
Полная версия
Диагноз: Мультивселенная
В тот же миг на консоли управления возникла карта. Не карта Нейрополиса. Не карта чего-то знакомого. Хаотичное нагромождение линий, мерцающих точек, странных символов… В самом центре мерцала крошечная точка, отмеченная руной, похожей на шестеренку.
Пальцы сами нашли сенсор активации – гладкий, словно отполированный веками камень. Еще мгновение – и мир вокруг изменится навсегда.
Он нажал.
Комнату заполнило высокочастотное гудение, пронзившее его насквозь. Серебряные дуги над диском вспыхнули ослепительно белым пламенем, превращаясь в вихрь чистой энергии. Нейтан инстинктивно зажмурился, но было поздно – его захватил водоворот света и цвета. Мир вокруг расплывался, скручиваясь в спираль, унося его в неизвестность.
А потом реальность вывернулась наизнанку. Вселенная сжалась до размеров искры, а затем взорвалась, разбрасывая его сознание по миллионам осколков бытия. Каждая клетка тела кричала от невыносимой боли и восторга одновременно.
Кашель, подобный удару кузнечного молота, сотряс изнутри грудную клетку Нейтана, выдирая наружу хриплые, рваные стоны. Лёгкие, будто набитые раскалёнными углями, горели нестерпимым жаром. Он судорожно ловил ртом воздух, больше похожий на едкий туман из угольной пыли, машинного масла и металлической окалины. Носовой фильтр, обычно справляющийся с любыми токсинами Нейрополиса, захлебнулся, выдавая сигналы тревоги один за другим.
– Твою же… – прохрипел учёный, но хрип перешёл в надсадный кашель, сдавив горло стальным обручем. Мужчина согнулся, силясь прокашляться, сжимая и разжимая кулаки. Говорить было почти невозможно, словно кто-то вырезал его язык и заменил на кусок шершавого войлока. Он осторожно, боясь пошевелиться, огляделся.
Никаких клыкастых ящеров, промелькнувших в бреду "Квантового скачка". Никаких дикарей в звериных шкурах, размахивающих примитивными дубинами. И никаких пиратских кораблей с чёрными флагами, бороздящих здесь небеса! Нейтан оказался в месте, поразительно напоминающем иллюстрации из старых, запрещённых книг, попадавшихся ему в детстве. Громадный город, задыхающийся в саже и дыму, опутанный ржавой паутиной железных дорог, с гигантскими заводами и фабриками, изрыгающими в мглистое небо клубы едкого пара.
«Эра "индустриальной революции"– кажется, так называли это время..– промелькнуло в голове Нейтана.
«Сработал ли "Квантовый транслятор"как надо? Перенёс ли он меня сквозь границы миров, или же я просто сделал шаг в прошлое своего собственного мира?», – размышлял он, стараясь дышать через рукав, фильтруя хоть как-то эту убийственную для лёгких смесь.
Внезапно он почувствовал, как "Транслятор", который он все ещё сжимал в руке, дрогнул, и запульсировал с новой силой. Тревожный свет пробивался сквозь щели корпуса, а на боковой панели лихорадочно замерцала руна, похожая на шестеренку, та самая, что отмечала на карте точку назначения. "Перезарядка? – с лёгким страхом подумал Нейтан. – Сколько же времени она займёт? Но что, если дело не в этом? Что, если я застрял здесь навсегда?"
Эти мысли прервал отдалённый гул голосов. Он не мог разобрать слов, но язык отдалённо напоминал его родной, хотя и был лишён мелодичности, словно пропитан скрежетом шестерней. Любопытство взяло верх над отвращением к местной атмосфере (и лёгкой паникой), и Нейтан, пригнувшись, двинулся в сторону голосов.
Переулок вывел его на небольшую площадь, тускло освещённую газовыми фонарями. В центре, возле фонтана, из которого с хриплым бульканьем извергались струи воды, толпилась группа мужчин в изношенных кожаных жилетах и замасленных кепи, надвинутых на нахмуренные лбы.
– Да угомонись ты, Йорген! – рявкнул кто-то рядом, и первый голос, ворчливо бубнивший что-то себе под нос, смолк. – Не накликай беду. Мастера не дураки, разберутся. Спасут её.
Эти слова заставили Нейтана насторожиться. "Спасут её"? Он невольно вслушался в разговор, улавливая нотки тревоги и смутной надежды в голосах мужчин.
Третий из них, щуплый, с жидкими усиками и неприятным, скользким взглядом, сплюнул на булыжник.
– А я слышал, Бионики уже тут как тут! – прошипел он, опасливо озираясь по сторонам. – Говорят, хотят ей механическое сердце в грудь вставить! Страшно подумать!
– Тсc! – Йорген, широкоплечий мужчина с кулаками размером с кувалды, шагнул к нему, нависая грозной тенью. Тот мгновенно съёжился, словно получив удар. – Не мели чепухи, Эрик! Бионики эти… Механо-еретики проклятые!
Мужики замолчали, с опаской косясь на окна домов, словно боясь, что их разговор могут подслушать.
Тогда Нейтан инстинктивно вжался в прокопчённую кирпичную стену, будто надеясь стать её частью и раствориться в этом едком сумраке. О чём шла речь – оставалось загадкой. Но одно было ясно: этот мир с грохочущими механизмами и тревожными шёпотами таил в себе не меньше опасностей, чем тот, от которого он бежал.
« «Бионики»… Что они из себя представляют? Почему это слово вызвало столь негативную реакцию? И что случилось с той, кого должны спасти эти "Мастера"? —вопросы роились в голове ученного, пробуждая профессиональный азарт.
Нужно было срочно учиться, адаптироваться, мимикрировать, пока его не раскусили. Пока эта инаковость, эта чужеродность не стала явной для всех. На Нейтане был его привычный костюм, но здесь, среди грязи и запаха масла, он вдруг почувствовал себя неуютно, словно каждый взгляд мог распознать в нём чужака. Слишком чистый, слишком правильный… Слишком чужой.
«Нужно начать с малого, – решил он. – Разузнать про эту… про кого они там говорили?».
Учёный ещё какое-то время наблюдал за компанией мужчин, но их разговор, насыщенный незнакомыми словами и терминами, казался бессмысленной болтовнёй. Единственное, что удалось уловить – речь шла о каком-то "пациенте"из местной элиты, кажется, из "Гильдии Механиков".
Тогда Нейтан принял решение побродить по городу, чтобы лучше понять, куда он попал, и как ему теперь быть. И чем дольше он шёл, тем отчётливее понимал, насколько этот мир отличался от его собственного. Настоящий, безумный танец шестеренок и пара, кипящий котёл энергии! Нельзя было выделяться! И вот он уже стоит, выпачканный маслом и сажей, словно местный трудяга! Прощай, верный костюм, ты пал жертвой благородной цели!
«Угольный запах Механкорда, кажется, перестал резать ноздри. Или это фильтр решил сдаться под натиском местной атмосферы? Неважно…», – мысли Нейтана, словно испуганные птицы, метались в голове, пока внезапно их не прервал… свет. Яркий, мерцающий свет, льющийся из-под тяжёлой деревянной двери. Над входом красовалась вывеска: "Звенящая шестеренка". Ну как тут не зайти?
Внутри трактир представлял собой настоящий вихрь: грохот стульев и столов, звон посуды, пьяные крики, рой голосов, сливавшихся в неразборчивый гул, – всё это кружилось в бешеной пляске, грозя поглотить всякого, кто осмелится подойти слишком близко. Нейтан, стараясь не выделяться, протиснулся к одному из столиков возле стены. Здесь было чуть тише, и он смог, наконец, оглядеться, жадно ловя обрывки разговоров и стараясь понять, куда же он всё-таки попал. Как выяснилось, в этом городе, да и во всём мире, правили денежные мешки из "Гильдии Механиков"– элита, купающаяся в роскоши и власти. Но даже у них, оказывается, есть слабые места…
В один из моментов, когда разговор за соседним столиком перетек на обсуждение последних новостей Гильдии, Нейтан решил воспользоваться ситуацией и перевести беседу на волнующую его тему.
– Кстати, а что с той девушкой, ради которой члены Гильдии даже аукцион отложили? – поинтересовался он как бы между прочим, стараясь не выдать свою заинтересованность.
В глубине души он надеялся услышать, что с ней всё в порядке, что всё это лишь досадное недоразумение, раздутое до небывалых масштабов. Но что-то подсказывало ему, что всё не так просто. Если и вправду даже богатства Гильдии Механиков оказались бессильны… Что за недуг может быть сильнее золота и власти в этом мире шестерёнок и паровых механизмов?
– А-а, та девица… – один из собеседников, казалось, слегка помрачнел, – болеет она.
Он многозначительно постучал пальцем по столу и наклонился к Нейтану, словно желая поделиться тайной.
– Разное болтают, – продолжил он заговорщицким шёпотом, – одни – что сердце у неё совсем плохо. Другие – что от любви несчастной чахнет, вот и болеет. Да только кто их, баб, поймёт, – он многозначительно пожал плечами, сделав после очередной глоток чего-то крепкого. – Богатые они, вот и выдумывают себе хвори…
И тут мысль яркой вспышкой озарила сознание Нейтана. Ему необходимо поговорить с этой девушкой! Узнать правду из первых уст, а не из слухов и сплетен. Да! Это рискованно, конечно, но, с другой стороны, разве не рисковал он всем, прыгнув в неизвестность? Где она живёт, странник уже выяснил, навострив уши и ловко выуживая информацию из разговоров – благо, в трактире ею делились охотно, – но что сказать, объявившись на пороге? Как представиться?
Нейтан уже начал сомневаться в своей затее, как вдруг… новая волна разговоров нахлынула на него, словно прибой на берег. И в этом прибое он уловил… спасение! Отец девушки, как выяснилось, был страстным коллекционером старинных шестерёнок. Настоящим фанатиком, готовым на всё ради нового экземпляра в свою коллекцию! А у Нейтана как раз завалялся один… сувенир из прошлой жизни…
Шанс на спасение
Волнение ледяной змеёй обвилось вокруг груди, сдавив рёбра, не давая вдохнуть полной грудью. Сердце колотилось, отбивая бешеный ритм. Нейтан стоял на пороге дома, куда его привёл случай… или судьба? Дом казался настоящим медным гигантом, затаившим дыхание под серым, тяжёлым небом Механкорда. Он представился "Мастером"– так, он услышал в трактире, тут называли врачей. С дрожью в руках он продемонстрировал свою "визитную карточку": старинную шестерёнку – массивную, из потемневшей от времени бронзы, с изысканным узором на боковой грани. Он берёг её как зеницу ока, этот последний привет из мира, которого для него больше нет. Но, кажется, это было лишним… Отец девушки, на первый взгляд сломленный горем, казалось, был готов ухватиться за любую соломинку. Поверить уже первому встречному… Его глаза, тусклые и усталые, вдруг вспыхнули искрой надежды.
Нейтан переступил порог и оказался в просторном холле, который больше напоминал мастерскую гениального механика, чем прихожую жилого дома. Стены украшали сложные чертежи и схемы, поблескивающие медью и сталью, а вместо привычных картин здесь красовались коллекции инструментов и шестерёнок всех форм и размеров. Воздух, наполненный запахом масла и полированной латуни, словно вибрировал от скрытой энергии. Даже люстра под высоким потолком была собрана из сотен мельчайших деталей, напоминая фантастический механический цветок.
Хозяин дома, погружённый в свои тяжёлые мысли, проводил Нейтана по извилистому, тускло освещённому коридору. На стенах висели портреты предков – суровые, с металлическим блеском в глазах мужчины и женщины пронзительно смотрели на него из прошлого. Их пальцы – чьи-то грубые и мозолистые, а чьи-то удивительно тонкие и изящные – сжимали странные, почти волшебные механизмы, от которых веяло непостижимой силой. Каждый из них был хранителем знаний и тайн Механкорда.
Наконец, они остановились перед тяжёлой дубовой дверью, украшенной резьбой в виде золотых узоров, напоминающих часовой механизм.
– Вот сюда, – тихо, почти шёпотом произнёс хозяин дома, и в его голосе Нейтан уловил дрожь. – Ада… она здесь.
Он вошёл в комнату и замер, поражённый её необычностью. Комната Ады… О, это была не просто комната, а настоящая обитель творца! Повсюду – на массивных столах из тёмного дерева, на низких стульях, заваленных книгами, и даже на полу, усыпанном мягкими коврами, – лежали развёрнутые чертежи, детали каких-то неведомых Нейтану механизмов, стопки старинных фолиантов, исписанных убористым почерком. Но в этой атмосфере созидания, Нейтан с грустью подметил чуждые элементы – среди чертежей блеснула серебряная игла, а на одном из стульев он заметил деревянный ящик с отделениями, наполненный склянками с какими-то микстурами.
Но вот его взгляд достиг её… Ада лежала на широкой кровати под балдахином из тончайшей ткани, словно драгоценность, которую бережно укрыли от посторонних глаз. Нейтан тут же отметил неестественную бледность её кожи и заметил, как слабо, почти незаметно поднимается и опускается одеяло в такт её дыханию. Она была беспомощна, словно сломанная кукла, ожидающая своего мастера, способного вернуть её к жизни.
Нейтан осмотрелся и указал на лежащий на бархатной подушке инструмент из полированной меди. Казалось, тончайшая работа механиков превратила холодный металл в изысканное украшение: он был покрыт узором в виде сердца, обвитого сплетением золотых нитей настолько тонких, что, казалось, они живут и пульсируют.
– Простите мое невежество, – проговорил Нейтан, бережно беря устройство в руки. – Если я не ошибаюсь, этот механизм… позволяет услышать сердцебиение?
– Так и есть, Мастер! – воскликнул отец Ады. – Это наш личный аурум, лучшие механики Механкорда не создали ничего более совершенного!
Нейтан аккуратно, почти нежно, прикоснулся аурумом к груди девушки и замер, вслушиваясь в биение её сердца. Дом дрожал от ритмичного дыхания паровых механизмов, гул улицы проникал даже сквозь плотно закрытые окна, но для Мастера существовал лишь один звук – тихая пульсация жизни юной леди. И эта пульсация была хаотичной, сбивчивой, словно испуганная птица трепыхалась в ее грудной клетке. То ускоряясь до сумасшедшей скорости, то замедляясь, превращаясь в едва уловимую дрожь, сердце издавало глухие, хлюпающие звуки, словно каждый удар сопровождался тревожным «бульк». Оно не просто билось – оно захлёбывалось, боролось с чем-то вязким, мешающим, словно то была густая маслянистая жидкость…
В этот момент Нейтану как никогда не хватало привычного соноспира – того, что остался в Нейрополисе… Конечно, в этом мире, где царили пар и механика, никто и не слышал о таких устройствах. Придётся импровизировать. Благо, дом отца Ады производил впечатление места, где можно найти детали для чего угодно…
– Скажите, – обратился он к хозяину дома. – А у вас найдутся материалы для тонких работ? Мне нужно будет кое-что сконструировать… для лечения вашей дочери.
– Конечно, – сейчас он был бы готов отдать последние шестеренки из своих лучших механизмов. – Всё, что вам потребуется! Зовите меня мистер Клоктауэр. И… прошу вас, оставайтесь у нас столько, сколько нужно.
Взгляд его, полный тревоги, говорил о том, что он понимал: наблюдение – важнейшая часть лечения, и от того, насколько внимательно Мастер будет следить за состоянием Ады, зависела её жизнь.
Мистер Клоктауэр провёл Нейтана в комнату, приготовленную для гостя. Конечно, она не могла сравниться с мастерской его дочери – обителью творчества и механических чудес, – но была по-своему уютной: тихой, насколько это возможно в городе, что никогда не спит; с большим столом у окна, затянутого тонкой тканью, которая развевалаcь от порывов ветра. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь нее, создавали на столе причудливую игру света и тени – идеальное место для работы. Нейтан сразу представил, как разложит здесь свои инструменты, чертежи… а вечером, когда город за окном окутает густой фиолетовый туман, он сможет уединиться здесь и вернуться к ведению дневника, доверяя бумаге все свои наблюдения и мысли.
В доме Клоктауэров Нейтану предоставили не только уютную комнату, но и возможность привести себя в порядок – роскошь, о которой мужчина уж думал можно позабыть. Усталость, накопленная за этот день, словно свинцовый груз тянула вниз, не давая вздохнуть полной грудью. Но он не мог себе позволить расслабиться, пока не станет вновь выглядеть как человек, достойный звания "врача". Горячая ванна и чистая одежда творили чудеса, стирая с него пыль дороги и возвращая ощущение собственного "я". Вернувшись в комнату, Нейтан убрал Квантовый транслятор в ящик стола, словно отгораживаясь от внешнего мира, откопал где-то ручку и, удобно устроившись за столом, открыл дневник. Пришло время разложить все мысли по полочкам, прежде чем они превратятся в хаотичный клубок противоречий.
День 1. Механкорд
Начинаю новую нумерацию. Мой календарь, как и мои прежние иллюзии, – просто хлам в этом мире…
Этот день перевернул всё с ног на голову. Переход – резкий, болезненный, как удар под дых. Казалось, меня разрывает на атомы. И вот я здесь. В Механкоре – местный город. Где даже воздух пропитан гарью и маслом.
Город-механизм. Город-монстр. Грохот шестерёнок, шипение пара. И этот гул… Он словно заноза в мозгу, которую невозможно вытащить.
У фонтана услышал про какую-то местную «принцессу», которую не смогли вылечить. Очередная драма на фоне ржавых декораций. Разумеется, я навострил уши! В трактире, между прочим, мне удалось выудить ещё парочку подробностей. Она вправду серьёзно больна… Живёт с папочкой-богачом, готовым, конечно же, заплатить любую цену за исцеление своей драгоценной дочурки.
Только не надо строить из меня святого! Я не герой этой истории. Просто ищу крышу над головой и возможность не делить ужин с крысами. А чужие несчастья… что ж, иногда они могут стать неплохим шансом выжить.
Впрочем… не исключено, что я и вправду могу ей помочь. Мои знания – мой единственный капитал в этом мире шестерёнок. Уже прикидываю, как бы смастерить что-нибудь полезное из местного металлолома. В конце концов, придётся же отработать гостеприимство.
Решил вести карту пациентки. Нужно где-то фиксировать симптомы и причины. А также мои успехи… или неудачи? Завтра поговорю с ней, хотя сомневаюсь, что она сможет рассказать что-то вразумительное. А пока… пока попробую разобраться с их "аурумом". Звучит многообещающе, надо признать. Так они называют у себя устройство, для прослушивания сердцебиения и, возможно, дыхания. Интересно, насколько он "идеален"на самом деле?
Срывая маски
Проснувшись ранним утром, Нейтан с трудом мог восстановить в памяти события предыдущего вечера. Словно туман заволок его воспоминания, оставив лишь обрывки образов и ощущений. Неужели усталость была настолько сильной, что он даже не вспомнил про записи в дневнике? Решение пришло мгновенно – нужно проверить! И действительно, ровные строчки на бумаге быстро вернули его к реальности, а вместе с ней и вчерашние мысли, идеи, планы… Аурум! Он же хотел его усовершенствовать!
С энтузиазмом, Нейтан принес в свою комнату изящный инструмент из полированной меди. Аурум, напоминал фонендоскоп, но вместо мембраны – миниатюрная паровая турбина. Она издавала тихий, едва уловимый гул. Сам корпус украшало стилизованное изображение сердца, оплетенного тонкими, почти живыми, золотыми нитями. Скорее всего, они выполняли роль своеобразных проводников, передающих энергию или информацию.
Прежде чем приступить к "вскрытию", Нейтан решил запечатлеть его первозданный вид, тщательно прорисовывая в дневнике каждую деталь. Особое внимание он уделил той самой турбине, пытаясь понять её устройство и принцип работы. Именно она являлась ключевым элементом, но оставалось загадкой, каким образом та взаимодействовала с остальными частями механизма.
Закончив наконец с зарисовкой, Нейтан, словно хирург перед сложной операцией, разложил на столе инструменты, которые уже успел заполучить. Наступал самый интересный этап – понять, как это работает. Винтик за винтиком, деталь за деталью он разбирал аурум, не забывая скрупулезно зарисовывать и подписывать каждый элемент, чтобы потом собрать всё обратно.
Ученый, словно одержимый, записывал свои гипотезы, проверял их, снова и снова возвращаясь к каждой детали. Время для него словно бы перестало существовать.
И вскоре, сквозь лабиринт шестерёнок и клапанов, проступило решение. Правда, оно оказалось не таким простым, как думалось вначале. Превратить аурум в универсальный анализатор не получится. Но вот использовать его для более точной диагностики работы сердца… Эта идея вспыхнула в голове Нейтана, словно искра.
"Конечно! – прошептал он, поражённый собственной прозорливостью. – Турбина улавливает малейшие изменения в биоэнергетическом поле, а значит…"
Он уже видел перед собой схему будущего устройства: аурум, связанный с небольшим вычислительным блоком, который он сможет собрать из деталей в мастерской мистера Клоктауэра. Этот блок будет анализировать данные, полученные от турбины, и выдавать готовую кардиограмму на небольшой экран. Это было реально! Настоящий прорыв в медицине Механкорда!
Идея захватила Нейтана целиком. Едва наметив схему будущего устройства, он тут же принялся за дело. Время потеряло всякий смысл, когда он, словно часовой мастер, колдовал над крошечными деталями, соединяя несоединимое: изящество и аккуратность исполнения аурума и грубые шестеренки из мастерской Клоктауэра, тончайшие золотые проволочки и массивные контакты вычислительного блока.
Он забыл обо всем: о еде, отдыхе, даже о цели своего пребывания в этом странном мире. Оставалась лишь одна задача – заставить этот механизм работать так, как он задумал.
Каждый успешный этап работы Нейтан проверял на себе. Благо, его собственный организм давно уже превратился в сложный биомеханический комплекс. Встроенные датчики фиксировали малейшие изменения в ритме сердца, давлении, составе крови… Эталонные данные, которые помогли ему откалибровать устройство с невероятной точностью.
И вот, наконец, настал тот самый момент – момент истины. Нейтан приложил аурум к груди, на экране вычислительного блока вспыхнули голубые огоньки, и появилась она – прекрасная, чёткая, безошибочная кардиограмма… Аппарат работал безупречно!
К счастью, мужчина действовал достаточно быстро. Ведь уже через четыре часа аппарат в новых, усовершенствованных "доспехах"лежал на столе, тихо погуживая турбиной, словно довольный кот. За окном уже давно поднялось солнце, заполнив комнату ярким светом, а Нейтан так и не покидал своего поста, словно отшельник в келье, полностью погружённый в таинство творения.
Лишь когда желудок начал выдавать тревожные сигналы, напоминая о своём существовании, врач очнулся от работы. Спустившись вниз, он обнаружил, что пропустил не только завтрак, но и время ланча.
"Что ж, – подумал он, усмехнувшись собственной забывчивости, – тем более пора подкрепиться. В конце концов, даже самым гениальным изобретателям нужна энергия. Хотя бы в виде омлета и кофе".
И вот, вооруженный обновлённым аурумом, Нейтан отправился к девушке. Настало время знакомства и, конечно же, первого полноценного обследования.
Приблизившись к комнате Ады, Нейтан ощутил уже знакомую тяжесть. Казалось, даже воздух здесь пропитан безысходностью и тихой печалью – приторно-сладким ароматом увядающих цветов и горьковатым запахом лекарственных трав, от которого уже начинала кружиться голова. Он осторожно приоткрыл дверь, и его взгляд тут же устремился к кровати, где, утопая в кружевах и подушках, покоилась девушка. Её лицо, бледное, словно фарфор, казалось почти прозрачным на фоне ярких, медных волос, а глаза… Глаза, такие огромные и бездонные, смотрели куда-то сквозь него, не выражая ни интереса, ни страха, ни даже надежды.
Неужели она привыкла к своему заточению? Смирилась с тем, что её мир – это четыре стены и бесконечная череда бесполезных лекарств и процедур? Нейтан понял, что не может просто приступить к обследованию, словно бесчувственный автомат. Сначала нужно было хоть как-то растормошить её, пробудить хоть искру интереса к жизни.
– Меня зовут Нейтан, – начал он, стараясь, чтобы его голос звучал мягко и дружелюбно, хотя такая манера была ему совершенно чужда. – Теперь я твой «Мастер». Твой отец нанял меня, чтобы я попробовал тебя вылечить. Будем знакомы.
Девушка медленно повернула голову, её взгляд на мгновение встретился с его взглядом, а затем снова ушёл куда-то в себя. Она молчала, и от этого молчания у Нейтана по спине пробежали мурашки.
– Мастер… – прошептала она наконец, и в её голосе отозвалась безнадёжность. Она тяжело вздохнула, будто уставшая от того, что ей в очередной раз придётся поведать свою печальную историю, рассказать о боли, с которой уже смирилась.
– У меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать, – продолжил Нейтан, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более живо. Хотя он уже начал сомневаться, что этой девушке вообще может быть что-то интересно.
– Помнишь свой прежний "идеальный аурум"? – С этими словами Нейтан щёлкнул замком небольшого саквояжа, что предусмотрительно вручил ему Клоктауэр «под инструменты», и извлёк оттуда сверкающий механизм. – Я его немного… усовершенствовал.
В глазах Ады, ещё секунду назад таких тусклых и безжизненных, вспыхнул огонёк живого интереса. Она едва приподнялась на подушках и протянула руки к прибору, словно желая прикоснуться к нему, почувствовать тепло полированной меди. Но Нейтан не спешил отдавать свою "прелесть".




