

– Ты мне зубы не заговаривай, проныра. Езжай домой, говорю. Сдалась тебе эта Москва. Где родился, там и пригодился, слышала?

– Я в колледже с сентября учиться буду.

– Да кто тебя там учить-то будет, дура? Это ж деньги на все надо.

– Там общагу дают, – всхлипываю.

– А кушать что будешь? Глупости все это.

Топаю ногой в знак протеста.

– Как Зойка, мам?

– А че с ней будет. Получила вчера, сидит вон щас тише воды, ниже травы.

– А что она сделала?

– Так знамо че. Курили на остановке с девками, тетя Тася-то с магазина шла как раз. Сразу отцу рассказала. Вот визгу стояло!

Мама смеется, а я прикрываю глаза, сжимая свободную руку в кулак.

– Ладно, че это я с тобой. Мне ж на пасево надо, пусть Зойка полежит пока.

– С ней точно все нормально? – вдруг пугаюсь.

Страх все тело опоясывает. Чтобы мама сама пошла за коровами? Да никогда такого не было! Это наша с сестрой обязанность.

– Че с ней будет? С курякой твоей? – мама злится. – До свадьбы заживет, как грится.

– Он пьяный был? Да? – не сдерживаюсь.

– Да запил опять, скотина такая. Чтоб эта водка ему поперек горла встала! Дела надо делать, покос встал, картошку окучивать пора. В общем, работы полно, рук не хватает, а ты в Москве отсиживаешься.

– Я работаю, – уныло повторяю. – Пока, мам.

Закончив разговор, сразу же переключаюсь на сообщения от Тани, секретарши Хаджаева. Утром он продиктовал мне ее номер и сказал связаться, чтобы она оформила билет в Москву на ближайший рейс. Оказалось, что самолеты, как назло, летают в столицу с частотой маршруток. Почти каждый час.

«Сегодня на восемь вечера беру», – пишет Таня.

Окидываю взглядом просторную гостиную, залитую ярким дневным светом. Мягкий широкий диван со множеством подушек, удобные кресла, куча разнообразных светильников и стол, на котором так и остались стоять фрукты с завтрака.

«Лучше на утро, пожалуйста. Ночью из аэропорта я не смогу уехать».

«Ок. 8.30. Рейс U430. Шереметьево. Багаж нужен?»

«Нет, спасибо».

Усмехаюсь горько.

Все мои вещи остались в апартаментах. Все. Вплоть до трусов и лифчиков. В очередной раз мне придется начинать все сначала. Только вот сил на это уже нет. Я как батарейка, которая с каждым часом теряет свой заряд.

«Я оформила вам билет, Злата. В семь утра у отеля будет ожидать такси. Оно оплачено. Всего доброго».

С облегчением вздыхаю. Еще целый день в запасе.

Пропускаю все сообщения от Рубена и девочек и пишу Зойке. Она не отвечает, поэтому, придерживая халат, делаю пару селфи на фоне люкса и красивого вида из окна. Оформляю сторис, ставлю отметку и загружаю на свою страницу. Тут же сыпятся реакции подписчиков: огонечки и сердечки.

Одна из моих одноклассниц, Людка, кстати, сотрудница той же фабрики, на которой работает отец, видимо, собираясь переслать мою фотографию кому-то из общих знакомых, отправляет ее мне и подписывает: «Откуда у этой дуры деньги?»

Осознав ошибку, Людка сообщения удаляет, но я уже хохочу на весь номер от ее тупости и пишу: «Не захлебнись своим ядом, ненормальная».

Боже.

Да я лучше спать на Ярославском вокзале буду, чем вернусь в Пьянково. Клянусь. Я такой, как они все – злой, завистливой бабищей, пересылающей чужой успех, – никогда не стану.